Том 5

XIX. Пробуждение Скитальца

Жрец Реи, как было условлено, отправился к храму Хатхор и стал ждать в тени, у ворот портика, Скитальца. Время шло, а его друга все еще не было. Наконец калитка в решетке ворот тихо скрипнула, и из нее вышла женщина под густым покрывалом; на груди у нее горела багрово-красным цветом большая звезда. Женщина эта остановилась и, посмотрев на залитую серебристым лунным светом дорогу, тоже отошла в тень портика и притаилась, так что ее не было видно, зато звезда на ее груди сияла и горела в тени. Страх объял старика, он ронял, что перед ним чудесная и смертоносная Хатхор, и подумал, что и ему суждено теперь погибнуть, подобно всем, кто только видел ее лицо. Он хотел бежать, но не мог, а глаза его продолжали смотреть на дорогу, но кругом было пустынно. Красная звезда все светилась во тьме, а Мечта Мира ждала у стены, словно какая-нибудь покинутая деревенская девица.

Вдруг, пока жрец Реи в душе молил богов о приходе того, кто не приходил, сладкозвучный голос, нежнее звуков золотой арфы, спросил его:

— Кто ты такой и зачем скрываешься здесь в тени, что побудило тебя, Одиссей, явиться ко мне в образе преклонного старца, жреца, служителя богов? Я уже видела тебя в одежде нищего и признала тебя! Почему же мне не признать тебя и в белой одежде жреца?

— О богиня! — заплетающимся и коснеющим от страха языком вымолвил наконец Реи. — Я не тот человек, за которого ты меня принимаешь! Эта белая одежда присвоена мне по праву! Я — Реи, глава строителей фараона, казначей казны Кемета и советник царицы. Если ты — богиня этого храма, молю тебя, будь милостива, не поражай меня твоим гневом, я не по своей воле пришел сюда, а по просьбе того, кого ты сейчас упоминала! Будь же милостива и пощади меня!

— Не бойся, Реи, — продолжал тот же чарующий голос, — я не намерена причинять тебе зло! Где же тот человек, которого ты ожидаешь?

Тогда Реи поднял взгляд на Елену и увидел, что в глазах ее не было гнева и они светились мягким, ласковым светом, подобно звездам в вечернем небе, и воспрянул духом.

— Я не знаю, бессмертная, где он, знаю только, что он просил меня встретить его здесь за час до полуночи, сообщив, что в эту ночь он и ты, чудесная Хатхор, повенчаетесь и хотите тайно покинуть страну Кемет. Он просил меня, своего друга, прийти сюда — переговорить с тобой и с ним о вашем бегстве!

— Слушай, Реи, — отвечала Елена, — вчера Одиссей из Итаки, Одиссей, сын Лаэрта, сразившись с бесплотными стражами, охранителями врат святилища, предстал предо мной, и я говорила с ним. Я видела, что чей-то дух невидимо присутствовал при нашем свидании, и теперь узнаю в тебе лицо того духа, а в твоем облике — облик его!

При этих словах страх снова объял Реи, и сердце его замерло в груди.

— Теперь приказываю тебе, Реи, сказать мне всю правду, — продолжала Елена. — Иначе тебя постигнет беда не от моей руки, а от руки тех бесплотных, которые стоят на страже у меня. Скажи, что делал твой дух в моем святилище? Как осмелился ты войти туда — смотреть на мою красоту?

— О великая богиня, — взмолился Реи, — я скажу тебе всю правду, но прошу тебя, не обрушивайся гневом на меня. Не по своей воле нарушил я уединение твоего святилища, я сам не знаю, что мой дух видел или слышал там. Я был послан туда тою, кому я служу и которая обладает всеми чарами и колдовством тайного знания; ей мой дух передал все, что видел и слышал, я же ничего не знаю!

— А кому ты служишь, Реи, и почему послали они твой дух следить за мной?

— Я служу царице Мериамон, она послала меня разузнать, что постигло Скитальца, отправившегося сражаться с бестелесными духами.

— А он ничего не сказал мне об этой царице! Скажи мне, Реи, хороша она?

— Это прекраснейшая из всех женщин, живущих на земле, — сказал старик.

— Из всех, говоришь ты? Ну, смотри! — и Елена порывистым движением сбросила с себя покрывало, представ перед жрецом во всей своей красоте. — Скажи мне, Мериамон, которой ты служишь, неужели прекраснее Елены, которую вы здесь называете Хатхор?

