Торг с мертвецами, часть 1 (СИ)

3.1 Эллисдор

Грегор Волдхард обид не прощал и не забывал. Альдор знал, что ему еще аукнется выходка в Турфало, и его не спасут ни многолетняя дружба, ни высокое положение при дворе, ни сам Хранитель со всем вознесшимся в Хрустальный чертог святым потомством. Если король захочет от кого-нибудь избавиться, он найдет способ.

Они провели в Гацоне несколько шумных дней, а затем, сердечно распрощавшись с Рейнхильдой, отправились в долгое путешествие обратно в Эллисдор. Все это время эрцканцлер жил в ожидании наказания.

Но кары не последовало.

На людях Грегор держался как ни в чем ни бывало: иногда шутил, порой гневался, усердно молился и выходил в народ. Альдор заметил, что настроение толпы переменилось: люди, что некогда обожали и были готовы пролить кровь за молодого короля, ныне все чаще молчали. Все реже барон видел улыбки и смеющиеся лица, когда Грегор выходил к черни. Кое-где народ роптал и даже писал прошения: юг Хайлигланда лишился возможности торговать с имперцами и терпел бедствия. Но король был непреклонен в решении отправиться в Священный поход.

Всю дорогу от Ульцфельда, где Альдор оставил захворавшую супругу на попечение домочадцев, они с Грегором обсуждали лишь дела. Казалось, их дружба иссякла окончательно. Эрцканцлер убедился в этом, когда, вернувшись в Эллисдор не получил традиционного приглашения отужинать в компании короля. Ни в первый вечер, ни в последующие.

Он понимал: теперь все будет иначе, и единственное, что спасет его голову от расставания с туловищем — поистине безукоризненная служба. На какое-то время. Но стоит допустить ошибку, и гнев Грегора обрушится на него со всей неукротимой мощью.

Альдор думал об этом, медленно шагая по улицам Нижнего города. Заседание в ратуше закончилось, и он решил пройтись до замка пешком. Охрана держалась на почтительном расстоянии, дабы не мешать его размышлениям, а верный Ганс шел впереди, разгоняя замешкавшихся горожан.

В кои то веки распогодилось: рынок шумел пуще обычного, наряженные люди высыпали на улицы и самозабвенно торговались, музыканты и бродячие актеры развлекали зевак на площадях. Для карманников, должно быть, такой день был истинным праздником.

Выстроенный из темного камня и промасленного дерева Нижний город нежился под лучами долгожданного северного солнца. Воздух пропитался запахами свежесваренного пива, смолы, сена и каши с кореньями, что торговцы продавали прямо на улице, а из открытых настежь окон таверн тянуло незабываемым ароматом знаменитой крепкой настойки.

Здесь, в Эллисдоре, народ пострадал от реформ короля меньше прочих хайлигландцев. Именно в столице самопровозглашенного королевства люди продолжали искренне любить и поддерживать Грегора. Зауважали они и Альдора, однако для того, чтобы завоевать их доверие, потребовалось два года. Два года непрерывной работы, уловок, договоров и бесконечных разъездов по стране.

— Доброго дня вашей милости! — коробейник с кульками жареных орехов ловко отскочил в сторону и умудрился поклониться, не рассыпав товар. — Не желаете ли жареной лещины? Прекрасные орешки! Прошлогодние и крупные, как слезы Гилленая!

— Не богохульствуй, — ответил эрцканцлер и кивнул на возвышавшееся над площадью Святилище. — Бог видит все.

— Конечно, ваша милость. Именно так — видит все. — Коробейник уставился на эрцканцлера немигающим взглядом светлых, словно рыбьих, глаз. Только сейчас Альдор рассмотрел уродливый шрам на его лице, тянувшийся от уха до губы. — И наши благие дела, и грехи, что мы тщательно скрываем. Наступит день, когда Хранитель и святые дети его осудят каждого по деяниям их. И кто знает, окажетесь ли вы в Хрустальном чертоге в вечном блаженстве или будете гореть в муках под пытками демонов Арзимат?

