Тимка-новосёл

Глава седьмая. Д и т

Тимка бежит к большим кустам. Бежать по мокрой трапе нелегко. К тому же в спешке он забыл надеть панамку и солнце начало печь голову. Можно, конечно, снять манку и повязать ею голову, но тогда достанется плечам и спине. Пусть уж печёт голову, она меньше спины и на ней волосы.

Кусты радужно сверкают множеством разноцветных блёсток. Тимка попытался схватить синий огонёк, но, разжав кулак, он ничего не увидел, а ладонь стала влажной. Вытерев руку о штаны, Тимка нырнул в кусты и начал продираться сквозь них. Не беда, что колючки кустов нет-нет, да и цапнут то за щёку, то за ухо. Всё это можно стерпеть, лишь бы найти подходящую ветку и вырезать из неё рогатку.

Нет, из таких прутьев рогатки не вырежешь: все они кривые-прекривые и тонкие. Тимка выбирается из кустов. Но что это? Совсем близко виднеется горка! Та самая горка, на которую показывал отец и говорил, что за ней течёт река. Не раздумывая долго, Тимка бежит к горке.

Скат крутой, Тимка ползёт на четвереньках. Добравшись до вершины, мальчик поднялся на ноги и с облегчением вздохнул. Вагончики хорошо видны; правда, они сейчас кажутся не больше спичечных коробок. А в стороне от них блестит узкая полоска поды. Ур-рра! Река!

Тимка стремглав спустился с горки. Исчезли из виду полоска воды и вагончики. Скорее к реке! Солнце и ветер подсушили травы. Идти стало легче. Тимке кажется, что он идёт всё прямо и прямо. Но вот опять та же горка, с которой он недавно спустился. Может, это другая горка? Тимка поворачивается и шагает прочь. Он не теряет надежды, что вот-вот покажется река. Хорошо, если бы река была неглубокая; можно было бы перейти на другой берег; в деревне бабушка разрешала одному переходить на другой берег.

Но где же река? На пути легло чёрное поле. Оно не похоже на то, где произошла встреча с Лохматым Дядей. То было кочковатое, а это ровное, со множеством неглубоких бороздок. Бабушка в деревне говорила, что на таком поле люди сеют горох, но деревенское поле было маленькое, а это огромное-преогромное. Сколько же на нём вырастет стручков гороха? Тимка ещё ран оглядел поле, зачем-то потрогал землю. Почувствовав на лице и на руках жар солнечных лучей, повернулся спиной к солнцу и снова принялся шагать. Теперь ветер дует в лицо. Стало прохладнее.

Лохматый Дядя и на этот раз появился неожиданно. Откуда только он мог взяться? Степь ровная, и вдруг показывается большая меховая шапка, потом голова лошади. Всадник ещё далеко, и Тимка не уверен настоящий это Лохматый Дядя или какой-то другой. Но оказалось, что это самый настоящий Лохматый Дядя. Тимка радостно вскрикивает и кидается ему навстречу. Но почему Лохматый Дядя такой сердитый? Он даже не улыбнулся, а лишь прищёлкнул языком. Тимка поздоровался. Чабан, покачивая головой, проговорил:

— Какой плохой мальчишка! Зачем опять в степь шёл?

— Я за веником и рогаткой… Я не плохой… — заикнулся Тимка, но, вспомнив, что себя хвалить нехорошо, умолк.

Всадник слез с коня и подошёл к Тимке:

— Ты очень плохой мальчишка! Тебя опять будут искать. Поедешь домой. Вон стоит ДТ. На нём поедешь!

Лохматый Дядя взял Тимку за руку и повёл его к чёрному полю.

Большой трактор стоял тихо. Около него в огромной соломенной шляпе лежал Данилыч. Присвистнув, он спросил у чабана:

— Ты, Рахманыч, где его выкопал?

— Худой мальчишка! Домой на тракторе вези его.

— Ого! Как бы не так! Если я с ним прикачу на тракторе домой, его отец нас обоих вздует.

