Третий шеар Итериана

Глава 20

После затеянной Эйнаром модернизации, пришлось поутру возвращаться в гостиницу: нужно было переодеться и выкупаться. Но следовало признать таланты братца, автомобиль теперь буквально летал.

— Надо же, кто почтил нас своим присутствием!

Стоило набрать ванну, в номере, игнорируя замки и запреты, появилась Лили.

— Я могу побыть один? — не желая ссоры, вежливо осведомился Тьен.

— Можешь, — разрешила женщина. — После того, как я уйду.

Передернув плечами, шеар продолжил снимать испачканную мазутом, провонявшую бензином и маслом одежду.

— Я никогда не считала тебя безответственным, но, видимо, ошибалась, — демонстративно отвернувшись, высказала ему дочь земли. — В то время, как ты развлекаешься, мы торчим на этом убогом постоялом дворе, ненужные и забытые. Прости, но это недопустимо. Отошли нас, придумай какое-нибудь задание, но не выказывай так откровенно пренебрежение. Хотя бы Эсее и Кеони — нам с Фером вынужденное безделье в радость, а молодежь может воспринять это как обиду.

— И Эсея, и Кеони без дела не сидят, — с наслаждением растянувшись в ванне, ответил Этьен. — Я дал им задания и, следуя твоей логике, они должны быть просто счастливы.

— Не язви, — бросила через плечо альва. Вздохнула и принялась собирать разбросанные по полу вещи. — Ничего не хочешь рассказать?

— Ты ведь и так все знаешь.

— Не знаю, но могу догадываться. Провел ночь с ней?

В голосе женщины, рассматривающей большое сальное пятно на рукаве еще вчера новой рубашки, промелькнуло удивление.

— Нет, — улыбнулся ее замешательству Тьен. — С Эйнаром.

Вот теперь удивил ее по-настоящему. Но не было ни времени, ни желания ничего разъяснять.

— После расскажу.

— А сейчас спешишь?

— Да. Только к Феру заскочу на два слова.

Вчера удача благоволила ему, и если милости этой капризной барышни распространялись на все его задумки, дядюшка Фернан, возможно, подыскал подходящий дом.

— Только к Феру? — переспросила без ложного стеснения развернувшаяся к нему альва.

— А что?

Лили ответила укоризненным взглядом:

— К Генриху заглянул бы. Или о нем ты тоже забыл?

Уходя, она бесшумно прикрыла за собой дверь, но отчего-то показалось, что захлопнула с грохотом.

Фернан порадовал.

Едва Тьен поймал посланную флеймом картинку-проекцию, понял: именно такой дом им и нужен. Достаточно просторный, обставленный без лишней вычурности, уютный. И дворик радует глаз пышными клумбами. И беседка в саду…

— Я занят, так что оформишь купчую сам. На мое имя.

— Ты действительно собираешься остаться? — не выказывая лишних эмоций, спросил Фер. — Или это так, летняя резиденция?

— И летняя, и зимняя. Отговаривать, надеюсь, не будешь?

— С чего бы? Если соскучусь, в гости зайду. А если ты будешь нужен, — глаза флейма полыхнули огнем, — тебе дадут знать.

— Я сам узнаю, не сомневайся.

Напоминание о вечном долге немного подпортило настроение… Или много, однако Тьен не собирался поддаваться обстоятельствам: сколько помнил, они, обстоятельства, всегда были против него, но иногда удавалось выиграть несколько раундов.

Оставив Феру подробные указания, шеар зашел к отцу.

Генрих был уже на ногах, но еще в пижаме.

— Прости за неподобающий вид…

Тьен отмахнулся, не расслышав сразу ноток сарказма.

— …Знал бы, что ты придешь, надел бы фрак.

Видимо, подобное приветствие должно было разбудить задремавшую сыновью совесть, но вызвало лишь раздражение: не слишком ли многие решили предъявить ему претензии в одно утро?

— Если хочешь, можешь повязать галстук, — бросил Тьен хмуро.

Лэйд, для которого язвительность была скорее случайностью, нежели особенностью натуры, стушевался и опустил глаза.

— Извини, не хотел тебя задеть.

Тяжелый вздох и мельком брошенный на сына виноватый взгляд сделали то, чего не удалось бы добиться едкими упреками.

— Ты меня прости, — тихо сказал Тьен ссутулившемуся в кресле человеку. — Я действительно редко появляюсь.

