Третий шеар Итериана

Глава 30

Работа в Энемисе кипела. Правитель направил на восстановление гор несколько альвийских отрядов, но и в добровольцах недостатка не было. Приходили все, ведь, как верно сказала Эсея, горы — это не только камни. Водяные прокладывали дороги для рек и ручьев. Быстрые потоки вгрызались в недавно выросшие скалы, пробивая себе русла. Флеймы будили подземный огонь. А сильфы нагнетали холод к вершинам, чтобы украсить их снежными шапками и коркой ледников, и наполняли силой ветра.

Когда горы вернутся, воздушные отстроят заново свой дивный город…

Пока же Эсея довольствовалась комнаткой, отведенной ей во временном жилище, что альвы вырастили в одной из скал. Пещерка, словно у ласточки. Окошко, а для сильфиды и дверь. Ложе из трав. Бьющий из стены ключ, чтобы умыться и утолить жажду.

Много ли ей надо?

Еще бы товарищи по общему делу не встречали странными взглядами и не шушукались за спиной. Слухи, вспыхнув оброненной кем-то искоркой, летели по воздуху, текли по рекам и ползли по камням. Уже в первый день все знали, что она — та самая, из свиты того самого. Гадали, почему вернулась вместо того, чтобы сопровождать своего шеара. Но прямо спросить никто не решался, а девушка не считала нужным ни перед кем отчитываться. Даже перед новым старейшим рода…

Старейший был ненамного старше нее. Сильфов из рода Эним выжило совсем немного и в основном новопосвященные, как и Эсея, заканчивавшие обучение на дальнем хребте. Если бы она успела в Энемис к собранию семей… того, что осталось от семей… вполне возможно, звание старейшей досталось бы ей: силою и опытом она превосходила получившего место в совете мальчишку. Но разве ей это нужно?

Хватило ей уже почетных обязанностей. А слава, вон, до сих пор по пятам ходит.

Она и Эйнару сказала…

Нет, ее устраивала простая понятная работа, отбиравшая силы, но оставлявшая легкость в душе. Нравилась жизнь на родине, вдали от столицы и шеаров.

Шеаров ей тоже хватило. Шеара. Одного, который тот самый.

Но переживет как-нибудь. В горных реках не остается мутного осадка, а воздух вершин, морозный и чистый, не носит пыли прошлого.

Едва проснувшись, Эсея спешила занять себя делом и не отвлекалась до позднего вечера. Когда в небе над Энемисом загорались звезды, любоваться которыми уже не было сил, летела к себе, чтобы отдохнуть, а поутру…

Поутру ее разбудил запах. Не звук, не прикосновение, а именно запах.

Так пахли луга на дальних склонах, но ветер не мог донести их аромат до ее пещерки…

Сильфида принюхалась сквозь сон и резко вскочила с вороха трав, заменявшего ей кровать, за запахом цветов различив другой, знакомый, но здесь и сейчас, мягко говоря, неожиданный.

— Привет, — Этьен… шеар Этьен помахал ей от окна букетиком лаванды. — Я тут…

«Проезжал мимо на своем роскошном автомобиле и решил заскочить», — хотела ввернуть ядовито Эсея, но вместо этого почтительно поклонилась.

— Еще злишься, — вздохнул он. — Правильно. Заслужил.

Сильфида не удивилась: командир… бывший командир и прежде умел признавать ошибки. Правда далеко не все и не всегда.

— Я пришел извиниться, — шеар протянул ей букетик.

Нечестно так. Она о лаванде проговорилась, он и запомнил.

Но цветы взяла. Размяла в руках, покрошила задумчиво на травяное ложе. Не подумала сразу, что теперь ее сны станут пахнуть командирскими извинениями…

— Прости и ты меня. Я тоже была неправа.

— Забудем, — сказал он, словно уже забыл.

Эйнар рассказал ей, что случилось во дворце не так давно. Не все, всего он и сам не знал, только про то, что выкинула Лили, и что Софи теперь известно, кто ее жених. Эсея еще тогда подумала, что это правильно. Сам Этьен долго еще не решился бы, а сейчас, кажется, счастлив и всем доволен. Даже мириться вот пришел.

— Забудем, — согласилась она. И добавила во избежание непонимания: — Но я не вернусь.

— Я и не зову. Лишь хочу, чтобы мы остались друзьями. Это ведь возможно?

Эсея кивнула. Нет, обиды еще не выдуло из души, но за свою недолгую жизнь она видела достаточно, чтобы верить в то, что нет ничего невозможного.

