IX. Пророчество апура

— Все это произошло по воле богов! — произнес Одиссей, когда Реи закончил свой рассказ. Некоторое время он сидел молча, потом поднял глаза и взглянул на старого жреца.

— Странный рассказ, Реи! Много морей я прошел, во многих странах побывал, видел много народов и слышал голоса бессмертных богов, но никогда не слыхал ничего подобного. Заметь себе, когда я увидел прекрасную царицу, я удивился тому, что она как-то странно взглянула на меня, как будто бы уже знала. Если ты сказал правду, Реи, она полагает, что видела меня в своих снах и видениях. Кто этот человек с длинными темными локонами, в золотом вооружении, с золотым шлемом на голове, в который воткнут обломок копья?

— Передо мной сидит этот человек, — сказал Реи, — или, может быть, я созерцаю бога!

— Нет, я не бог, — ответил, улыбаясь, Одиссей, — хотя сидонцы сочли меня за бога. Отгадай мне эту загадку, мудрый жрец.

Престарелый Реи смотрел в землю, бормоча молитву дрожащими губами.

— Ты человек, — произнес он, — и пришел из-за моря, чтоб внушить любовь царице Мериамон и осудить себя на смерть. Это я знаю, остальное мне неизвестно. Молю тебя, чужеземец, ты пришел к нам с севера в золотом вооружении, твое лицо сияет мужественной красотой, ты — сильнейший из людей! Прошу тебя, уйди назад, уйди за море, откуда ты пришел…

— Разве человек может уйти от своей судьбы? — спросил Одиссей. — Если смерть придет, так должно быть! Но помни, Реи, я не искал любви Мериамон!

— Все равно ты найдешь ее! Кто ищет любовь, тот теряет ее, а кто не хочет искать, тот находит!

— Я приехал завоевать любовь другой женщины, — сказал Одиссей, — и буду искать эту любовь, пока не умру!

— Пусть боги помогут тебе найти ее, и страна Кемет будет спасена от великой скорби! Но здесь, в Египте, нет женщины прекраснее Мериамон, и ты должен искать где-нибудь дальше. А теперь, Эперит, я должен идти совершать службу в храме священного Амона, так как я верховный жрец. Но тебя фараон приказал мне привести на пир во дворец!

Реи повел Одиссея боковым входом во дворец фараона, близ храма бога Пта. Но прежде указал ему на приготовленную для него прекрасную комнату, богато украшенную, уставленную креслами из слоновой кости и ложами из серебра, с роскошной постелью.

Одиссей отправился в царские бани, где темноокие девушки вымыли его, умастили душистым маслом и увенчали цветами лотоса.

Потом Реи повел его, в полном вооружении, в переднюю комнату дворца и оставил тут, говоря, что вернется, когда пир кончится.

Зазвучали трубы, загремели барабаны.

Вошли прекрасная царица Мериамон и божественный фараон Менепта в сопровождении придворных дам и мужчин. Все они были увенчаны розами и цветами лотоса. Мериамон была в царском одеянии из вышитого шелка, с плеч ее спускалась пурпурная мантия, а на шее и руках блестели золотые украшения.

Она была прекрасна своим бледным лицом и чудными гордыми очами, которые, казалось, дремали под тенью длинных шелковистых ресниц, и шла, сияя гордой и царственной красотой. Позади царицы был виден фараон, высокий, болезненный человек с мрачным лицом. Одиссею показалось, что у него тяжело на сердце, что забота и страх перед бедой вечно терзают его.

Мериамон ласково взглянула на Скитальца.

— Привет тебе, чужеземец! — произнесла она. — Ты явился на наш пир в воинственном одеянии?

— Прости, царственная госпожа, — ответил он, — но если бы я вздумал снять доспехи, мой лук запел бы мне песнь о скорой войне. И вот я пришел на пир в полном вооружении!

— Разве твой лук умеет предсказывать, Эперит? — спросила царица. — Я слышала о таком оружии от менестреля, который пришел к нам с берегов Северного моря и пел песнь о волшебном луке Одиссея!

— Ты хорошо делаешь, что не снимаешь вооружения, Странник, — сказал фараон, — если твой лук поет о войне, то мое сердце также говорит мне, что война будет!

— Следуй за мной, странник! — сказала царица.

Он последовал за ней и фараоном. Они пришли в великолепный зал, украшенный резьбой по стенам. Одиссею никогда не приходилось видеть такого богатого зала. На возвышении сел фараон, рядом с ним — царица Мериамон, а подле нее — Скиталец в золотом вооружении. Он прислонил свой лук к креслу из слоновой кости.

Пир начался. Все ели и пили вдоволь. Царица говорила мало, но глаза ее не переставали следить за гостем из-под низко опущенных ресниц.

Вдруг, когда они пировали и веселились, двери в конце комнаты широко раскрылись. Стража в ужасе отскочила, и у дверей остановились два человека.

Лица их были смуглы, худы, истощенны, носы походили на клюв орла, а глаза — желты, как у льва. Одежда их состояла из звериных шкур, перевязанных у пояса ремнем. Они подняли свои обнаженные руки, в которых держали посохи. Оба человека были стары, один с длинной белой бородой, другой — выбрит, подобно египетскому жрецу. Когда посохи поднялись, стража отступила, и все присутствовавшие закрыли лица, за исключением Мериамон и Скитальца. Даже фараон не смел взглянуть на них, только сердито пробормотал себе в бороду: «Клянусь Осирисом, эти апура снова явились сюда! Смерть тем, кто пропустил их!»

