Том третий. Избранные переводы

У каждого дела

Запах особый:

В булочной пахнет

Тестом и сдобой.

Мимо столярной

Идешь мастерской —

Стружкою пахнет

И свежей доской.

Пахнет маляр

Скипидаром и краской. —

Пахнет стекольщик

Оконной замазкой.

Куртка шофера

Пахнет бензином.

Блуза рабочего —

Маслом машинным.

Пахнет кондитер

Орехом мускатным.

Доктор в халате —

Лекарством приятным.

Рыхлой землею,

Полем и лугом

Пахнет крестьянин,

Идущий за плугом.

Рыбой и морем

Пахнет рыбак.

Только безделье

Не пахнет никак.

Сколько ни душится

Лодырь богатый,

Очень неважно

Он пахнет, ребята!

Цвет свой особый

У каждого дела.

Вот перед вами

Булочник белый.

Белые волосы,

Брови, ресницы.

Утром встает он

Раньше, чем птицы.

Черный у топки

Стоит кочегар.

Всеми цветами

Сверкает маляр.

В синей спецовке,

Под цвет небосвода,

Ходит рабочий

Под сводом завода.

Руки рабочих

В масле и в саже.

Руки богатых

Белее и глаже.

Нежные пальцы,

Светлые ногти.

Нет на них копоти,

Масла и дегтя.

Знаешь: пускай у них кожа бела,

Очень черны у богатых дела!

Стишок про лудильщика, парня веселого.

Он плавит свинец и блестящее олово.

Он варит лекарства в походной аптеке

Больной сковородке, кастрюле-калеке.

Он чайник исправит — и чайник здоров.

Он врач сковородок, профессор котлов.

Он лечит кофейнику носик и донце,

И старый кофейник сверкает, как солнце.

Больница его — на камнях мостовой.

И солнце горит над его головой.

— Эй, старичок «Старье берем»!

Что ты несешь в мешке своем?

— Несу башмак без каблука,

Один рукав без пиджака,

Смычок без скрипки и ошейник,

Безносый чайник и кофейник

Да котелок из чугуна,

Насквозь проржавленный, без дна.

Несу министра без портфеля.

Он правил без году неделю

И призывал страну к войне…

Он у меня на самом дне!

Не будит меня на рассвете петух:

Сигналы трамвая тревожат мой слух.

Одеты в спецовки свои темно-синие,

Рабочие первыми едут по линии.

За ними в вагоне второго трамвая

Чиновники едут, газеты читая.

А в третьем трамвае возня, суета:

Ватага ребят занимает места.

Они повторяют во время движенья

Сложенье, деленье, склоненье, спряженье!

Вечно ворчит

На служанку хозяйка:

— Плохо погладила

Платье, лентяйка.

Окна не вымыты.

Пол не натерт.

Ложка пропала.

Не выпечен торт.

Дня не проходит

Без новой придирки:

— Соус без соли.

Крендель без дырки.

Кот не накормлен.

Кофе не молото.

Плохо начищены

Бронза и золото.

Лопнул стакан,

И разбиты две банки..

Туго приходится

Бедной служанке!

На педаль нажимая ногою,

Он вращал колесо ремешком.

Колесо он носил за спиною,

А ходил по дорогам пешком.

Это — тихий, тихий стих,

Тише всех стихов других.

Кто по городу ночному

Держит путь от дома к дому?

Верно, принц уснуть не может:

Шум листвы его тревожит?

Иль во тьме разносят феи

Все билеты лотереи?

Или, может быть, не спит

Тот, чей зуб всю ночь болит?

Нет, шагает вперевалку

Старый сторож с толстой палкой.

Он один не спит в квартале,

Чтоб другие крепко спали.

Приятно детям в зной горячий

Уехать за город на дачи,

Плескаться в море и в реке

И строить замки на песке.

А лучше — в утренней прохладе

Купаться в горном водопаде.

Но, если вас отец и мать

Не могут за город послать, —

На каменной лестнице,

Жарко нагретой,

Вы загораете

Целое лето.

