7*. По поводу «кулака-мироеда» в этом месте статьи М.М.Б. А. Садецкий вступает в интересную полемику с авторами известной американской книги, которые понимают это слово здесь исключительно как одиозный термин эпохи сталинской коллективизации, в которую и писалась как раз статья М.М.Б., и оценивают употребление этого бранного термина в применении к старой литературе XIX столетия в лучшем случае как анахронизм, а в худшем — как знак оппортунистического приспособления автора к политической ситуации (Gary Saul Morson, Caryl Emerson. Mikhail Bakhtin. Greation of Prosaics. Stanford University Press, 1990, p. 298). А. Садецкий приводит примеры употребления как «кулака», так и «мироеда», тоже как одиозных слов, и во «Власти земли» Глеба Успенского, упоминаемой в статье М.М.Б., и в «Крестьянине и крестьянском труде» того же Успенского, и анализирует эти слова как оказавшиеся «в двух контекстах, в двух веках — девятнадцатом и двадцатом, в двух идеологических эпохах, двух диалогических окружениях»; согласно этому анализу, здесь «не Бахтин, говорящий о Толстом и Успенском, а Успенский и Толстой, говорящие друг с другом и услышанные Бахтиным»; к ним подключается голос Сютаева, с которым сливает свой голос Толстой: «В контексте бахтинского исследования встречаются голоса, искавшие этой встречи». В ситуации этой встречи одиозное слово лишается «той неумолимой однотонности, что оглушительно гремела в этом слове в период, когда Бахтин создавал свою статью» (А. Садецкий. Открытое слово, с. 140–149).