Один из пришедших, бритый, как жрец, громко вскричал:

— Фараон! Фараон! Фараон! Слушай слово Иеговы. Отпустишь ли ты народ его?

— Не отпущу!

— Фараон! Фараон! Фараон! Слушай слово Иеговы! Если ты не отпустишь народ его, все перворожденные в Кемете, от князя до раба, от быка до осла, будут перебиты! Отпустишь ли ты народ его?

— О фараон, отпусти народ! — громко закричали все присутствовавшие.

— Великие скорби и несчастья обрушатся на Кемет! О фараон, отпусти народ!

Сердце фараона смягчилось, и он готов был отпустить народ Иеговы, как вдруг Мериамон повернулась к нему.

— Ты не должен отпускать этот народ! — произнесла она. — Поверь, что все бедствия Кемету причинили не эти рабы, не боги этих рабов, а чужеземная богиня, которая живет в Танисе. Не бойся, трус! Какое у тебя малодушное сердце! Вели богине уйти отсюда, но не отпускай этих рабов! Нам нужно строить города, и эти рабы будут работать для нас!

— Вон отсюда! — вскричал фараон. — Приказываю вам уйти. Завтра ваш народ будет послан на тяжелую работу, и спины их окрасятся от ударов ремня! Я не отпущу этот народ!

Оба человека громко вскрикнули и, подняв посохи, исчезли из комнаты. Никто не смел наложить на них руку.

Скиталец удивился, что фараон не приказал убить непрошеных гостей.

— Знаешь, Эперит, — сказала Мериамон, заметив его удивление, — великие бедствия постигли нашу страну. Царь думает, что эти колдуны послали на нас все беды, но я знаю, что Хатхор, богиня любви, разгневалась на нас из-за той женщины, что живет в Танисе и выдает себя за богиню!

— Зачем, царица, — спросил Скиталец, — терпите вы у себя в городе эту ложную богиню?

— Зачем? Спроси об этом фараона. Вероятно, потому, что красота ее поразительна и кто увидит ее хоть раз, тот поклоняется ей и почитает, как богиню. Если ты хочешь узнать об этом подробнее, спроси фараона, он знает храм ложной богини, знает того, кто охраняет ее!

— О фараон, могу я узнать всю правду? — обратился Скиталец к царю.

Менепта взглянул на него, сомнение и тревога отразились на его лице.

— Я скажу тебе правду, странник! Такой человек, как ты, путешествовавший по многим странам, поймет мой рассказ и поможет мне. При жизни моего отца, священного Рамсеса, однажды в храме божественной Хатхор появилась женщина чудесной красоты. Когда жрецы храма смотрели на нее, то одному она казалась мрачной, другому светлой, и перед каждым человеком менялась ее чудная красота. Она улыбалась и пела, зажигая любовь во всех сердцах. Но если хоть один мужчина подходил к ней ближе и пытался обнять ее, он отступал, как ужаленный, а если повторял попытку, то умирал. Тогда люди перестали смотреть на нее как на женщину и начали поклоняться ей, приносить жертвы и молиться, как богине. Прошло три года. В конце третьего года богиня исчезла. От нее не осталось и следа, и только память ее свято чтилась людьми. Прошло двадцать лет. Отец мой умер, и я наследовал его престол. Однажды из храма прибежал вестник. «Хатхор вернулась в Кемет, — кричал он, — богиня вернулась к нам!»

Я пошел взглянуть на нее. Перед храмом собралась огромная толпа народа, а на портике храма стояла сама богиня, сияя ослепительной красотой. Она пела чудесные песни, и голос ее проникал в сердце человека. Месяц за месяцем она пела свои песни, и множество людей мечтали заслужить ее милость, но у дверей храма невидимая стража строго охраняла вход. Если смельчак пытался ворваться силой, слышался звон мечей, и он падал мертвым, хотя на нем не находили ран. Это правда, странник, я сам хотел войти туда и был оттолкнут ее стражей. Но я один из всех людей, кто, видя ее близко и слыша ее голос, не сделал вторичной попытки войти в храм и уцелел!

— Ты любишь жизнь больше других людей! — сказала царица. — Ты хотел завоевать также это чудо, но твоя жизнь тебе дороже ее красоты, и ты не решился обнять ее. Да, Эперит, она причина всех наших бедствий. Все мужи влюбляются в нее и бесятся от любви. Когда она стоит на портике храма и поет, они плачут, молятся и рвут на себе волосы, рвутся к ней и умирают. Проклята наша страна, проклятие принесла нам эта женщина! Пока не найдется человек, который пройдет сквозь стражу, встанет перед ней лицом к лицу и убьет ее, горе и бедствие будут терзать страну Кемет! Быть может, ты, странник, окажешься этим человеком? — Мериамон загадочно взглянула на него. — Тогда прими мой совет: не ходи туда, ты будешь околдован, и мы потеряем великого человека!

— Быть может, госпожа, моя сила и милость богов помогут мне в этом деле. Но, пожалуй, эту женщину легче уговорить словами любви и поцелуями, чем убить ударом меча, если она не принадлежит к числу смертных!

Мериамон покраснела и нахмурилась.

— Зачем ты говоришь это? — сказала она. — Будь уверен, что, если бы я увидела это чудо, она была бы убита и предназначена в невесты Осирису!

Одиссей понял, что царица Мериамон завидовала красоте и славе той, которая обитала в храме Таниса, и замолчал, умея молчать, когда это было нужно.

Загрузка...