Тимка не сомневался, что на этот раз ему действительно может попасть. Ведь бабушка послала за веником, а он…

— Ты, дядя, не бойся, — начал уверять тракториста Тимка, — папа не будет тебя вздувать. Вздует только меня…

— Меня, может, и не посмеет, а тебе, парень, как пить дать, попадёт. Ну, так и быть, устраивайся в кабине! Мне на реку надо ехать.

Забраться в кабину Тимке помог чабан. Очутившись на сиденье, Тимка почувствовал себя на седьмом небе. Как бы дома ни повернулось дело, а в степь стоило пойти. Шутка ли прокатиться на настоящем тракторе!

Данилыч дёрнул короткий шнур, и степь огласилась резким и частым треском. Тимке показалось, будто в уши ему налилась вода и он начал глохнуть. Потом трактор успокоился и перешёл на ровный говорок. Тракторист сел в кабину, сняв соломенную шляпу; он повесил её на крючок и взялся за рычаги. Машина вздрогнула и быстро побежала.

Тимка никогда ещё не испытывал такого удовольствия. Пусть на сиденье подбрасывает и мотает из стороны в сторону, но он едет на настоящем тракторе, а Тимка так любит, чтобы всё было по-настоящему.

Трактор, подминая под себя густую траву и колючий, спутанный кустарник, шёл без дороги, напрямик.

Так хочется хоть чуть-чуть подержаться за рычаги! Но разве тракторист позволит? К великому удивлению Тимки. Данилыч сам предложил взяться за рычаги. И как это взрослые умеют угадывать желания маленьких?

Тимка до боли в ладошках вцепился в рычаги, и неизвестно, сколько бы он так их держал, если бы тракторист не сказал:

— Будешь так сжимать, — пальцы отсохнут. Держи слабее. — Положив свои большие ладони на Тимкины руки, Данилыч дал почувствовать, как следует держать рычаги. Тимка чуть-чуть разжал ладони, и ему показалось, что трактор пашет быстрее и стало меньше подбрасывать на сиденье.

Но самым интересным было то, что трактор легко поворачивался в разные стороны, — для этого нужно было двинуть одним из рычагов.

Хорошо ехать на тракторе с приветливым трактористом, который разрешил даже подержаться за рычаги и управлять такой большой машиной. Теперь будет о чём рассказать отцу, бабушке и Юльке. Лишь бы бабушка не сердилась, а если и рассердится и даст подзатыльника, ну что ж, взрослые тоже переносят неприятности ради того, чтобы получить удовольствие. Отец часто говорил, что побродить по полям с ружьём — для него большое удовольствие, но каждый раз, как только он начинал собираться на охоту, мама хмурилась и не разговаривала. Отцу это было неприятно, но он терпел.

Трактор круто вильнул в сторону. Тимка не на шутку испугался; ведь машина могла опрокинуться, но трактор не опрокинулся, а выскочил из травы на песчаную отмель. Песок на отмели был такой белый, что у Тимки мелькнула мысль, не сахарный ли он. И ему вспомнились сказки бабушки о молочной реке и кисельных берегах.

Трактор остановился и перестал шуметь. Данилыч выскочил из кабины и с ведром направился к реке. Тимка тоже охотно пошёл бы к реке, но его не позвали, а поэтому лучше уж сидеть в кабине, иначе могут не взять на трактор.

Тимка сидел смирно. Он подавлял в себе желание ухватиться за рычаги, передвинуть их без посторонней помощи и посмотреть, что из этого получится. Но тракторист, уходя, строго-настрого предупредил, чтобы Тимка ничего не трогал. Лучше уж не нарушать наказа.

Данилыч вернулся с полным ведром воды. Отвернув круглую крышку, он начал лить воду в радиатор.

Сколько раз тракторист ходил с ведром к реке, Тимка не считал, но был удивлён тем, как много пьёт трактор. Раздумывая, почему трактор так много пьёт, мальчик решил, что в степи жарко, а трактор долго без остановки бежал, наверно сильно вспотел и захотел пить.

Тимке и самому хотелось пить. Он тоже с удовольствием подставил бы рот под струю воды и пил бы, и пил…

Завинтив крышку. Данилыч стал раздеваться и, когда остался в одних трусах, крикнул Тимке:

— Разоблачайся, парень! Нырнём по разку!

