Только герцогу это под силу

Глава 21

Луиза не знала, что подумать или сказать на его ошеломляющее признание.

— Это имеет отношение к той битве, в которой ты сражался с капитаном Куином?

Саймон взглянул на неё затуманенными глазами.

— Как ты узнала?

— Сегодня ты откровенно не желал обсуждать это, — Луиза примостилась на краю стола, и Раджи устроился у неё на коленях. — Жена Колина погибла в этом сражении, да?

— На самом деле, она умерла перед самым его началом, от рук маратхов. Они были наёмниками пешва.

— Что за пешва?

— Своего рода премьер-министр некоторой территории Индии. Баджи Рао [40] был пешва и приказал своим маратхам совершить набег на Пуну. Они сожгли британскую резиденцию дотла, потом слонялись по городу, грабя и убивая. Выбор пал на жену Колина, так как она была наполовину англичанка и замужем за моим адъютантом.

— Поэтому ты и клянёшь себя за её смерть? — спросила Луиза, положив свою руку на его.

Сбросив руку, Саймон резко поднялся, чтобы пройтись.

— Хотелось, чтобы было так. Но нет, моя роль была… постыднее.

Он ужалил её, отказавшись от поддержки, но Луиза постаралась не выказать боли, когда поглаживая шелковистую шерстку Раджи села и стала ждать.

Когда он вновь заговорил, голос его звучал спокойно и отстраненно.

— За несколько недель до налёта маратхов, Колин рассказывал мне, что его жена отправилась в Пуну навестить мать и слышала, как на базарной площади вовсю говорят о бунте. Пешва был зол на англичан, что те убедили его подписать договор.

Он шагнул к геродону [41] и налил себе немного бренди из графина.

— Поэтому я расспросил пару офицеров, уроженцев этих мест. Они заверили меня, что в Пуне все спокойно. «Пешва будет глупцом, если устроит бунт», — сказали они. — «Он знает, что британская армия очень сильна».

Саймон резко рассмеялся.

— Я было подумал, что они могли быть замешаны в предполагаемом восстании, но то были глубоко уважаемые офицеры. Тогда как у Колина были все мотивы гневаться на англичан. Я самонадеянно посчитал, что он преувеличивает ситуацию.

Он глотнул немного бренди.

— Я сам обсуждал условия соглашения с пешва. Двое других пешва, казалось, были абсолютно довольны договорами. Значит, какие у Баджи Рао причины противиться соглашению? — его тон стал самоуничижительным. — В конце концов, я же был могущественным генерал-губернатором. Я знал абсолютно все, что творится на подвластной мне территории.

— О, Саймон, — прошептала Луиза, но тот не обратил на неё внимания.

— Более того, Колин получил эти сведения от своей жены, у которой было даже больше причин не доверять англичанам, чем у него. Её отец, ублюдок-британец, не женился на её матери. Поэтому она видела мятеж там, где его нет, — Саймон тупо уставился в стакан с бренди. — Она, как я предположил, хотела, чтобы я ввёл армию в Пуну и выставил себя на посмешище.

Как будто почуяв напряженное состояние своего хозяина, Раджи соскользнул с её колен, чтобы присоединиться к Саймону, но тот и его не удостоил внимания.

— Я не очень хорошо её знал, а что мне было известно, мне не нравилось. Она считала меня ещё одним англичанином-позёром, а я её — возмутительницей спокойствия.

Стакан с бренди завибрировал, когда в руках Саймона появилась дрожь. Луиза, в жутком волнении, оставила рабочий стол, чтобы забрать у него стакан и поставить на столик.

— И я не собирался действовать, полагаясь на её слово, — хрипло произнес Саймон. — Мы с Колином после ухода офицеров поспорили на этот счет. Я говорил ему не слушать жену, говорил, что женщины — непостоянны, подвластны эмоциям, и что им нельзя доверять.

Луиза сглотнула.

— Полагаю, ты думал о том, как я провела тебя и отослала в Индию.

Саймон мельком взглянул не неё.