— Дела, да, — смиренно кивнул Генрих. — Я помню. Это, должно быть, нечто важное.

— Важное, — подтвердил Тьен. — Для меня. И мне хотелось бы, чтобы ты на самом деле это понимал. Я покажу тебе. Подожди минутку.

Бережно вынул из шкатулки фотографию и, вернувшись, протянул отцу.

— Это — моя Софи, — объяснил коротко, все, что можно было сказать, вложив в одно только слово: «Моя».

Генрих взял снимок, взглянул прищурившись, и привычная добродушно-растерянная улыбка сошла с его лица. В глазах сверкнул гнев.

— Это старое фото, — по-своему поняв его негодование Тьен. — Она давно уже не ребенок. А в то время… Ты же не думаешь обо мне настолько плохо?

— Я думаю, что ты — эгоистичный мальчишка, — медленно произнес Лэйд. — Эта карточка была у тебя все время? И ты прятал ее от меня?

— Тогда я не был готов делиться с тобой, — ответил Тьен, понимая, что и теперь поторопился. — Софи…

— Да какое мне дело до твоей девки! — взорвался Генрих. На миг перекошенное яростью лицо тут же разгладилось, и человек с нежностью коснулся фотографии. — Аллей. Моя Аллей. На всем Итериане не осталось ни одного ее портрета, а ты все эти годы…

Он пошатнулся и схватился за горло, задыхаясь, но когда Тьен бросился к нему, со злостью оттолкнул протянутую руку.

— Как ты мог?

— Я не подумал…

— Потому что думаешь лишь о себе. Тебе плевать на тех, кто рядом. И на тех, кого уже нет, — глаза археолога наполнились слезами. — Ты живешь в свое удовольствие!

Упрек, мягко говоря, несправедливый, памятуя, чем он занимался эти годы, Тьен проглотил молча, чувствуя и понимая состояние приемного отца. Но оказалось, это только начало.

— Каким я был дураком! — корил себя Лэйд, прижав к груди снимок. — Как я мог верить в то, что ты помнишь о ней? Все твои обещания ничего не стоят. Если бы ты на самом деле хотел отомстить, не не тянул бы до самого ухода… Ты же не вернешься туда. Зачем, когда у тебя есть… эта…

Генрих взглянул на карточку и скривился.

Сдержанная грубость покоробила больше брошенных в запале слов. Стиснув зубы, Тьен выдернул из дрожащих пальцев археолога фотографию.

— Я никогда не лгал тебе, — процедил он. — Но и мести никогда не желал. Я хочу справедливости. Хочу знать правду о том, что произошло в тот день. И я ее узнаю.

— Ложь, снова ложь, — прошептал Лэйд. — Ты не вернешься в Итериан. Ты хочешь остаться здесь. Всегда хотел, а я не понимал.

— Думай, что хочешь, — махнул рукой Тьен. — Но я вернусь в Итериан и разберусь со всем, прежде чем уйти навсегда. А до этого у меня есть еще двадцать дней, и я проживу их так, как мне хочется. Потому что не знаю, что будет потом. Эгоистично? Да. Но никак не по отношению к тебе. Ты свое получишь… И портрет. Он в музее. Фер достанет.

Он не обладал талантом Лили беззвучно хлопать дверью, и громыхнуло за спиной так, что стены задрожали.

Утром Софи как обычно пришла в магазин. Записала в учетную тетрадь, что за цветы и в каком количестве принесли на продажу из оранжереи. Проверила те, что были срезаны раньше. Оборвала увядшие лепестки, убрала лишние листья, подрезала стебли…

Сегодня ей следовало поехать вместе с братом к доктору, рассказать о появившихся улучшениях, выслушать прогнозы. Но страшно было. Вдруг доктор скажет, что это предел его возможностей, и все, что останется Люку, — способность видеть свет и различать смутные контуры людей и предметов?

Нет, пусть Тьен поговорит с господином Раймондом, а потом расскажет ей.

Тьену она верила. Снова, как тогда. Без причин, вопреки всему.

И снова боялась потерять эту веру.

Но разговора с доктором боялась сильнее.

Он приехал, как обычно, пораньше.

Остановил авто у подъезда. Вышел.

Белые брюки, голубая рубашка. Голубая ему к лицу. Как и та, в полоску, что была на нем вчера. Да и вообще…

Мысли свернули не туда, но девушка, собравшись, заставила себя думать о главном: о брате, о докторе. Только поправила волосы и воротничок блузки, заметив, что мужчина, посмотрев на часы, направился к магазину.