Сдёрнув майку и скинув сандалии, Тимка остался в трусах.

— Скидывай и трусы, — подсказал тракторист, — здесь стесняться некого. Людей ты да я, только и всего.

Скинуть трусы было делом одной секунды. И вот Тимка бежит по белому горячему песку. Данилыч с разбегу кинулся в воду и поплыл на середину реки Тимка тоже плюхнулся в воду, но плыть не решился. Разве угнаться за взрослыми! Конечно, можно било бы давно научиться плавать и нырять так же, как сейчас ныряет Данилыч, если бы бабушка и мама разрешали входить в воду выше колен. Но они этого не позволяли. Что ж, приходится радоваться и тому, что, опираясь руками о дно, можно сильно ударять ногами по воде, поднимая столбы брызг.

Тракторист выбежал из воды и позвал Тимку. Выходить на берег не хотелось, но нельзя ослушаться взрослого.

Лежали на песке. Решив, что сейчас самое время начать расспрашивать всё-всё о тракторе, Тимка обратился к Данилычу:

— Дядя, у трактора бывает имя?

— Имя? У трактора есть имя. Вот, например, мой зовут ДТ.

Тимка не слыхал такого имени — ДТ, а Данилыч продолжал:

— Все трактора имеют имя. Есть «Беларусь», КДП. Много их… А мой зовут ДТ.

— А плавать трактор по глубокому месту может? Да, может?

— Смотри, чего захотел! Чтобы трактор плавал! Железные они, тяжёлые… Они, парень…

— Трактора стальные! — перебил Тимка. — Папа говорил, что все трактора стальные. Да!

— Точно, парень, стальные! — повеселел Данилыч и погладил Тимку по голове. — Но, видишь ли, к примеру, взять пароходы они тоже стальные, а плавают. Почему? Тут физика-наука! До того как приехать в совхоз, я, парень, матросничал на пароходе. Лесовоз большой, «Илья Муромец» называется, по морям и океанам плавал. Почему он плавал? Потому что днищем на тысячи тонн воды давил, а сам с машинами, грузом и людьми меньше весил, вот его и держала вода. А наш ДТ если в воду опустить — ну сколько он воды выжмет? Не больше пяти кубов; это значит — тонн пять, а сам он весит куда больше, вот и пойдет на дно. Физика-наука!

Тимке обидно, что трактор чего-то не может. Ну что ж! Надо всё-всё узнать о том, что может трактор.

— Трактор бегает шибко-шибко? — не унимается Тимка.

— Шибко не шибко, а бегает, пешим не догонишь. Вот что, парень, вижу, умишко у тебя кумекистый, коль ты меня такими вопросами донимаешь. Не плохо было бы, если бы наш ДТ побыстрее бегал. Тихоход он у нас, тихоход… Расти, парень, физику-науку познаешь, может, и скоростной ДТ смастеришь. Но как ты в степь один убрёл?

— Я не убрёл, меня бабушка за веником послала…

— И ни веника, ни внука! Сорванец, видно, ты! Одевайся!

Одеваясь, Тимка опередил Данилыча и первым, теперь уж без посторонней помощи, забрался в кабину. Данилыч, завязав на концах носового платка узелки, натянул его на Тимкину голову, приговаривая:

— Так-то, парень… Припекать голову будет…

Трактор, развернувшись на одной гусенице, пробуксовал по песку и забрался в разноцветье степных трав.

— Мы куда поедем? — спросил Тимка у тракториста.

— На поле вернёмся. Пахать будем. На реку я по необходимости поехал. Воды нам не подвезли для нашего коня. Вот и пришлось на реку смотаться. Нельзя гонять трактор зазря. Да ничего не попишешь. Твой папаня узнает, что я на реку за водой на тракторе ездил, ругаться будет. Он строгий…

— Папа не строгий. Он только не любит, когда его не слушаются…

— И я об этом говорю. Ты, наверно, тоже его плохо слушаешься? Молчишь? То-то!

Трактор, сердито проурчав, вдруг затих. Остановились у чёрного поля. Подошла женщина. Тимка узнал её по кепке и большим шофёрским очкам. Это была прицепщица Тоня.

