Трасса длиною в жизнь (СИ)

- Привет, - сказал я.

- Здравствуй.

Он хотел добавить что-то ещё, но покосился на охрану и только спросил:

- Зачем?

- Рус, прости… Я думал, что смогу.

- Зачем деньги, Макс?

Я молчал.

- Для него?

Я вздрогнул.

- Откуда ты… ты знаешь?

- Я смотрю ТВ.

- Да… Понятно. Рус… Я не могу остаться с тобой. Но если ты поможешь, я всё верну.

По лицу Руслана пробежала смутная тень.

- Если бы нужны были тебе – я бы дал. Просто так. А он – пусть сдохнет.

Руслан развернулся и, не дожидаясь ответа, которого у меня не было, пошёл обратно к сканерам.

Мне будто обручем сдавило грудь. Мне казалось, что вот он, уходит мой последний шанс спасти Витю. Шаг за шагом, и я вижу его широкую, нарочито прямую спину. Но если бы я и передумал – теперь было поздно.

Я проболтался по аэропорту около часа, раздумывая, что теперь делать. Звонил даже Иришке, но, конечно же, рисунки никого не интересовали.

Умаявшись в конец, заказал билеты через интернет и, не выходя наружу, стал ждать обратного рейса в Германию. Окно получилось длиной в два часа, и назад я должен был прилететь уже вечером.

Дорога в больницу из Берлинского аэропорта заняла ещё час. К концу её я вымотался так, что уже не понимал толком, что вообще происходит. Мне самому было стыдно, но, кажется, я начинал свыкаться с мыслью, что ничего не изменить.

Так глупо, когда медицина может помочь, но ты сам ничего не можешь сделать. И совсем не хотелось понимать врача, который не мог всё своё время тратить на одного моего Витю.

У меня оставалась только одна мысль – упросить персонал всё-таки пустить меня к нему.

С этой мыслью я поднимался на этаж. С этой мыслью шёл по коридору.

С этой мыслью замер, увидев, как из палаты Виктора выходит мужчина, которого я видел всего пару раз в жизни и, встретив на улице, вряд ли смог бы узнать.

А вот он узнал меня – хотя я, наверное, мало походил на себя самого с запавшими глазницами и трясущимися руками.

- Максим? – мужчина остановился, глядя на меня.

- Да, - я помешкал, - Ян?

- Да, - Ян подошёл ко мне и остановился. – Где вы были?

Мне показалось, в его голосе звучал упрёк.

Я облизнул губы.

- Деньги искал. У… старых знакомых.

В его взгляде промелькнуло понимание, будто он отлично знал, что, кроме Руслана, мне не у кого просить денег. А может и знал – чёрт его разберёт, что наговорил ему Витёк.

Ян долго молчал, разглядывая меня, и вдруг спросил, резко переходя на ты:

- Ты тоже не спал?

Я покачал головой.

- Я всю ночь пытался выяснить, что там на самом деле произошло. Дозвонился до Кристиана только к семи утра, а до европейцев уже к десяти. Они заявили, что весь бюджет Витька исчерпал – уроды, что сказать.

Ян опустил лицо и потёр глаза.

- Слушай, может, кофе?

Я покосился на дверь.

- Он не придёт в себя. Ему только что вкололи снотворное. Операция через час, за это время ничего не изменится.

- Операция? – я явно отупел за день перелётов.

Ян, наверное, тоже, потому что смотрел на меня так же непонимающе.

- А деньги? – спросил я.

Лицо Яна из удивлённого стало просто усталым.

- Забей. Я был ему должен.

На секунду мне показалось, что я рухну в обморок от переутомления прямо там. И Ян явно не собирался мне помогать.

- Ты как хочешь, я за кофе, - твёрдо сказал он и направился к лестнице.

И я пошёл с ним, потому что ещё одной ночи в пустом коридоре точно бы не перенёс.

Мы спустились в круглосуточное кафе на первом этаже и первые несколько минут молча поглощали пончики и кофе. Я вдруг обнаружил, что не ел ничего почти два дня - и Ян, видимо, немногим меньше.

Потом, когда первый голод прошёл, я стал спрашивать, что происходило в больнице без меня.

Ян ответил, что ничего. Он прилетел около трёх – как раз, когда я общался с Русланом, выяснил все подробности и оплатил операции. Ещё добавил, что может понадобиться переливание крови, и если у меня есть знакомые со второй группой – это будет очень кстати. У меня не было, и я вообще начинал понимать, что абсолютно лишний здесь. Все мои порывы были ни к чему – Витька до моего второго появления в его жизни был в абсолютно надёжных и крепких руках. Я даже посмотрел при этой мысли на узкие и какие-то плоские запястья Яна, на его аккуратные пальцы, сжимавшие пластиковый стакан с кофе.

Ян попросил меня в ответ рассказать, чем занимался весь день я. Попросил как-то так спокойно и без претензии – и я не выдержал, стал говорить слово за слово, уходя всё дальше в собственные мысли и забывая постепенно, что говорю с бывшим парнем того, кого люблю я сам.

С Яном оказалось удивительно легко говорить – и удивительно легко выбалтывать то, что ему знать не следовало. Он внимательно слушал, кивал где нужно, иногда задавал вопросы, никогда не вызывавшие напряжение, и всё время его лицо и мягкий взгляд оставляли ощущение, что он не осуждает, а, напротив, готов понять и принять. Я с ужасом понимал, что сам никогда не смогу дать Вите такого участия.

Мы допили кофе и стали подниматься наверх – и уже у самой палаты меня вдруг осенило:

- Ян… - окликнул я его.

Ян, стоявший у окна и смотревший на ночной Берлин, обернулся.

- Не надо говорить ему, куда я летал.

Ян вскинул бровь.

- Вот как?

Меня пробрала дрожь. Только тут я начал понимать, что действительно выболтал всё человеку, который, быть может, сам ещё рассчитывал вернуть расположение Вити. Конечно, прошло семь лет… Но ни меня, ни Витю, ни, как оказалось, Руслана, этот срок не изменил.

Я молча смотрел на него. Ян спрятал руки в карманы джинсов и подошёл ко мне.