— Да нет же. Я заслужил то, как ты поступила со мной — даже тогда я понимал это, — он провёл рукой сквозь волосы. — Кода я предостерегал Колина, я не думал о какой-то определенной женщине. Я лишь извергал тот бред, что вливал мне в уши дед, пока я рос.

Его дед? Никто никогда плохо не говорил о графе Монтите, чье пребывание на посту премьер-министра расценивалось и тори, и вигами, как блестящее. Но это не значит, что он не был негодяем в личной жизни.

Саймон рухнул в ближайшее кресло.

— В конечном итоге, Колин позволил мне сопровождать его. У него не было выбора — он вряд ли мог собраться с духом, чтобы предстать перед пешва, — герцог закрыл руками лицо. — И когда маратхи устроили пожар в резиденции в Пуне, мы были в тридцати милях по дороге в Бомбей. Новости быстро настигли нас, и мы помчались туда с небольшим войском, что было под рукой, но прибыли уже к умирающей жене Колина.

— Тогда ты и дал ей свое обещание, — прошептала Луиза.

Саймон поднял к ней свое лицо, прекрасные черты которого изрезала боль.

— Она всегда хотела увидеть, как он получит то, что по праву принадлежало ему. Это единственное, что я мог предложить, чтобы возместить… о боже, возместить всё.

На этот раз, когда она положила на его руку свою, он не сопротивлялся.

— Поэтому ты так неистово сражался в битве при Кирки, — мягко заметила Луиза. — Чтобы отомстить за неё.

— Чтобы отомстить за всех, — сдавленно произнёс Саймон. — И заплатить за свою ошибку. Знаешь ли ты, сколько невинных было убито перед началом сражения? Сколько всего было разрушено в городе, потому что я…

— Принял решение, основываясь на скудных сведениях, — сказал ему Луиза. — Ты поступил как любой правитель на твоем месте. Ты взвесил альтернативы и выбрал, как представлялось, наилучший вариант.

— Ты не понимаешь, — произнес он, замотав головой. — Я сам должен был оценить ситуацию. Мне не следовало опираться на неблагонадёжных офицеров. Мне нужно был послушать…

— Женщину, которой ты не доверял?

— Она была права, чёрт побери!

— Да. Но если бы ты действовал, полагаясь на её сведения, и она оказалась неправа, разве клял бы ты себя меньше, чтобы ни произошло?

Саймон уныло посмотрел на Луизу, потом притянул её к себе на колени и так крепко прижал к груди, что она едва не задохнулась.

— Ты слишком добра ко мне, дорогая.

Она погладила его волосы.

— А ты слишком жесток к себе.

— Не достаточно жесток. Ты не видела, как у жены Колина льется кровь из раны, не видела её распахнутых от ужаса глаз, когда смерть забирала её. И рыдания Колина над её телом. Эти видения… до сих пор преследуют меня по ночам.

— Так и должно быть, — когда Саймон мучительно взглянул на Луизу, та ласково провела по его щеке. — Иначе, ты был бы толстокожей хладнокровной тварью, неспособной на чувства. А не пылким мужчиной, который посвятил себя правильным поступкам.

— Сомневаюсь, знаю ли я, что правильно. Если я однажды совершил такую огромную ошибку…

— Можешь совершить её опять, да. Это лишь доказывает, что тебе свойственно ошибаться. Как и всем нам, — она уткнулась носом ему в щеку. — И, несомненно, ты вынес из этого урок.

— Боже, я на это надеюсь, — казалось, ураган раскаяния немного утих, так как объятия Саймона ослабли.

Ещё долго они просто сидели, обнявшись, пока над ними тикали консольные часы. Спустя какое-то время, Луиза произнесла:

— Я рада, что ты рассказал мне.