Данилыч вышел из кабины, а на его место села Тоня и тронула рычаги. Трактор несмело двинулся вперёд, потом назад, ещё назад и остановился. Тоня выглянула в окно кабины.

— Хорош! — крикнул Данилыч. — Прицепили! Давай на своё место!

Тоня сошла с трактора, а Данилыч сел за рычаги.

— Ну, помощник, — подмигнул Тимке тракторист, — пару загонок сделаем и до дому подадимся!

Незнакомое слово «загонка» понравилось Тимке, и он сейчас же спросил:

— Мы кого с тобой, дядя, будем загонять?

— Загонять? Не загонять… Вон видишь сопку? Там кончается пахотное поле. Доберёмся на нашем коньке до сопки одна загонка. Вернёмся сюда — вторая. Длинные загонки в степи. Но наш конь силён, не подкачает! — И Данилыч любовно похлопал широкой ладонью по стенке кабины.

Тимка внимательно следил за тем, как тракторист переводит рычаги. Трактор гудел сильнее, чем при поездке на реку, а двигался медленнее.

— Трактор устал, ему отдохнуть надо? Да? — обратился Тимка к Данилычу.

— Трактор не устаёт… Человек устаёт…

Тимка пристально смотрит вперёд. Но смотреть только вперёд надоело, захотелось взглянуть назад. Высунув голову в окошко кабины, мальчик увидел, что за трактором неотступно двигалась тележка, а на ней сидела прицепщица Тоня. Глаза у неё были защищены очками.

— Данилыч, — повернулся Тимка к трактористу, — тётя Тоня катается на тележке?

— Не катается, а работает, — начал объяснять Данилыч. — Мы трактором плуг тянем, а Тоня следит, чтобы лемеха землю на нужную глубину подрезали, а отвалы перевёртывали пласт. Физика-наука, парень!

— А землю зачем режут и перевёртывают? — заинтересовался Тимка.

— Так, так, парень! — оживился тракторист. — Об этом и я у твоего отца спрашивал: «Зачем режем да перевёртываем?» Неладно делаем: сушим землю-то, а ветрища задуют, сколько её пылью-то в воздух поднимется, а осенью и весной в балки да овражки ручьями смоет. Не резать бы её, родную, а рыхлить не перевёртывая. Отец твой говорит, что для этого особые плуги нужны, а их нет ещё.

Тимка опять выглянул в окошко и только теперь заметил, что у тележки, на которой сидит Тоня, внизу блестящие широкие лопаты; они изогнуты в одну сторону и врезаются в землю; по ним, извиваясь, винтом скользят чёрные ленты земли. Тимка долго смотрит на превращение зелёной степи в чёрное поле. Хорошо бы покататься на тележке и покрутить колесо, которое прицепщица держит в руках. Но трактор всё время движется, и перейти на тележку нельзя.

Если бы у Тимки спросили, долго ли шёл трактор, то он ответил бы: «Три часа!» Три часа у Тимки была высшая мера времени, если оно тянулось долго-долго.

От качки и подпрыгиваний на сиденье начало ломить спину, к горлу подступил противный комок и во рту стало горько. Лучи солнца, попадавшие в кабину через открытое окно, жгли шею, плечи и коленки. Тимка попытался прикрыть коленки ладонями, но солнце начало припекать руки, а коленки делались влажными от пота. Хорошо, если бы трактор остановился, тогда можно било бы выскочить из кабины, растянуться на граве и полежать. Но тракторист, двигая рычагами, молчит. Ему тоже жарко. Это Тимка видит по крупным каплям пота, которые усеяли лицо Данилыча.

— Мы скоро остановимся? Да? — не вытерпел Тимка.

— Скоро, скоро! — кивнул тракторист и рукавом смахнул со лба пот.

Тимка всматривается в степную даль. Над травой возвышается горка, похожая на слоёный пирог; приглядевшись, Тимка заметил на её вершине птицу. Она сидела неподвижно, чернея на тёмно-синем небе. Может быть, это тот самый беркутёнок, который исчез из вагончика? Отец говорил, что его поймали на сопке; мог же беркутёнок вернуться в своё гнездо.

— Дядя! — обратился Тимка к Данилычу. — На сопке беркутёнок сидит?