- Во-первых, он уже знает, что тебя здесь не было сегодня.

Я похолодел.

- Он приходил в себя днём. Я же тебе сказал – только что вкололи успокоительное.

- И ты сказал…

- А почему нет? Он звал тебя. Я должен был соврать, что ты отошёл в туалет? Я вообще не знал, здесь ты или сбежал с концами.

Я сжал кулаки. И ведь трудно было спорить. В сущности, именно это я и собирался сделать в тот момент.

- Во-вторых, - продолжил Ян, не особо-то дожидаясь ответа, - я могу не говорить больше ничего. Но при одном условии.

- Каком? – я невольно сглотнул, ожидая что-то вроде: «Если ты уедешь отсюда нахрен и больше не появишься в его жизни никогда».

- Если ты скажешь сам.

Я молчал. Облегчение было мимолётным и не слишком сильным.

Я усмехнулся.

- И что это поменяет?

- Или ты, или я. Выбирай. Потому что, если ты не в состоянии быть с ним честным, то тебе нечего делать рядом с ним. Ты только замучаешь его до смерти – уже почти замучил.

Я сжал зубы.

- Отлично. Тоже решил, что можешь судить?

- Я никого не сужу.

- Тогда почему меня обвиняешь во всём?

- Я никого не обвиняю.

- Тогда почему говоришь это мне, а не ему?

- Потому что он болен. И я не о пробитом черепе. Я верю, что от аварии он оправится. Он болен тобой - и так было всегда. И если кто-то и сможет его вылечить, то только ты. Если, конечно, тебе самому это нужно. Но если ты просто наслаждаешься тем, что он принадлежит тебе целиком – то тут я тебе не помощник.

Он замолчал, внимательно глядя на меня, а я молчал. Слишком устал уже от всего.

- Как видишь, у меня беспроигрышная позиция, - добавил он тогда. – Но и у тебя есть выбор. Изменить что-то между вами или уничтожить то, что есть, до конца.

Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

- Отлично. Повёлся на сладкий голосок как идиот. Одного не могу понять, зачем тебе лезть в это? Хочешь добить нас – просто скажи ему, и всё.

- В этом вся проблема, - сказал он вдруг куда мягче, - ты не можешь понять, что не всем нужно что-то взамен. Не хочешь понять, что не все хотят причинить тебе боль. А пора бы, Максим. Ты мог позвонить мне, Яру, Витиному отцу, да хоть бы и Павлу… Ты бы всем нам облегчил жизнь, если бы сказал, что с Витей. Ты - единственный, кто был рядом с ним и видел всё сам. Тот, кого он подпустил ближе всех. Но ты предпочёл взять всё на себя, даже не подумав о том, что мы все сходим с ума от неизвестности. Что нам всем так же нужно помочь ему, как и тебе – не ради него или тебя, а ради нас самих. Потому что невыносимо бездействовать, когда близкий человек в беде. Почему ты никогда не думаешь, что другие могут быть такими же людьми, как и ты? Что у других тоже есть сердце?

- Пас, - выдохнул я. В горле стоял ком. – Не знаю.

- Пора бы узнать. Вот этого в самом деле никто не сделает за тебя.

Ян снова отвернулся к окну. Наверняка прекрасно знал, какой эффект произвели его слова. Я бессильно сжимал кулаки, но ответить ничего не мог.

- Я возьму ещё кофе, - сказал он вдруг, оборачиваясь и делая шаг в сторону коридора, - тебе принести?

- Лучше чай.

- Хорошо. С мелиссой и липой?

Я кивнул.

- Андрей считает, – сказал я, когда он уже отошёл на несколько шагов, - что я никогда не любил его. Ты тоже так думаешь?

Ян остановился и посмотрел на меня через плечо.

- Я вообще не верю в любовь. Просто хочу, чтобы у него всё было хорошо.

========== Глава 67 ==========

- Я боюсь.

Мы сидели в полумраке коридора, перешедшего на ночной режим.

Витьку оперировали уже второй час.

Ян покосился на меня и снова уставился на дверь.

- Я тоже. Но говорят, что шансы на успех почти сто процентов.

- Я не про это, - я сглотнул и отвернулся к двери. – Я знаю, что должен думать о том, как пройдёт операция, но не могу.

- Плохо, - Ян всё-таки повернулся ко мне, - но в сущности нигде не написано, когда и о чём надо думать.

- Ты прям как священник.

Ян усмехнулся.

- Давай, договаривай. Я тоже не могу думать о том, что от меня всё равно не зависит.

- Ты спросил, почему я не думаю о том, что у вас тоже есть сердце… Так вот, я боюсь… Андрей считает, что я боюсь поражения. Наверное. Но я никогда так не думал. Я боюсь… ответной реакции.

- Ты думаешь, что если всё будешь делать правильно, это защитит тебя от агрессии?

- Не знаю… Это глупо. Может быть. Но я не об этом. Я боюсь поверить, что оно есть. Ведь тогда я могу разочароваться, как… в детстве.

Ян слабо улыбнулся.

- Мы все разочаровываемся, поверь.

Я отвернулся, уже не желая продолжать разговор. Вот этого я и боялся больше всего – пренебрежения.

- Знаешь, как я переехал в Москву? – спросил Ян вдруг.

Я покачал головой, радуясь, что мы, кажется, меняем тему.

- Я с четырнадцати тусовался со стритрейсерами в Саранске. Меня туда привёл парень, и мне понравилось. Казалось, там настоящая жизнь. Не то, что дома. Сам я гонял, но в гонках не участвовал, боялся. И не людей, а тупо аварии. Я же всегда был воспитанным мальчиком, и отец мне внушил, что в мире очень много опасных вещей. А вот Рим гонял на четверть и иногда в уличных заездах. Однажды ночью был такой чек-пойнт. Рим участвовал, а я просто ждал у финиша. Я помню, как показалась первая машина и с другой стороны улицы какой-то парень на дешевой мицубишке. Хер его знает, как его к нам занесло. Он не участвовал в гонке. Просто встретился бампером с нашим победителем. Дальше… было по-настоящему страшно. Пацанов смело как метёлкой. Через минуту уже никого не было. Я не знал, что делать. Мицубиси стоял на месте и непрестанно сигналил. Водитель оставался внутри. Подъехал Рим, открыл дверцу и крикнул мне, чтобы я забирался к нему. Он тоже явно собирался валить.