— И я рад, — негромко произнес Саймон. — Я так долго жил с этим один, всякий раз негодуя, когда люди говорили о моих героических действиях в битве…

— Они были героическими, — возразила она. — И не думай иначе. Ты мог зарыть голову в песок или не признать своей вины. Вместо этого, ты повёл солдат к победе. Не позволяй возобладать чувству вины, не отрицай то, чем ты должен гордиться, — она показала рукой на письма. — И ты, ведь, до сих пор пытаешься возместить ущерб.

— Пытаюсь, но, боюсь, безуспешно, — со вздохом произнёс Саймон.

— Если хочешь, я могу помочь. Просматривая письма вдвоём, мы, возможно, найдем, что ты ищешь.

— Эта возможность отдаляется день за днем. В любом случае, я никогда не был уверен, что что-то найду. Дед был очень хитёр — и слишком озабочен своей репутацией — чтобы хранить нечто, способное вызвать скандал.

Луиза отклонилась, чтобы посмотреть на Саймона.

— Кажется, ты не ценишь его так же высоко, как остальной мир.

— Остальной мир не знал его, — отрезал он. — Остальному миру не пришлось терпеть его «уроки».

Она прищурилась.

— Что именно твой дед делал, готовя тебя в свои приемники на пост премьер-министра?

Выражение лица Саймона стало замкнутым.

— Он был безжалостным надзирателем.

— Должно быть более…

— Я не хочу говорить об этом сейчас, правда, — он скользнул рукой Луизе под халат, чтобы погладить ей грудь. — Разве ранее ты не упоминала кое-что по поводу облегчения моего состояния?

Когда она попыталась снова заговорить, Саймон крепко поцеловал её, с пылом, явно рождённым из чего-то большего, чем желание. Он и в самом деле не хотел обсуждать своего деда.

Луиза подумывала настоять и узнать в чём дело, но за последние несколько минут Саймон раскрылся больше, чем за все время, что она знала его. Она не хотела обескуражить его и лишиться его доверия на будущее.

Потому она поцеловала Саймона и позволила думать, что он отвлёк её внимание.

Луиза всегда думала, что Саймон неискренен, но, видимо, вернее было слово «скрытен». Он не раскрывал секретов, потому как не вынес бы при свете дня встречи с ними лицом к лицу. И хотя она подозревала, что он все еще хранит свои самые мрачные тайны под замком, она могла потерпеть, пока он не поведает и о них.

В конце концов, Луиза понимала, каково это хранить секреты. Ведь её секрет мог сильно навредить браку, раскрой она его. И она не совсем готова к этому, не в момент, когда они только теперь начинают друг друга узнавать.

По этой причине, когда Саймон повёл её наверх в их спальню, девушка была рада, что уже вставила свежий тампон, перед тем как отправилась на поиски мужа.

Однако, в последующие несколько дней, стало сложнее справляться с тампонами. Ночью это было легко, так как она просто настояла, чтобы её раздевала горничная, прежде чем Саймон появлялся в её постели. И хотя он намекал, что они могли бы вместе спать в его кровати, Луиза притворялась, что ей лучше спать одной. А как иначе ей успеть в гардеробную, чтобы удалить тампон и обмыться теплой водой, как наставлял владелец магазина в Спителфилдз?

К счастью, Саймон мирился с её поведением. И её, и его родители всегда спали порознь; так поступал всякий, кто мог позволить себе отдельные спальни. Однако, Луизе было больно от того, что приходилось ласково просить его уходить в свою спальню после любовных утех.

Были другие моменты — воистину головная боль — моменты, когда он целовал её в гостиной или столовой или музыкальной комнате. Как только в ней вскипала кровь, а он начинал распускать руки, Луиза призывала всё своё самообладание, настаивая, чтобы они удалились в спальню, и не позволяя её пылкому муженьку взять её на какой-нибудь софе. Что, по правде говоря, казалось захватывающим.

Поэтому Луиза начала проводить свободное время в кабинете Саймона, где царил Раджи, при котором ни о каком соблазнении и подумать нельзя было. Не далее, как сегодня утром, за завтраком, Саймон сострил, что она прячется за Раджи. Не будь она осторожна, шутки вскоре превратились бы в подозрение. Учитывая, что они новобрачные, у Саймона были все причины ожидать, что они будут часто наслаждаться друг другом. Она хотела, чтобы они часто наслаждались друг другом.

