3.4 Эллисдор

Солнце пробивалось сквозь щели в закрытых ставнях, освещая беспорядок, оставшийся в комнате с ночи. Кисло пахло вином и потом, нагретым деревом и разгоряченной кожей. За окном шумел город, а снизу, из общего зала на первом этаже, доносились звуки лютни.

Вал давно проснулся, но лежал с закрытыми глазами — силился продлить миг неги. Наемникам «Сотни» нечасто удавалось заночевать на мягкой койке, и Вал пользовался моментом. Впрочем, сейчас с этим было проще: король Грегор отправился в Рундкар, оставив в Эллисдоре лишь гарнизон хайлигландской гвардии да «Сотню». Такого количества было достаточно для защиты и без того неприступного замка, поэтому служивые, оставшиеся под управлением эрцканцлера Граувера, немного расслабились. Барон Альдор позволял воинам небольшие вольности в обмен на сохранение порядка. Лениво патрулируя улицы, гвардейцы и «сотенцы» захаживали то в кабак, то в публичный дом. Вал не был исключением и зачастил в «Розу Ивонн». Сюда же он пришел накануне, повидать Кати.

Но все хорошее быстро заканчивается: ночь в объятиях красотки прошла, в голове шумели остатки хмеля, не привыкшее к перине тело ломило, кости ныли. И, кроме того, теперь Вала могли выгнать отсюда в любой момент. Хорошо, если через дверь. С синьоры Ивонн станется.

Он осторожно приоткрыл один глаз и залюбовался Кати: девушка глядела в начищенный до зеркального блеска медный диск и старательно расчесывала длинные темно-русые волосы. Она стояла нагишом, вокруг нее в потоках золотистого света медленно кружились пылинки. Невольно Вал вспомнил все, что они с Кати вытворяли накануне. Чресла тут же свело сладкой судорогой, плоть воспряла вопреки похмелью и здравому смыслу — молодому телу долго готовиться не нужно.

Валу подумалось, что надо бы прикупить для Кати зеркальце. Пусть на такой подарок уйдет добрая половина его месячного жалованья, зато она наконец-то увидит, насколько красива. Увидит то, что видит он.

Впрочем, она и сама догадывалась, насколько была хороша — в борделе синьоры Ивонн страхолюдины не работали. Здесь каждую шлюху наряжали в яркие ткани, румянили, причесывали, обвешивали разноцветными стеклянными бусами. Хозяйка из кожи вон лезла, чтобы привлечь зажиточных эллисдорцев, и, надо сказать, преуспевала. Но Кати все это было не нужно. Сила ее молодости и обаяния была столь велика, что обряди девушку в льняное рубище да измажь грязью, она и тогда осталась бы хорошенькой.

У Вала никогда не было женщины с таким роскошным телом, легким нравом и милым личиком. Но за обладание всем этим приходилось дорого платить.

Кати взмахнула рукой, подняла ветерок, и несколько пылинок попали Валу в нос. Не в силах сдерживаться, он оглушительно чихнул.

— Проснулся! — Кати усмехнулась, отложила гребень и, наспех перевязав волосы лентой, приоткрыла ставни, впуская в комнатку яркое солнце. — Ну ты и соня. Скоро полдень! Тебя, небось, давно хватились.

Вал зажмурился и застонал.

— Пощади, госпожа…

— Никакой пощады! — грозно вскинув кулак, она прыгнула на койку, отчего та жалобно скрипнула, и уселась верхом на юношу. — Хотя, быть может, я приготовлю для тебя другие, более приятные муки… Думаю, мы успеем еще разок.

Вроде у него должно было остаться серебро, если он не спустил все на вино. Вал потянулся за кошелем, но девушка перехватила его руку:

— Это бесплатно. Только не говори синьоре.

— Кати…

— Ты мне нравишься. Молчи и наслаждайся.

Отчего-то у него язык не поворачивался назвать ее шлюхой. Помнится, Черсо, когда впервые привел Вала в «Розу Ивонн», заклинал его не влюбляться в местных девиц.

