Том третий. Избранные переводы

Когда выхожу я утром

И вижу твой тихий дом,

Я радуюсь, милая крошка,

Приметив тебя за окном.

Читаю в глазах черно-карих

И в легком движении век:

— Ах, кто ты и что тебе надо,

Чужой и больной человек?»

— Дитя, я поэт немецкий,

Известный в немецкой стране.

Назвав наших лучших поэтов,

Нельзя не сказать обо мне.

И той же болезнью я болен,

Что многие в нашем краю.

Припомнив тягчайшие муки,

Нельзя не назвать и мою.

Над пеною моря, раздумьем объят,

Сижу на утесе скалистом.

Сшибаются волны, и чайки кричат,

И ветер несется со свистом.

Любил я немало друзей и подруг.

Но где они? Кто их отыщет?

Взбегают и пенятся волны вокруг,

И ветер протяжно свищет.

В почтовом возке мы катили,

Касаясь друг друга плечом.

Всю ночь в темноте мы шутили.

Болтали — не помню о чем.

Когда же за стеклами в раме

Открылся нам утренний мир,

Амур оказался меж нами,

Бесплатный слепой пассажир.

Когда тебя женщина бросит, — забудь,

Что верил ее постоянству.

В другую влюбись или трогайся в путь.

Котомку на плечи — и странствуй.

Увидишь ты озеро в мирной тени

Плакучей ивовой рощи.

Над маленьким горем немного всплакни,

И дело покажется проще.

Вздыхая, дойдешь до синеющих гор.

Когда же достигнешь вершины,

Ты вздрогнешь, окинув глазами простор

И клекот услышав орлиный.

Ты станешь свободен, как эти орлы.

И, жить начиная сначала,

Увидишь с крутой и высокой скалы,

Что в прошлом потеряно мало!

Как из пены вод рожденная,

Ты сияешь — потому,

Что невестой нареченною

Стала ты бог весть кому.

Пусть же сердце терпеливое

Позабудет и простит

Все, что дурочка красивая,

Не задумавшись, творит!

Чтобы спящих ее встревожить,

Не вспугнуть примолкших гнезд,

Тихо по небу ступают

Золотые ножки звезд.

Каждый лист насторожился,

Как зеленое ушко.

Тень руки своей вершина

Протянула далеко.

Но вдали я слышу голос —

И дрожит душа моя.

Это зов моей любимой

Или возглас соловья?..

Не знаю, о чем я тоскую.

Покоя душе моей нет.

Забыть ни на миг не могу я

Преданье далеких лет.

Дохнуло прохладой. Темнеет.

Струится река в тишине.

Вершина горы пламенеет

Над Рейном в закатном огне.

Девушка в светлом наряде

Сидит над обрывом крутым,

И блещут, как золото, пряди

Под гребнем ее золотым.

Проводит по золоту гребнем

И песню поет она.

И власти и силы волшебной

Зовущая песня полна.

Пловец в челноке беззащитном

С тоскою глядит в вышину.

Несется он к скалам гранитным,

Но видит ее одну.

А скалы кругом все отвесней,

А волны — круче и злей.

И, верно, погубит песней

Пловца и челнок Лорелей.

Рокочут трубы оркестра,

И барабаны бьют.

Это мою невесту

Замуж выдают.

Гремят литавры лихо,

И гулко гудит контрабас.

А в паузах ангелы тихо

Вздыхают и плачут о нас.

Гонец, скачи во весь опор

Через леса, поля,

Пока не въедешь ты во двор

Дункана-короля.

Спроси в конюшне у людей,

Кого король-отец

Из двух прекрасных дочерей

Готовит под венец.

Коль темный локон под фатой,

Ко мне стрелой лети.

А если локон золотой,

Не торопись в пути.

В канатной лавке раздобудь

Веревку для меня

И поезжай в обратный путь,

Не горяча коня.

Двое перед разлукой

Безмолвно подают

Один другому руку,

Вздыхают и слезы льют.

А мы с тобой не рыдали,

Когда нам расстаться пришлось.

Тяжелые слезы печали

Мы пролили позже — и врозь.

Они мои дни омрачали

Обидой и бедой —

Одни своей любовью,

Другие своей враждой.

Мне в хлеб и вино подсыпали

Отраву за каждой едой —

Одни своей любовью,

Другие своей враждой.

Но та, кто всех больше терзала

Меня до последнего дня,

Враждою ко мне не пылала,

Любить — не любила меня.

Кто влюбился без надежды,

Расточителен, как бог.

Кто влюбиться может снова

Без надежды, — тот дурак.

Это я влюбился снова

Без надежды, без ответа.

Насмешил я солнце, звезды,

Сам смеюсь — и умираю.

