Выбросило Эллилиатарренсаи в дворцовом парке.
Судорожно глотая воздух и отплевываясь от соленой воды, она рухнула на землю, не столько потому, что ноги не держали, сколько затем, чтобы ощутить наконец-то желанную силу. Распласталась лицом вниз, руками обняла, щекой прижавшись, словно к возлюбленному, и еще долго вдыхала бы после моря казавшийся особенно сладким запах трав и теплой почвы, если бы не почувствовала чужое присутствие и не увидела сквозь слипшиеся от соли ресницы спешащие к ней тени.
Первым рядом оказался Эйнар. То ли с воспитанием у наследника итерианского престола было не очень, то ли просто растерялся, но подать руку и помочь даме подняться он и не подумал. Пришлось самой.
Подлетевшая следом за шеаром Эсея тихо охнула, оглядев бывшую, а, возможно, и будущую соратницу, и сделала то единственное, что могла и что посчитала сейчас нужным: легонько дунула. Лили обдало резким порывом ветра, холодного и теплого одновременно… Не лучшая идея. Платье высохло, но ткань затвердела настолько, что пошевелиться не получалось. Грязные волосы встали дыбом.
— Спасибо, — сквозь зубы поблагодарила Лили сердобольную сильфиду.
— Э-э… Добрый день, — решил-таки продемонстрировать учтивость Эйнар. — Прекрасно выглядите.
Интересно, на кого он похож больше, на мать или на бабушку Йонелу? Это важно, потому что в первом случае прозвучавшая фраза — стандартное проявление вежливости и, пусть не совсем удачная, но попытка приободрить, а во втором следовало бы надрать мальчишке уши…
Так же, как недавно альва притягивала к себе соль, она оттолкнула ее прочь вместе с пылью и прилипшей травой. Мотнула головой, отряхнула «размякший» наряд.
— Кхе-кхе… С вас тут насыпалось.
Определенно, на бабушку.
Лили одарила наследника Холгера ледяным взглядом.
— Это песок. В моем возрасте уже положено.
Собиралась добавить, что кое-кому не мешало бы губы от молока оттереть, но сдержалась: сейчас не до шуток и уж тем более не до ссор.
— Рассказывайте, что у вас тут? — бывшая старейшая рода Хеллан с ходу взяла инициативу в свои руки. Шеары шеарами, но дар четырех не заменит многовекового опыта.
— Ну… — Эйнар замялся. — У нас тут… вот.
Лили еще не успела как следует осмотреться, а то сама заметила бы. Такое только слепец не заметит! Дворец правителя, до которого было не больше сотни шагов, из прекрасного строения в три этажа, украшенного барельефами, изящными балкончиками и витыми башенками, превратился в монолитную скалу. Шедевр древних альвийских мастеров — виверне под хвост!
— Большая часть этого — иллюзия, — успокоил наследник. — Но странная такая, мне не снять. А в одном месте — реально камень. Там, где…
— Церемониальный зал, — уже поняла Лили. — Не войти, не выйти. А почему в парке никого?
— Какие-то чары, — ответила Эсея. — Будто отпугивающие: хочется уйти поскорее и подальше.
— Я ничего не чувствую, — прислушалась к себе альва.
— Я чувствовала поначалу, — сильфида поежилась от неприятных воспоминаний. — Но на Эйнара… на шеара Эйнара не подействовало, и на тех, кто теперь рядом — тоже не действует.
— Значит, мне повезло, что шеар Эйнар подоспел так скоро, и я не успела уйти далеко и быстро… Как получилось, что вы не внутри, со всеми?
Эсея отвела взгляд.
— Этьен, — бросил коротко Эйнар. — Запер в другом мире.
— О, и вас тоже? За что?
— Я так понимаю, по доброте душевной, — буркнул наследник. — А вас?
— И меня. По доброте. Предлагаю ответить тем же.
— Согласна, — Эсея выхватила из воздуха верное копье.
А ведь правильная мысль!
Засучив рукав, Лили присела и, по локоть погрузив руку в землю, вытащила клинок. Свитая из стального плюща гарда расплелась и сплелась снова, надежно пряча кисть. Зеленый побег туго обвил запястье, обеспечивая связь оружия с хозяйкой.