— Доброе утро.

— Доброе.

Ее ответ прозвучал почти вопросительно: глядя в его глаза, Софи с трудом удержалась, чтобы не поинтересоваться, что случилось. Взамен принялась рассказывать о Люке. С натужной, неловкой улыбкой, думая, что, не вели она ему уйти вчера, Тьен остался бы до вечера и сам уже знал бы…

Заглянула ранняя покупательница, и разговор пришлось прервать.

Тьен топтался у прилавка, пока Софи составляла букет. Показалось, хотел сказать что-то, но увидел в окно, что Люк вышел из подъезда, и без слов махнул рукой.

— Красавчик, — неприязненно процедила ему в спину чопорная старушенция, затребовавшая семь красных гвоздик. — От таких одни беды.

— Много вы знаете! — разозлилась девушка, швырнув карге кое-как упакованные цветы.

Та прошамкала бесцветными губами, что она-то знает, и побольше пустоголовых дурочек, бросила на прилавок две смятые бумажки, сгребла букет и отбыла, не дожидаясь сдачи, оставив после себя запах дешевой розовой пудры, которую отчего-то любят дамы преклонных лет, и смутное ощущение тревоги.

Запах выветрился быстро. Растворился в благоухании цветов, смешался с терпким одеколоном привычно опоздавшего на работу Нико и ванильным ароматом принесенных шофером в качестве извинения булочек. А тревога никуда не девалась.

Софи пыталась убедить себя, что волнуется понапрасну. Скоро вернется Тьен, обязательно — с хорошими новостями. Может быть, согласится на чашечку чая… Мысли в который раз сворачивали на скользкий, но уже знакомый путь мечтаний, не совсем несбыточных, но здесь и сейчас точно неуместных. Тогда девушка одергивала себя и испуганно озиралась по сторонам, будто кто-то мог случайно увидеть то, что происходило в ее воображении. Гнала прочь глупые фантазии, а на их место тут же возвращались призрачные страхи. И не знаешь, что хуже.

В ожидании Софи, словно работала первый день, исколола о розы пальцы, сломала несколько веток лизиантуса, опрокинула вазон с лилиями и в задумчивости, не замечая ошарашенного взгляда Нико, оборвала лепестки с герберы.

К счастью, Тьен появился до того, как она успела полностью разорить магазин.

— Доктор сказал, что лечение продвигается успешно и, наверное, хватит стандартного двухнедельного курса, — отчитался мужчина.

— Для чего хватит? — робко, будто сомневаясь, нужен ли ей ответ, спросила девушка.

— Чтобы полностью восстановить зрение.

Она должна была обрадоваться. Хотя бы улыбнуться. Но Тьен был чем-то расстроен, и его грусть заполнила все вокруг, не давая шанса пробиться иным чувствам.

— Угостить тебя чаем?

— Чаем? — он усмехнулся, как бывает, когда вспоминается какая-то шутка. — Нет, чаю я на месяц вперед напился. Но от кофе не отказался бы.

Кофе был дома, и она, махнув на все рукой, готова была хоть сейчас запереть магазин…

— Тут неподалеку есть неплохой ресторан, — опередил ее Тьен. — А я и позавтракать не успел. Составишь компанию?

— Извини, но…

— Покупатели, да, я понимаю. Значит, в другой раз.

Надо же быть такой дурой. Сама же хотела пригласить на обед, а когда пригласил он, отказалась. Зачем?!

Софи закусила губу. Головой о стену побьется потом, когда он уйдет.

Не дойдя до выхода, мужчина обернулся.

— Насчет вечера ты тоже еще не решила?

Девушка медленно выдохнула.

— Если ты не занят… — начала она осторожно.

— Совершенно свободен.

— Если действительно хочешь…

— Мне будет приятно провести этот вечер с тобой, и неважно где.

— У Амелии, — выпалила она поспешно, испугавшись этого «неважно где», за которым в ее представлении неизменно следовало «неважно как», чего она никак себе позволить не могла, потому что…

— У Амелии, — согласился он с улыбкой. — Во сколько за тобой заехать?

Когда дверь за мужчиной закрылась, Софи схватила с полки баллончик распылителя, из которого обычно освежала цветы, и брызнула водою себе в лицо.