«Они будут говорить тебе все, что захочешь. Сделают, все, что пожелаешь. С ними ты будешь чувствовать себя королем мира. Но лишь до тех пор, пока в твоем кошеле водится серебро. Не верь этим сладкоголосым ведьмам. Или научись петь — тогда они сами прыгнут в твою постель», — говорил завсегдатай трактиров и борделей, любимец женщин всех возрастов и сословий, менестрель и убийца Черсо Белингтор из «Сотни». И, как всегда, был прав.

Вал держался полгода, а потом, когда осознал, что спускал почти все жалованье на общество Кати и подарки для нее, понял, что все же пропал. Да и как можно было оставаться в здравом рассудке, когда ее ловкие пальчики вытворяли такое, что и во сне не приснится, а губы шептали слова, от которых замирало сердце? А улыбка? Никто никогда так ему не улыбался. Даже за деньги.

Кати чертыхнулась, сбросила одеяло на пол и, судорожно вздохнув, приняла его, уже готового, в себя.

— Боже…

— Тихо! Если девочки или синьора услышат, нам несдобровать!

Она задвигалась — поначалу медленно, постепенно наращивая темп. Вал охнул, впился мозолистыми пальцами в ее мягкий зад и с силой насадил на себя. Кати всхлипнула, выгнула спину, судорожно цепляясь за смятые и еще мокрые с ночи простыни, зажала рот рукой. Наемник обнял ее и притянул к себе, так, чтобы слышать каждый ее тихий стон. К черту цену, за такое он был готов отдать все богатства мира. Время, люди, эта комната — все переставало существовать, пока она была так близко.

Кати вздрогнула, тело ее забилось в крупной судороге, взгляд обезумел — Вал ощутил гордость. Не всякий сможет доставить удовольствие женщине с ее опытом. И лишь после того, как она обмякла, вышел из нее и закончил начатое руками. Как и всякая работница «Розы Ивонн», больше всего на свете Кати боялась понести от клиента.

— Все, тебе пора, — запыхавшись, сказала девушка. — Еще нужно выпроводить тебя так, чтобы никто не заметил. — Она смешно наморщила носик и помахала ладонью перед лицом. — И еще тебе давно пора как следует помыться!

— Тебе тоже.

— Этим я и собираюсь заняться, как только от тебя избавлюсь.

Вал вытер липкие следы недавнего преступления и потянулся за штанами. Кати принялась заплетать взлохмаченные волосы в косу, не сводя с него задорного взгляда.

— Когда ты придешь снова?

— А когда можно?

— В любое время, ты же знаешь. Но придется заплатить синьоре.

— Тогда дней через пять, а то и семь. Не раньше. Я простой наемник, а этот бордель рассчитан на купцов.

Кати фыркнула и принялась одеваться.

— Простые наемники не умеют читать и писать. Мой отец, да мучается этот пьяница в аду на веки вечные, за всю жизнь только и научился что имя свое писать. Матушка и того не умела — просто ставила крест на всех бумагах. Ты же молод, а уже так много знаешь. — Она вытащила из-под кровати сапог и подала Валу. — Зачем вообще пошел в наемники? С таким красивым почерком тебя хоть сейчас возьмут писарем в Ратушу! Я видела, ты помогал синьоре с книгами учета. Наверняка только поэтому она и позволяет тебе сюда приходить. Так почему ты пошел наемничать?

Вал замялся. Кати ему нравилась, очень нравилась. Черт, да он любил ее всем сердцем, но не был уверен, что она поймет. Он и сам не был уверен, что тогда поступил правильно.

— Ладно, расскажу. Только не особо болтай, хорошо?

— Болтливая шлюха — мертвая шлюха, Вал, — пожала плечами Кати. — Я умею молчать. Здесь каждая девица — что наставник в церкви. Да только исповедуются нам куда охотнее.

Он кивнул. К ее чести, Кати ни словом не обмолвилась о тех, кто бывал в ее постели. Ни разу за все время, что они были знакомы, даже когда поняли, что их отношения начали выходить за рамки деловых.

— Я из Гивоя, ты знаешь.

— Ага, — кивнула Кати. — Твое наемное войско оттуда. Там твой дом?

— Был. Больше нет.

— Мой дом тоже не в Эллисдоре, но обратно я не вернусь. Некому меня там ждать.