Также Луиза хотела, чтобы её не принуждали иметь детей прямо сейчас.

Сегодня вечером, однако, ей не надо беспокоиться, что она впадет в искушение. Лондонские женщины встречались, чтобы обсудить своего кандидата.

Как часть их соглашения, Саймон запланировал посетить это собрание. Луиза даже придержала встречу на конец дня, чтобы ему не пришлось пропустить парламентские сессии.

Он, точно в срок, вошёл в гостиную, где она уже сидела с миссис Харрис, Региной и миссис Фрай, и сел напротив неё за карточный стол.

Как только миссис Харрис упомянула Чарльза Годвина, было ясно, что он, как обычно, собирается гнуть своё.

— Вы, право, знаете, что Годвин — радикал, — произнес Саймон.

— И что в этом такого? — спросила Луиза. — В наши дни парламенту не помешает иметь несколько радикалов.

— Да, правильно, — удивил он её ответом. — А с учётом настроения в стране путь в данный момент — верный, ты даже, вероятно, достигнешь цели, и его изберут. Его газета дает ему преимущество, которого нет у других радикальных кандидатов.

— И я так думаю, — сказала Луиза, немного успокоенная.

— Но это не значит, что он помог бы вашему делу, — Саймон откинулся на спинку кресла. — Обратили ли вы внимание, дамы, что случилось после сентпитерсфилдского происшествия?

Луиза нахмурилась.

— Конечно. Парламент повёл себя мерзко, ещё раз доказывая, что парламентарии отстали от жизни. Раз они, даже, отказались поддержать реформы, касающиеся избирательно процесса…

— Продолжайте травить их радикалами, и они никогда не согласятся на реформу — вставил Саймон.

— И, полагаю, ты поддерживаешь парламентскую реформу.

— Безусловно. Если Англия должна оставаться могущественной, нужно дать право голоса не одной только кучке землевладельцев. У народа должен быть голос.

Луиза была удивлена горячности его тона. Сидмут со своей когортой не поддержал парламентскую реформу. И они, как и король, хотели, чтобы Саймон заставил её заткнуться, женившись на ней.

Она никогда не должна об этом забывать. Ведь по этой причине Саймон здесь, на собрании.

Однако Саймон казался искренним.

— Вы и сами начинаете походить на радикала, сэр.

— Вряд ли. В отличие от Годвина, я намереваюсь работать в рамках существующей системы. Он лишь хочет искоренить её.

Это больше походило на Сидмута.

— Чтобы заменить её лучшим вариантом.

— Наверно. Хотя я сильно сомневаюсь, что шатания Годвина по стране с подстреканиями к бунту, принесут реальные перемены. Это лишь вызовет новую резню, как при Питерлоо, и я знаю, вы не желаете такого.

— Он, право, дело говорит, — вмешалась Регина.

Да, действительно, и это сердило Луизу. Не предполагалось, что Саймон будет олицетворять тут голос разума.

— Но он всё ещё в компании Сидмута, и их основная тактика — вселять в сердца избирателей страх революции.

Саймон пригвоздил её мрачным взглядом.

— Уверяю, ты можешь доверять мне, уступая моему мнению в этом вопросе, дорогая.

— Я доверяю тебе во всем остальном, но не в политических делах. Ты чересчур привержен политике, чтобы доверять тебе на этой арене.

Глаза его недовольно сверкали.

— У вас есть другие кандидаты для обсуждения?

— Ещё два, — сказала Регина. — Уильям Данком и Томас Филден.

Лицо Саймона прояснилось.

— Филден — самый лучший выбор. Поддержите его, и разногласий не будет.

— Как не будут и слушать его, — сказал Луиза. — Всё одно, что иметь зятя миссис Фрай в палате общин. — Она, извиняясь, взглянула на миссис Фрай. — Не обижайтесь.