— Это вам зачем? — с удивлением поглядел на обеих стихийниц Эйнар.
— Добро вершить, — хмуро отозвалась сильфида.
К дворцу подошли без проблем. Если и существовали еще какие-нибудь сдерживающие чары, то присутствие шеара их нейтрализовало.
— Эсея полагает, что Этьен собирается вызвать отца на поединок, — сказал, пока шли, наследник.
— Возможно, — согласилась сдержано альва.
Остановившись у стены, прижала ладонь к розовому с золотистыми прожилками мрамору. Прислушалась.
Этьен хорошо постарался, чтобы сохранить происходящее внутри в тайне от всего остального мира. Пришлось несколько раз царапнуть стену мечом, чтобы разговорить усыпленный незнакомой магией камень.
— Думаю, я смогу разбить, — со свойственной молодости горячностью заявил Эйнар.
— И я смогу, — произнесла спокойно альва. — Но не буду. Давайте сначала разберемся, что происходит внутри.
Несколько минут все трое просто слушали. Лили и Эйнар — голос камня, Эсея, которой воздух не доносил даже эха, — не скажут ли что товарищи.
— Не может быть! — в какой-то миг шеар отшатнулся от стены. — Он призвал тьму. Сюда. Он…
— Силен и опасен, — подвела итог альва. — Потому и хотел, чтобы вы находились подальше. Еще не поздно уйти.
— Нет! — возмущенно воскликнул Эйнар.
— Что там? — встрепенулась Эсея. — Он вызвал Холгера? Простите… шеара Холгера…
— Холгер вызвал его, — удивила сильфиду Лили. — И если не поторопимся, пропустим самое интересное. Но войти нужно тихо. Ломать ничего не будем, пойдем сквозь камень. Шеар Эйнар, сумеете закрыть нас, чтобы ни Этьен, ни темные не почувствовали?
— Постараюсь…
— Это не ответ! — сердито, как на новобранца, рявкнула на него бывшая старейшая.
— Сделаю! — четко отрапортовал будущий правитель Итериана.
Вот так-то лучше.
Альва подняла меч и прочертила на стене длинную вертикальную линию.
Здесь будет вход.
Нельзя сказать, что Тьен был готов к любому повороту, но такого точно не ожидал.
— Что? — переспросил он, не веря своим ушам.
— Я вызываю тебя на поединок во имя правды, и пусть четверо разрешат наш спор, — громко и отчетливо произнес Холгер.
— Какой спор? Я спрашиваю у тебя об убийце моей матери!
— А я не считаю себя обязанным отвечать, — парировал правитель. — Вот и спор.
— Нет.
— Отказываясь, ты признаешь свое поражение.
— А если соглашусь, никогда не узнаю ответ, — раскусил замысел первого шеара Тьен. — Ты же понимаешь, что не выстоишь против меня сейчас?
— На все воля четырех, — смиренно изрек Холгер. — Если хочешь честного боя, отзови ильясу.
Мерзавец!
Хитрый расчетливый мерзавец!
Тьен стиснул зубы.
Нет, он не боялся того, что правитель назвал честной схваткой. Холгер силен и опытен, но в арсенале третьего шеара молодость, ловкость и навыки выживания на дне людского города — с последним никакая стихийная магия не сравнится. Когда дело доходило до драки, бывший вор предугадывал действия соперника на два хода вперед. Но он не хотел этого боя. Не хотел рисковать своей жизнью, и не хотел убивать Холгера.
В его плане вообще не было смертей.
— Бой, — сказал кто-то за его спиной.
— Бой, — повторил другой голос.
— Это по закону. Пусть четверо рассудят.
— Бой…
Тьен зажмурился, отгоняя всплывшее вдруг видение из прошлого.
Игорная мамаши Бланшет. Щеголь в твидовом пиджаке ухмыляется недобро, и навощенные усы его шевелятся, словно паучьи жвалы. Смазливая шлюха строит глазки, уже зная, что не позволит ему выстрелить. А вокруг — люди, безликие, безымянные… такие же, как эти итерианцы сейчас для него. Так же ратуют за честный бой. За справедливость…
Кому она тогда нужна была, справедливость?
А сейчас кому?
Тем зрелищ хотелось. Вино цедили, в карты резались, девок тискали — скучно поди.