— У меня мало времени, — предупредил шеар. — У нас там ночь, мои спят. Но здесь… Не хотелось бы, чтобы меня почуял Холгер или Эйнар. К слову, говорят, вы с ним часто общаетесь.

Сильфида не спросила, кто говорит. Горы, реки, ветер… Вряд ли шеар расспрашивал он ней кого-то из детей стихий, а вот сами стихии могли наябедничать.

— Врут, — ответила она. — Он заходил всего пару раз, узнать, как я устроилась. Видимо, считает себя ответственным за то, что ты… что я ушла.

— Понятно, — принял ее объяснение Этьен. — Приятно, что младшенький такой ответственный. Все-таки однажды станет правителем… А помнишь тот мир, где прорыв тьмы обернулся чумой? Мы зависли там почти на два месяца…

Если он хотел сменить тему разговора, то сделал это не лучшим образом. Эсея помнила пораженный болезнью мир и то, чем они там занимались. Сам шеар и целители-водники работали до изнеможения, помогая людям, остальные стихийники обеззараживали землю, воду и воздух, выискивая и уничтожая носителей инфекции, всех до последней блохи… Но иногда, поглядев на какой-нибудь дом… или поселок… или городок… поглядев, Этьен хмурился и велел всем уходить. Оставлял с собой только Фера и кого-нибудь еще из флеймов. Но чаще управлялся сам. Потом подолгу ни с кем не разговаривал…

— Там теперь все иначе, — улыбнулся, прогоняя ее воспоминания шеар. — Уже тогда, под конец, было не так. Горы там, помнишь, похожие на Энемис, с волшебными пещерами. Пещеры времени… Помнишь, Кеони заблудился?

— О, да! — прыснула сильфида, забыв, что обещала себе удерживать почтительную дистанцию.

А с Кеони, и правда, тогда забавно вышло.

— Сейчас смешно, — согласился Этьен. — А представь, каково ему было?

Когда тритон, на полчаса отлучившийся из лагеря, вернулся и бросился радостно обнимать каждого встречного, решили было, что водяной повредился рассудком от увиденных ужасов. А оказалось, бедолага в эти полчаса прожил почти неделю под землей. Не очень-то весело.

— Мы же не знали, что там аномальная зона, — развел руками шеар. — И местных никого не было, чтобы рассказать. Но еще повезло, что Кеони направо пошел. А если бы свернул налево от входа, думал бы, что пять минут всего гуляет, тогда как мы его уже вторые сутки искали бы. Минута там равна нескольким часам снаружи. Если налево свернуть… Послезавтра Холгер устраивает в мою честь праздник, слышала?

— Слышала, — усмехнулась Эсея.

— Ожидаются дары, вина, яства, музыка, танцовщицы, угрюмые старейшие, мудрейшие и сильнейшие. Пафосная речь правителя — обязательно, и я пару слов подготовил…

— Не пугай меня, — отмахнулась сильфида. — Я и так не собиралась там быть.

— Правильно. — Шеар кивнул, враз став серьезным. — Мне бы хотелось, чтобы и Эйнар держался подальше.

— Ему, наверное, тоже хотелось бы, но отец назначил его распорядителем торжеств.

— Эсея.

Девушка вздрогнула: таким тоном не говорят с друзьями, так отдают приказы.

— Эсея, — голос шеара смягчился, — я знаю, что не могу требовать от тебя этого, но я прошу, как друга. Поверь, Эйнару не нужно находиться во дворце во время приема. И в Итериане вообще.

— Я…

— Ты чудная, милая девушка, и вы с моим братом нашли общий язык. Думаю, он не откажется от небольшой прогулки, чтобы взглянуть на уникальные по своей природе горы. Он никогда не бывал в том мире, насколько мне известно, а магия пещер не ощутима, даже для шеара…

Сильфида покраснела, задыхаясь от возмущения. Она-то поверила, что он хотел извиниться за прошлый раз, а он просто обнулил счет, как в какой-то детской игре, и решил использовать ее снова!

— Эсея! — воздушная собиралась вылететь прочь, но шеар поймал ее за руку. — Послушай, пожалуйста. Во дворце намечается кое-что неприятное, и мне бы не хотелось, чтобы Эйнар пострадал.

— Он — шеар, кто ему навредит? — тихо спросила она, прекратив вырываться. Ответ сам собой напрашивался, но…

— Шеар, — прошептал Этьен. — И хороший парень. Только несдержанный слишком. Может сунуться под горячую руку. Мою, да.