«Главное, что у Люка все хорошо», — повторяла она мысленно, и тут же ловила себя на том, что уже не понимает, что сейчас для нее главное.

Как просто было всего несколько дней назад, когда она думала, что ни за что не впустит больше его в свою жизнь. Но впустила. Вернее, он сам — просто вошел и остался, как в тот раз. И пока она твердила себе, что нельзя привыкать и привязываться, он уже привязал их к себе крепко-накрепко. И ее, и Люка. Даже Клер, не знавшую его до того дня, как увидела в магазине и с ходу задала вопрос, на который Софи до сих пор не нашла ответа: кто он ей?

Вариант «старый друг» уже не устраивал.

— Ты ничего не забыла? — заглянул через заднюю дверь Нико.

Забыла? Возможно. Тысячи вещей разом вылетели из головы…

— Мы к Клариссе сегодня едем?

— Мы? — ужаснулась Софи. — Я и ты?

Почему? Почему она должна ехать туда с Нико, когда собиралась с Тьеном?

Мир сошел с ума?

Или она?

— Пятница же, — шофер растерянно пожал плечами. — Цветы…

Цветы. Девушка с облегчением рассмеялась. Над собой, над шутками утомленного разума.

— Да, поедем. Дай мне пять минут на сборы.

Амелия была не единственной клиенткой, к которой она выезжала на дом. Многим требовалась помощь, чтобы украсить комнаты цветами. А у Ами гости традиционно собирались по пятницам, и подруга оплатила услуги флориста на полгода вперед. Вряд ли ей так нужны были цветы, но Софи получала хороший процент за работу. Только Амелия никогда не признается, что делает это для нее. И так они могут видеться каждую неделю, ведь у госпожи Клариссы много дел, и ей редко удается вырваться, а Софи не любила приемы в Ли-Рей. Ее раздражали все эти люди, художники, артисты, их незначительные, на ее взгляд, проблемы и праздные разговоры… Наверное, она завидовала им, ведь они, несмотря ни на что, жили так, как сами того хотели, так, как она обещала себе жить когда-то, так, как жила бы, останься Тьен с ними…

Мысли, сделав круг, упорно возвращались к нему.

Останься он тогда с ними… Грезы и слезы, пустые сожаления, годы обид…

Ни малейших сомнений, как сложилось бы все, не исчезни он тогда.

И никакой уверенности теперь, когда он снова рядом.

— Ты решила, что наденешь? — Амелия даже для порядка не уточнила, придет она или нет. С ходу схватила за руку и, велев оставить привезенные розы, потащила по лестнице в свою спальню. — Не решила, я тебя знаю. В итоге наденешь первое, что вытащишь из шкафа. И уж точно ничего из того, что я прислала.

— Ами, извини, твои наряды мне не подходят…

— Конечно, не подходят. Это ты прости меня, дурочку. Не учла, что на тебя придется все ушивать. Но у меня есть кое-что, что тебе непременно подойдет.

Толкнув Софи на кровать, хозяйка распахнула дверцы необъятного шифоньера.

— Вот, взгляни-ка. Купила в прошлом месяце, без примерки, прямо из витрины. Прелесть, да? Но мне оно мало, поняла уже дома…

Это можно было объяснить только сумбуром, царившим в ее голове, и одержавшими победу над здравым смыслом мечтами, но дом на Фонтанной улице Софи покинула, бережно прижимая к груди невесомый сверток.

Всего лишь платье. Красивое и совершенно непрактичное платье, которое она сама никогда не купила бы…

Прежде чем возвратиться в магазин, забежала домой. Оставила сверток. Выслушала радостные новости теперь уже от Люка. Брат был спокоен, словно выздоровление — уже решенный вопрос. Его уверенность заражала, и Софи знала, от кого заразился он сам.

К работе она вернулась уже в другом настроении.

В конце концов, сколько можно нервничать? Будто прежде она не ходила на свидания. А это, если подумать, и не свидание вовсе, а так, просто. Потому что все, что было когда-то, осталось в прошлом, а в настоящем они знакомы всего неделю, и это, согласитесь, не срок.

До конца рабочего дня она была мила и приветлива и не извела больше ни одного цветка.

Но после…

Автомобиль Тьена уже стоял у подъезда, а она так и не придумала, как уложить волосы.