Ганса перекосило от возмущения, и слуга выступил вперед:

— Как ты смеешь говорить с милордом эрцканцлером в таком тоне? Смерд проклятый!

Альдор жестом остановил его.

— Тихо, Ганс. Все в порядке. — Он жестом успокоил ощетинившуюся стражу. Вокруг них начали собираться горожане, с интересом наблюдавшие за развернувшейся сценой.

— Но ваша милость… Это непочтительно! — не унимался слуга.

— Господь всех рассудит в свое время, — отмахнулся Альдор и обратил взор на коробейника. — Так за что же мне, по-твоему, гореть в муках?

Торговец, понимая, что привлек лишнее внимание, стушевался.

— Ходят всякие слухи, ваша милость. Но, уверен, они ничего не стоят!

— О чем же говорят люди? Поделись, не бойся.

Барон знаком приказал Гансу разогнать зевак и подошел ближе.

— Что же они говорят? Должно быть, нечто очень важное, раз ты дерзнул ерничать на глазах у всего города. Так поделись со мной, будь любезен.

Альдор видел, что коробейник начал всерьез бояться. Зачем он вообще привлек его внимание? Зачем говорил неподобающие речи? Неужели то было предупреждение?

Он стал параноиком, и с годами это лишь усиливалось. Чем глубже Альдор погружался в политику, тем сильнее становился и его собственный страх.

— Я жду, — холодно улыбнулся он.

Коробейник бросил тревожный взгляд на окруживших его гвардейцев и вцепился в свой лоток так отчаянно, что костяшки пальцев побелели.

— Толкуют, что матушка его величества… Что она…

— Ну же!

— Что она не сама тогда выбросилась с башни, — дрожащими губами прошептал торговец. — Дескать, погубили ее… Али имперцы, чтобы наказать короля. Али сам король… — он осекся. — Простите, ваша милость! Язык мой поганый и уши гадские! Вечно слушаю сварливых баб на базаре, а они уж такого напридумывают… Им бы лишь посплетничать!

— Значит вот оно что, — спокойно улыбнулся эрцканцлер. — Хочешь, я расскажу, как все было?

Коробейник громко сглотнул и робко закивал.

— Как тебя зовут?

— Хильг, ваша милость.

— Слушай же, Хильг. — Альдор положил руку на плечо торговцу, и тот вздрогнул. — Сестра Идонея была прекрасной женщиной, и наш король очень любил ее. Но, к сожалению, господь не даровал этой женщине сил справиться с испытаниями, что выпали на ее долю. Ее душевное здоровье было подорвано, и ничто более не могло сделать ее счастливой: ни любовь короля, ни обожание народа, ни вера в Хранителя. Ее душевная болезнь длилась очень долго, но никто не мог ей помочь… Она сделал это сама, едва осталась одна. Ты не можешь представить, как горевал его величество.

— Простите, ваша милость, я…

Альдор не дал ему договорить.

— Он оплакивал ее так, что полы в замковом святилище не высыхали дюжину дней! Он человек, Хильг! Избранный богом, благословленный небесами, но ему знакомо горе. Думай об этом каждый раз, когда услышишь нечестивые наветы! Вспоминай мои слова и скорби вместе с нами.

Барон отдернул руку, осознав, что вцепился в плечо несчастного коробейника как коршун. Торговец едва не бухнулся на колени, но один из гвардейцев вовремя его удержал.

— Не позволяй слухам запятнать честь своего правителя и его союзников, — закончил он.

— Да, ваша милость! Я больше никогда…

— Какие у тебя самые вкусные?

Хильг непонимающе заморгал, но вскоре сообразил, что эрцканцлер спрашивал об орехах.

— А, вот эти, ваша милость. В меду которые. Прошу, угощайтесь!

Альдор знаком приказал Гансу расплатиться. Слуга выудил мелкую серебряную монету из кошеля, бросил на лоток и протянул кулек господину.