Сильфида посмотрела на бывшего командира. На миг почудилось, что пылают в его глазах костры зачумленных городов.

— Что ты задумал?

— Хочу поговорить с Холгером.

— Так поговори. Прямо сейчас, зачем откладывать?

— Нет, — он покачал головой. — Антураж не тот.

Был один закон, старый, им почти не пользовались и обычные стихийники, а шеары, наверное, вообще никогда. Но закон был. Если не нашлось иных решений, можно вызвать обидчика на поединок. Считалось, что четверо обязательно примут сторону правого.

Если Этьен пойдет на такое, Эйнар, действительно, попробует вмешаться.

— Эсея, поверь, я никому не желаю зла. Особенно Эйнару. И кроме тебя мне никто не поможет. Пожалуйста.

— Он не согласится…

— Ты умеешь быть убедительной, — подмигнул шеар. — Мы-то знаем.

— Ненавижу тебя, — прошептала сильфида, из последних сил стараясь не расплакаться.

— А я тебя люблю. — Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб. Прижался надолго губами. — Ты — мой воздух. Софи говорит, что это романтично звучит.

— Она не знает, каким ты бываешь, — Эсея почувствовала, как покатилась все же по щеке слезинка, и высушила ее быстрым ветерком.

— Она знает, — вздохнул Этьен. — Но я — счастливчик. Мне везет на умных, добрых и понимающих женщин… Да?

Она помедлила с ответом, но недолго. Кивнула, уткнувшись головой ему в грудь.

— Да.

…Эйнар заявился едва ли сразу после того, как ушел Этьен.

— Я тут…

— Мимо проходили, ага, — Эсея улыбнулась так весело, как только могла. — Ветер сегодня такой, так и носит шеаров у моего окна.

— Каких шеаров? — наследник итерианского престола сделал вид, что не понял ее слов.

— Этьен заходил.

— Да? — совсем не убедительно удивился Эйнар. — Зачем?

— Попросил прощения нашу размолвку. Цветы принес, — она кивнула на травяной ком, в котором просматривались мелкие фиолетовые цветочки.

— Это у вас так заведено? Ну, чтобы цветы и обниматься потом? В смысле… хм…

Он быстро отвернулся.

Значит, еще и подсматривал.

Эсея поглядела на противоположный склон, прикидывая, откуда он мог их видеть. Лишь бы не подслушивал. Но Этьен наверняка предусмотрел такое…

— Заведено, — согласилась она без смущения. — А у вас, шеар Эйнар, не заведено обнимать друзей или дарить им цветы?

— Если честно, то нет. Мои друзья вряд ли поймут, если я приду к кому-нибудь из них с букетом.

Сильфида хихикнула. На этот раз от души: при том, что свита наследного шеара состоит исключительно из мужчин, точно не поймут.

— И обниматься с ними, думаю, не так приятно, как с красивой девушкой, — добавил наследник.

В другое время Эсея смутилась бы, но сейчас мысли заняты были другим…

— А красивых девушек среди ваших друзей совсем нет? — спросила она, не думая, насколько нескромно прозвучит этот вопрос.

— Совсем. Правду говоря, никогда не рассматривал красивых девушек как возможных друзей. Ну, то есть…

— По-вашему, с девушками нельзя дружить?

— Нет, почему же, — поспешил оправдаться Эйнар. — Можно. Но я никогда не пробовал.

— Ничего сложного, — пожала плечами сильфида. — Друзья встречаются, разговаривают. Иногда ходят в какие-нибудь интересные места. Например, я знаю в одном мире волшебные горы…

«Ненавижу тебя, Этьен, — всхлипнула она мысленно. — Только посмей сделать какую-то непоправимую глупость, пока нас не будет!»

От входа налево. Именно налево…

Тьен ошибался, когда думал, что, устроив все в родном мире, возьмется за решение давних проблем с легким сердцем.

Да, теперь он знал, что его будут ждать, что у него есть дом и семья…

Но из-за этого еще больше сомневался.

Может, Холгер этого и добивался, когда отсрочил прощание? Дал время войти во вкус новой жизни, чтобы он отказался от прежних планов?

Нет, Холгер не мог этого предвидеть, да и о планах не знал. И не отпускал он его, Тьен сам ушел.

Сам ушел, сам вернется, и тогда уже полностью освободится от прошлого.