Ян перевёл дыхание.

- А я не мог. Просто не мог. Послал Рима нахер и побежал к этому мицубиси, на ходу уже набирая скорую. Водитель пострадал, но не сильно. И спасибо, конечно, не сказал. Да и медики смотрели волком – как на преступника. А у отца на носу как раз была предвыборная компания, и тема со стритрейсингом естественно всплыла. И всем уже пофиг было, участвовал я или нет, меня реально записали чуть ли не в убийцы. Крутили информацию об этой аварии в каждом выпуске новостей так, будто это я того парня сбил. И отец, конечно, взбесился. Стал орать, что и так слишком много мне позволяет. Установил слежку, хотя следить уже незачем было – мне на Рима не хотелось даже смотреть. Потому что он свалил. А я по-прежнему считаю, что поступил правильно. Я плюнул на это всё и уехал в Москву поступать. Даже не знаю, следили за мной потом или нет… Пофиг.

Ян вздохнул и посмотрел на меня.

- Я очень хорошо запомнил, как Рим мне сказал, когда мы прощались, что я лох. Не надо было лезть в чужие дела, и сам бы не влип. А я никогда и не думал, что влип. Хотя обидно было, конечно. Ты, наверное, сейчас думаешь, что я равняю яичницу с постным маслом, и у тебя всё было куда круче и больнее, но я тебе скажу, что если ты поговоришь с Яром, он тебе расскажет тоже немало. У него очень сложные отношения с отцом. И весь его выпендрёж не на пустом месте. У нас у всех есть прошлое. Нам всем трудно начать доверять людям. Но я не предлагаю тебе верить в розовых пони. Я предлагаю тебе осознать, что мы все… люди. Мы все встречались и с предательством, и с ложью. Но редко кто из нас хочет зла другим. Обычно мы просто не видим, что причиняем кому-то боль.

Я невольно стиснул зубы.

- Полагаю, Артём тоже не хотел зла?

Я даже не сразу понял, что говорю с ним о том, чего он знать не может и не должен, но Ян вдруг ответил:

- Я думаю, Артём просто видел совсем мало. Его история была слишком короткой, чтобы он мог научиться задумываться о людях. Не знаю, что с ним теперь, но если он не осознал, что сломал свою и чужие жизни ради секундной прихоти, то он в самом деле неандерталец. И вот в этом вся разница – учимся ли мы на своих ошибках или нет. Витя учится. Учился. И Пашка тоже, хотя есть вещи, которые он так и не смог понять. А ты кем хочешь быть? Тем, кто принимает свой опыт и двигается дальше, или тем, кому всегда будет шестнадцать лет?

- Мне не шестнадцать лет.

- Не уверен.

Я мрачно посмотрел на Яна.

- Именно в шестнадцать лет обычно полагаются только на себя и в каждом видят врага.

- Я не могу по-другому.

- Можешь. Просто представь, что мы все люди.

Я встал и прошёл по коридору из конца в конец.

- Я не такой, как тогда, - упрямо повторил я.

- Тогда и не бойся, что с тобой поступят как с тем, кем ты уже не являешься.

Я резко развернулся, вдруг осознав.

- Он рассказал тебе.

- Да.

- Когда?

- Давно. Максим, он рассказал, потому что ему тоже нужно было с кем-то поговорить. А ты бросил его. Ты ушёл решать свои проблемы в одиночку, как делал это всегда, но ты не подумал о том, что ему тоже больно, пусть и иначе. Он, может быть, до сих пор винит себя. По крайней мере, винил очень, очень долго.

- Я давно уже сказал ему, что он не виноват. Он и не должен был меня защищать. Я его об этом не просил.

- Этого мало сказать. Ты продолжаешь вести себя так, как будто наказываешь его.

- Я его не наказываю!

- Нет. Ты наказываешь себя. Ты раз за разом загоняешь вас обоих в ту ночь. Вы вместе загоняете. Но так вы никогда не искупите своей вины. Пока вы не перестанете решать эту проблему по отдельности друг от друга, пока не перестанете закрываться и врать друг другу… Вы не переломите судьбу, которую пишете сами для себя.

- Я не бросил его, - сказал я тихо, - в этот раз не бросил.

- И это хорошо. Осталось только прийти к нему и позволить помочь тебе. И самому помочь ему.

Я закрыл глаза и рвано вздохнул.

- Если бы я мог… Прямо сейчас.

Ян отвернулся и ничего не сказал. И только возвращаясь на своё место по правую руку от него, я увидел, что в глазах у него стоят слёзы.

***

Операция закончилась около трёх ночи. Нас, естественно, в палату не пустили.

Посовещавшись, мы установили порядок дежурств – первым спал я, как не спавший уже вторую ночь. Потом уже я подумал, что Ян меня обманул – он-то тоже не спал, хоть и был ещё дома.

Он растолкал меня в половине седьмого, хотя мы договаривались спать по два часа, и, едва я продрал глаза, сообщил:

- Очнулся.

Сон как рукой сняло. Я подскочил и бросился к палате, едва не столкнувшись в дверях с сестрой.

- Простите, - пробормотал я, даже не сообразив, что говорю по-русски, и она меня не понимает.

Ян извинился за меня по-английски, и она отошла в сторону, пропуская нас внутрь.

Впервые после аварии я увидел Витю – замотанного в бинты с ног до головы. Больше похожего на мумию, чем на себя самого. Изо рта у него торчала трубка, и приближаться к нему было страшновато. Я остановился у самого края кровати. Облизнул губы, разглядывая его, и тут понял, что губы, едва видные из-под бинтов, чуть заметно шевелятся.

- Витюш… - выдохнул я. Увидел его руку, свободную от бинтов и, схватив его за пальцы, крепко сжал. – Витенька, всё уже хорошо. Всё будет хорошо. Любимый мой. Солнышко моё.