— Мы ушли из Гивоя два года назад, у «Сотни» тогда еще был другой командир. Артанна нар Толл. — Вал редко произносил это имя вслух и сейчас с печалью отметил, что его голос все равно дрогнул. — Слышала о такой?

— Конечно. Она же погибла?

— Да. И не только она. Когда наши наемники уходили из Гивоя, думали, что здесь, в Эллисдоре, будет краткая кампания. Что они вернутся обратно той же осенью. Я с ними тогда не пошел. Я тогда не был воином и не думал, что когда-нибудь им стану.

— Но ты служил в «Сотне»?

— Ага. Был секретарем и писарем при войске Артанны. И таким неуклюжим, что мне боялись давать в руки меч. Шестнадцатилетний юноша, уже почти мужчина, а защитить себя не мог.

— Зато ты мог читать и писать. По-имперски и по-гацонски! Вряд ли многие в «Сотне» могут этим похвастаться.

— Это верно. Да только свитком в переулке не отобьешься, так-то… Потому в Эллисдор меня тогда не взяли. Здесь у герцога, то есть короля Грегора, и своих грамотеев хватало.

— И как же ты тогда сюда попал?

Вал на миг прикрыл глаза. Сколько времени прошло, а он все не мог смириться с тем, что случилось.

— В Гивое была заварушка, — сипло начал он. — Это вольный город, и там другие законы. Есть наместник, которого выбирает совет синьоров, но правит он не так, как, например, местный король. Власть всегда во многих руках.

— Здесь тоже, — пожала плечами Кати.

— Но здесь никто и помыслить не может о том, чтобы дать наемникам хоть сколько-нибудь власти. Насколько мне известно, Хайлигланд вообще не привлекал наемные войска, и наша «Сотня» стала исключением. Все дело в том, что у Хайлигланда есть своя собственная армия, а у вольных городов ее нет. Поэтому для защиты и поддержания порядка наместники обращаются к наемным войскам.

— Разумно.

— Каждое серьезное наемное войско хочет получить влияние в городе, который защищает. Кроме «Сотни» в Гивое было еще одно сильное — «Братство Танора», и договориться они никак не могли. Мешали амбиции, которые в итоге погубили обоих… — Вал замолчал. Кати все это время не сводила с него глаз. Видя, что рассказ дается ему тяжело, она села ближе и обняла его за плечи. — Когда Артанна ушла в Эллисдор с доброй половиной людей, «Братство» этим воспользовалось. На наше поместье напали, почти всех перебили. Тех, кто согласился перейти на сторону врага, оставили в живых. Но таких нашлось немного. Странное дело — о наемниках всегда думают, что мы ищем лишь выгоды, что готовы мать родную продать за мешок серебра. Но в «Сотне» было не так. Это всех нас и погубило.

Кати молча взяла дрожащую руку Вала в свою и положила голову ему на плечо. Он был благодарен ей за это молчание. Шлюхи, должно быть, и правда умели слушать.

— Мы сначала согласились пойти на службу в «Братство». Ко мне так вообще не относились серьезно: весь город знал, что я у Артанны мальчишка на побегушках, который и палкой покалечится. Но на самом деле мы просто выжидали удобного момента для побега. Нужно было добраться до Эллисдора и обо всем сказать Артанне. Вскоре случай представился. Нас было около десятка, мы вооружились как могли, но из Гивоя ушли двое — я и старина Пираф. Остальные погибли. — Вал перешел на шепот, горло сдавил спазм. Он задрожал, но ему уже было все равно, что подумает или скажет об этом Кати. — И знаешь… Они все меня защищали. Именно меня! А все потому, что я, как они говорили, самый полезный. Полезный, черт возьми! И ради этого оборвалось столько жизней… Ради умения выводить проклятые буквы.

Кати крепче обняла его и позволила уткнуться носом себе в шею. Вал ронял слезы, трясся от сухих рыданий, хотел завыть со всей скорбью, что продолжал носить внутри. Но не мог. Время еще не настало.

— Тише, тише, — шептала девушка, поглаживая непослушные смоляные кудри юноши. — Тише, мой хороший…

Вал шмыгнул носом, отстранился от Кати и выпрямился, пытаясь взять себя в руки. Внезапно ему стало стыдно за проявленную слабость. Да не перед кем попало — перед девушкой, которую он хотел оберегать и защищать. Какой из него защитник, если за все это время так и не смог победить воспоминания? Но было поздно.

