Треск и блеск

ЕЙНЫЙ МУЖ

Если я решу жениться, то выберу себе простую невесту. Иначе будешь всю жизнь мучиться. Рядом с ответственной чувствуешь себя, как зяблик, как сошка, как нуль без палочки. Каждый тычет в тебя пальцем:

— Вот идет муж такой-то!

Кому приятно? Человек без имени, муж жены.

Конечно, женщин надо уважать, но мужское самолюбие у тебя должно быть. Иначе станешь таким, как тот, который в доме № 25.

Я его раскусил, понял, чего он стоит, еще тогда, когда увидел на подоконнике пятого этажа. Он стоял, обняв фрамугу, и, радостно напевая, растирал газетой стекла с таким рвением, с каким обычно растирают утопленников.

Минут через пять он соскочил с подоконника: видимо, в кухне подгорела поджарка.

— Кто такой? — поинтересовался я у дворничихи.

Она дала справку:

— Это! Да ейный муж, Веры Васильевны!

Вера Васильевна была директором чугунолитейного завода.

«Ейный» муж снова вскочил на окно. Это был человек необыкновенной комплекции. По состоянию здоровья ему больше пристало таскать мешки в порту или работать в каменоломне, нежели зажаривать сало к борщу.

И такой стал «домрабом»!

Что ни говорите, в подобном зрелище есть что-то печальное.

Однажды я встретил его в «Гастрономе». В то время, как другие мужчины толковали о том о сем, пропуская по кружечке пива, он со знанием дела выбирал говяжью вырезку. У него был вполне довольный, я бы даже сказал, самодовольный вид.

А еще через день мы столкнулись у подъезда дома № 25. Он катал коляску, дергал ее туда-сюда и тонким голосом внушал внучке: «A-а, а-а, а!»

— Ну как, справляетесь? — спросил я как можно чистосердечней.

— Справляюсь. А что?

— По-моему, вы когда-то боролись на ринге?

Он принял все за чистую монету.

— Да, — сказал этот няня. — Я выступал в полутяжелом весе. Имел разряд.

— А теперь?

— Теперь я занят. — Он вздохнул и снова лихорадочно затряс свою коляску.

На балконе пятого этажа внезапно сорвалась с веревки пеленка. Мой собеседник кинулся в дом, а я временно остался сторожить коляску и покачал головой: «Вот жизнь!»

«Ейный муж» вернулся спустя десять минут — он еле отдышался.

— Извините, пришлось отстирать, — объявил он.

— А полы вы моете? — ехидно спросил я.

— Иногда.

— А кулебяку печете?

— Нет, — сказал «домраб». — Кулебяку я не умею. Но на пирог с калиной, пожалуйста, могу вас пригласить!

Больше вопросов у меня к нему не было. Тяжкий крест этого человека будил глубокое сострадание. Хотелось сказать ему, что настоящий мужчина на его месте давно убежал бы в каменоломни!

Мы расстались без сожаления.

— До свидания! — кивнул я ему.

— До скорой встречи! — сказал он мне.

А еще через две недели у меня случился приступ аппендицита.

Вообще-то для хирургов аппендицит (чужой) считается сущим пустяком. Но мне-то он был не чужой, и я два часа с температурой 37,2 звонил влиятельным знакомым, пока добился, чтоб мною занялся не дежурный врач, а доктор медицинских наук Назаревич.

«Потом я попал в больницу. Лежа на операционном столе, я поднял глаза на человека, занесшего надо мной скальпель, и невольно подскочил. Это был «ейный муж»!

— П-позвольте, — пролепетал я. — А где Назаревич?

— Ложитесь! — хладнокровно скомандовал старый знакомый. — Это я.

Пока он еще не сделал первый разрез, я, ненатурально улыбнувшись, спросил:

— А как же пирог с калиной?

— Пирог с калиной — без отрыва от производства. Помогаю жене. Женщин надо ува…

Я хотел ему что-то сказать, но не успел, потому что доктор медицинских наук сделал знак своим помощникам, и они буквально закрыли мне рот. Хлороформовой маской.