Треск и блеск

Я СТАНОВЛЮСЬ СЛАВНЫМ МАЛЫМ

12 сентября. 20 лет я копил, как Шейлок, ходил пешком, чтоб сэкономить трамвайный билет, и в то время, как мои знакомые за полную стоимость загорали в солнечной «Аркадии», я проводил время совершенно бесплатно в парке имени Шевченко!

Для чего? Для того, чтоб иметь вот это сокровище, вот эти 6400 томов — от Апулея до наших дней.

Теперь ко мне то и дело заглядывает какой-нибудь приятель и, протянув руку к стенам, заставленным корешками, извлекает первый попавшийся экземпляр.

— Вот это вещь! — говорит приятель. — Слушай, а ты не дашь мне ее на два дня почитать?

— Видишь ли, — отвечаю я неестественно бойким тоном, — свой велосипед, свои книги и свою… как это говорится… я взаймы не даю!

И заливаюсь одиноким смехом.

— Ясно, — мрачновато констатирует гость.

Из-за своего сокровища я прослыл заклятым индивидуалом. Чуть ли не мироедом. Когда в 9-м классе проходили Островского, сын машинистки Лели не смог достать «Грозу», ко мне подослали председателя месткома. Он беседовал со мной, затрачивая нравственные усилия:

— Неужели, Никаноров, тебе жалко? Для ребенка, да?

У меня нет никаких слов для оправданий.

Говорят, что книга — лучший друг человека. Иногда у меня появляется желание поднести к этому другу горящую спичку!

1 октября. Вчера я встретил председателя месткома и сказал ему:

— Вениамин Васильевич, я решился!

— То есть? — осторожно осведомился он.

— Открываю библиотеку.

— Совсем?

— Совсем!

— Для всех?

— Для всех!

Он меня тут же, в коридоре, обнял крепко-крепко: косточки под лопатками хрустнули.

— В сущности, ты всегда был славный малый, — сказал Вениамин Васильевич, не помня нисколько зла. — А каталог у тебя есть?

— Нет.

— Сделай!

Весть о том, что у меня будет общедоступная библиотека, разнеслась по районному центру с быстротой искры в тротиловой бочке.

Вечером, когда я сидел дома и вырезал из кондитерского картона библиографические карточки, зашел корреспондент радио, взял интервью:

— Могу ли я сказать нашим слушателям, что у вас все будет на общественных началах?

— Можете!

— Что в знании — сила?

— Да.

— Простите, еще один вопрос: что вы чувствуете, идя навстречу пожеланиям читателей?

Я чувствовал, что у меня выросли крылья, что я духовно окреп, что у меня такое чудное настроение, какого не было ни разу за двадцать лет карьеры заклятого индивидуала!

13 октября. Весь городок валит ко мне валом. Жену я посадил на абонемент, дочь Шурочка гостеприимно открывает дверь, а я сам хожу между стеллажами и, стараясь угадать запросы читателя, объективно советую:

— Возьмите Мариэтту Шагинян. Познавательно.

— Хотите «Атом и мир»?

— А вы возьмите В. Далекого!

На днях зашла заведующая районной библиотекой О. Г. Семисватова и сказала мне комплимент:

— Вы начинаете отбивать у нас основной контингент!

— А у вас есть Сумароков в издании Новикова? — спросил я ее.

— А у вас? — спросила О. Г. Семисватова.

— А у меня есть! — сказал я, и мы оба засмеялись.

Между прочим, у меня есть вещи, которых не было у Смирнова-Сокольского!

Раз в неделю я устраиваю литературный вечер. Жена закрывает абонемент и отправляется выпекать слоеные булочки. Пьем чай, читаем Юлию Друнину и говорим об авангардизме.

Потом я мою стаканы.

Честное слово, мне это все по душе! Дурак я был, что до сих пор сидел, как собака на сене!

10 декабря. Кроме литературного четверга, я теперь раз в неделю провожу «День новой книги» и «Вечер встречи с литкружком».

На днях приезжал лохматый режиссер из областной телестудии. Он заснял мою публичную на пленку. Получилось неплохо, хотя жена утверждает, что «ее эпизод» лохматый режиссер спартачил.

Сразу после передачи из соседней области пришло требование: «Вышлите Сумарокова в издании Новикова».

Помимо этого, со всех концов поступает масса других заявок на типовых формулярах «Книга — почтой». Я удовлетворяю их частично.

О. Г. Семисватова передала мне записку:

«Уважаемый тов. Никаноров!

До 31 декабря с. г. необходимо провести инвентаризацию вверенной вам библиотеки. Данные прошу сообщить».

17 декабря. В школе начались экзамены. Сын машинистки Лели Вова предложил мне написать сочинение о роли Тургенева в освещении разложения… уж не помню точно чего, кажется, дворянского общества.

Отказать неудобно. В половине третьего ночи Вовино сочинение было закончено.

Из облоно пришел запрос по жалобе одного читателя: почему я не шлю «Книгу — почтой»?

О. Г. Семисватова передала записку:

«Заведующему библиотекой на общественных началах.

В трехдневный срок необходимо заполнить форму 2, 5 и 8-а.

Обращаю ваше внимание на ряд ухудшившихся показателей, в частности на недостаточную оборачиваемость книги.

Усильте массовые мероприятия».

5 января. Вчера я снова встретил председателя месткома и сказал ему:

— Здрасте!

— Здравствуйте, здравствуйте! — радушно отозвался Вениамин Васильевич. — Ну как, Никаноров, живем, ничего?

— Ничего.

— Стало лучше?

— Лучше.

— А ты боялся открыть библи…

— Одну минутку, Вениамин Васильевич! — извинился я.

О. Г. Семисватова передала записку:

«Приказ № 2, п. 3.

За недостаточную оборачиваемость, за халатность, выразившуюся в невысылке одному читателю книги-почтой и за низкое качество отдельных диспутов заведующему на общественных началах тов. Никанорову объявить выговор и предупредить…»

Вениамин Васильевич довел свою мысль до логического конца:

— А ты боялся открыть библиотеку!