Месть ему не нужна. Только справедливость. Разобраться, что случилось тогда, и по чьей вине. Потому что сам он, как ни бился, так и не сумел понять, кому и зачем это было нужно? Мама никому не мешала. Даже если бы Холгер захотел ее вернуть, даже если бы она согласилась… Нет, не вернулась бы, наверное. Итериан не принял бы отступницу, пусть даже ей покровительствовал бы шеар… Пусть оба шеара. Фер прав: глупее ничего и придумать нельзя было. Но придумала же. Глупый, но самый верный способ спрятаться. Для чего? Со злости ли, с обиды, чтобы наказать, лишив возможности видеть и ее, и сына? Или дедуля Верден переусердствовал, расписывая перспективы для не родившегося тогда еще ребенка? Мать действительно могла решить, что его у нее отберут… Или поняла все же, что такое шеар, и надеялась, что, рожденный от человека и в людском мире, ее сын не унаследует силы четырех? Теперь никто не скажет, был ли ее поступок блажью или хорошо продуманным предприятием. Но устранять ее причин не было…

Или были?

Уязвленная гордость детей воздуха. Йонела. Сильфида, жена правителя, поборница традиций. Полукровка-отступница — пятно на репутации ее семьи.

Ревность. Арсэлис. Говорят, шеари — сама кротость и вообще состоит из одних добродетелей, но Тьен точно знал: флеймы состоят из огня и только из огня. Дядюшка Фер тоже не жжет всех и вся налево и направо, тоже сдержан и приветлив.

Благие цели. Верден. Итериану не помешает еще один шеар, пусть даже с примесью низшей крови, но его нужно воспитать достойным служения, в почтении к правящей семье. Мать, тем более такая мать, может помешать этому.

Ну и, наконец, печальное стечение обстоятельств. Несчастный случай. Ошибка. Этого Тьен тоже не исключал. Даже хотел, чтобы все оказалось так. Ошибку он сможет простить. За ошибку не нужно будет мстить… В смысле, справедливо карать.

Ему ведь не нужна месть — только справедливость.

А вот Генриху — месть. Жизнь за жизнь. Боль за боль. Потому что человек.

Когда Тьен был человеком, думал так же.

— Возможно, тебе лучше остаться, — сказал он отцу. Знал, что тот не согласится, но должен был хотя бы попробовать.

— Нет.

После переезда Тьену показалось, что Генрих немного отошел от тех мыслей. Но нет. Лэйд радовался настоящему, а прошлое по-прежнему грызло сердце.

Значит, нужно пройти через это еще и ради него. Месть не принесет избавления, но правда — быть может.

— Тогда возьми, — шеар протянул человеку небольшой гладкий камушек. — Пусть будет при тебе. Спрячь, а лучше вшей в одежду. Он защитит тебя от любых стихийных чар, даже от Холгера.

Не зря же он промучился с оберегом всю ночь.

— Если придется возвращаться без меня, крепко сожми и пожелай оказаться здесь, дома.

— Думаешь, придется? — нахмурился Лэйд.

— Нужно быть готовыми ко всему.

Потом — уже не страшно. Холгер не опустится до… мести, да. До того, чтобы срывать злость на его близких. Но во время… если сочтет, что сможет воздействовать на него, используя отца… У него ничего не получится, даже без этого камушка. Только личное вмешательство четырех позволит правителю использовать силу. Но Тьен старался обезопасить себя от любых неожиданностей.

— Завтра, — напомнил он, словно в том была нужда.

— Завтра, — кивнул Генрих. — Приготовлю парадный костюм.

Софи собиралась походить по ателье и салонам, чтобы выбрать платье. Сказала, что жениху все равно не положено раньше срока видеть невесту в свадебном наряде, вот она и решила в его отсутствие.

Но он все равно посмотрит, когда вернется. Потому что любопытно, и в приметы он не верит. Если бы верил, может, и не ходил бы никуда…

Сколько лет прошло с тех пор, как он задумал это?

Много.

Эта мысль не давала ему покоя с того дня, как они с Генрихом побывали в некоем доме на окраине людских кварталов…

Сначала казалось, что ничего не получится.

Он пытался и не раз, но…

А потом понял.

И другие поняли бы, если бы хоть на миг могли предположить, что подобное возможно.

Старушка Йонела, сама не подозревая, почти дала ответ. Тьма не придет в Дивный мир извне, но ее достаточно в сердцах его обитателей. И только он, шеар-полукровка, способен управлять ею в Итериане.

Чужая тьма отзывалась на ту, что жила в его душе.

