Тимка-новосёл

Глава двенадцатая. Первая настоящая тревога

Тимка окончательно убедился: бабушка была неправа, когда в городе говорила, что в степи мало людей. Разве это мало? Все вагончики заселены. Поставили ещё четыре палатки, в них тоже полно народу. Почему на полевом стане так много народу, Тимка узнал вчера: Ирина Николаевна сказала ребятам, что в бригаду приедет много студентов; они будут помогать новосёлам убирать урожай.

В полдень, подняв на дороге густое облако пыли, появилась колонна грузовиков. Все, кто был на полевом стане, сбежались к крайнему вагончику. Пришёл и отец. Он был в новом костюме и до блеска начищенных ботинках. Глядя на отца, Тимка решил, что предстоит какое-то очень важное дело. В этом он ещё больше убедился, увидев девочку в белой блузке с пионерским галстуком; девочка держала в руках огромный букет полевых цветов. Во всю стену вагончика протянулось красное полотнище с большими белыми буквами. Юлия шепнула Тимке:

— Это я помогала мамочке раскрашивать буквы!

На поляну одна за другой начали подходить машины. Развернувшись, они пристраивались в ряд.

Из кузовов выскакивали люди; отряхивая друг с друга пыль, они громко разговаривали и весело смеялись.

Машина, по бортам которой были натянуты красные полотнища, остановилась на середине поляны. Отец, Данилыч, прицепщица Тоня и девочка с букетом забрались в кузов.

Павлик, тыча пальцем в буквы на полотнище, прочитал вслух:

— «Привет новосёлам целинных земель! Уберём урожай без потерь!»

Первым говорил отец. На поляне было тихо, но вдруг в жаркую тишину ворвалось разноголосое «ура!». Ура кричали приехавшие, кричал отец, закричал и Тимка, а Павлик, сорвав с головы кепку, подбросил её вверх. Кепка упала в кузов машины. Девочка с букетом исподтишка погрозила мальчишке, а букет кинула в толпу приехавших. Студенты быстро разобрали цветы.

Домой Тимка возвращался с отцом.

— Видел, брат? — обрадованно говорил отец. — В нашем полку прибыло! На днях начнём уборку.

— А Юлька правду говорит, что уборку делать ужас как трудно? — спросил Тимка.

— Дело нелёгкое, — подтвердил отец. — Только знай поворачивайся. Сегодня должны ещё комбайны подойти. Запорожцы приехали.

Проводив отца до вагончика, Тимка побежал разыскивать ребят. Увидев, что студенты ставят на поляне палатки, он взялся помогать им.

— Иди-ка сюда, герой! — подозвал к себе Тимку высокий горбоносый студент, одетый в широкие шаровары и с цветастым платком на голове. — Принеси попить. Жарко!

Студент показался Тимке очень похожим на пирата; ему не хватало только широкого пояса и кривого ножа.

— Я быстро! — сорвался с места Тимка.

Тимкин бидон пошёл вкруговую. Воды всем не хватило, и мальчишке пришлось ещё не раз сбегать за ней к вагончику-кухне.

Вечером пришли самоходные комбайны. Их поставили рядом с теми, которые караулил тракторист со шрамом на подбородке. Тимке нравились большие красные комбайны с высокими капитанскими мостиками.

Плохо только, что над мостиками укреплены белые зонты, точно такие, какие Тимка видел в городе, в саду. В саду под зонтиками стояли столы и стулья. Там Тимка сидел за столом и ел маленькой ложечкой сладкое мороженое. Нет, на капитанском мостике комбайна зонтик совсем ни к чему! Если бы Тимка был старшим, он приказал бы снять их, несмотря на то, что Юлии они очень нравятся. Но Юлия девчонка, а поэтому ей нравится всё девчоночье.

В последнее время отец редко ночевал в вагончике, а когда он появлялся и Тимка затевал с ним разговор, бабушка, выпроваживая внука на улицу, говорила:

— Неужто не видишь — человек устал? И вздохнуть-то не дашь, неугомонный!

Но разве можно утерпеть и не расспросить обо всём отца, — ведь кругом стало столько интересного и непонятного! Непонятно, почему так быстро перекрашиваются поля. Совсем ещё недавно они были зелёными, а сейчас стали жёлтыми. Непонятно, почему Ирина Николаевна боится дождя, — ведь в степи очень жарко и так хорошо было бы босиком побегать по лужам.