— Во время побега меня ранили, но, видать я все же не настолько чахлый, выкарабкался. Уже в Эллисдоре меня и выхаживали. Так я и присоединился к своим. А потом Артанна с нашими лучшими людьми отправилась на тайную вылазку по приказу короля. Никто не вернулся. Что там произошло, мы не знаем.

— Я слышала, что она пропала, — сказала Кати. — Но в городе эту вагранийку не особо любили, да и слухи ходили всякие… Так что о вашем командире забыли быстро. Прости, что заставила тебя все это вспомнить, Вал. Если бы я знала…

— Нет, все в порядке. Почти два года прошло. Мне этим летом будет восемнадцать, совсем мужчиной стану. Надо черстветь. Но к буквам с тех пор душа у меня не лежит. Как возьмусь за перо, так сразу мысли всякие в голову лезут, воспоминания… Как раньше, уже не будет. Артанны нет. Малыша Шрайна больше нет, Йона, Фестера… Теперь у нас другой командир, Веззам. Тоже ваграниец, но совсем другой. Он был Вторым — главным помощником Артанны. И «Сотня» под его управлением тоже совсем не та, что была раньше… А я, насмотревшись на все, что творилось в Гивое, решил, что хватит отсиживаться и прятаться за свитками да перьями. Как только пришел в себя после ранения, попросил парней научить меня сражаться. Они поначалу надо мной насмехались, и по-настоящему откликнулся только Черсо. Я знаю, ему тоже не хватает старого командира.

— Но жизнь продолжается, Вал. Хотя по Черсо и не скажешь, что он сильно переживал.

— Но подружились мы именно после того, как не стало Артанны. Сказать тебе по правде, убийца из Белингтора не хуже, чем певун. Он тогда и взялся меня учить, что я был похож на него в юности: кость тонкая, сухой, опасным не выгляжу. Долго ничего путного из меня не выходило, но я вбил себе в голову, что должен стать воином любой ценой, и тренировался целыми днями. Потом потихоньку что-то начало получаться. Великого воина из меня и сейчас не выйдет — все же к перу и бумагам талантов больше. Но так я хотя бы могу защитить себя и тех, кто мне дорог. — Вал вздохнул. — Вот поэтому я и пошел в наемники, Кати. Потому что после Гивоя уже не смог жить как прежде.

Он взглянул на нее, ища осуждения. Но Кати лишь печально улыбнулась.

— Я понимаю. Поверь, я тоже стала шлюхой не потому, что сильно этого желала.

— Тебе здесь не нравится?

— Здесь гораздо лучше, чем там, откуда я сбежала. Как-нибудь расскажу. Потом.

— Но если бы ты могла…

— Да, — тихо ответила она и отвернулась.

Вал кивнул. Разумеется, у нее были свои секреты, тайны и мотивы. Конечно, она вряд ли бы выбрала стать шлюхой, если бы могла. Но сейчас он получил самый главный ответ.

Вал привлек ее к себе, нежно поднял подбородок, заставив смотреть себе в глаза.

— Я тебе нравлюсь?

— Очень.

— Настолько, что ты пойдешь со мной, если позову?

— Зависит от того, куда, — попыталась пошутить Кати, но Вал ее понял.

— Тогда слушай меня внимательно. Я, хоть и посредственный наемник, но, ты права, кое-что могу. Денег мне платят больше, чем остальным — я же остался писарем «Сотни» и готовлю разные бумаги. По контракту наше войско будет служить королю Хайлигланда еще полтора года. Я не знаю, что будет с «Сотней» после этого, да мне и все равно. Я не хочу драться до конца жизни.

— Ты уйдешь? Куда?