Реи поднял глаза, взглянув на ту, что была воплощением красоты, и, ослепленный ею, точно ярким солнечным светом, закрыл лицо руками.

— Нет, ты прекрасней ее! — сказал жрец. — С твоей красотой не сравнится никакая красота!

— Теперь скажи мне, почему царица Мериамон, которой ты служишь, захотела узнать судьбу того, кто пошел сражаться с бесплотными?

— Если ты хочешь это знать, бессмертная, то я скажу тебе: только с твоей помощью я могу спасти от греха и позора ту, которой я служу и которую люблю! Она любит того человека, супругой которого ты хочешь стать!

Услыхав это, златокудрая Елена прижала руку к своему сердцу.

— Я этого боялась, предчувствовала это! Она любит его, и он не приходит сюда… Если так, то отправимся, Реи, туда, во дворец твоей царицы, и там узнаем всю правду! Не бойся, я не сделаю зла ни тебе, ни той, которой ты служишь. Проводи только меня во дворец, Реи, проводи скорее!

Между тем Скиталец сладко спал в объятиях царицы Мериамон, принявшей образ Елены-аргивянки. Его золотые доспехи лежали у подножия фараонова ложа, тут же, в ногах, стоял и черный лук Эврита. Начало светать, вдруг тетива лука тихо запела:

Проснись, проснись, безумный! Дороже объятий

любви

И слаще поцелуя возлюбленной звучит шум

битвы в ушах героя и воина!

Глас бранной трубы сладкозвучнее нежной

музыки голоса женщины!

Змея, обвившаяся вокруг стана царицы, услышала песню и обвилась теперь и вокруг тела Скитальца, связав их своими кольцами в общности греха. Высоко подняв свою прекрасную женскую голову, она тоже запела:

Спи, спи, спи, наслаждайся покоем, какой

вкусить думают люди по смерти.

Под тем деревом, где спали первые супруги,

сторожила их я, как теперь сторожу и его!

Песнь черного лука и песнь змеи слились в одну, так как лук тот был смерть, а смерть — дочь греха; грех же — это змей, а лук был из древа познания добра и зла — пособника греха; поэтому их песня и слилась в одну, наконец пробудив спящего Скитальца.

Он вздрогнул, протянув свои мощные руки, раскрыл глаза и, увидев вдруг над собой лицо Мериамон на змеиной шее, вскрикнул и вскочил с ложа. Видение исчезло. Первые лучи солнца прокрались в опочивальню и упали на брачное ложе царицы, жены фараона, и на золотые доспехи и лицо спящей женщины. Теперь только Скиталец припомнил все, что с ним было, как он в эту ночь стал супругом Елены и как ему приснился под утро скверный сон — лицо Мериамон на шее змеи. Да, вот тут лежит златокудрая Елена, супруга его, и он склонился над нею, чтобы пробудить ее поцелуем. О, как прекрасна ока во сне. Но что это? Не такой казалась она ему там, в святилище храма Хатхор, не такой была она и вчера в большой зале при свете луны, когда он клялся ей той страшной клятвой. Кто же эта красавица? Да это царица Мериамон, это ее горделивая красота, слава и гордость фараона!

Скиталец продолжал смотреть на ее прекрасное лицо, и страх объял его при виде этой красоты. Как же все это случилось? Что он сделал?

Всюду кругом на стенах боги Кемета, а над ложем изображенные священными знаками — имена Менепты и Мериамон. Значит, не со златокудрой Еленой, а с женой фараона разделил он ложе! Ей и клялся страшной клятвой, она явилась ему в образе Елены, но теперь заговор снят, и перед ним Мериамон в своей гордой красоте. Герой стоял пораженный и не мог отвести глаз. Но вот силы вернулись к нему, и он, схватив свои доспехи, стал снаряжаться, но, когда он взял шлем, тот выскользнул из его рук, со звоном упал на мраморные плиты пола и пробудил спящую. С громким криком вскочила она и встала, величественная и прекрасная в своем ночном одеянии, схваченном вокруг стана золотой змеей, которую она теперь осуждена была носить всегда. Между тем Скиталец схватил свой меч и сбросил с него драгоценные, из слоновой кости ножны.