- Не разговаривай, - Ян подошёл и опустился на корточки рядом с кроватью, вглядываясь Вите в глаза. – Мы тут рядом всё время, Вить. Тебе пока нужно отдыхать. Осталась одна операция. Ты уже идёшь на поправку. Макс будет тут – я его никуда не отпущу.

Я вздрогнул и посмотрел на него, пытаясь понять, что стоит за этими словами.

Моего плеча коснулись ещё чьи-то пальцы, и я увидел сестру.

- Пора отдыхать.

Я кивнул. Потом посмотрел на Витю.

- Можно…

Я не решился произнести свою просьбу вслух при Яне и потому прошептал её на ухо сестре. Она молча кивнула.

Я наклонился и прикоснулся губами к его губам. И Витька ответил. Слабо, но явно поддерживая меня.

Я чуть отстранился и прошептал:

- Я люблю тебя, Витюш.

Мы вышли в коридор, и я с трудом перевёл дыхание, а, обернувшись к Яну, увидел, что он тоже тяжело дышит.

- Что значит ещё одна операция? – спросил я.

На секунду мне показалось, что он не хочет отвечать, а потом Ян всё-таки произнёс:

- Пластика. У него сильно обгорела правая сторона лица.

Я сжал зубы. А потом сказал неожиданно для самого себя, обращаясь к Яну:

- Всё будет нормально.

- Наверно… Да.

Мы просидели в приёмной ещё несколько часов.

Ян в конце концов сдулся – вырубился прямо в кресле. Я растолкал его и сунул в руку ключи от номера.

- Мы не сможем тут жить, - пояснил я, - Витьку ещё долго не выпишут. Будет лучше, если мы будем дежурить по очереди.

Ян кивнул, хоть и не сразу, и, сказав: «Спасибо» - встал и, пошатываясь, пошёл на выход.

Я просидел в коридоре до двенадцати. Витя больше в себя не приходил.

Странно, но мне в голову больше не лезла всякая фигня. Стало неожиданно легко – уж не знаю, от того ли, что угроза миновала, или после разговора с Яном. Я твёрдо знал, что больше не уйду и не дам Вите уйти, что бы не произошло.

Ян пришёл около двенадцати с пончиками и чаем. Теперь уже он отправил меня спать и, кое-как добравшись до номера, где в последний раз мы с Витей были вдвоём, я упал на кровать и отключился, не успев подумать вообще ни о чём.

Проспал я почти двенадцать часов и встал разбитым, но тут же собрался и, побрившись – а вдруг Витя придёт в себя? – поехал в больницу.

Так прошла ещё неделя. Витька изредка приходил в себя – иногда это выпадало на дежурство Яна, иногда на моё. Говорить он был не в состоянии, и мы просто заходили к нему и говорили какие-то глупости, обещали, что всё будет хорошо.

К концу недели портье осторожно поинтересовался, насколько мы планируем продлевать номер и когда будем платить. Говорить об этом Яну я не хотел. Заплатил за неделю вперёд и стал думать, где брать деньги.

Снова вставал вопрос, который мне так и не удалось решить. Ян, в сущности, был прав – мне, видимо, по-прежнему было шестнадцать и все прошлые двенадцать лет я провёл в другой вселенной, куда теперь попасть не мог, да и не хотел.

Искать в Германии серьёзную работу не имело смысла, потому как было ясно, что едва Витино состояние стабилизируется, мы будем перебираться домой. Я залез в интернет, полистал сайты в поисках вакансий, допускавших дистанционную работу, и нашёл контакты одного германского издательства, заинтересованного в литературных переводах. Позвонил и сразу же получил небольшой заказ – заплатить обещали четыреста евро. Смешно, с учётом того, сколько я раньше зарабатывал за вечер, но оплатить неделю проживания хватило бы, и я согласился.

С тех пор думать у меня времени вообще не осталось. Всё время – и в больнице, и дома – я или спал, или переводил. Дело само по себе оказалось увлекательное, но очень уж муторное.

Октябрь уже подошёл к концу. Всё чаще лили холодные дожди, а вся моя одежда осталась в Москве – я же думал, что мы летим сюда на три дня. Пришлось купить у китайцев какую-то непромокаемую куртку за десять евро. Я с удивлением разглядывал себя в зеркале и понимал, что в таком виде в самом деле смогу зарабатывать только переводами. Впервые в жизни я носил что-то за десять евро. Опыт оказался не таким уж страшным, скорее… унизительным. В этой куртке я почему-то казался сам себе беззащитным. Парня, отражавшегося в зеркале, так и хотелось пнуть.

Но выбора особого не было. За месяц я сделал два перевода и понял, что ненавижу читать. А десятого ноября Витя пришёл в себя настолько, чтобы мы смогли поговорить и решить, что делать дальше.

========== Глава 68 ==========

Витя пришёл в себя в мою «смену». Как раз вскоре после того, как Ян отправился спать. Меня позвали войти, и я ожидал, что мне предстоит снова сказать ему несколько успокаивающих слов, чтобы уйти и продолжить дежурство, уже зная, что он сегодня больше не проснётся.

Когда я показался на пороге, Витя слабо повернул голову, и я понял, что впервые с момента аварии он меня действительно видит.

Я слабо улыбнулся, подошёл к кровати и присел на корточки.

- Не двигайся, больно же… - попросил я.

Все слова давно закончились. Из раза в раз мы только и могли что просить его не шевелиться, не говорить и не впадать в отчаяние – хотя даже не знали, кто на самом деле близок к отчаянию, он или мы.

- Не очень, - ответил Витя вдруг - довольно тихо, но вполне разборчиво.

Я закусил губу, чтобы не заплакать.

Витя помолчал и прошептал:

- Ты здесь…

- Вить, я почти всё время здесь. Мы меняемся, но я никуда не ухожу и не уйду.

Мне показалось, что Витины губы растянулись в подобии улыбки.

- Даже не верится…

- Это правда.

Я поймал его руку, а когда сжал её, с удивлением понял, что он сжимает мои пальцы в ответ.

- Что со мной? – спросил он.

- Уже всё хорошо, ты идёшь на поправку. Тебе просто нужно отдыхать и ждать.

- Щека… обгорела?