Этим — только бы наружу вырваться. Или чтобы он ильясу прогнал, а там вернется сила, и не ждите никакого честного боя: Холгеру и делать ничего не придется — кто-нибудь из доброхотов опередит. Во славу Итериана. Да сгинет тьма… И в спину — как тогда…
Только теперь окна замурованы, и не течет под стенами спасительница-река. И девочки с большими тревожными глазами и теплыми ладошками тоже не будет…
А так — один в один.
Суд божий, суд четырех, другой какой-нибудь суд… В каждом мире, наверное, есть закон, разрешающий убивать друг друга на потеху публике, прикрываясь благими целями…
— Так ты отказываешься? — правитель смотрел в глаза, ждал ответа. А взгляд такой… Словно сказать что-то хотел или, напротив, спросить…
Тьен отвернулся.
Оглядел притихших стихийников.
— Шеар Холгер погорячился, предлагая мне подобное, — объявил во всеуслышание. — Я и в мыслях не могу допустить, чтобы правитель Дивного мира погиб от моей руки. Слишком большая ответственность лежит на нем, слишком ценен он для всех нас… Но если кто-нибудь из вас решит выступить от его имени… в защиту справедливости…
Никто не выйдет. Не осмелится.
Но трусом для них останется он, Этьен. Станут потом говорить, как он воспользовался отговорками и не принял вызов.
Плевать! Все равно после сегодняшнего ничего хорошего о нем уже не скажут.
— Ты ошибаешься, — голос Холгера прозвучал как гром среди развидневшегося было неба. — Я отдаю себе отчет в том, что делаю. Хвала четырем, есть кому занять мое место. Эйнар молод, но при поддержке старейших будет править достойно. И ты… Ты, как бы там ни было — шеар, и если Итериану снова понадобится помощь, я знаю, вспомнишь о своем предназначении…
Ильясу никак не отреагировали на слова правителя, но оживились, когда стихийники снова загудели… Одобрительно — кто бы сомневался.
Правитель мудр.
Его решения — закон.
Пусть умрет, коль на то его воля, а старейшие уж подскажут неразумному мальчишке, пришедшему ему на смену, как правильно управлять миром…
— Бой, — слышится снова несмелое.
— Бой.
— Бо…
— Ой! — Софи вскрикнула, когда иголка оцарапала спину.
— Простите, — смущенно извинилась швея. — Я почти закончила.
Платье девушка выбрала быстро. Оно словно дожидалось ее в витрине недавно открывшегося модного салона. Белый с голубоватым отливом атлас, расшитый бисером, спущенные плечи, пышная юбка с воланами. Оно стоило целое состояние, и продавщица, оценив на глаз неброский наряд покупательницы, сразу предложила Софи другое — из бледного фатина в каких-то безвкусных розочках… Но она хотела именно это! А деньги не проблема.
Она так и сказала, что деньги не проблема, и кошелек достала… Но, скорее всего, они заметили кольцо. Вряд ли до этого приходилось видеть хоть что-то похожее, даже в самых дорогих ювелирных… Забегали сразу, засуетились. Зеркала развернули, помогли застегнуть лиф, юбку расправили…
Но нужно было еще чуть-чуть подогнать по фигуре, а женщина, этим занимавшаяся, все время отвлекалась, то на кольцо, то взглянуть за окно в зазор между задернутыми шторами…
— Ваш жених такой молодец, — проворковала она, в очередной раз выглянув на улицу. — Обычно мужчины не любят ждать.
— Жених? — удивилась Софи. — Ох, нет, он в отъезде… по работе. А это — родственник. Взялся повозить меня по магазинам.
Фер пришел к завтраку. Не побрезговал яичницей и чаем с ореховым печеньем, а узнав, что она собирается за покупками, предложил услуги шофера. Девушка подозревала, что Тьен попросил дядю присмотреть за ней, и это обстоятельство тревожило, но от помощи отказываться не стала.
— Может быть, он подождет вас в зале? — тут же среагировала на ее слова одна из продавщиц. — Выпьет стаканчик лимонада? На улице такая жара…
Клиентов, кроме Софи, в салоне не было, и наверняка весь персонал торгового зала, состоявший исключительно из представительниц прекрасного пола, прилип сейчас к окнам. Импозантный мужчина за рулем шикарного автомобиля… еще и не жених!