— Ни в коей мере, милая, — ответила миссис Фрай. — Кроме того, мистер Бакстон подготовил для нас почву, чтобы представить ситуацию палате общин.

— Но какой от этого прок, если они не принимают никаких мер? Как долго наша группа может позволить себе надзирательниц и преподавательниц? И даже если в Ньюгейте стало заметно лучше, есть еще другие тюрьмы, для которых у нас нет средств.

— На это требуется терпение, — произнесла миссис Фрай.

— Которое не является сильной стороной Луизы, — заметила Регина.

Луиза сердито посмотрела на неё.

— Мы три года ждали своего часа. Нам нужна правительственная поддержка, и она нужна сейчас, а не ещё через три года.

— Ньюгейт был тюрьмой в течение сотен лет, дорогая, — сухо произнес Саймон. — Не представляю, что в ближайшее время вдруг станет хуже.

От дерзкого замечания она распушила перышки, и, выпрямившись, высокомерно посмотрела.

— Это в точности слова Сидмута — так он оправдывает пренебрежение к положению тех несчастных женщин.

Глаза Саймона сузились.

— Нет, Сидмут говорит, что они не заслуживают помощи. Я так не говорю. Я единственно обращаю внимание, что в политике всё продвигается медленно.

Довольно.

— Скажи-ка мне, Саймон. Если бы тебе пришлось выбирать — стать премьер-министром или поддержать тюремную реформу — что бы выбрал?

В комнате воцарилась тишина, он огляделся и увидел, что остальные женщины в предвкушении смотрят на него.

Снедаемый тревогой, Саймон поерзал в кресле и обратил взор на Луизу.

— Стать премьер-министром, конечно.

Когда она разозлилась, он решительно произнес:

— Потому что, как премьер-министр, я принесу больше блага, чем, как герцог, болтающийся на задворках политики и проталкивающий тюремную реформу. И иногда большее благо — важнее.

— В истории не была тирана, который не оправдал бы свои поступки такой отговоркой. Ливерпуль воспользовался ею, когда несколько лет назад приостановил Хабеас корпус [42].

— И народ поднял такой шум, что надолго приостановить его не удалось. Именно так вы держите в узде деспотизм в Англии. А не избранием радикалов.

Луиза оглянулась на остальных.

— Полагаю, вы все с ним согласны.

— Я не согласна, — мужественно произнесла миссис Харрис. — Думаю, мистер Годвин превосходно справится с кампанией, которая не перерастёт в насилие и анархию.

— Ах, но мистер Годвин ваш друг, — заметила миссис Фрай. — Вы и подумать не могли другого.

— У вас свои предубеждения, миссис Фрай, — Луиза холодно взглянула на Саймона. — Коими воспользуется в своих интересах мой муж. Он знает, что любой намек на насилие, даже самый отдаленный, заставит квакеров передумать и не поддержать кандидата.

— Я лишь указываю, — отрезал Саймон, — что вы должны тщательно рассмотреть всех трёх кандидатов, прежде чем чаша весов склониться в пользу Годвина. Спросите их, как бы они повели себя в определенных ситуациях. Решите, сколь беспечен Годвин. Если хотите, буду счастлив помочь вам опросить их.

— Не сомневаюсь в этом, — проворчала Луиза.

— Ну хватит, Луиза, ты обязательно будешь там, чтобы меня контролировать, — внезапно в глазах Саймона заплясали искорки. — И Раджи возьми. Тогда ты смогла бы заставить его кусать меня каждый раз, как я скажу нечто неприятное твоему слуху. Видит бог, маленький шельмец подчинится любому твоему приказу.

Все дамы засмеялись в ответ на лёгкую остроту, и даже Луиза выдавила из себя улыбку.

— Очень сомневаюсь, что Раджи стал бы тебя кусать, от кого бы не исходил приказ. Он — не дурачок. Знает, кто его кормит.

— Странно, как он забывает об этом, стоит мне попытаться тебя поцеловать, — произнес Саймон хрипло. — В тот момент, он превращается в странствующего рыцаря, который защищает свою госпожу от дьявола-искусителя.