- Всё нормально, Витюш.

- Врёшь.

Я промолчал. Витя тоже ничего не говорил какое-то время.

- Я думал, ты сбежишь, - сказал он вдруг.

Я почувствовал, как в горле набухает ком. И очень хотелось соврать. Тем более, что сейчас говорить ему правду было совсем некстати. Но я так устал избегать всего, что произнёс, даже не вспомнив о предупреждении Яна:

- Я почти сбежал, Вить. В самый первый день чуть не ушёл к Руслану. Хотел, чтобы… Не важно. В общем, чуть не сбежал.

Витя чуть повернул голову в мою сторону.

- Почему не сбежал?

Я пожал плечами.

- Потому что должен был вернуться.

Витя опять отвернулся и посмотрел в потолок.

- Не надо. Не должен. Мы в расчете.

- Витя! – я крепче сжал его руку, - я хотел вернуться!

Витя молчал, и я добавил беспомощно:

- Я люблю тебя.

Витя по-прежнему молчал, а потом вдруг сжал мою руку, повернул голову и снова прошептал:

- Ты здесь, Макс. Это главное.

Я кивнул.

Это уже был самый долгий наш разговор за последнее время, но сестра почему-то не приходила.

Я пересел на пол так, чтобы можно было прислониться к кровати, положил руку на подушку рядом с его головой и опустил на неё подбородок, так что наши лица оказались совсем рядом.

- Тебе не надо сейчас думать об этом. Просто отдыхай. Подумай – когда ещё ты сможешь поваляться в кровати до двенадцати?

Витька тихонько усмехнулся.

- Да… Об этом. Меня выгнали из команды?

- Не знаю, не думаю. Я спрошу.

- Мне надо возвращаться к тренировкам, хочу на будущий год опять в Европу.

Я промолчал.

- Когда меня выпишут?

- Не знаю. Я спрошу.

Витя слабо кивнул. Мы снова замолчали.

- Паршиво ты выглядишь, - сказал он через какое-то время.

- Как и ты.

- Я бы в такого не влюбился…

Я фыркнул. Было даже не особо обидно.

- А я бы влюбился, - сказал я и погладил его по руке.

Потом наклонился и осторожно поцеловал в губы. Витюша ответил – неторопливо и ласково, но уже совсем не так слабо, как в прошлый раз.

Я отстранился и опять опустил подбородок на подушку рядом с ним, и мы снова замолчали. Его пальцы слабо поглаживали мою руку.

- Я твой день рождения пропустил, - сказал он. Я закусил губу. – А хотел машину подарить…

- Себя подари, - прошептал я и почувствовал, как он стискивает мои пальцы.

Больше мы ни о чём поговорить не успели – всё-таки пришла сестра, и Вите снова вкололи снотворное.

Остаток дня я с трудом мог сосредоточиться на проплывавших перед глазами и раздваивавшихся буквах.

С тех пор Витя стал просыпаться чаще и в сознании находился дольше. Мы расспросили врачей о перспективах – нам обещали, что новый год он будет встречать дома. Звонили Кристиану и Дэвиду – и если Кристиан склонялся к тому, чтобы списать Витю со счетов, то Дэвид твёрдо сказал, что ему надо быть в строю к апрелю. Узнав об этом, Витя заискрился какой-то новой энергией. Он вообще шёл на поправку всё быстрее.

Когда в середине ноября приезжал Витин отец, они уже смогли неплохо поговорить. Тогда же Ян отсидел своё последнее дежурство и после очередного разговора с Витей заказал билеты в Москву.

- Надо работать, - пояснил он мне, сдавая обязанности.

Я кивнул, в очередной раз ощутив себя абсолютно бесполезным.

Ян ушёл, а потом позвонил уже из аэропорта и попросил:

- Макс, ты звони. И по поводу Вити… И вообще.

- Хорошо, - сказал я, но так и не перезвонил.

Ян звонил сам каждый вечер, пока мне не стало стыдно тратить его деньги, и я не предложил перейти на скайп. Теперь уже звонил я - и не только по вечерам.

А около десятого декабря разрешили снять бинты. Я напросился присутствовать и едва не пожалел об этом: смотреть за каждым новым витком было больно почти физически. А когда сестра закончила, и Витя уставился в зеркало, я не выдержал: обнял его со спины и коротко поцеловал в шею, туда, где ожогов уже не было.

- Пиздец, - сказал Витя тихо.

На самом деле всё было далеко не так плохо. На виске и на скуле осталось несколько шрамов, и кожа на щеке чуть отличалась по цвету.

- Покраснение пройдёт, - сказала сестра осторожно.

Я перевёл, и Витя кивнул, но я видел, что лицо его закаменело.

- Можно нам побыть вдвоём? – попросил я.

Сестра поколебалась, но кивнула и вышла.

Не переставая обнимать Витю, я опустил подбородок ему на плечо и стал смотреть в зеркало рядом с ним.

- Ну что, уже покупаешь билеты? – спросил он.

- Ага, в Москву. Скоро Новый Год встречать.

- Я не про то.

- Я понял.

Я уткнулся носом в его голое плечо и поцеловал.

- А мне нравятся мужчины со шрамами, - добавил я.

- Врёшь.

- Вру. Мне нравишься ты.

Я поднял голову и встретился взглядом с его отражением.

- Витюш, ты бы знал, как я испугался, когда ты врезался. Как я потом боялся, что операция не удастся. Я чуть с ума не сошёл, пока ждал, когда ты придёшь в себя – хотя бы на минутку. Неужели ты думаешь, что я после этого куда-то уйду? Что после этого меня остановят какие-то шрамы? Я буду с тобой, даже если ты сам захочешь меня выгнать.

Витя смотрел на меня сквозь зеркало, и я не мог понять, верит он или нет.

А потом я не выдержал и задал вопрос, который мучил меня уже много дней:

- Вить, что там произошло? Ты же не мог врезаться.

Витя отвёл взгляд и ответил только:

- Не важно.

Я не решился допытываться.

Он ответил много позже. Проговорился случайно. Он сказал: «Я подумал о тебе».