Потом не могла подобрать помаду, которая подходила бы к платью, без восторженных комментариев Амелии уже не казавшемуся таким красивым. Ярко-алое, как маки из увядшего букета. Не длинное и не короткое. Свободное. Болтается на ней, точно на вешалке, перехваченное на талии пояском. Струится по бедрам мягкими волнами… а ножки из-под подола — худенькие, смешные. Еще и каблуки эти… Грудь под тонкой тканью двумя маленькими холмиками. И спина голая, беззащитная…

Если бы не звонок в дверь, она, наверное, надела бы что-нибудь другое.

Или успеет?

Нет, позвонили снова. А Люк и Клер спрятались в своих комнатах и ни за что не пойдут открывать. Заговорщики!

Пришлось выходить как есть: без прически, с ненакрашенными, искусанными за день губами, и в платье, которое ей совершенно не шло…

Судя по взгляду Тьена, все было еще хуже, чем она себе представляла.

— Ты… — мужчина запнулся. — Прекрасно выглядишь.

— Спасибо, ты тоже.

Софи было проще: лгать не пришлось.

Элегантный черный костюм сидел на нем идеально. Белоснежная рубашка старательно отутюжена. Узел галстука — произведение искусства. А в начищенных до блеска туфлях при желании можно рассмотреть свое отражение.

— Идем?

Он подал ей руку, и девушка непроизвольно отстранилась, боясь своим несуразным видом испортить этакое великолепие.

Зеленые глаза потемнели — понял по-своему, обиделся.

Вспомнился день, когда он пригласил ее в литературную кофейню. Тогда она так же отшатнулась, побоявшись взять его под руку, а он предложил вернуться и повторить через несколько лет… Накаркал…

— Идем, — Софи захлопнула дверь и сама протянула ему ладонь.

У авто, открывая ей дверцу, он замешкался.

— Я тут подумал… Что, если мы не поедем к Амелии?

— Почему?

Девушка не удивилась, словно знала, что так и будет. Лишь любопытно стало: он с самого начала это решил или только что передумал?

— Я отвык от шумных компаний. Не умею общаться с незнакомыми людьми, ты же видела вчера. Поэтому, если хочешь…

«Да», — ответила она мысленно, раньше, чем он успел закончить.

— …можем вообще никуда не ехать. А можем поехать… куда-нибудь.

Куда-нибудь — сложно представить более заманчивое предложение. Туда ее никогда не звали. Обычно в ресторан, в кино или в театр. Замуж один раз…

— Хорошо.

Автомобиль петлял по городу подобно сбившемуся со следа псу, тыкался неуверенно в парковые арки, притормаживал у ярких вывесок. Завернул на набережную и помчался радостно по отпечатанному в памяти хозяина маршруту… И замер у булочной, скрипнув тормозами и закашлявшись дымом…

Правильно, не нужно туда. Там ничего уже не осталось.

Даже воспоминаний.

Машина медленно сдала назад, развернулась в тесном проулке и выбралась на широкий проспект. Прямо и прямо, до тех пор, пока не закончился под колесами гладкий асфальт, и не показались окруженные садами дома пригорода.

А когда перед ними, куда ни глянь, растянулись махровые покрывала полей, Софи спросила, куда они направляются.

— Туда, — осмотревшись, мужчина кивнул на высокий холм у горизонта. — Посмотрим на закат.

Автомобиль вползать на возвышенность отказался.

Пришлось оставить его у подножья и подниматься пешком. Каблуки проваливались в рыхлую землю, подошва скользила по траве, но Софи не хотела отказываться от заката и продолжения странного вечера. Держалась крепко за своего провожатого. А когда все-таки оступилась, он без слов поднял ее на руки и легко, как ребенка, донес на самый верх. А там без сожалений снял и постелил на землю пиджак, для нее, а сам уселся рядом прямо на траву… Зелень въестся в ткань, отстирать будет сложно. Клер с неделю назад вернулась домой с зелеными коленками, пятна так и не вывелись… Но в книгах, которые Софи читала тайком на работе, все мужчины носили дам на руках и жертвовали ради прелестниц плащами. Видимо, это и есть романтика…

Как и закат.

Солнце упрямо висело над темным полем, лишь покраснело, смутившись пристального внимания нежданных зрителей.

И Софи краснела, хоть на нее в отличие от солнца никто не смотрел.

И она не смотрела, только слышала сквозь взволнованный стук своего сердца негромкое дыхание рядом…

— Как прошел день? — спросил Тьен, нарушая затянувшееся молчание.

— Обычно. А у тебя?