— А теперь ступай торговать, Хильг. Солнце не вечно, а у тебя полно работы.

Когда они оставили позади торговца и горстку зевак, а гвардейцы отстали, Ганс пристально посмотрел на Альдора:

— Вот, значит, как это было.

— Ты знаешь, как.

— Я не был рядом, когда все случилось, ваша милость.

Альдор резко остановился. Орехи вылетели из кулька и начали медленно утопать в еще не высохшей уличной грязи.

— Я бы не сделал тупицу своим помощником, — сказал барон. — Это запретная тема в Эллисдоре, и я не советую тебе ее поднимать.

— Разумеется, господин.

Он не сводил пристального взгляда со слуги. Паренек был умен, и умен настолько, чтобы помалкивать когда следовало. В конце концов, случись что, его светлая голова полетит следом за господской.

— И насчет этого коробейника, Хильга… Пусть сегодняшней ночью он станет гостем в замке. Но пригласите его тихо и не причиняя вреда: незачем калечить глупца лишь потому, что он глупец. Нам просто нужно узнать, откуда идут слухи.

— Как пожелаете, — Ганс поклонился. — Я передам приказ начальнику стражи.

— Благодарю.

Эрцканцлер и зашагал к высокому каменному мосту, что соединял Нижний город с взгромоздившимся на горе Эллисдорским замком. Легкий ветер игриво трепал флаги с гербом Волдхардов, над крышами башен носились стаи ласточек. Неприступные стены сверкали слюдяными прожилками на идеально подогнанных друг к другу темных камнях и, вопреки обыкновению, выглядели не так мрачно. Волны полноводной Лалль весело облизывали закованный в дерево торговый причал, где жались друг другу лодки и легкие речные корабли. И надо всем Нижним городом возвышалась высокая колокольня Святилища, напоминая о неусыпном бдении Хранителя.

— Ты часто молишься, Ганс? — спросил Альдор, глядя на украшенный серебряным диском шпиль. В лучах яркого солнца он сиял столь ярко, что невозможно было и взглянуть на него без боли в глазах.

— Реже, чем подобает праведнику, ваша милость.

Альдор печально улыбнулся. Он взошел на мост и остановился, положив руки на древние каменные перила.

— Я молюсь каждый день. Утром, перед обедом и глубокой ночью. Я прошу у него прощения за все, что совершил. Но сколько бы я ни пытался отмолить грехи, сколько бы ни помогал беднякам, как бы ни старался уравновесить дурные дела благими, легче не становится.

— Я верю, что он, — Ганс указал на шпиль Святилища, — нас слышит. Всегда и всюду.

— Но он не отвечает мне. Возможно, я не заслужил его внимания. И это справедливая кара. Я о многом жалею, Ганс. И многое хотел бы исправить, но время ушло. Все, что я могу сейчас — попытаться жить достойно. Но мне часто кажется, что я блуждаю в темноте.

— Вы достойный человек, ваша милость. Куда порядочнее многих, хотя и служба у вас не сахар. Чем выше стоишь, тем страшнее падать, — пожал плечами слуга. — Быть может, вы просто не замечаете божьих знаков?

— Кто знает…

До ушей Альдора донесся шум — толпа горожан рассыпалась, костеря на чем свет стоит несшегося прямо к замку всадника. Альдор в очередной раз проклял ослабевшее с возрастом зрение.

— Ганс, кто это?

Молодой слуга ловко вскочил на парапет — ветер едва не сорвал с его головы голубую шапочку с пером — и прищурился. Спустя мгновение, он осенил себя священным знаменем Хранителя.

— Ваша милость…

— Ну же! Не томи! Кто это?

— Гонец из Рундкара.

— Тоже мне новость, — проворчал барон, удивившись бледности Ганса. — Гонцы от союзников прибывают каждый день.

— Не такие. Сейчас вы сами увидите.

