Пассажирский поезд Новсибирск-Геленжик остановился на станции Грабуны ранним вечером, когда августовское солнце ещё и не думало садиться, но уже и не жарило так, что в вагонах, не смотря на приоткрытые окна, было не продохнуть.
Четверо военных, занимавших отдельное купе в предпоследнем мягком вагоне состава, были уже изрядно навеселе. Поэтому на предложение одного из них, лейтенанта Некрасова, проветриться, откликнулся только старший лейтенант Ермошин. Два других лейтенанта: Каюров и Рыжов остались в вагоне. Все они только что окончили в Новосибирске годичные курсы среднего командирского состава «Вымпел», и после недельного отпуска должны были отправиться кто куда, по местам службы. Но прежде, все четверо договорились провести отпускную недельку на берегу Чёрного моря. Справедливо рассудив, что когда ещё представится такой случай.
Рыжов меланхолично рассматривал в окно народ, толпящийся на перроне, и тут увидел её.
Она была чудо, как хороша в том трепетном возрасте, когда девочка-подросток только-только осознала себя девушкой. Красота её была не плакатной, как у артисток кино, а самобытной. Казалось бы – ни чем не примечательное лицо, но глаза, но губы, но изгиб бровей… Блузка чуть великовата, рассчитана на более объёмную грудь, юбка тоже на талию покрупнее. На ногах белые летние туфельки-лодочки на малюсеньком каблучке. Всё это вместе порождало желание обнять и защитить.
Девушка шла вдоль состава, высматривая номера вагонов. Вот она встретилась с Рыжовым взглядом, засмущалась, ускорила шаги. Лейтенант тяжело вздохнул. Крещение огнём он прошёл в неполные шестнадцать лет, в Крыму в 1921 году, когда, в числе пулемётной засады под Евпаторией, покрошил белую погань, пытавшуюся бежать в Севастополь. Первый бой и первая полученная благодарность. Сколько их потом было и в Туркестане, и в Забайкалье, и под Тамбовом. И всё ещё холост. Армейская служба не способствует романам с девушками. В отличие от сослуживцев, был он чересчур разборчивым и не бросался, как некоторые, на первую попавшуюся юбку. Вот встретилась бы ему такая…
В его хмельной голове появилась идея, а не разыскать ли эту красавицу, не попробовать ли познакомится? А что, всего-то десяток вагонов. Неужели не найдёт? Может быть, это тот самый шанс, что выпадает раз в жизни!
Рыжов даже встал было на ноги, но тут вагон дёрнулся, и он упал на своё место. В следующую секунду в купе вошли Некрасов и Ермошин. Капитан размахивал связкой нанизанных на верёвочку здоровенных сушёных рыбин, старший лейтенант за его спиной звякал бутылками пива, которые он держал по две в каждой руке.
Поезд набирал обороты. Выпив пива, Рыжов загрустил ещё больше. Неверными шагами он вышел из купе, прикрыв дверь, достал папиросы, закурил, глядя в вечерний пейзаж за окном, в котором отражалось его лицо. В голове было пусто. Желание куда-то идти и кого-то разыскивать пропало, растворилось в хмельной истоме и сонливости, которая наползала на него, укрывая с головой, как одеяло.
Рыжов уже, было, совсем решил вернуться в купе и улечься спать, как в торце вагона со скрипом отворилась дверь и на ковровую дорожку ступила та самая девушка. В начинавшихся за окном сумерках она показалась лейтенанту ещё прекраснее. Рыжов так растерялся, что онемел. Никогда не был косноязычным, а тут, будто бы позабыл человеческую речь. Молча, смотрел, не в силах оторваться от плывущего ему навстречу видения.
Девушка снова встретилась с ним взглядом, и снова смутилась, отвела глаза.
Поезд набрал полный ход, вагон трясло и раскачивало, поэтому не удивительно было, что, проходя мимо прижавшегося к окну лейтенанта, незнакомка качнулась, потеряла равновесие и упала бы, если бы в последний момент не ухватилась за ручку купе, в котором ехали Рыжов и компания. Раздался щелчок. Дверь поехала, открываясь, а Рыжов, который, наконец, вышел из ступора и бросился на помощь. Он ухватил девушку за талию, потянул на себя, та пискнула и вдруг оказалась у него в объятьях. На лейтенанта пахнуло смесью луговых трав и цветов, и у него закружилась голова.
– Отпустите, пожалуйста, – почти прошептала девушка, краснея. Лейтенант поспешно шагнул было назад, отпуская девичью талию, но вагон снова качнуло, и тут уж сама девушка вцепилась в его гимнастёрку, чтобы не упасть.
В купе заливались хохотом попутчики Рыжова.
– Ну, Николай, теперь, как честный человек, ты обязан жениться! – сквозь смех объявил Некрасов и спросил. – Как хоть невесту зовут?
Рыжов пожал плечами и перевёл вопросительный взгляд на девушку.
– Катя, – робко представилась та.
– Николай, – назвался Рыжов. Он указал поочерёдно своих попутчиков, называя и их имена:
– Андрей, Степан, Пётр.
– Вы, Катюша, присядьте, – предложил Некрасов, указывая на свободное место. – Придите в себя. Николай у нас парень горячий. Без предисловий. Во всяком деле не рассусоливает, сразу берёт быка за рога.
– А вы куда едете? – присоединился к беседе Каюров.
– В деревню к бабушке, – ответила девушка, чинно присаживаясь на нижнюю полку.