Он пожал плечами.

Она не видела, но точно знала: пожал плечами, усмехнулся косо…

— Был в ресторане.

— Весь день?

— Да. Там есть отдельные кабинеты. Платишь, и никто тебя не побеспокоит. Можно даже вздремнуть.

— В ресторане? — хотелось обернуться к нему, проверить, действительно ли у него сейчас такое лицо, как она себе представляет, такое, какое было бы у того парня, которого она знала много лет назад. Но Софи упрямо глядела на медленно ползущее к земле солнце.

— В ресторане.

Все-таки нужно было пойти с ним…

— Я ездила к Амелии, отвозила цветы для вечера, — проговорила она, словно оправдывалась неотложными делами.

Ами, верно, обиделась на то, что они не пришли.

Но она отходчивая. И любопытная. Завтра примчится узнать, что случилось.

А не случилось ровным счетом ничего…

— Я собирался, на самом деле. А когда увидел тебя… Не рассердишься, если я скажу?

— Скажи.

Как, оказывается, легко говорить, не глядя друг на друга.

Отворачиваешься, скрывая неловкость и робость, разминаешь в пальцах траву…

— Это из-за платья.

Сдержать удрученный вздох не получилось:

— Оно ужасно, да?

— Нет. Наоборот. Ты в нем очень красивая. Все стали бы пялиться на тебя. А мне… Мне это было бы неприятно.

Лицо вспыхнуло, цветом сравнявшись со злополучным нарядом и небом над горизонтом.

— Глупости, — рассмеялась она принужденно. Вскочила на ноги и, сбросив неудобные туфли, сделала несколько шагов навстречу уходящему солнцу.

В городе не увидишь таких закатов.

А все остальное…

— Думаешь, глупости? — он встал за ее спиной, прикрыв от прохладного ветерка.

— Что же тогда?

Стой он перед ней, ни за что не отважилась бы спросить…

— Не знаю, — негромкий голос звучал над ухом, эхом отдаваясь в опустевшей вдруг голове. — Знаю только, что так было всегда.

Как будто оно было, это всегда.

Лишь тогда и теперь.

И если в теперь еще можно было поверить, то тогда… Тогда она была ребенком, нескладной девчонкой. Мелкой. Никто даже не смотрел в ее сторону. Включая его самого…

— Ребенком? — лишь когда он переспросил, Софи поняла, что выпалила все, о чем думала, вслух. — В чем-то — да. Например, упорно не замечала некоторых вещей.

— К-каких? — голос взволнованно дрогнул.

— Многих…

Пальцы мужчины осторожно коснулись ее шеи и медленно заскользили вдоль позвоночника.

Словно было уже…

Было…

Кухня в их старом доме.

Открывшаяся не вовремя дверь.

Жар от чугунной печи и холодные капли, текущие с мокрых волос по спине.

И его взгляд, опускающийся вслед за этими каплями. Осязаемый, как прикосновение…

Дойдя до черты, обозначенной алым шелком, он отдернул руку.

— Прости, я не должен был…

…уходить тогда.

И не пахли бы сейчас так горько травы.

Не слезились бы от закатного солнца глаза…

Нужно было что-то сказать, сделать. Обернуться. Протянуть руку. Но она замерла неподвижно, не отрывая взгляда от объятого огнем горизонта.

Разве можно так?

Вычеркнуть из памяти годы, за которые они день за днем отдалялись друг от друга? Отдалялись, отдалялись… Тугой пружиной растягивалась жизнь, разводя их в разные стороны. Но не выдержала. Сжалась стремительно, с силой швырнув навстречу.

А она по привычке, должно быть, еще пыталась оттолкнуться, делая вид, что не чувствует этого притяжения. Устала сопротивляться…

— Я тебе писала. По письму в неделю. Иногда чаще. На бумаге, а потом — так…

— Я не писал, извини. Только разговаривал с тобой. Почти каждый день. Или просто смотрел.

— Фотография?

— Да.

Как она плакала. Как злилась на него за то, что он забрал снимок из музея.

А теперь улыбнулась и, не оборачиваясь, знала, что он почувствовал это и улыбнулся в ответ.

— Она еще у тебя?

— Да. Здесь…

— Не надо.

Потом.

Увидеть. Вспомнить.

Но не сейчас — сейчас расплачется, а ей нельзя плакать. Тушь потечет, размажется по щекам, по его рубашке… Хотя, если по рубашке, не так уж и плохо. Почти хорошо. Но для этого нужно сначала повернуться, и тогда уже не получится поговорить…

— Как ты жил это время?