Спустя несколько мгновений мимо них пронесся одетый в меха и кожу северянин на гнедом коне. На бедре шлепали украшенные ножны меча, за спину закинут рундский круглый щит, а к отороченной белым мехом шапке был прикреплен хвост снежной лисицы — опознавательный знак личного гонца вождя Магнуса Огнебородого. И лишь когда всадник оставил их позади, Альдор понял, что так взволновало обычно невозмутимого Ганса.

Гонец был облачен в пронзительно-алый плащ.

Знак войны.

— Надо было видеть лицо командира стражи, — тараторил Ганс, едва поспевая за Альдором. — Шварценберг чуть в штаны не наложил, едва увидел красный плащ гонца!

Эрцканцлер на миг остановился посреди длинного темного коридора, подтянул украшенный искусной вышивкой пояс и пригладил растрепавшиеся волосы. До того, как на него напала та гацонская стерва, он мог гордиться шевелюрой. Но каштановые вихры пришлось обрезать, и сейчас волосы торчали во все стороны, превращая Альдора в неряху. Пробившееся сквозь мутные стекла солнце позолотило первую седину на висках.

На этой службе Альдор начал стареть.

— Мы все испугались, чего греха таить, — проговорил он, задумчиво глядя в узенькое окошко. Отсюда можно было рассмотреть часть обширного замкового двора. Ничего интересного, впрочем, там уже не происходило: всех важных гостей собрали в тронном зале, а на улице остались разве что дружинники Магнуса.

Хорошая новость — эрцканцлера все же пригласили на эту аудиенцию. Плохая — он понятия не имел, чего от нее ожидать.

— Все готово?

— Да, милорд.

— И как они?

— Рунды? Да как всегда: мрачны, холодны, немногословны. Даже сам Огнебородый так и не сказал, зачем они прибыли.

— Где король? — нетерпеливо оборвал слугу Альдор.

— Ушел за леди Истерд. Решил лично привести ее к отцу. Все же с их последней встречи прошел почти год.

— И это означает, что Магнус задаст очередной неудобный вопрос относительно положения своей дочери. Она гостит в Эллисдоре уже очень долго, но Грегор так и не определился с намерениями.

Ганс фыркнул.

— Всем прекрасно известно, каковы они…

Альдор понимал, что слуга не решился бы обсуждать столь деликатный вопрос в легкомысленном тоне, не будь они близки. И все же эрцканцлера это отчего-то разозлило.

— Ой ли? — передразнил слугу он. — Грегор Волдхард и его мотивы для тебя что открытая книга? Если так, я сию же минуту пойду просить его величество даровать должность главы канцелярии тебе.

Ганс смущенно потупился.

— Простите, господин. Я говорил, не подумав.

— Держи язык за зубами, мой тебе совет. И не распространяйся о том, что дружен со мной, если хочешь выжить. — Поймав перепуганный взгляд слуги, Альдор пожал плечами. — Даже у эрцканцлеров бывают трудные времена.

Юноша лишь молча кивнул и поправил заломившееся перо на шапочке. К этому моменту они вышли из коридора к лестнице, что вела в тронный зал.

— Для меня будут распоряжения, господин?

Альдор коснулся шрама, оставленного гацонкой. Отметина уже не болела, но жутко чесалась, особенно когда потела под шапероном.

— Ты же изучал рундское наречие?

— Но не особенно преуспел. Говорю скверно.

— Говорить и не требуется. Ступай во двор и слушай, о чем северяне толкуют между собой. Магнус не стал бы вождем кланов, кабы всегда говорил о своих намерениях открыто даже союзникам. Сейчас нам может пригодиться любое вскользь брошенное слово.

— Сделаю, господин, — слуга поклонился. — Удачи.

Ганс ушел, а Альдор принялся спускаться по боковому пролету, внимательно разглядывая собравшихся. Солнце уже зашло, и зал погрузился в привычный для вечера полумрак. Трон пустовал, но в огромной пасти камина неистовстовал огонь, в десятке канделябров рыдали толстые свечи, и вечный замковый сквозняк трепал их слабое пламя. Безмолвные слуги внесли угощение и растаяли в темноте закоулков, словно их здесь и не было.