Совсем непонятно, как могут лечь хлеба. Юлия утверждает, что если хлеба лягут, то они больше не встанут и с ними будет трудно справиться.

Сегодня Тимка сам слыхал от студентов о том, что необходимо уберечь хлеб от загорания на току.

— Бабушка, хлеб может гореть на току? — спрашивает Тимка.

— Хлеб гореть? — Бабушка сразу перестала чистить картошку.

— Хлеб, что на току будет лежать… зерно… Ну, понимаешь, зерно… пшеница?

— Небось снова чего-нибудь надумали с Павкой?!

Тимка догадался, на что намекает бабушка, и поспешил заверить её:

— Мы не надумали! Студенты говорят, что хлеб на току может согреваться и гореть…

— Не каркай! — оборвала бабушка. — Если погодка удастся да зерно вовремя будут лопатить — не согреется.

Что значит лопатить зерно, Тимка не знал.

— А как зерно лопатят? — спросил он.

— Пристал, словно банный лист! Вот дадут тебе лопату да заставят зерно перекидывать с места на место, тогда узнаешь, что значит лопатить! Подай-ка мне кастрюлю-то!

Сегодня Тимка дежурный по кухне. В его обязанность входит помогать бабушке готовить обед. Скоро должны прийти ребята, надо успеть расставить посуду, разложить на тарелки хлеб, налить квас в кувшин.

— Расставляй тарелки-то живее! — торопит бабушка.

Тарелки белыми столбиками стоят на полке. Тимка потянулся за ними. Верхняя тарелка соскользнула, упала и разбилась.

— Ну и помощничек! — не на шутку рассердилась бабушка. — Есть мастак, а на дело нет хватки!

Но Тимка всё же успел вовремя накрыть стол, — конечно, не без помощи бабушки.

Вечером на площадке полевого стана собрался народ. Тимка, воспользовавшись тем, что бабушка пошла в ларёк за продуктами, выбежал из кухни. Увидев Павлика и Юлию, он уселся рядом с ними.

— Ты почему здесь, а не на кухне? — спросила у Тимки Ирина Николаевна.

Тимке не хотелось уходить с площадки: интересно было послушать, о чём будут говорить взрослые на своём собрании. Но надо идти, иначе Ирина Николаевна начнёт выговаривать при ребятах.

Посуда перемыта. Тимка вернулся на площадку. Там, где стоял стол, за которым сидели отец, прицепщица Тоня и горбоносый студент, теперь был разостлан большой зелёный брезент.

— Твой папка говорил и Юлькина мама тоже, — начал рассказывать Павлик. — У нас теперь все будут работать по-честному. Будут сами учитывать свою работу. А Юлькина мама к моему папе на комбайн пойдёт работать. Здорово!

Появилась Ирина Николаевна и объявила о начале концерта. Не успела она сойти с брезента, как на нём колесом закружились два акробата. Они подбрасывали друг друга в воздух, стояли на головах и руках. Тимка тоже попробовал встать на руки, но из этого ничего не вышло: рубашка сползла на глаза, а ноги никак не хотели закидываться за спину.

На брезент вышли тётя Паша и прицепщица Тоня: они звонко пели, новосёлы долго им хлопали. Тимка ждал выступления акробатов, но те больше не появлялись.

Когда стемнело, к площадке подошёл грузовик. Из него вынесли две длинные трубы, воткнули их в землю и натянули полотно. В вечерней степи резко застрекотал движок. Полотно ярко осветилось. Тимка понял, что будут показывать кино. Юлия оказалась тут как тут; пододвинувшись к Тимке, она сказала:

— А я знаю, какое будет кино! Покажут Москву, Красную площадь, а потом большой пруд и до ужаса много белых уток.

Кино кончилось быстрее, чем ожидал Тимка: он готов был смотреть его всю ночь. Юлия и Павлик ушли. Было поздно и прохладно — так прохладно, что Тимка стучал зубами.

Ночью Тимка сквозь сон слышал человеческие голоса, рёв трактора, но проснуться не мог. А когда утром вышел из вагончика, то увидел, что ни одного комбайна на стоянке нет. Исчезли и палатки, в которых жили студенты, да и вагончиков заметно поубавилось.

— Бабушка! — удивился Тимка перемене, происшедшей на полевом стане. — Куда же делись комбайны и палатки?