В тех, кто позвал его тогда, надеясь на поддержку в заговоре против правителя, ее было немало. Потому и усилий не потребовалось, чтобы ильясу материализовался, готовый исполнить его неосознанный приказ. А потом он пытался призвать темного, оставшись наедине, — и ничего…

Понадобилось время, чтобы понять. И несколько десятков экспериментов.

Осторожно, чтобы никто не догадался, он призывал темных слуг на миг и тут же развеивал. На собраниях старейших, где изредка, но бывал. На встречах с детьми стихий, мечтавшими увидеть «спасителя». На нудных празднествах, куда, если бы не это, его и силой не приволокли бы…

Никто ничего не заметил.

Лишь легкое беспокойство, неосознанная тревога, сквознячок по коже…

В каждом есть тьма. Хотя бы маленькая частичка.

Даже в шеарах.

Пусть Холгер и не убивал его мать, но он покрывает убийцу. Душа его полна сомнений, а сомнения — благодатная почва для того, чтобы тьма проросла и укоренилась.

И Йонела — не самое светлое создание. Да еще и стара, а с годами тьма в таких как она лишь набирает силу.

Старые, старейшие. Мудрейшие и сильнейшие, как сказал он Эсее. За долгие жизни главы родов накопили не только опыт. И когда они соберутся вместе…

Холгеру его не остановить. Никому не остановить.

Но кое-кто попытается.

Кое-кто, кому он не желал бы навредить.

И на этот случай у Тьена тоже имелся план.

До назначенного Холгером времени оставалось несколько часов, как раз хватит, чтобы наведаться в столичный дом Генриха и переодеться, дабы подобающим образом выглядеть на приеме. А там еще в одно место успеет…

Здесь, в их мире, было раннее утро, и Софи еще спала. Шеар разбудил ее поцелуем, погладил по щеке.

— Мне пора.

— Уже? — встрепенулась девушка, но он не позволил ей вскочить с постели.

— Спи, тебе-то спешить не нужно, — улыбнулся он. Дунул шутливо в лицо. — К ужину буду. Стащу там у них каких-нибудь сладостей.

— Тьен, — Софи поймала его за руку, когда он уже собирался уйти. — Ты… осторожнее, хорошо?

Будто чувствовала то, о чем не могла знать.

— Хорошо.

Хотел поцеловать ее в последний раз… Но из-за того, что вдруг подумал так, не стал.

Не в последний. Вернется и поцелует.

Особняк Генриха, так и не ставший Тьену настоящим домом, встретил угрюмым молчанием.

Чистые, будто бы успевшие позабыть о жильцах комнаты. Картины. Книги на полках. Приятные глазу, но чуждые сердцу безделушки. Ничто здесь он не мог бы назвать своим. Даже комнату, в которой провел не одну ночь.

Вошел и, не осматриваясь, направился к огромному шкафу, занимавшему целую стену.

С выбором одежды не мудрил. Черное и красное отбросил сразу — ни к чему ему выглядеть словно опереточный злодей. Остановился на бежевой рубашке с затейливой вышивкой на рукавах и по вороту и удобных светло-серых штанах из тонкой шерсти. Подпоясался широким шитым серебром поясом. Набросил сверху накидку без застежек и рукавов: шелк, спадая до пола широкими складками, отливал сталью. Скромно, неброско, но поводу наряд вполне соответствует. Даже невысокие сапоги из прочной графитовой ткани, обувь для торжественных приемов не самая подходящая, в целом смотрелись пристойно. Уж к внешнему виду, как бывало, правитель с ходу не придерется.

Генрих искал что-то в своей спальне. Уходя впопыхах, он оставил тут немало нужных вещей и, должно быть, хотел приготовить их, чтобы забрать с собой после приема.

— Я отлучусь, — предупредил его шеар. — Не волнуйся, не опоздаем.

Отец до назначенного срока провозится у себя, а Кеони должен встретить командира уже во дворце. Холгер наверняка уже знал, что он здесь, но прямой слежки Тьен не чувствовал. Вот и хорошо. Ему не нужны ни помощники, ни свидетели в том, что он собирался предпринять до начала торжеств.

Лили он нашел в ее доме. Тут многое уже изменилось. Земля ожила и зазеленела. Взошли цветы. Вытянулись вдоль тропинок молоденькие деревца. И жилище, когда-то заброшенное, выглядело теперь иначе, но шеару некогда было раздумывать, в чем заключаются перемены.