— Туда, где смогу пригодиться как писарь. Выучу другие наречия, если повезет, стану продавать услуги… Это достойная работа, и, что самое главное, она мирная. Признаюсь, когда я просил Черсо научить меня биться, то жил лишь мечтой о мести. Думал, что мы с Артанной и остальными накопим достаточно сил, вернемся в Гивой, отвоюем наш дом и снова заживем как прежде. Но Артанны больше нет. Почти все, кто был мне дорог в «Сотне», ушли к праотцам. Веззам и слышать не хочет о возвращении в Гивой — ему и в Хайлигланде хорошо. Поэтому моя месть не осуществится. Я давно это понял, но не знал, что делать дальше. — Он внимательно посмотрел на Кати и ласково прикоснулся к ее щеке. — А потом встретил тебя. И больше не хочу с тобой расставаться. Никогда. Поэтому я намерен скопить достаточно денег за оставшееся от контракта время, чтобы увезти тебя на юг. Мне не нужна месть. Я хочу жизни в покое, и чтобы рядом была та, кого я люблю.

Он резко умолк, осознав, что впервые сказал это. И очень густо покраснел. Кати тихо рассмеялась, но в ее хрустальном смехе не было и доли веселости.

— Я шлюха, Вал.

— А я безродный сирота, что убивает людей за деньги. Прекрасная пара.

— Ты не понимаешь…

— Я все понимаю, но мне плевать, — отрезал он. — И все же решать тебе. Как скажешь, так и будет. Подумай, если нужно. Я понимаю, что многого прошу.

— Нет, я согласна. Полтора года — немалый срок, но…

— Но мы что-нибудь придумаем, хорошо?

— Хорошо.

Вал натянул сапоги, отметив, что пора чинить подметки.

— За любовь нужно платить, — сказал он, поднимаясь на ноги. — И если для того, чтобы чаще видеться с тобой, нужно работать больше, я буду. Труд меня не пугает.

Кати прильнула к нему и жарко поцеловала. От неожиданности Вал покачнулся. Девушка лишь хихикнула.

— Ох, ты всегда так смущаешься, когда наступает утро… Словно ты днем и ты ночью — два разных человека.

— Никак не могу привыкнуть.

— Пора бы. Синьора пристально за нами следит, но я выкручусь и найду способ видеться так, чтобы это не опустошало твою мошну.

— А я просто постараюсь заработать побольше, чтобы эта карга Ивонн продолжала меня сюда пускать. Хотя бы иногда. — Вал подтянул перевязь меча, огляделся по сторонам в поисках оставленных вещей, но все было на месте. Даже почти опустевший кошель болтался на поясе. — А теперь проведи меня через задний двор. Я перемахну через забор в конюшне и выйду к рынку. Мне и правда следовало уйти много раньше. Даже странно, что никто не пришел сюда меня искать…

Кати поправила прическу, разгладила складки на в спешке надетом платье и, жестом велев Валу стоять на месте, подошла к двери и отодвинула засов.

— Погоди, — шепнула она. — Там… Там какой-то переполох. Шумят, как в курятнике.

Возле двери послышались шаги — Вал понял, что шли двое. Спустя мгновение в дверь забарабанили так, что она едва не слетела с петель и распахнулась. Кати едва не зашибло, вскрикнула и ретировалась к стене, поправляя сползшее с плеча платье.

— Вот он где, подлец! — завизжала синьора Ивонн, влетев в комнату. Вал инстинктивно отпрянул, когда рассерженная гацонка, облаченная в ворох цветастых юбок, двинулась на него, звеня множеством цепочек и стеклянных бус. — Обманщик! Вор! Развратник!

— Тише, милостивая синьора, — в проеме показалась коротко стриженная голова Черсо, и Вал с облегчением вздохнул. Сейчас Белингтор его спасет, как бывало много раз. Сейчас он успокоит Ивонн, скажет что-нибудь красивое, отчего та разомлеет и сменит гнев на милость. Валу, конечно, потом влетит, но все же…

— Нет, ну вы поглядите! — не унималась синьора. От возмущения она хватала воздух ртом и размахивала оголенными руками. — Что же это делается?

— Тихо! — Белингтор рявкнул так, что даже Вал вытянулся по струнке. Он и не знал, что менестрель был способен так гаркнуть. Ивонн умолкла, Кати спряталась за спину возлюбленного, а сам Вал уронил челюсть от удивления. Черсо выглядел взволнованным, рассерженным и… растерянным. Куртка мятая, волосы прилипли ко лбу, лицо раскраснелось — значит, бежал. А еще от него разило табаком, что и вовсе было дикостью: Белингтор прикладывался к трубке лишь в исключительных случаях.