— В степь, на участки ушли…

— И палатки ушли?! — переспросил Тимка.

— Палатки увезли. Собирайся, да поживее; ребята уже выстроились на зарядку, опять опоздаешь!

Всё утро акробаты не выходили у Тимки из головы. Он то и дело пытался встать на руки, а один раз даже пройтись по поляне колесом.

После завтрака Ирина Николаевна сказала, что все ребята пойдут в поле смотреть, как работает комбайн.

Но в поле пойти не удалось: степь внезапно потемнела, по небу понеслись низкие, похожие на клочья грязной ваты тучи. Вскоре полил дождь, сначала крупный, тёплый, а потом мелкий, как пыль, и холодный. Дождь шёл долго и надоел Тимке. Мальчик хотел поговорить об этом с Юлией, но та была молчалива: она помогала бабушке на кухне и усердно чистила сковороду, на которой к обеду жарили вкусную глазунью.

Придя вечером в вагончик, Тимка почувствовал, как на него пахнуло сыростью. Стало сразу как-то неуютно. Бабушка зажгла лампу и принялась писать письмо.

— Ты кому пишешь? Мамочке? Да? — начал расспрашивать Тимка. — Она скоро приедет?

— Пора бы и приехать. Чего она сидит в городе? Вот грех-то какой! — не отрываясь от письма, проговорила бабушка.

Дождь усилился. Однообразное шуршание капель по крыше нагоняло во всём теле слабость. Стало скучно, и Тимке, как никогда, захотелось побыть с матерью. Но мама далеко, и неизвестно, когда она приедет!

За стеной вагончика раздался частый перестук мотоцикла. Открылась дверь — и вошёл отец. По сгорбленной спине и тяжёлым шагам было видно, что он сильно устал. Отец присел на табуретку, с трудом стащил мокрый сапог, осмотрев подошву, кинул его к порогу; туда же полетел и второй. Оставшись босиком, отец подошел к раскладушке и, попросив бабушку, чтобы она разбудила его с рассветом, упал на постель.

Бабушка отложила письмо, вышла из-за стола и принялась трясти отца за плечо, приговаривая:

— Андрюша!.. Переоденься в сухое… Застынешь…

Отец что-то промычал, приподнял голову и тут же уронил её на подушку. Тимка помог бабушке стянуть с отца влажную рубашку, майку и брюки. Отец остался лежать в одних трусах и казался теперь совсем не таким большим, как он выглядел в пиджаке, брюках и сапогах.

— Вот грех-то какой! Замаялся человек! — качала головой бабушка, развешивая над печкой рубашку отца.

Пришла Юлина мать. Увидев лежащего на раскладушке отца, она тихо проговорила:

— Надо же такой беде случиться!

— О какой беде речь? — встревожилась бабушка.

— Сам-то разве не рассказывал?

— Где уж, не успел порога переступить — и сразу повалился на постель. Что случилось-то?

— Трактор на солончаке утопили. А тракторист едва в трясине не захлебнулся. Не поспей…

— Какой тракторист? — охнула бабушка и переглянулась с Тимкой.

— Кузьма Савченко. У него шрам на подбородке, — ответила Юлина мать. — Ведь всех предупреждал Андрей Михайлович, чтобы не гоняли машины по солончаку. Так нет! Вот я и говорю: не подоспей Андрей Михайлович, погиб бы Кузьма…

Тревога Юлиной матери и бабушки передалась Тимке. К тому же этот противный дождик, который так нудно шуршит по крыше. Тимка заплакал. Ни ласковые слова бабушки, ни упрёки Юлиной матери не могли успокоить его. Мальчишка, захлебываясь слезами, плакал навзрыд.

Утром дождь продолжал шуршать по крыше. Тимка давно проснулся, но вставать не хотелось. В вагончике ни отца, ни бабушки не было. Его внимание привлёк стук в оконное стекло. В окне показалась голова Павлика.

— Пойдём скорее на солончак, — позвал Павлик. — Там утопший трактор вытаскивают. Мой и твой папка туда уехали.

Схватив попавшуюся под руку куртку с капюшоном, Тимка припустил за товарищем.

— Вы зачем сюда прискакали? — увидев ребят, спросил Тимкин отец.

— Папа, трактор глубоко утонул?