***

Двадцатого его выписали. К тому времени он уже был совсем здоров, и последние пару дней я сидел у него в палате, и от ухода до прихода сестры мы целовались, как сумасшедшие.

Потом один единственный день погуляли по Берлину, который ни он, ни я за всё это время так и не успели увидеть всерьёз, и на утро взяли билет на самолёт.

На утро, потому что на вечер билетов уже не было, да и мы сами хотели провести этот вечер в городе. А уж ночь в самолёте выглядела совсем недопустимым вариантом.

Почти так же, как месяц назад, мы зашли поужинать в какое-то кафе. Съели по бифштексу – нам можно было подсунуть подмётку от ботинка, мы бы всё равно не заметили, потому что весь вечер таращились друг на друга не отрываясь - как в детстве.

А потом заиграла эта песня. Я вздрогнул от первых же аккордов, но не подал виду, потому что тут же заметил, как затуманился Витин взгляд, и понял, чего он хочет.

- Пошли, - я сжал его руку и потянул к танцполу.

- Ну, нет… Мне прошлого раза хватило.

- Пошли, говорю.

Я вытащил его в гущу народа и положил руки на плечи. Улыбнулся и предложил:

- Веди.

Витя поколебался секунду, потом опустил руки мне на пояс и плотно прижал к себе – так, что у меня спёрло дыхание. Мы оба почувствовали то, что знали и так – танца будет мало. Я опустил голову ему на плечо и напрочь забыл обо всём – так же, как и двенадцать лет назад. Для меня существовало только его тело. Тоненькая голубая венка, бьющаяся совсем рядом с моими губами. Его дыхание и биение сердца напротив моего. Мыслей не было. Только музыка и слова песни, которые врали – он был моим. И я был его. Навсегда.

========== Эпилог ==========

Витя подарил мне машину. Правда, уже на новый год. Корпус был от БМВ, а начинка авторская, и хотя смотрелся самодел не очень круто, до ста разгонялся за пять секунд.

Я долго ходил вокруг неё кругами, рассматривая и поглаживая, стараясь запомнить каждый изгиб.

Витя стоял в сторонке, надувшись как индюк, и явно ждал похвалы.

В конце концов, я улыбнулся, подошёл к нему, поцеловал и прошептал:

- Спасибо. Всё супер.

- Если что не так, могу доделать, - Витька положил руки мне на поясницу.

Я покачал головой. Потом посмотрел на авто и улыбнулся.

- Затестим?

Витька кивнул и бросился к машине, так что я еле успел нырнуть на водительское место первым.

- Моя тачка, чувак!

- Стоило попробовать.

Уже в салоне Витька поймал меня за плечи и поцеловал. Когда он отстранился, я задержал его на секунду подле себя и погладил по щеке, не касаясь подживающего шрама. Я не сказал, что люблю его, но думаю, он увидел это в глазах так же, как я увидел в его.

Я отвернулся и стал выводить машину из гаража.

Уже на улице Витька спросил:

- Куда мы едем?

- Увидишь.

Ехали мы на тот самый пустырь, куда он возил меня однажды понтоваться своим самым первым самосбором. Витька понял это уже на выезде из города и спросил:

- Почему не на трек?

Я поморщился.

- Не то.

С полчаса мы нарезали круги и восьмёрки, а потом Вите что-то вступило в голову, и я почувствовал его руку на своём паху.

- Витя… - произнёс я предостерегающе, когда рука дрогнула на руле.

- Не снижай, - Витька подмигнул и, рывком расстегнув молнию, наклонился к моим джинсам.

Когда он прошёлся языком по моей головке и в первый раз втянул её в себя, мне показалось, что машина подпрыгнула.

- Витя! – повторил я, уже начиная нервничать, но послушно не менял скорость.

Витя продолжил двигать губами, только опустил ладонь поверх моей кисти, лежащей на руле.

- Витя…

Я с трудом повернул в сторону, завидев приближающийся забор. Повернул заранее, не доверяя уже собственным рукам.

Витя последний раз наделся до предела, и я почувствовал внутри себя маленький взрыв.

- Сво-о-олочь…. – простонал я, и как только он отстранился, остановил машину, - тебе что, опять в больницу захотелось?

- Я привык, - Витька с улыбкой потянулся к моим губам и легко поцеловал, - и я тебе доверяю.

Я откинулся назад и посмотрел на него уже серьёзно.

- А не промахнёшься?

Витя покачал головой.

- Не спрашивай почему. Ну что, довезёшь домой или меняемся?

Меняться я не хотел, так что домой мы доехали как есть.

Было это уже в двадцатых числах декабря, и по обоюдному согласию мы решили, что машина станет подарком на новый год. Я же разрывался между традиционной рубашкой и чем-то более весомым. Часы у Витьки уже были, а на машину мне не хватило бы, так что я решил остановиться на поездке – не далеко, в Ярославль, куда мы ездили в самый первый раз. Там же мы и справили сам новый год. На сей раз, правда, не в бюджетной «Заре», а в хорошем отеле, где, как оказалось, Витька останавливался во время каких-то соревнований.

Никакого особого шика не было – просто пили шампанское, занимались любовью и гуляли по заснеженному городу.

А когда вернулись, Витька почти сразу изъявил желание вернуться на трек.

В машину он, правда, смог сесть не сразу. Я видел, что он побаивается, и вот тогда-то и смог вытащить из него правду об аварии.

- Вить, ну хочешь как в тот раз? Сначала я за руль сяду.

Витька покачал головой.

- Ну тогда я встану туда, где обычно, хорошо? Будешь знать, что я с тобой.

- Не надо, - Витя помолчал, - я тогда в Берлине обернулся посмотреть на тебя.

Я на какое-то время ошалел.

- Ну, ты дебил, Вить.

Витька усмехнулся и повернулся ко мне. Потом резко обнял и сжал так, что стало больно.

- Макс, я всё ещё боюсь, что потеряю тебя.

- Вить, я никуда не уйду, неужели ты не понял?

- Даже если ты не уйдёшь сам… столько вещей есть на свете, которые могут отнять тебя у меня.

Я чуть отстранился и погладил его по щеке.

- Вить… Это никогда не пройдёт.