К негодованию Альдора, обсуждение уже началось. Рундское посольство расположилось за длинным столом: сам Магнус Огнебородый с таким же рыжеволосым младшим сыном и советник Ойвинд Долгий язык. Самый влиятельный болтун Рундкара отчего-то не пожелал сесть и его длинный крючковатый нос выглядывал из-за широкой спины вождя. Ойвинд опирался на резной посох с деланной немощностью, но Альдор отчего-то чувствовал, что этот древний старец уложит его на обе лопатки, едва представится возможность.

Несколько облаченных в дорогие одежды воинов — разумеется, безоружных — держались ближе к закрытым резным дверям и застыли, точно изваяния. У каждого из рослых северян красовался браслет с огненного цвета яшмой — символ личной преданности вождю. Собственная гвардия. Войско в войске. Ближе к Магнусу были только его многочисленные дети.

По другую сторону на устланных коврами лавках расселись хайлигландцы: сам Грегор в стальной короне, одетая уже по местной моде рыжеволосая красавица Истерд, похожий на гору командующий армией Урста и близкий друг короля Кивер ден Ланге, известный добряк. Неприятным сюрпризом для Альдора стало присутствие графа Ламонта Эккехарда. Впрочем, у дальнего родственника короля были веские причины для встречи с рундами: его младший сын Райнер все еще оставался заложником в рундском Вевельстаде. Нашлось место и для брата Аристида — человека, сподвигшего Грегора на ересь. По мнению Альдора, именно этот скромный монах с благообразным лицом представлял истинную опасность даже за пределами страны. Недаром за ним охотился весь Эклузум.

— Как принцесса, говорю, — гудел Магнус Огнебородый, глядя выцветшими узкими глазами на дочь. Толстые пальцы вождя задумчиво перебирали многочисленные косички бороды. Истерд, облаченная в платье из хорошо выкрашенной алой шерсти, молча взирала на отца с ледяным спокойствием. — А драгоценности? Что это на шее? Рубины? Не помню, чтобы дарил тебе такие! Мне-то не жаль, лишь бы толк был. А какой толк моим землям от того, что ты только и наряжаешься в разноцветные тряпки да прохлаждаешься в гостях? Год и еще половина прошли — и что?

Он говорил по-рундски, но Альдор понял большую часть его речей. Король поспешил вмешаться:

— Драгоценности — подарок Хайлигланда. Знак моей доброй воли и попытка завоевать расположение нашей гостьи. — Грегор широко улыбнулся, демонстрируя воплощенное дружелюбие. — Замечу, что леди Истерд далеко не сразу согласилась их принять.

— Она вообще не должна была их принимать! — рявкнул Магнус. — Или ей следовало хотя бы предупредить меня, что она получила столь дорогой подарок от самого короля. У нас принято приносить ответные дары, а она своим молчанием выставила меня олухом!

Давен попытался остановить его:

— Отец, прошу…

— Молчать! Я приехал с пустыми руками и опозорил наш клан.

Король безмятежно улыбнулся, словно гнев Магнуса ничего не значил.

— Отнюдь, — ласково, как успокаивают капризное дитя, проговорил он. — Леди Истерд уже принесла мне подарок, ценность которого невозможно измерить ни золотом, ни самоцветами. Я берегу этот дар как свою жизнь.

Рунды, подозревая неладное, изумленно уставились на Грегора, но он лишь кивнул Истерд, прося ее пояснить. Дочь вождя откинула толстую рыжую косу за спину и поднялась со скамьи.

— Я подарила вождю хайлигландцев Гнев Хратты, отец, — молвила она, глядя, впрочем, не на Магнуса, но на возмужавшего младшего брата.

Магнус застыл с открытым ртом. Альдор физически почуял гнев северянина. Вождь, до того просто ворчавший, нынче побагровел от возмущения. Да и Давен, хоть выглядел куда безобиднее отца, превратился в комок напряжения.