— Как-то жил.

— А твоя семья?

— Вы с Люком — моя семья.

— Друзья?

— Надеюсь, что есть.

— Женщины?

— Были.

Не стоило спрашивать. Да и какая ей разница? Ему же не интересно…

— Почему ты рассталась с Анри? — интересно все-таки.

— Не хотела обманывать.

— Его?

— Себя.

Девять лет. Девять долгих лет, а хватило нескольких фраз, чтобы расспросить обо всем и обо всем рассказать.

Солнце скрылось за край земли, и багровое небо, в том месте, где светило нырнуло за горизонт, скоро потемнеет…

В густых сумерках можно уже обернуться. Подобрать с травы туфли и взяться за предложенную руку, чтобы спуститься к машине. Свернуться на сидении, обняв себя за плечи. Слушать урчание мотора и не думать о том, что ждет впереди.

Только ночь, звезды над головой и шум ветра за опущенным стеклом…

И ни слова больше.

Зачем?

Просто смотреть на него из-под опущенных ресниц, мысленно гладить волосы, стирать со лба угрюмые складки… и успевать отвести глаза до того, как он обернется…

Можно?

Нельзя?

Из всех преград, существовавших и надуманных, осталась одна — тонкая, прозрачная. Хрупкое стекло. Разбить бы. Несложно — хватит одного слова, одного взгляда…. Но страшно: вдруг порежешься? Глубоко, до самого сердца…

Боли ей уже хватит.

И ему, видно, тоже.

Потому и не спешат оба. Молчат. Слушают ветер. Смотрят на дорогу…

Но любая дорога когда-то заканчивается. И хорошо, если она приводит к дому.

Свет в окнах не горит — значит, Люк и Клер спят.

Поздно уже.

Пора прощаться…

Но до того как Софи успела открыть дверцу и выйти, Тьен снова завел мотор, и автомобиль, описав короткий полукруг, остановился на противоположной стороне улицы.

— Я хотел бы подарить тебе цветы. Продашь букет?

— Магазин закрыт, а у меня нет с собой ключа…

Отсутствие ключа никогда его не останавливало.

Его вообще трудно остановить. Да и нужно ли?

Софи включила свет, обвела взглядом вазоны с нераспроданными за день цветами.

— Выбери сама, — попросил Тьен.

Странно — и смешно, и грустно — собирать букет, который тут же тебе и преподнесут.

Но кто лучше знает, какие цветы ей нужны?

Не пышные хризантемы, не элегантные орхидеи. Всего три розы — красная, белая и желтая. Никакой зелени. Никаких лент. И обертка из хрустящей гофрированной бумаги этому букету не подойдет, но под прилавком лежит стопка старых газет…

Руки дрожали: ее — когда передавала цветы, его — когда принимал.

Подержал недолго и протянул ей.

— Только не обещай ничего, — всхлипнула Софи, оказавшись в объятьях, таких крепких, что и захоти она, не вырвалась бы.

— Не буду.

— Будь. Только не обещай…

Часы тикали.

Ветер раздувал паруса-занавески.

Любопытная луна, склонившись к соседней крыше, заглядывала в окно…

— Я дом купил, — сказал ни с того ни с сего Тьен. Его палец, с минуту уже рисовавший на ее спине загадочные знаки, вычертил между лопатками неровный квадратик и крышу-треугольник сверху. — Выйдешь за меня? В смысле, замуж?

— Замуж? — Софи приподнялась на локтях, чтобы заглянуть в его лицо. — Ты серьезно?

— Да, — подтвердил он.

— Зачем?

— Я так хочу.

Ну, раз хочет, тогда точно серьезно.

— И дом уже купил?

— Да. Тебе.

— Вообще-то, когда делают предложение, принято дарить девушке кольцо, а не дом.

— Кольцо? Не-е… — Тьен лениво потянулся. — Оно мне надо, на ерунду тратиться? Не выделывайся, мелкая, бери дом.

— Мелкая? — возмутилась Софи.

— Мелкая, — в подтверждение своих слов он легко сгреб ее в охапку. Потерся носом о шею. — Мелкая. Маленькая. Моя…

Луна лукаво подмигивала.

Ветерок шевелил занавески.

Часы тикали, отсчитывая оставшееся до утра время…