- Я знаю.

В тот день мы ушли с трека ни с чем. Витя поехал домой, а я попросил отпустить меня прогуляться на часок. Даже это он позволил мне с трудом, но тут он мне был не нужен – я ехал в ювелирный.

Вечером я так и не сказал ему, где был, только попросил разбудить меня, когда он соберётся на трек.

Витька так и сделал, и в девять, как и накануне, мы стояли на трассе. Витька опять таращился на своё авто, но залезать внутрь не спешил.

Я поймал его руку и сказал:

- Всё будет хорошо.

А потом, не дожидаясь ответа, надел ему на палец кольцо.

Витька тут же поднял руку к глазам, с удивлением рассматривая золотой ободок.

- Что это?

- Это я, - я улыбнулся и поцеловал его, - все прошедшие семь лет я ездил на твоём Порше и думал, что частичка тебя всё-таки со мной. Я не могу залезть к тебе под капот – твой менеджер убьет нас обоих. Но, думаю, частичку себя я всё-таки могу тебе дать.

Витя внимательно смотрел мне в глаза.

- Я могу считать, что оно обручальное? – спросил он.

Я поднял брови.

- Можешь говорить так журналисткам и поклонникам.

- А на самом деле?

- А на самом деле даже если мы потеряем друг друга, мы снова встретимся. Так будет всегда. Есть много вещей, которые могут разлучить нас, но ни одна не сможет разлучить нас навсегда. И я всегда буду любить тебя. И всегда буду стремиться к тебе. Что бы ни произошло.

- Спасибо, - Витька обнял меня и долго стоял, зарывшись носом в мои волосы.

Потом резко отстранился и нырнул в автомобиль.

Я отошёл назад и, забравшись на трибуну, сел и подал ему знак на старт.

Витька рванул с места. Он как всегда начинал осторожно, но так и не вылез из машины до вечера. Сначала ездил один, потом со мной, а когда я устал, продолжал наматывать свои круги.

Часам к трём подошёл Яр – сонный и с опухшими щеками. Молча сел рядом со мной и некоторое время тоже смотрел на Витьку.

- Я бы так не смог, - сказал он вдруг.

Я улыбнулся.

- Витька упрямый.

- Я не про это. Я про Германию… Я думал, вся эта «Красотка» закончится, едва он не сможет платить.

- Ну и дурак, - я пожал плечами, хотя в груди неприятно кольнуло, - ты нихрена не понимаешь между нами, Яр. И никогда не поймёшь.

- Мне и не надо. Просто хотел извиниться.

Я удивлённо посмотрел на него и увидел протянутую мне руку. Я поколебался и пожал её. Яр встал и стал спускаться к гаражам.

В середине февраля позвонила Иришка с удивительным сообщением: какой-то псих купил мои рисунки и просил мой номер телефона. Я разрешил дать, и он позвонил через пару дней. Оказалось, ему не очень понравились мои фьорды, зато он был в восторге от Витиных портретов. Он предлагал мне контракт на иллюстрации к его книгам, и я согласился, предупредив, что летом работать не смогу – всё шло к тому, что летом Витьку должны были опять забрать в Европу. Мы сошлись на том, что половину проекта я сдам в апреле, а вторую часть уже к следующей зиме. Теперь я рисовал, сидя прямо на трибуне, пока Витька тренировался. Заказчику нравилось не всё, но то, что не нравилось, мы продолжали выставлять у Иришки в галерее.

Весной Витя собрал всех на свой день рождения. Я, честно сказать, опасался встречи с его отцом, да и с Пашкой и его супругой.

Отец, однако, лишних вопросов не задавал. Только похмыкал хитро и поёрничал на тему Витиного кольца.

Пашка на удивление ничем не походил на себя прежнего и не сказал про нас вообще ничего. Пожал мне руку и держался так, будто мы все тут просто друзья. Я решил, что это большой шаг вперёд.

Ольга была не столь тактична и тоже немного похихикала над тем, что поняла всё ещё в школе, но Витька прямо попросил её заткнуться – и она заткнулась.

С Яном я к тому времени общался уже не меньше, чем сам Витя, и когда все пошли на кухню за каким-то чудо-пирогом, который Витька безуспешно готовил полночи, а мы остались в гостиной вдвоём, нам было нечего друг другу сказать, не потому, что нас разделяла наша роль в жизни Виктора, а потому, что мы всё давным-давно уже сказали друг другу.

- Я рад, что у вас всё сложилось, - выдал Ян вдруг.

Я усмехнулся и поблагодарил, а затем спросил:

- А у тебя?

Ян пожал плечами.

- А мне хорошо, когда у всех всё хорошо.

========== Bonus. Это просто дождь ==========

Шёл дождь. Маленькие капельки превращались в волнистые струи, сползая по стеклу. Ветер хлестал по жестяному навесу над окном, и мы оба не могли уснуть – не знаю, кто из нас не мог больше. Меня раздражали звуки, доносившиеся из-за окна, мне всё казалось, что это гигантская птица бьёт крыльями в стекло - и стоит мне уснуть, как она ворвётся в дом. А Витя и не пытался ложиться – сидел, глядя в окно в полной темноте, пока я, не выдержав, не подошёл к нему и не обнял за плечи.

- Вить, пошли.

Было стыдно и жалко признаваться, что я не могу без него уснуть. Как будто сам он не знал, как нужен мне и становится только нужнее с каждым днём.

Витька затушил сигарету и обернулся ко мне. Я с трудом мог различить в темноте его глаза.

- Завтра не надо вставать.

Я вздохнул. Витька с некоторых пор боялся выходить на трек после дождя. Он посмотрел фильм про какого-то гонщика Формулы 1 и почему-то решил, что это его альтер–эго, и его ждёт такая же судьба. Тот гонщик сгорел до пузырящихся ожогов, потому что вышел на трассу в дождь.

Всё это было странно, потому что Витька, сколько я его знал, никогда и ничего не боялся. Только раз - и тогда он оказался прав.

- Макс, я никогда не говорил тебе.

Я не сразу понял, к чему ведёт этот разговор, иначе, наверное, смылся бы обратно в постель и спрятался под одеялом.