— Порядком… С головой, что называется…

Тимка осмотрелся. На пригорке стояли два ДТ. От одного из них к солончаку тянулся длинный толстый трос. Конец троса исчез в рыжей пасти трясины. Над ямой, осторожно переступая по доскам, двигались Данилыч и отец Павки. Они погружали в глубину длинные шесты и что-то нащупывали ими.

— Ну, зацепили?! — крикнул с пригорка отец.

— Ровно бы задели, — отозвался Данилыч. — Будем пробовать…

Данилыч и отец Павлика вышли на пригорок и направились к тракторам.

— Вот, брат, к чему приводит непослушание, — взглянув на Тимку, проговорил отец. — Предупреждал много раз, чтобы не ездили по солончаку, а он…

— Это вы спасли Кузьму? — перебил Тимкиного отца Павлик. — Юлька говорила, что тина ему уже по шейку была, а вы…

— Ладно… По шейку… — не дал договорить Павлику отец и предупредил: — Отойдите от троса, сейчас тянуть начнут…

Тракторы, помогая друг другу, натянули трос. Рыжая пасть вспучилась и начала расширяться. Тракторы натужно загудели и поползли по пригорку. Тимке казалось, что трос вот-вот оборвётся, — так сильно он натянулся. Отец взмахнул рукой и крикнул насторожившимся трактористам:

— Смелев! Идё-о-от!

Кто идёт? Где идёт?! Тимка смотрит на солончак. И вдруг из рыжей пасти трясины показалось лохматое страшилище. Тимка не заметил, как очутился за спиной отца.

— Что, брат? — улыбнулся отец. — Напугался? Сейчас мы это «чудище» на пригорок выволочем!

— «Пожарка» мчится! — крикнул Павлик.

На пригорке остановилась красная пожарная машина.

А «чудище», разрывая грудью вязкий покров солончака, медленно выползало на поверхность. Тимка не сводил глаз с движущейся глыбы; торчащие на ней корневища трав делали её похожей на допотопное чудовище.

— Стоп! — скомандовал трактористам отец.

Шофёр пожарной машины размотал шланг. Едва чудище остановилось, отец подхватил шланг и направил на утопленника сильную струю воды. Грязь и лохмы травы начали оползать на землю. Вскоре обмытый трактор как ни в чём не бывало стоял на пригорке.

— Бегите домой! — приказал ребятам отец. — Смотрите, какой дождина зарядил!

Натянув капюшон на голову, Тимка решил: не так-то уж и плохо иметь куртку с капюшоном, особенно когда небо разливается таким сильным дождём.

Прошла неделя с начала уборки, а дождь всё шёл и шёл. Отец ругал погоду и говорил, что она срывает работы в поле и мучает людей. Тимка понимал: дождь может мучить — попробуй посиди целую неделю в палатке.

Но вот небо запылало таким ярким закатом, какого Тимка ещё никогда не видел. Ирина Николаевна, показывая ребятам на огромный красный шар солнца, радостно захлопала в ладоши и, собрав всех ребят, сказала:

— Конец ненастью! Завтра будет хорошая погода!

С утра степь, пригретая жарким солнцем, парила. Ирина Николаевна повела ребят к полю. Там стоял комбайн. На его мостике важно расхаживал Павкин отец. Ирина Николаевна поднялась на мостик. Тимке тоже хотелось забраться туда, и он попросил разрешения у комбайнёра. На всю жизнь он запомнил то, что увидел с мостика: ветер, прогуливаясь по пшеничным колосьям, гнул их к земле, и всё неоглядное поле играло гривастыми волнами — настоящее желтовато-золотистое море.

На мостике побывали все. Самую маленькую девочку Ирина Николаевна подняла на руки, но та заканючила.

— Эх ты, ревелка! — прикрикнул на девочку Тимка.

— Я боюсь… Высоко… — продолжала хныкать девочка.

Комбайнёр сказал, чтобы ребята спустились с мостика и отошли от машины. В воздухе прогудел писклявый гудок. Это был сигнал трактористу, чтобы тот тянул комбайн. Трактор загудел, комбайн тронулся и, грохоча, начал выбрасывать из трубы поток зерна в кузов идущей рядом грузовой машины. На мостике у штурвала стояла Юлина мама.

— Это папкин комбайн, — с гордостью проговорил Павлик и посмотрел на Тимку.

— И совсем не твоего папы! Бабушка говорила: все комбайны совхозные. Здесь всё совхозное! Я тоже научусь штурвал крутить, — заявил Тимка. — Комбайнёром буду!