— Сам ты беркутёнок, — улыбнулся тракторист. — Камень это. Приглядись хорошенько: сопка на петушиную голову похожа, и прозвали её «Камень Петух».

Сколько Тимка ни силился представить себе сопку петушиной головой, у него ничего не получалось, и он недовольно протянул:

— Со-все-ем и не-е по-хо-жа-а-а… Ты всё это сам придумал.

— Придумал? Смотри хорошенько! — Оторвав руку от рычага, тракторист повёл пальцем по очертанию сопки, приговаривая: — Вот шеи, а вот голова, клюв, гребешок… Точно — петух!

Теперь и Тимке стало казаться, что сопка действительно похожа на петушиную голову.

— На этой сопке, — продолжал Данилыч. — Рахман, который привёл тебя к трактору, беркутёнка словил.

— Лохматый Дядя словил? — удивился Тимка.

— Привёз птицу на полевой стан, в вагончик посадил. А как узнал, что его добыча тебя лапой по щеке хватила, — в мешок да от греха подальше — в аул отвёз. Отец у него в ауле живёт. Охотничает… Разную живность для зверинцев добывает.

— Беркутёнка в клетку посадят? Да? — опечаленно спросил Тимка.

— В клетку… — буркнул Данилыч и остановил трактор.

Подошла Тоня и начала разговаривать с трактористом. Данилыч, кивнув на Тимку, сказал, что ему тоже жалко мальчишку.

— Зачем же ты его оставил у себя? — упрекнула Данилыча Тоня.

— Зачем, зачем?! Куда бы он делся? — оправдывался тракторист. — Рахман не мог бросить отару, он перегоняет овец в Глухую балку. Не оставлять же шатуна в степи.

Разговор взрослых напомнил Тимке о том, что бабушка сейчас, наверно, ищет его и снова бьёт ноги. К тому же получается, что он мешает взрослым: иначе зачем было прицепщице упрекать Данилыча за то, что тот взял Тимку на трактор.

— Заморился небось до смерти? Побегай, пока мы тут справимся, — предложила Тимке прицепщица и, подав руку, помогла мальчику выбраться из кабины.

От долгого сидения ноги стали тяжёлыми. Тимка кинулся на траву и растянулся во весь рост.

Данилыч тоже вышел из кабины, кинув прицепщице сумку, сказал:

— Покорми «пахаря». Проголодался, поди, парнишка.

Тимке не хотелось есть: во рту было сухо, а язык словно распух и им было трудно ворочать.

Тоня достала из сумки яйцо и кусок хлеба. Подала их Тимке:

— Вот твоя доля. Сегодня мы на сухом пайке. Ешь!

Яйцо Тимке показалось кислым, а от хлеба пахло бензином. Вытирая руки тряпкой, Данилыч подошёл к мальчишке и весело проговорил:

— Ну, парень, давай быстрее! Надо торопиться. В кабине дожуёшь.

Снова качка и подпрыгивание на сиденье. Снова солнце жжёт шею и коленки, а время идёт медленно-медленно…

— Ишь ты, как разросся карагальник! — кивнув на кусты, усмехнулся тракторист. — Живуч, да и цепок! Как ты, парень, продрался через него? Герой! Ну, ничего, мы эти кустищи сейчас под корень махнём! А землица под ними добрая, урожайная…

Кусты пройдены. Трактор выполз на чистое поле, и Тимка увидел двух человек, сидящих на траве.

— Смена нам, парень! — обрадовался Данилыч. — Сдадим «коня» — и до дому. Доберёшься на своих двоих?

— Дойду… — неуверенно ответил Тимка.

Ждать, когда Данилыч передаст сменщику машину, пришлось долго. Солнце уже не жгло, а степь подернулась белёсой дымкой. Тимке было интересно смотреть, как тракторист льет масло. Густой чёрной струей масло тянется из длинного горлышка банки и исчезает внутри трактора.

— Лады! — проговорил один из сменщиков и сел в кабину. Второй надел на глаза шофёрские очки и взобрался на сиденье плуга. Трактор, попыхивая чёрным дымком, не спеша двинулся в степь, в ту сторону, где солнце почти наполовину скрылось за грядой сопок.