Сама альва тоже смотрелась ожившей и обновленной. На ней было синее платье, но не темное, как обычно, а ярко-синее, под цвет ее глаз. Высокую прическу украшала сапфировая диадема и хаотично разбросанные по переплетению золотых прядей васильки. Тьен не сомневался, что цветы не завянут до конца праздника.

— Прекрасно выглядишь.

Стоявшая перед зеркалом женщина застегнула на шее ожерелье из сапфиров и бриллиантов и лишь затем обернулась.

— Надо же, какой сюрприз, — проговорила она, не выдав ни удивления, ни радости.

— И не представляешь какой.

Приблизился не спеша. Еще раз оглядел, не скрывая восхищения. Протянул руки и, не встретив сопротивления, крепко обнял…

Вспышка ослепила ее на миг. От быстрого и неожиданного перемещения подкосились ноги, и Тьен вынужден был поднять альву на руки, чтобы спустя несколько секунд осторожно поставить на невидимую перегородку из плотного воздуха между небом и растянувшимся до краев горизонта морем.

Отпустил и отступил на шаг.

Лили огляделась. Не испуганно — о страхе она давно уже забыла — но все же больше, чем просто обеспокоенно.

— Где… мы? — спросив, она хрипло закашлялась.

— Неприятно? — искренне посочувствовал шеар. — Не переживай, скоро привыкнешь. В этом мире немного другой состав воздуха. Из-за воды. К тому же ты, наверное, ощущаешь дискомфорт из-за того, что оказалась отрезана от своей стихии. Но к этому тоже можно привыкнуть. Только не трать понапрасну оставшихся сил. Даже если разобьешь воздушную преграду, до земли не дотянешься. Она там, на самом дне. Глубоко, а плотность воды из-за обилия соли такова, что нырять не стоит и пытаться.

Если он не сможет вернуться за нею, ровно через двенадцать часов Лили вытянет обратно в Итериан, в ее сад. Но Тьен не стал говорить об этом.

— Почему? — прошептала альва.

— Потому что не вижу другого выхода. У меня планы на сегодняшний вечер, а ты, боюсь, захотела бы их испортить. Например… попытаться убить меня.

— Что?!

Столько негодования слышалось в этом возгласе, что Тьен на мгновение усомнился в правильности своих выводов.

Но эти выводы были сделаны не вчера…

— Из лучших побуждений, конечно, — добавил он, и альва сникла под его взглядом. — Тебя ведь приставили следить за мной. Чтобы не наделал каких-нибудь глупостей, неважно, по неведению или по злому умыслу. А самый верный способ нейтрализовать созданную стихийной магией угрозу — физическая ликвидация источника неприятностей. Разве нет?

— Этьен…

— Нет, я не думаю, что этот способ был для тебя приоритетным, или что ты сделала бы это с удовольствием и без колебаний. Но между мной и спокойствием Итериана ты недолго выбирала бы.

— Если ты… догадался… — то ли оттого, что еще не приспособилась к атмосфере чужого мира, то ли по другой причине Лили с трудом выговаривала слова, — мы могли… обсудить это… раньше…

— Мы многое могли бы обсудить, будь у тебя такое желание. В том числе то, о чем ты говорила с моей матерью незадолго до того, как ее убили.

— Ты…

— Знал и это, — спокойно кивнул он. — Не только тебе под силу заглянуть в чужую душу.

— Шеар, — выдохнула она с сипением.

— Шеар. Не стоило забывать об этом.

Она помнила. Но иногда Тьену казалось, что Лили видит в нем все того же мальчишку, которого притащила однажды в Итериан.

— Я расскажу, — шепнула она.

— Не нужно. Неважно, о чем вы говорили и к чему пришли. Не ты прислала в наш дом ильясу — это все, что я хотел знать. И я узнал. Сам. А еще я знаю, что ты никогда не выдашь мне того, кто это сделал.

— Я не могу…

— Не можешь. Даже под пытками не скажешь. Не напишешь. Не укажешь пальцем. Некоторые клятвы невозможно нарушить, и с моей стороны было бы неоправданной жестокостью требовать от тебя это. Я вообще не хотел бы обижать тебя, даже случайно. Поэтому…

Вместо объяснений он обвел руками небо и море.

— Не делай того, о чем после можешь пожалеть, — тихо, без надежды, что он внемлет ее словам, проговорила Лили.

— Уже жалею, — улыбнулся он. — Жалею, что они не увидят тебя такой.

С прощальным поклоном шеар растаял в воздухе.