Луиза зарделась, и остальные дамы понимающе переглянулись.

Регина посмотрела на часы.

— Становится поздно, не так ли, дамы? Вероятно, нам следует оставить наших друзей-новобрачных наедине.

— О, не прерывайте собрания из-за меня, — сказал Саймон. — У меня вся ночь впереди, чтобы… навлечь ярость Раджи.

Луиза разрывалась, не зная, что предпочесть: то ли прыгнуть ему на руки, то ли придушить за то, что увёл их от темы, она уже открыла рот и приготовилась говорить, как вдруг замерла, когда что-то коснулось её ноги. Саймон скинул ботинок и ласкал под столом её обутую в туфлю ножку своей, в одном лишь чулке, ногой.

Её тело пронзила восхитительная дрожь, которую она безжалостно проигнорировала. Предостерегающе взглянув на него, она отодвинула ногу.

— Мы не закончим собрание, пока не решим, что делать с нашими кандидатами.

— Конечно, — Саймон смотрел ей в глаза и не отводил взгляда, когда скользнул ногой ей под юбки и погладил икру. — Готов, сколь нужно, оставаться здесь.

— В этом нет надобности, — произнесла миссис Харрис. — Хотя я всё ещё считаю, что мистер Годвин — наилучший вариант, не помешает тщательно сравнить кандидатов. Его светлость прав — почему бы и не опросить всех троих? Мы можем…

Луиза едва слышала разговор, так как нога Саймона скользила выше колена, и она боялась, что кто-то из женщин заметит это.

В то же время, распутной стороне её сущности было интересно, как далеко он зайдет.

— Луиза, — окликнула миссис Харрис. — Ты согласна?

Она подскочила.

— Я… э… это… — сейчас палец Саймона лениво очерчивал круги на внутренней части её бедра. — Ещё раз, какой был вопрос?

Когда дамы засмеялись, Саймон сверкнул ей одной из тех улыбок, предназначенных для спальни.

— Просто скажи «да», дорогая. Чтобы мы могли объявить перерыв.

Миссис Харрис сжалилась над Луизой и повторила вопрос о том, смогла бы она провести собеседование через четыре дня в Фоксмур-Хаусе. Луиза кивнула, проклиная Саймона с его развлечениями. Очевидно, благодаря ему, группа будет осторожничать, нравится это ей или нет.

Она вся кипела, пока они провожали дам. Как только те ушли, она сердито посмотрела на Саймона.

— Ты нарочно это делал, да?

Он одарил её самым невинным взглядом.

— Что?

Луиза направилась к лестнице.

— Упомянув Раджи, отвлёк их от политики. Потом… старался соблазнить меня с помощью ноги.

— Я бы попытался соблазнить тебя еще чем-нибудь, но подумал, что дамы отнеслись бы неодобрительно, перетащи я тебя себе на колени.

— Пропади ты пропадом, Саймон…

Он остановил её поцелуем, сгребая в объятия, прежде чем она даже успела среагировать. На минуту она поддалась опьяняющей сладости его рта.

Затем Луиза прервала поцелуй и оттолкнула его.

— Ты целуешь меня с одной лишь целью — удержать от разговора о политике, — она заспешила вверх по лестнице. — Точно так же, как приплёл Раджи, чтобы сбить собрание с курса.

Саймон с легкостью поспевал за ней.

— Я, право, не изощрен до той степени, что ты мне приписываешь. Правда в том, что я провёл весь день, думая о мгновении, когда смогу вернуться домой и заняться любовью со своей женой.

Она растаяла от хриплого замечания. Будь проклят её муженек-распутник.

Луиза добралась до следующего этажа и направилась в его кабинет, но он преградил ей дорогу.

— Но я же принял участие в вашем собрании, — сказал Саймон. — Выслушал мнения дам и тщательно обдумал их. Учитывая разницу в наших взглядах — и тот факт, что мои мысли были заняты ещё кое-чем — смею сказать, что я был воплощением любезности.