Фернан на приглашение согласился, и на лимонад, и посмотреть альбом с бутоньерками из искусственных цветов (по словам одной из девушек, гостю на свадьбе тоже не помешает подобный аксессуар). Прислушиваясь к щебету окруживших флейма дам, Софи поняла, что платье ее будет готово еще не скоро, и мужественно приготовилась терпеть новые уколы.
Огонь горел слишком ярко, и Тьен приглушил пламя светильников, чтобы сберечь и масло, и воздух. В сгустившемся сумраке ряженые в длинные одежды дети стихий мало чем отличались от крылатых теней-ильясу. Застыли настороженно и те, и другие. Ждали. Темные — крови. Дивные… Кто знает? Но ждали чего-то, на что-то надеялись.
Даже не подумали, что случится, если он, убив Холгера, не уйдет, не передаст корону Эйнару, а решит править сам. Останется вместе с призванной им тьмой. Подчинит себе весь Итериан, а после — все великое древо и станет единоличным властителем бессчетного множества миров…
Возможно ли такое вообще?
Тьен не задумывался. Даже если да, ему это не нужно. Но то, что другие не задались подобным вопросом и не попытались воспрепятствовать решению правителя, злило. И злость эта была… правильная, что ли? Потому как ильясу никак на нее не реагировали. Значит, правильная. Не темная. И не светлая, конечно. Не бывает злости светлой, но бывает такая, что снимает пелену с глаз и заставляет видеть все, как есть, без лишних иллюзий, без наивной веры в чужую добродетель.
Ничего, Холгер тоже это видит. Сделает выводы. Потом.
— Хорошо, пусть будет бой.
Расстегнув серебряную пряжку, Тьен сбросил на пол плащ и шагнул навстречу правителю.
— Честный бой.
Зрители встрепенулись. Напрасно: ильясу он не отзовет.
— Руку, — то ли попросил, то ли приказал третий шеар Итериана сопернику и первым протянул ладонь.
Единственное за все годы рукопожатие. Отнюдь не дружеское, но…
Он возвращал Холгеру возможность пользоваться даром четырех. Если бы можно было, разделил бы с ним и власть над тьмой, чтобы совсем по-честному. Но достаточно будет, если он не станет пользоваться этой стороной силы. Просто не станет, хоть никто в это не поверит. Скажут потом, что преимущество изначально было на его стороне… Но разве его когда-либо тревожило чужое мнение?
А Холгер знает, что все без обмана. Хотя и его мнение Тьену безразлично…
Они стояли друг напротив друга.
Долго.
Минуту. Или уже десять.
И ни один не спешил ударить первым.
Мрак сгущался.
Огонь кровавыми вспышками отражался в глазах.
Молчание вокруг из тревожного стало недоумевающим.
Никто не понимал, почему же они не развяжут объявленный бой.
Никто не видел, что противостояние уже началось…
Если бы Эйнару снились кошмары, так бы они и выглядели.
Искореженный до неузнаваемости темный зал, словно звериное нутро: скомканный шелк в язвах подпалин, перекошенные стены с зарубцевавшимися окнами.
Воздух спертый, наполненный запахом гари и страха.
Трепещущие огоньки, дающие неяркий красноватый свет, в котором лица собравшихся кажутся уродливыми масками…
И крылатые тени. Невесомые, зыбкие, колышутся, как и пламя светильников. Но это лишь иллюзия — их не развеет порывом ветра, и солнечный свет, проникни он сюда, не причинит им вреда.
Мама неестественно бледна. Это заметно даже в окутавшей зал вязкой полумгле, и только алые отблески на короткие мгновения оставляют на щеках подобие румянца. Но больше ничто не выдает ее чувств: взгляд серьезен и сух, губы плотно сомкнуты. Поддерживает под локоть бабушку: прежде только этого хватило бы, чтобы увериться, что все происходящее — дурной сон.
Обе глядят с возвышения в центр круга, образованного стихийниками и окружившими их ильясу.
Эйнар сейчас был бы там. Хотел, когда Этьен спросил, не выйдет ли кто вместо правителя, но альва крепко вцепилась в плечо. Через миг сам понял, какой это было бы глупостью. Этьен не стал бы с ним драться. А отец отчитал бы как мальчишку за то, что лезет не в свое дело.