Тимка не заметил, когда и как его рука очутилась в руке Данилыча.

— Да-а, парень, денёк для тебя выдался не из лёгких, — посочувствовал тракторист и приободрил: — Ну, ничего, зато и в речке искупался, и каменную петушиную голову видел. Шагай, шагай смелее!

Вдали показались вагончики. Тимка рванулся было вперёд, но Данилыч, не выпуская руки мальчика, сказал, что до полевого стана ещё далеко и торопиться не следует. Так оно и вышло. Пришлось ещё долго шагать, прежде чем Тимка подошёл к своему вагончику.

— Тоня! — окликнув Данилыч идущую позади прицепщицу. — Дай сюда сумку!

Тоня подошла и подала трактористу сумку. Достав из неё аккуратно связанный веник и хлебный нож, Данилыч подал их Тимке.

— Вот, парень, отдай бабушке. Рахман даве сказал мне, что бабка тебя за веником послала. Как же ты явишься без него? Нехорошо! Благодари Тоню. Это она тебе такой смастерила красота, а не веник!

— А рогатку? — вырвалось у Тимки. — Мне рогатку надо, я буду сусликов стрелять!

— Ишь ты, зверобой какой нашёлся! — рассмеялся Данилыч. — О рогатке Рахман мне ничего не говорил, придётся тебе её самому добывать. Ну, иди!

Бабушки дома не было. Положив веник и нож на раскладушку, Тимка принялся рассматривать руки и коленки: их сильно жгло, и они ужасно покраснели. Решив, что если руки и коленки смочить водой, то их не так будет жечь, Тимка запустил пятерню в ведро с водой и начал плескать ею сначала на плечи, а потом на коленки. Но жар от этого не утих. Тимка понял, что он спалился на солнце. Нет, так он ещё никогда не сгорал! Забравшись на табуретку, Тимка задумался над тем, что он скажет бабушке, если та начнёт ворчать.

В вагончик вошла Юлька. Увидев Тимку, она покачала головой и сказала:

— Ты совсем сдурел! Бабушка тебя искала-искала! Ну и достанется же тебе!

— Пусть достанется! Я не боюсь! Да! — бодрился Тимка. — Зато ты не знаешь, как зовут трактор, на котором я сегодня катался. Не знаешь! Отгадай, как зовут трактор?

Юля не знала, как зовут трактор, на котором Тимка ездил целый день. Но это не смутило её, и она, фыркнув, проговорила:

— Как бы его ни звали, а тебе здорово влетит от бабушки и от папы. Ты такой непослушный!

Юля оказалась права. Не успела бабушка переступить порог вагончика, сразу же принялась за Тимку. Никогда она ещё не была такой сердитой; особенно силён был последний шлепок. Тимка хотел зареветь, но, взглянув на Юльку и увидев, что та усмехается, решил доказать, что он не плакса и ему совсем не больно, — она напрасно радуется.

Примирение с бабушкой наступило после того, как Тимка подал ей веник.

— Неужто сам такой связал? — удивилась бабушка.

— Не сам, мне тётя Тоня связала. Ты её благодари!

Бабушка, смазывая обожжённые плечи и коленки постным маслом, продолжала ворчать на Тимку:

— У-у, неслух! Ты же сварился, как рак! Садись ешь!

Тимка видел варёных раков и знал, что они бывают красные-прекрасные! Плечи и коленки тоже красные, но всё же не такие, как варёные раки, тут бабушка сильно преувеличила. Однако сказать ей об этом Тимка не осмелился; запуская ложку в тарелку с лапшой, он спросил у бабушки, знает ли она, какие имена бывают у тракторов.

— Ешь! — приказала бабушка. — Зачем мне знать всякую глупость-то.

Но когда Тимка сказал, что сегодня катался на тракторе, который зовут ДТ, бабушка не вытерпела и спросила:

— Что же это за имя такое — ДТ?

— «Данилыч и Тоня» — вот как зовут трактор. Они все имеют свои имена.

— «Данилыч и Тоня»? — переспросила бабушка. — Путаешь ты что-то!

Тимка не заметил бабушкиной улыбки.