Как ты поступила со мною,

Пусть будет неведомо свету.

Об этом у берега моря

Я рыбам сказал по секрету.

Пятнать твое доброе имя

На твердой земле я не стану,

Но слух о твоем вероломстве

Пойдет по всему океану!

Весь отражен простором

Зеркальных рейнских вод,

С большим своим собором

Старинный Кельн встает.

Сиял мне в старом храме

Мадонны лик святой.

Он писан мастерами

На коже золотой.

Вокруг нее — цветочки,

И ангелы реют над ней.

А волосы, брови и щечки —

Совсем, как у милой моей.

Не подтрунивай над чортом, —

Годы жизни коротки,

И загробные мученья,

Милый друг, не пустяки.

А долги плати исправно.

Жизнь не так уж коротка, —

Занимать еще придется

Из чужого кошелька!

Какая дурная погода!

Дождь или снег, — не пойму.

Сижу у окна и гляжу я

В сырую, ненастную тьму.

Чей огонек одинокий

Плывет и дрожит вдалеке?

Я думаю, это фонарик

У женщины старой в руке.

Должно быть, муки или масла

Ей нужно достать поскорей.

Печет она, верно, печенье

Для дочери взрослой своей.

А дочь ее нежится в кресле,

И падает ей на лицо,

На милые, сонные веки

Волос золотое кольцо.

За столиком чайным в гостиной

Спор о любви зашел.

Изысканны были мужчины,

Чувствителен нежный пол.

— Любить платонически надо! —

Советник изрек приговор,

И был ему тут же наградой

Супруги насмешливый взор.

Священник заметил: — Любовью,

Пока ее пыл ее иссяк,

Мы вред причиняем здоровью. —

Девица спросила: — Как так?

— Любовь — это страсть роковая!

Графиня произнесла

И чашку горячего чая

Барону, вздохнув, подала.

Тебя за столом не хватало.

А ты бы, мой милый друг,

Верней о любви рассказала,

Чем весь этот избранный круг.

С надлежащим уважением

Принят дамами поэт.

Мне с моим бессмертным гением

Сервирован был обед.

Выбор вин отменно тонок.

Суп ласкает вкус и взор.

Восхитителен цыпленок.

Заяц сочен и остер.

О стихах зашла беседа…

И поэт, по горло сыт,

Устроительниц обеда

За прием благодарит.

Твои глаза — сапфира два,

Дна дорогих сапфира.

И счастлив тот, кто обретет

Два этих синих мира.

Твое сердечко — бриллиант.

Огонь его так ярок!

И счастлив тот, кому пошлет

Его судьба в подарок.

Твои уста — рубина два.

Нежны их очертанья.

И счастлив тот, кто с них сорвет

Стыдливое признанье.

Но если этот властелин

Рубинов и алмаза

В лесу мне встретится один, —

Он их лишится сразу!

Прекрасный старинный замок

Стоит на вершине горы.

И любят меня в этом замке

Три барышни — три сестры.

Вчера обняла меня Йетта.

Юлия — третьего дня.

А день перед тем Кунигунда

В объятьях душила меня,

В замке устроили праздник

Для барышень милых на днях.

Съезжались бароны и дамы

В возках и верхом на конях.

Но жаль, что меня не позвали.

Не видя меня на балу,

Ехидные сплетницы-тетки

Тихонько смеялись в углу…

Материю песни, ее вещество

Не высосет автор из пальца.

Сам бог не сумел бы создать ничего,

Не будь у него матерьяльца.

Из пыли и гнили древнейших миров

Он создал мужчину — Адама.

Потом из мужского ребра и жиров

Была изготовлена дама.

Из праха возник у него небосвод.

Из женщины — ангел кроткий.

А ценность материи придает

Искусная обработка.

Мы немецкую свободу

Не оставим босоножкой.

Мы дадим ей в непогоду

И чулочки и сапожки.

На головку ей наденем

Шапку мягкую из плюша,

Чтобы вечером осенним

Не могло продуть ей уши.

Мы снабдим ее закуской.

Пусть живет в покое праздном, —

Лишь бы только бес французский

Не смутил ее соблазном.

Пусть не будет в ней нахальства,

Пусть ее научат быстро

Чтить высокое начальство

И персону бургомистра!

Из-за того, что я владею

Искусством петь, светить, блистать,

Вы думали, — я не умею

Грозящим громом грохотать?

Но погодите: час настанет, —

Я проявлю и этот дар.

И с высоты мой голос грянет,

Громовый стих, грозы удар.

Мой буйный гнев, тяжел и страшен,

Дубы расколет пополам,

Встряхнет гранит дворцов и башен

И не один разрушит храм.