Вал зачем-то поправил оружие и взглянул на друга:

— Что случилось?

Черсо достал из кошеля несколько серебряных монет и протянул хозяйке:

— Это покроет расходы. Мне нужно поговорить с юношей. Пожалуйста, оставьте нас. Скоро мы уйдем.

Ивонн спрятала деньги в складках юбок.

— Чтоб ровно в полдень вас обоих здесь не было! — бросила она и удалилась, хлопнув дверью.

Как только синьора ушла, Кати вопросительно вскинула брови:

— Мне тоже уйти?

— Ты умеешь молчать, девочка?

— Умеет, — ответил за нее Вал.

— Хорошо. Потому что то, что я сейчас скажу, должно какое-то время оставаться тайной. Это понятно? — Черсо дождался, пока оба кивнут, и продолжил. — В замок прибыл гонец из Ульцфельда. Срочное донесение для эрцканцлера. Поднялся мятеж против короля и его Двора. Гонец говорит, что восстание подняли граф Эккехард, бароны Кельбу и отец эрцканцлера барон Граувер. Должно быть, ждали, когда король уйдет с войском подальше на север. Ульцфельд, город эрцканцлера, уже захвачен. Некоторые города тоже присоединились к восстанию. Но, что хуже, мятежники двигаются на Эллисдор. И очень быстро: и они уже в паре дней пути от столицы.

— Боже мой! — всхлипнула Кати. — Чего они хотят?

— Свержения короля Грегора и возвращения в Криасморский договор. Отмены церковной реформы и возвращения в торговые союзы.

Вал крепко сжал руку Кати.

— В таком случае у них будет много последователей, — мрачно заключил он.

— Но мы на стороне короны. Поэтому вытаскивай свою заданицу и тащи ее в замок. Командир всех собирает. Будет обращение эрцканцлера.

— А горожане?

— Штурмом Эллисдор не взять, поэтому город будут осаждать, — проговорил Черсо, отвязал от пояса небольшой кошель и бросил Кати. — Я знаю, ты дорога Валу, но у этого засранца вечно нет денег. Держи это и уезжай. Безопаснее всего сейчас будет, как ни удивительно, ближе к границе с Рундкаром. Мятежники туда не сунутся — там все за короля. Уезжай сегодня же.

— Но как же я оставлю…

— Собирайся и уезжай, пока ворота еще открыты, — сказал Вал. — В Берглене наверняка будет тихо. Отсидись там, пока все не закончится.

— А ты?

— У меня контракт. Нравится мне это или нет, но я должен выполнять работу, на которую подписался.

Белингтор нервно перебирал нити кожаных браслетов на запястье, ожидая, пока возлюбленные попрощаются.

— Все, пора идти, — наконец сказал он. Скоро новость разнесется по всему городу, и станет жарко.

Вал напоследок обнял Кати, девушка потянулась к нему, чтобы поцеловать, но Белингтор жестко схватил ее за локоть:

— Помилуетесь, когда все закончится. Черт возьми, я сам буду петь на вашей свадьбе, если захотите. Но сейчас пора идти. Всем!

Вал не стал спорить и молча последовал за другом. Лишь на пороге обернулся и встретился с полными слез глазами возлюбленной.

— Вернись за мной, — тихо, почти беззвучно проговорила она. — И выживи.

— Обязательно.

Он сказал это так легко, но даже сам себе не поверил.

Когда они с Черсо вышли на площадь, мимо них в ратушу пронесся гонец из замка.

— Началось, — сказал Белингтор. — Вот это, Вал, будет настоящая война. Худшая из всех возможных, ибо в ней свои станут воевать со своими же. Эккехарды — родственники короля, побочная ветвь Волдхардов. Говорят, они давно ждали шанса заявить о правах на трон. Сейчас мятежный граф Ламонт будет биться насмерть и утопит всех нас в крови, потому что знает: если проиграет, второго шанса уже не представится. На плаху пойдет, а род его сотрут с лица земли. Король никого не пощадит. Но пока он узнает, пока вернется… А у нас здесь всего один небольшой гарнизон, не обученная держать осаду «Сотня» и совсем пустые после зимы склады… — он взглянул на алый флаг, что поднимали на башне Ратуши. Символ войны. — Да поможет нам бог.

Загрузка...