Или валяетесь

Летом на травке

На берегу

Водосточной канавки.

Если б меня президентом избрали,

Я бы велел, чтобы в каждом квартале

Каждого города всем напоказ

Вывешен был мой строжайший приказ:

Детям страны президентским декретом

Жить в городах запрещается летом.

Всех ребятишек на летнее жительство

Вывезти к морю. Заплатит правительство

Этим приказом — параграфом третьим —

Горы Альпийские дарятся детям.

Кто не исполнит приказа, тому

Будет грозить заключенье в тюрьму!

Открытки, блещущие глянцем,

Распродаются иностранцам.

Милан с прославленным собором.

Рим: Капитолий, Купол, Форум.

Неаполь с морем и вулканом,

Откуда вьется дым султаном.

Вот Пиза со своей всегдашней

Наклонной — падающей — башней.

Вот Генуя с морскою гаванью

И с кораблем, идущим в плаванье…

А что скрывается внутри, —

Ты за открытку посмотри.

Вправду ли, вечно гоняя гондолы,

Венецианцы поют баркаролы?

Вправду ль Неаполю только и дела —

Глазеть на вулкан да плясать тарантеллу?

Может, и так. Но я верю глазам,

Верю тому, что увижу я сам.

Разрешите мне, синьоры,

За открытку кинуть взоры,

Узнать, как дела у людей обстоят,

Что делают люди, о чем говорят.

Кто горюет, веселится,

Кто без ужина ложится,

Кто зимой не защищен

От дождя и снега,

У кого отличный сон,

Только нет ночлега.

Загляните-ка, синьоры,

За открытку, на которой

Парки, башни и соборы…

Плетет он стулья,

Чтоб вы сидели,

А сам сидит он на панели.

Кто делает автомобили,

Бредет по улицам пешком.

А те, что вам ботинки шили,

Частенько ходят босиком.

Порой у пчел нет меда в улье,

У земледельца нет земли,

А человек, плетущий стулья,

Сам на земле сидит в пыли.

В Неаполе — в городе яркого света —

Есть переулочек Палонетто.

Кривой переулок темен и тесен —

Без неба, без солнца, без моря, без песен.

А будет ли песня кем-нибудь спета

Для тебя, мой Неаполь, без неба, без света?

Площадь Джованни Мастаи Ферретти.

В брызгах фонтана купаются дети.

В воду ныряют на площади Рима,

А рядом троллейбус проносится мимо.

Кажется, лопнет троллейбус набитый.

Люди в троллейбусе очень сердиты.

Смотрят в окошки, как будто грозя:

«Эй, шалопаи! Купаться нельзя!»

Но под одеждой, взмокшей от зноя,

В душах людей я читаю иное.

Что-то живое бьется тайком

В сердце у каждого под пиджаком.

Думают взрослые: «Эх, чертенята!

Лето — раздолье для вашего брата.

Мы же строчить в министерствах должны,

Вместо того чтобы сбросить штаны

И полоскаться в бассейне, как дети,

На площади старой Мастаи Ферретти».

Глядит в лагуну старый мост,

И так вода ясна,

Что в ней встает такой же мост,

Такая же луна.

Светла, как небо, глубина,

Полна таких же звезд.

Где ж настоящая луна?

Где настоящий мост?

Шесть тысяч длинных поездов

Бегут по рельсам каждый день,

От городов до городов,

Минуя сотни деревень.

Один уходит за другим

В Милан, Турин, Сиену, Рим.

Мчатся в Неаполь, Верону, Венецию,

В Геную, Лукку, Флоренцию, Специю.

Быстро везет паровоз из депо

Нас через реку по имени По.

В Реджо Калабрия поезда

С берега сами идут на суда.

Если бы выстроить их вереницей —

Все эти тысячи поездов, —

Был бы передний в горах у границы,

Задний — у южных морских берегов.

Поезд по рельсам ведет машинист,

Смотрит, чтоб путь был свободен и чист.

