Треск и блеск

КРЫМСКИЙ ЭТЮД

Главной особенностью крымского ландшафта является пе стройный кипарис, а экскурсовод. Он как лучший друг встречает вас на каждом шагу; помогает мыслить и не дает самостоятельно переварить ни одного впечатления.

Говорят, что когда, отбыв свой срок и поиздержавшись, вы вернетесь на Симферопольский вокзал, то и здесь не оставит вас его бодрый радиоголос:

— К сведению прибывающих — ресторан налево; к сведению отъезжающих — кипяток направо…

Способность крымского гида извергать полезные сведения просто поразительна. О чем хотите: о горе Медведь, о дереве баобаб, о бывших воспитанниках местной гимназии и о любом булыжнике, случайно попавшемся вам на глаза. А уж про Ласточкино гнездо, про то, что его строил архитектор Шервуд, сын архитектора Шервуда, и что во время землетрясения 1927 года оно дало трещину, — говорить не приходится. Об этом не упустит случая заметить ни один уважающий себя экскурсовод!

Из благодатного края вы уезжаете, начиненные увлекательными историями, как бомба шрапнелью. После этого еще долго по ночам вам снятся легенды в восточном стиле — фелюги, ханы, красавицы и граф Воронцов-Дашков.

Тем не менее о гиде у вас остаются приятные воспоминания. Он желал вам добра, он выполнял свой долг и наряду с легендой, сочиненной ради вашего же удовольствия, порой выкладывал достоверную быль.

Гид, о котором пойдет речь, склонялся к былям.

Показав все, что только можно было нам показать на солнечном побережье, и не забыв, понятно, помянуть также о трещине в Ласточкином гнезде, Иван Васильевич привел нас к новейшему архитектурному чуду и сказал:

— Вот. Павильон для передвижных выставок… Правда, ничего?

Он выглядел действительно необыкновенно. Над бурливым горным потоком высилось замечательное сооружение: стеклянные стены, стеклянная крыша, стеклянный потолок и с двух сторон монументальные настенные фрески, шершавым языком керамики как бы повествующие об истории юга. Много света, воздуха, солнца и еще чего-то хорошего.

Мы обошли вокруг этого прозрачного чуда, и Иван Васильевич поведал нам очередной крымский этюд. В нем фигурировали не стародавние фелюги, а текущий момент.

…Когда благоустроители подвели первые итоги реконструкции, они убедились, что хотя растут как грибы высотные дома, шагают к пляжам стальные опоры подвесных дорог и бежит напрямик к Севастополю спрямленная дорога, которую шоферы прежде называли «Севастопольский вальс», чего-то еще явно не хватало. Но чего?

Интенсивно думая, они наконец доискались — явно не хватает выставочного павильона. Понимаете, пусть эстетически изголодавшиеся курортники не набрасываются на доморощенную «Поляну сказок», — пусть лучше они приобщаются к передвижным сокровищам Эрмитажа и Третьяковки.

Поскольку архитектора Шервуда, сына архитектора Шервуда, в Ялте уже нет, вызвали местного зодчего и озадачили его (в смысле поставили задачу):

— Давай спроектируй! В самый сжатый срок.

Сославшись на отсутствие специального опыта, этот товарищ попытался малодушно уйти в кусты. Но ему напомнили, что павильоны-то он уже строил (правда, закусочные, для общепита), и вообще не боги обжигают горшки!

Отвертеться местному архитектору не удалось, и он сел обжигать свой горшок.

По прошествии сжатого срока зодчий принес скрученные в трубки листы ватмана и развернул их перед глазами заказчиков. Все было просто здорово! Проект прошел под аплодисменты.

Два года строительный трест тянул волынку, два года на всех заседаниях его склоняли и спрягали, а управляющий хватал выговора с предупреждением, потому что выставочный павильон был объектом номер один. С него глаз не спускали. О нем щиты вещали: «До пуска осталось столько-то дней!»

И наконец настало время, когда на щите появился нуль. До срока остался нуль дней…

Приемная комиссия пришла на объект и обмерла от восхищения. Павильон вписался, павильон смотрелся, сверкал как алмаз и был намного эффектнее, чем закусочная общепита!

Потом была «приемка». Она прошла придирчиво, но далее придирчивым совесть не позволила оценить прозрачное творение ниже чем на четыре с плюсом!

Оставалось подождать, когда Эрмитаж и Третьяковка пришлют свои дары для стеклянного дома, у которого уже начали выстраиваться эстетически изголодавшиеся курортники.

Но тут — чувствуете, должно быть сакраментальное «но тут»… — среди субтропической ночи разразился ливень. Длинными спринтерскими прыжками строители по тревоге домчались к художественному святилищу в тот момент, когда на паркетном полу бурно взвихрились потоки воды. Это протекала знаменитая стеклянная крыша.

Примчавшиеся мужественно ринулись в середину и чуть не задохнулись. Оказалось, что в павильоне температура приближается к пятидесяти градусам: микроклимат коксовой батареи, ямы для возгонки древесного угля и пустыни Сахары.

Тут только все заметили, что прозрачное творение законопачено, как деревенская черная баня, и аккумулирует солнечную энергию, как астрономический рефлектор.

Из Москвы срочно вызвали консультанта. Он осмотрел храм искусства и поинтересовался:

— А известно ли вам, дорогие товарищи, что в выставочном зале желательно обеспечить постоянную температуру плюс восемнадцать градусов?

— Что вы говорите! — страшно удивился архитектор.

— Что вы говорите! — удивились строители.

Акт, составленный тут же, засвидетельствовал, что здание совершенно невентилируемо; что горный поток, протекающий под полом, вряд ли будет способствовать сохранности живописных шедевров; что отопительные батареи смонтированы у стен, из-за чего картины можно вешать где угодно, только не на стенах…

Все вышли на воздух с чувством, которое даже отдаленно не смахивало на чувство исполненного долга.

Павильон был приспособлен не столько для демонстрации художественных полотен, сколько для тепличного выращивания огурцов.

…Закончив свою современную быль, симпатичный гид Иван Васильевич утешил нас, заверив, что выход из положения будет найден. Павильон доделают и переделают. Для этого придется затратить всего…