– Зачем вам какая-то бабушка? Поехали с нами! В Крым! В Геленджик! Представьте: море, солнце, пляж…
– Нет, что вы! – замахала руками девушка. – Я с дядей… Я вагон-ресторан искала. Дядя меня там ждёт.
В купе опять засмеялись, и даже Рыжов улыбнулся.
– Вы перепутали курс, – сказал он. – Вам надо было двигаться строго в противоположную сторону. Вагон-ресторан туда!
Он указал направление и предложил:
– Давайте я вас провожу.
– Нет, что вы! – повторила Катя, встала, ловко проскользнула мимо него и быстро засеменила к концу вагона. Но, у самой двери она на мгновение обернулась и робко улыбнулась Рыжову. И столько в этой улыбке было искренности и чистоты, что лейтенант с трудом удержался, чтобы тут же не последовать вслед за девушкой.
– Катя, – тихо повторил её имя Рыжов.
Он вернулся в купе, допил пиво, потом решительно встал, оправил одежду и сказал:
– Пойду, что ли, прогуляюсь…
Его попутчики рассмеялись, а Ермошин, как старший по званию, скомандовал:
– Отставить, лейтенант.
А когда Рыжов посмотрел на него с недоумением, продолжил:
– Николай, дядя этой девушки и так врядли будет рад, если кто-то подсядет к их столику или пригласит за свой. Тем более, если этот человек выпил. Согласен?
Не дожидаясь ответа Рыжова, старший лейтенант продолжил:
– Ты лучше закажи у проводника чая, освежись, так сказать, а через часок пройдись до вагона-ресторана, но не с целью покушать или что-то купить, а для того, чтобы найти, место, на котором твоя Катя и её дядя едут. Между нами и вагоном-рестораном ещё два вагона: купейный и плацкарт. Во втором случае всё просто. Шёл, случайно увидел, попросил у дяди, к примеру, спичек, завязал разговор, ну а дальше – всё в твоих руках. Если они едут в купейном, то сложнее. Но и здесь можно что-нибудь придумать. К примеру, обратись к проводнику, опиши ситуацию: мол, девушка Катя из этого вагона перепутала направление, чуть не упала и при этом потеряла, допустим, десять рублей. Хочешь отдать. А дальше опять-таки, всё зависит от твоего красноречия.
Рыжов прямо рот открыл от такого красноречия Ермошина.
Некрасов тоже восхитился:
– Тебе бы, Пётр, книжки писать. Или инструкции по обольщению.
Рыжов тут же отправился к проводнику заказывать чай. Но тот, вместо того, чтобы взбодрить, оказал противоположное действие. Плюс покачивание вагона, монотонный стук колёс…
В общем, когда он проснулся сидя, прислонившись плечом к стенке у окошка, в купе было темно. Рыжов поелозил пересохшим языком по губам. Хотелось пить. В свете промелькнувшего редкого фонаря за снаружи, увидал наполовину опорожненный стакан давно остывшего чая. Потянулся рукой и в это время в дверь вновь негромко постучали. Второй раз. От первого стука он, похоже, проснулся.
– Товарищи военные, – прозвучал приглушённый девичий голос.
Катя?
Рыжов быстро глотнул чая, провел рукой по лицу, будто стирая остатки сна, и решительно открыл дверь.
В коридоре купе был полумрак. Единственная лампа, висевшая на стене, как раз посередине вагона, света давала мало.
Это была она. Такая же прекрасная и такая же смущённая.
– Ой, – девушка отступила назад, сморщив носик. Ну да, не смотря на приоткрытое окно, в купе стоял едкий запах перегара.
«Нужно будет открыть дверь. Проветрить», – мельком подумал лейтенант.
– Что случилось? – спросил он в полголоса.
Справа, не давая выйти, на него надвинулся невысокий крепкий человек лет сорока в простой рубахе-вышиванке и штанах с заплатой на левом колене.
– Погодите, дядя, – девушка решительно преградила ему дорогу.
– Да что случилось-то? – чуть громче спросил Рыжов.
– Понимаете, Николай, – начала Катя. – Я где-то обронила серёжку. Мамину. Золотую.
Она дотронулась до мочки уха.
– Мы у себя в купе всё обыскали. Вот я подумала, может здесь, когда я… Когда мы…
Она потупила взгляд, покраснела.
– Хотите посмотреть, не здесь ли обронили? – догадался Рыжов, довольный, что девушка запомнила его имя. Он оглянулся назад на уснувших кто где товарищей. Только Некрасов спал, как полагается: на второй полке, головой на подушке, укрытый тонким одеялом. Остальные храпели, как и Рыжов, не успев раздеться.
«Мда», – подумал лейтенант. – «Вид конечно не ахти».
– Может, лучше утром? – предложил он. – Темно. Вдруг не заметим.
– Утром нам выходить, – сказал Катин дядя. Он решительно снял со стены в коридоре керосиновую лампу и снова надвинулся на Рыжова.
– Да мы быстро, – миролюбиво сказал дядя.
Лейтенант попятился, давая ему войти. Следом за дядей в проеме дверей показалась ещё одна фигура. Мужская. Не оборачиваясь, Катин родственник протянул в ту сторону фонарь и сделал быстрый шаг к Рыжову.
Рыжов открыл, было, рот, чтобы спросить:
– А это ещё кто?
Но не успел.
В свете фонаря блеснуло лезвие, «дядя» сделал резкий выпад, и Рыжов тихо вскрикнул. Нож вошёл ему прямо в сердце.