— Ты отдала ему топор своей матери? — переспросил Магнус. — Реликвию всей семьи? Я не ослышался?

— Да, отец. Я так решила.

— Прекрасный подарок, — согласился Грегор. — Я не смел и мечтать, что однажды получу в дар столь ценное оружие. Теперь ваша дочь учит меня обращаться с ним. И чем больше я познаю это искусство, тем сильнее убеждаюсь в необходимости поддерживать мир между нашими народами.

Магнус, казалось, не слышал слов короля. Он продолжал пристально глядеть на дочь. Альдор заметил, как задрожали его руки.

— Ты хорошо подумала?

— Я тверда в своем решении.

Хайлигландцы непонимающе переглядывались, а рунды все как один побледнели, взирая на дочь вождя с суеверным ужасом.

— Как бы то ни было, брать назад данное слово уже поздно, — Огнебородый обреченно кивнул. — Что ж, Истерд, ты сделала выбор. Так тому и быть.

Последние слова прозвучали из уст вождя, словно приговор. Альдор, наблюдавший за его сыном, отметил, что тот помрачнел как туча.

— Могу я узнать, о чем вы говорите? — Грегор с интересом наблюдал за беседой, но до поры не вмешивался, понимая, что сейчас в семье северян происходило нечто очень важное.

Магнус, крякнув, потянулся за чаркой.

— Прикажи налить всем чего покрепче, твое величество. Видят духи, повод есть. — Он залпом опрокинул в себя вино с пряностями и со звоном опустил чарку на столешницу, жестом попросив у слуг добавки. — Как ты уже знаешь, вождь Грегор, женщины у нас во всем равны мужчинам. Наши жены ходят с нами в походы, дерутся на равных, завоевывают трофеи и помогают строить корабли. Даже могут управлять селениями, если их изберут на всеобщем сходе. Словом, воля жены ничем не отличается от воли мужа…

Рунд сделал глоток, и его сын, воспользовавшись паузой, треснул кулаком по столу.

— Моя сестра согласилась стать твоей женой, вождь хайлигландцев! — крикнул он. — В нашем клане, если женщина дарит мужчине оружие своей матери, она так предлагает ему брак. И теперь ты…

Магнус отвесил Давену затрещину, и юноша умолк.

— Цыплята раскудахтались поперед петуха. — Он изучающе уставился на Грегора, как в день, когда они впервые встретились. — Но Давен прав: своим подарком Истерд изъявила волю стать твоей женой. А ты, приняв ее дар, согласился.

Альдор вздрогнул. Грегор медленно перевел взгляд на брата Аристида:

— Почему вы не сказали мне раньше?

— У разных кланов различные обычаи… Я часто бывал в Рундкаре, но не мог знать всего…

Король разочарованно отмахнулся.

— Вижу, для тебя это новость, вождь Грегор. — Магнус служил руки на могучей груди. В уголках губ северянина затаилась улыбка. Альдору показалось, что он был доволен. — По нашим обычаям муж может отказаться от предложения жены, но для нее это позор. И тогда женщина либо покидает место, где жила, либо смывает позор кровью того, кто ей отказал. Будь Истерд простой женой нашего клана, так оно бы и вышло. Но она — моя дочь. А ты — король. И здесь нельзя говорить ни о тихом уходе, ни о поединке.

— Позволь мне говорить, — вмешался до того молчавший Ойвинд. Получив согласие, старик заговорил. — Истерд принцесса и есть, если смотреть по вашим обычаям. Она приняла решение без благословления отца, но от этого сила его не меняется. И потому теперь у тебя, вождь Грегор, два пути…

Грегор жестом оборвал старца.

— Я прекрасно понимаю, какие. Либо я беру леди Истерд в жены, либо мы снова воюем. Да только не нужно нагонять мраку, дорогие гости. Для меня будет честью взять в жены дочь самого Магнуса Огнебородого и таким образом укрепить мир. Нечего здесь думать, — король украдкой поймал взгляд рундской девы и широко улыбнулся. — Знай я раньше, что означает ее дар, уже давно сам бы отправил сватов в Вевельстад.