- О том, почему… Почему я тогда ушёл.

Я уткнулся носом ему в плечо и стиснул пальцы, так, что ему, наверное, стало больно.

- Замолчи… - прошептал я.

- Нет, Макс.

- Мы говорили об этом много раз, и я не хочу больше говорить. Этого не было. Ничего не было, кроме нас с тобой. Тебе так трудно с этим смириться?

- Макс, пожалуйста, помолчи сейчас ты.

- Хорошо, - сказал я тихо, но не двинулся, не желая смотреть ему в глаза.

- Ты когда-нибудь испытывал чувство, что ты не смог сделать самое главное, что должен был сделать в жизни?

Я молчал. Испытывал ли? Может быть. Но если и так, он вряд ли хотел знать ответ. Он хотел говорить, и всё, что нужно было ему, - чтобы его слушали, а мне оставалось только радоваться, что теперь, наконец, он говорит со мной, а не ищет кого-то другого, кто умеет слушать.

- Ты как-то сказал, что всегда верил… Я приду и спасу тебя. И ты тогда сказал, что это было наивно. Но, наверное, куда наивнее было то, что я сам в это верил.

Витя сжал мои пальцы, лежащие на его плече, и снова отвернулся к окну.

- И мне до сих пор кажется, что ты был прав. Я должен был тебя спасти. Если я что-то вообще должен был сделать в своей жизни, то только это. Это было самым главным. Не отдать тебя им. Не отдать тебя никому, потому что ты – самое большое и самое прекрасное, что было в моей жизни. Гонки, победы, этот дом… Всё это дерьмо. Это всё нужно только для тебя.

- Вить…

- Погоди, - Витя закрыл глаза и глубоко вдохнул. – Когда я понял, что не смог… Точнее, я даже не понял этого до конца тогда, утром. Мне просто было страшно. Как-будто что-то раскололось, что никогда уже не получится починить. Я просто не мог поверить во всё это. Я поверил только потом, когда заглянул тебе в глаза и понял, что в них пусто. В них… Такое чувство, что до той ночи в них был я. А потом там не было никого. Я, наверное, не избавился от этого чувства до сих пор. Я до сих пор боюсь, что ты исчезнешь. И…

- И ты опять смотришь на меня на трассе.

- Не знаю. Нет. Я хочу, чтобы ты был там. Иначе всё это не имеет смысла. Нет, я не этого боюсь. Если ты исчезнешь, мне будет уже всё равно. Пусть горит к чёрту это авто, потому что я не смогу повторить всё ещё раз. Дело вообще не в трассе и не в гонках… Я просто посмотрел туда, за окно. Тогда была такая же ночь. И я повёл тебя в тот парк и…

- Замолчи.

- Я просто знаю, что ты тоже думал об этом. Ты тоже знал, что это моя вина.

- Ты придумываешь.

- Нет.

- Витя!

Я рывком развернул его к себе.

- Витя. Ты придумываешь. Я не винил тебя. Я любил тебя и люблю. Всю свою жизнь. С того самого момента, как увидел тебя впервые. Как я мог… винить тебя… Если я для тебя это сделал? Понимаешь, для тебя. Я человек, Витя. Я слабый. И я боялся, что ты увидишь меня такого. Что я стану для тебя таким же ничтожеством, как для них. Понимаешь… Это…. Это такое чувство, когда понимаешь головой, но всё равно боишься. Я до сих пор этого боюсь. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь снова говорил об этом, потому что пока ты помнишь о той ночи, ты можешь понять…

- Идиот…

- Идиот. Но я по-другому не могу. И ты не думал, что всё было наоборот? Ты не думал, что это не ты должен был защитить меня? Это я. Я должен был спасти тебя той ночью. Это из-за меня ты вылетел из спорта. Все твои проблемы начались с меня. И знаешь что? Уверен, ты об этом даже не думал. Не знаю, Витя. Мне иногда кажется, что ты не от мира сего. Но я люблю тебя. Я никогда ни в чём не смогу тебя винить, а если начну – стукни меня. Потому что, что бы ты ни сделал, я всё равно буду тебя любить. Я никому этого не говорил. Только тебе.

Я не знаю, кто из нас первым притянул другого к себе и поцеловал, но поцелуй вышел долгим и тёплым, будто мы по-новой узнавали друг друга. А, может, это просто магия ночи так подействовала на нас.

- Витя, пошли спать, - прошептал я, отрываясь от его губ, - или не спать. Только давай уйдём отсюда. От этой ночи. От этого дождя. И я хочу, чтобы ты знал – я никогда не брошу тебя. Даже если ты вообще никогда больше не выйдешь на трассу. Ты мой. Я тебя больше не отпущу.

Мы так и не уснули той ночью – целовались и бесконечно ласкали друг друга, как в первый раз. Я провалился в дрёму уже под утро, а проснувшись, обнаружил, что лежу в постели один и в квартире абсолютно тихо.

Я испугался, честно сказать. Что он пошёл на трассу, я понял сразу, потому сон слетел в один миг. У Витьки интуиция как у лисы, и если он не хочет садиться за руль, значит, не надо за него садиться.

Вылетел из дома пулей и сам не знаю, как добрался до трека.

Витька был там. На мокрой скамейке у самого старта сидел Яр с секундомером.

- Сколько? – бросил я, толком ещё не отдышавшись.

- Десять.

- Кругов?

- Секунд.

Я только мотнул головой.

Витька затормозил – как всегда аккуратно. Раньше меня бесила эта его аккуратность за рулём, а после аварии только на неё я и надеялся каждый раз, и радовался, что Витя просто не может слихачить.

- Привет, - он вышел из машины и направился к нам, хотя я видел, что смотрит он только на меня.

Едва он оказался достаточно близко, я молча повис у него на шее и прижал к себе. Долго ощупывал, пытаясь убедить себя, что он настоящий.

- Витя, не ездий. Сам знаешь, мокрая трасса.

- Макс…

Витька чмокнул меня в ухо и провёл руками по моей спине, успокаивая.

- Всё хорошо. Я уже откатал. Ничего не случится. Пока ты со мной - это просто дождь.