Он управляет движеньем колес,

Может в пути задержать паровоз.

Очень советую вам я, синьоры,

Не затевать с машинистами ссоры!

Если бы стал я владельцем дороги

И посетил этот поезд убогий,

Поезд, где в хмурые ночи осенние,

Кроме дыхания, нет отопления,

Поезд, в котором десятки ребят

На чемоданах, свернувшись, лежат,

Поезд, где мать укрывает ребенка

Старою шалью, дырявой и тонкой, —

Я бы на каждый ночной перегон

Детям давал бы спальный вагон.

Каждому — койку с простынкою чистой,

По одеялу из шерсти пушистой.

И приказал бы, чтоб детям в постели

Песню колеса бегущие пели.

Туннель — это ночь,

Но не вправду, а в шутку.

Ночь продолжается только минутку.

Поезд так быстро выходит на свет,

Что испугаться времени нет.

Очень мне нравится эта сторожка.

Все поезда в ней видны из окошка.

Справа и слева — деревья, кусты,

А на окошках — герани цветы.

Чей это домик? Не ваш и не мой.

Железнодорожный.

Двадцать седьмой.

Это — большое вокзальное зданье.

В зданье имеется зал ожиданья.

Если ночлега нигде не найдешь,

Ты притворись, будто поезда ждешь.

Ночью ты голос услышишь спросонья:

— Скорый — в Неаполь!

Курьерский — в Болонью!

Сидя на лавке меж двух узелков,

Спи под напев паровозных гудков.

Думает, зал обходя, контролер:

«Что же не едет этот синьор?

Спит на скамейке он крепко и сладко.

Верно, в пути у него пересадка».

Сплю я, синьор, не будите меня!

Только не поезда жду я, а дня.

Носят меня не колеса, а ноги.

Днем я хожу да хожу по дороге.

Жду я работы, ищу пропитанья,

Но возвращаюсь в зал ожиданья…

В зале сижу я ночь напролет.

Видно, не скоро мой поезд придет.

Гул паровоза, протяжный и зычный,

Напоминает гудок мне фабричный.

Ах, контролер, не мешайте вы мне

Видеть работу хотя бы во сне!

Что поете вы, солдатики, солдаты,

В длинном поезде, везущем вас куда-то?

Что поете вы, с платформы свесив ноги

И болтая сапогами по дороге?

«Машинист любезный наш,

Ну-ка, маслом поршни смажь.

Мы по горло сыты, брат, войной.

Слушай, малый, поворачивай домой!»

Распевали в эшелоне

Эту песню много дней,

И была такая надпись на вагоне:

«Сорок человек — восемь лошадей».

Не тяжел он, чемодан-то,

У бедняги эмигранта.

Мешочек с родной деревенской землицей,

Чтобы не слишком скучать за границей,

Смена одежи, хлеб и лимон —

Вот чем его чемодан нагружен.

Дома — в деревне — осталось немало:

Сердце никак в чемодан не влезало.

Сердце с землей не хотело расстаться,

Вот и пришлось ему дома остаться.

Верной собакой остаться средь поля,

Что не могло накормить его вволю.

Вон это поле — полоска земли…

Да и полоска скрылась вдали!

Есть такая страна на свете,

Где в своих поездах разъезжают дети.

В поездах настоящих — с дымом, паром,

С машинистом, кондуктором и кочегаром.

По настоящим рельсам и шпалам

Поезд идет к настоящим вокзалам.

Начальник станции — с вершок,

Чуть-чуть побольше, чем свисток.

Помощница на полвершка

Короче своего флажка.

Кондуктор главный молод тоже,

А контролер еще моложе.

Места для едущих ребят —

Под окнами вагона.

В окошки путники глядят

Во время перегона.

Берет при входе пассажир

Билет перед посадкою.

Над кассой вывесил кассир

Такую надпись краткую:

«Родителям, желающим

В ребячий сесть вагон,

С лицом сопровождающим

Являться на перрон!»