Все присутствующие — и рунды, и хайлигландцы — с облегчением выдохнули.

— Так мы готовим свадьбу? — помедлив, спросил Долгий язык.

Магнус пожал плечами и пригубил остывшее вино.

— Выходит, так, — сказал он. — Что ж, боги нас благословили.

— Однако есть одна сложность, — вмешался брат Аристид, нисколько не смутившись гневного взгляда короля. — Леди Истерд — язычница. Король Хайлигланда не может взять в жены иноверку. Этого не допустят ни наши законы, ни народ. Королевой может стать только женщина, принявшая Путь и Хранителя. Насколько мне известно, леди Истерд сменить веру не рвется.

— Если вы убедили принять новую веру целую страну, то, полагаю, сможете рассказать о Пути и одной умной женщине, — процедил король. — Хватит об этом на сегодня.

Монах пропустил иронию мимо ушей.

— Как пожелает ваше величество.

Альдор заметил, с какой силой дочь вождя сжала серебряную ножу чарки, когда украдкой взглянула на Аристида. Видит бог, этот монах с почти сверхъестественным даром убеждения не нравится не только ему. Было приятно встретить единомышленницу.

— Нет нужды торопиться, — сказал Магнус. — Условия обсудим позже. Свадьба — новость приятная, но приехал я не ради нее.

Грегор распорядился налить всем еще вина. Сидевший с краю Кивер ден Ланге знаком отослал слуг и под одобрительными взглядами рундов лично занялся кувшином.

— Гонец был в военном облачении, и мы уж грешным делом подумали, что ты задумал разорвать наш союз, — сказал Грегор. — Так что же случилось?

— Бунт в Рундкаре. Западные кланы схлестнулись с восточными. Дело для нас обычное, но не на этот раз. Я приехал, чтобы просить твоей помощи.

Грегор Волдхард удивленно вскинул брови. Альдор понимал: чего бы ни попросили рунды, теперь-то король точно не сможет отказаться. Удачный расклад для Магнуса, непредсказуемый — для Хайлигланда. Он поймал себя на том, что внимательно разглядывал красивое, но суровое лицо Истерд, силясь понять, не подстроила ли она сегодняшнее событие специально. Эта рыжеволосая дева была загадочна, как ночной лес.

— Какая именно помощь тебе требуется? — вопрос Грегора отвлек Альдора от размышлений.

— Военная, какая еще! — пророкотал рунд. — С остальным сам справляюсь.

— Рассказывай все без утайки. Теперь мы почти родственники, и я хочу понимать, как могу помочь.

Магнус довольно хмыкнул и взялся за полную чарку.

— Рундкар — земля большая, как ты знаешь, — начал он. — На западе кланы объединились под моими знаменами, а на востоке обитают племена, которые даже мы считаем дикими. Это вы их называете рундами, потому что вам так проще нас запомнить, а на деле зовутся они мецами. Вообще другой народ, мало чем на нас похожий. Язык, нравы, обычаи — все у них иное. И женщины у них красивее и хозяйственнее, может оттого, что не воюют… Но я отвлекся. После того, как давным-давно вагранийцы нас всех потрепали да горами отгородились, мецы ушли восточнее, за леса и болота. Именно они теперь и пьют кровь имперцев на границах с Освендисом.

Грегор задумчиво постучал отросшим ногтем по столешнице.

— Про мецев я слышал, но думал, что так называется один из твоих кланов.

— Не клан они, а вовсе другой народ! В том и беда. Власти централизованной, как нас с вами, там нет. Племена грызутся друг с другом за пушнину да пашни, коих, ясное дело, на севере мало. Но леса у них богаты живностью и ягодами, а реки — рыбой. И потому мы начали их завоевывать.

— Успешно?