Она скрестила руки на груди.

— Пока дискуссия шла в нужном тебе русле. Как только ситуация изменилась, ты использовал одну из своих уловок и отвлек женщин, чтобы иметь возможность склонить их к своей точке зрения.

Саймон, вздыхая, тихо чертыхнулся.

— Не хотелось бы говорить, но ты единственная, кто желает гнаться за радикализмом. Даже миссис Харрис сохраняет объективность. Чего не делаешь ты по одной лишь причине — я не одобряю радикализма — это тебя злит, и ты не соглашаешься со мной.

— Неправда! — возразила Луиза, несмотря на крупицу истины в его словах. — И более того…

Он снова её поцеловал, однако, на сей раз придерживая её голову, чтобы во всей мере завладеть ртом. Когда Саймон отстранился, она смерила его потрясённым взглядом.

— Играешь не по правилам, — пожаловалась Луиза. — Ты бы никогда не применил подобную тактику ни к одному из своих политических противников.

Он тихо засмеялся.

— Представляешь реакцию Сидмута, выкини я такой фортель?

Луиза затаила дыхание.

— Сидмут тебе не противник.

Саймон замер, осознав, что произнёс.

— Я… не то имел в виду, как это могло показаться.

Чёрта с два, не то.

— Значит, ты действительно согласен с политикой Сидмута? Ты хочешь, чтобы он оставался на своей должности?

— Сидмут — это необходимое зло. Я должен играть по его правилам — и по правилам короля — если хочу стать премьер-министром.

— А после? — Луиза припомнила, что он был не на той стороне в вопросе парламентской реформы. Возможно, не только в этом вопросе. — Войдет Сидмут в состав твоего кабинета, стань ты премьер-министром?

Саймон надолго задумался.

— Нет.

Когда Луиза просияла, он добавил:

— Но я не желаю, чтоб об этом стало известно, даже твоим друзьям. Понятно?

— Совершенно, — воскликнула она, слишком взволнованная, чтобы сдержать свое восхищение.

— Я серьёзно, Луиза. Ни слова.

— Мой рот на замке, — весело произнесла та.

— Я не могу немедля лишить должности Сидмута. Нужно время и тонкий расчёт…

— И терпение, и обдуманность, — сказала Луиза, теперь уже в состоянии поддразнивать его. — Да, я понимаю, мой осторожный супруг. Но как ты собираешься это провернуть? Кого ты хочешь поставить вместо него? Ты всерьёз решил его выкинуть?

Саймон крепко поцеловал её, и отступил с горящими глазами.

— Мы можем обсудить это завтра? — подтянув её ближе, он упёрся в неё своей восставшей плотью. — Сейчас у меня на уме вовсе не политика.

И любимый мужчина заслужил награду, после поразительного откровения.

— Безусловно, муж мой, — Луиза кокетливо улыбнулась ему. — Дай мне десять минут, я подготовлюсь к твоему приходу. — Развернувшись, она метнулась вверх по ступенькам.

— Я великолепно справляюсь с твоей одеждой, ты же знаешь, — произнес Саймон, следуя за ней по пятам.

— Ты разорвёшь мне платье, — запыхавшись, говорила она. — И, к тому же, шокируешь мою горничную.

Слава небесам, за её горничную, чьё присутствие держало Саймона на расстоянии, пока она вставляла тампон.

Он что-то сзади проворчал, и она ускорила шаги. Это явно не та ночь, чтобы испытывать его терпение. Кроме того, у её ног выросли крылья от его признаний. «Саймон хочет сместить Сидмута!»

После того, как он ранее признался в поддержке парламентской реформы, Луиза начала думать, что он не такой уж закоснелый заядлый тори, как она предполагала. Хотя Саймон и разделял представления тори о радикалах, она была уверена, что могла бы изменить его мнение о них, как только он прислушается к словам Годвина.

Завтра. Потому что сегодня ночью она собиралась получить наслаждение, лёжа в объятиях мужа.