— Это как сказать… Воевать они толком не умеют, но бунтовать горазды. Приходишь, бряцаешь оружием — они тебе кланяются да улыбаются. Чуть отвернулся — засадят копье в спину с такой же улыбочкой. — Магнус развел руки в стороны, едва не задев кубок сына. — Вот и в этот раз прибыл ко мне ставленник наш из одного мецского поселения. Один выжил, да и сам едва ноги унес. Говорит, опять всех наших перебили, кишки по деревьям развесили и дань платить отказались. Это плохо, твое величество. Ибо путь в империю по суше лежит через земли мецев. И ежели интерес к походу на империю у нас с тобой обоюдный, но мне думается, что и бунтовщиков усмирять нужно сообща.

— Справедливо, — согласился Грегор. — Меньше всего я хочу получить копьем в спину, проходя через их леса. Так чего хочет этот народ?

— Хотят быть со всеми на равных. Как это слово… Независимости! Выбирать своего вождя, торговать с нами как союзники, а не захваченные.

— Так дай им это.

— Внутри племен мецев раскол, сами меж собой договориться не могут, — пояснил Долгий язык. — Одни хотят объединиться с нами, другие — наоборот, считают нас великим злом. И ничего не изменится, пока они сами не объединятся да не выберут вождя, с которым можно будет вести дела. Либо пока им кто-нибудь не поможет…

— И чего ты хочешь от нас, вождь рундов? — спросил король. — Чтобы мы пришли на их земли и вырезали всех неугодных?

Магнус покачал головой.

— Проку не будет. Этим летом будет Великий сход. Раз в три года на пару дюжин дней собирается весь север — племена и кланы ведут переговоры, объявляют войны, заключают мир и решают судьбы. Там-то мецы и будут. И я хочу, чтобы ты, король, тоже прибыл туда, да с войском — пусть мецы увидят, что союзники у нас сильные. А если переговоры пойдут не так, то и мечи твои пригодятся…

Грегор внимательно дослушал Магнуса, и внезапно широко улыбнулся, да только от этого оскала на сердце у Альдора стало тяжело. Глаза короля оставались холодными. Как всегда.

— Так и скажи, что на этом Великом сходе объединить их нужно под твоим началом. Здесь собрались политики, нас такими намерениями не удивишь и не напугаешь, мой Огнебородый друг. У севера должен быть один правитель. Тебе от этого будет хорошо, да и мне спокойнее. Так ведь?

— Так-то оно так…

— Могу ли я задать вопрос вождю? — тихо спросил брат Аристид.

— Говори, монах.

— Правильно ли я помню, что Великий сход проходит близ Эксенгора?

— Верно, монах, — кивнул Магнус, явно польщенный знаниями чужака. — У истока Сиры, рядом с горами Фадир и Норнфья. Это священное место для всего севера, ибо там обитают духи — посланники богов. Даже природа там другая: воды не замерзают, а озера настолько горячи, что в любое время года от них исходит пар. Мы собираемся там в период Салстодира — праздника середины лета.

Брат Аристид с благодарностью склонил голову и более не проронил ни слова.

— Путь неблизкий, — прикинул Ланге. — Пока соберем войска, пока дойдем до границы… А какие дороги севернее Тронка, мне неведомо…

— Большой воин говорит дело, — согласился Долгий язык. — Времени на раздумья почти нет, ваше величество.

Грегор сидел, не шелохнувшись.

— Я понимаю, — бесцветным голосом проговорил он, и Альдор понял: сейчас король напряженно размышлял.

Магнус поднялся и поднял чарку:

— Мы разобьем лагерь на поле возле реки и будем ждать твоего решения, вождь Грегор. Времени и у меня немного, но на несколько дней смогу задержаться в Эллисдоре. Об Истерд, — он метнул суровый взгляд на дочь, — поговорим позже. И я хочу встретиться с ней наедине в своем лагере, если ты позволишь.

— Конечно.

— На том все, мой союзник. Благодарю за гостеприимство. — Магнус допил вино и проворчал что-то по рундски, пролив немного на подбородок. Рубиновая жидкость стекла по длинное бороде на живот. — Но не тяни с решением. Я не буду ждать вечно.