Эйнар решил, что вмешается только тогда, когда увидит, что они действительно готовы убить друг друга. Пока же, насколько он понял, отец и брат собирались только поговорить. Способ общения они избрали странный, конечно, но, должно быть, в кошмарных снах так оно и бывает.
«Зачем ты это устроил?»
Тьен понимал, что ни боя, ни разговора теперь не избежать, однако начинать первым не хотел и не стал бы. Но правитель упорно хранил молчание и не предпринимал никаких действий. Долго это продолжаться не могло.
«Я устроил? — вопросом на вопрос отвечал Холгер. Ни один мускул не дрогнул в спокойном, немного усталом лице. — Ты это начал. Ты и скажи, зачем»
Сильный.
Судя по тому, из чего он сплел свой щит, предпочитает работать с водой и воздухом. Даже в этом полная противоположность Тьену, который комфортнее всего чувствовал себя с огнем и землей — первой и последней из открывшихся ему стихий.
Опытный.
Сколько схваток у него за спиной? Сколько поверженных противников? Много. Вот только среди них не было равных ему.
«Я сказал, — Тьен продолжал осторожно изучать соперника, прекрасно понимая, что его действия не остаются незамеченными. — Ты должен был назвать имя… Просто имя, и меня бы здесь уже не было!»
Ярость жгла изнутри, и он боролся с нею, как мог. Его переиграли, заставили отступить от плана и принять чужие правила, но ничего еще не кончено, а значит, нельзя поддаваться, нельзя позволить гневу одержать победу над разумом.
У Холгера эмоции под контролем. Всегда. И это, а не богатая практика в общении со стихиями, главное его преимущество. То, что больше всего раздражает в нем. С первой встречи, все эти годы… Невозможно определить, о чем он думает, чего боится, к чему стремится.
И отвечает он невозмутимо и уверенно: «Ты так и не стал настоящим шеаром. Не понял, что есть вещи, которые мы не в силах изменить. Не научился отпускать прошлое»
«Так ты этого ждешь от меня? Чтобы я отпустил прошлое? Смирился?»
«Да», — правитель не уловил сарказма в его словах.
Он убрал щит, и Тьен приготовился отразить первый удар, однако атаки не последовало.
«У меня есть предложение, — правитель глядел ему прямо в глаза, словно пытался таким образом заглянуть в душу. — Давай отложим этот разговор? Я не готов к нему, и ты тоже…»
«Нет!»
Тьен топнул ногой.
Это походило бы на реакцию капризного ребенка, если бы мраморный пол не вздыбился, и волна ломающегося с треском камня не прокатилась в сторону правителя.
Хватит слов!
После затянувшегося затишья его удар был неожиданным для стихийников, ставших вынужденными зрителями поединка шеаров, и новый всплеск чужого страха неприятным холодком прошелся по коже. Кто-то вскрикнул. Еще кто-то не устоял на пошатнувшемся полу… Тьен не видел этого — он смотрел лишь на Холгера.
Тот отразил атаку легко и изящно.
И вторую, последовавшую практически мгновенно.
Не отбил, а будто бы приласкал с рычанием кинувшегося на него хищника, и взбудораженная земля покорно утихла у его ног.
А затем он выставил защиту, но не для себя: огородил прочным щитом их импровизированный ринг, чтобы используемые тут заклинания даже случайно не коснулись никого из наблюдателей.
Тьен недовольно поморщился. Он должен был сам подумать об этом.
Однако, никогда не поздно. Оборвав питающую охранную черту связь, и тем самым избавив правителя Итериана от необходимости тратить энергию на безопасность верноподданных, третий шеар выставил собственные заграждения. Холгер неодобрительно нахмурился, поняв, что он использовал для этого, но промолчал. Новая защита получилась прочной и не оттягивала лишние силы.
А чтобы правитель и не надумал возражать, Тьен пустил в него струю огня…
«Опоздали», — Эсея с горечью зажмурилась, лбом прижавшись к древку копья. Раньше нужно было что-то делать, до того, как между ними и Этьеном выросла стена тьмы…
«Опоздал!», — бессильно корил себя Эйнар. Надо было рискнуть, вмешаться. А теперь даже неизвестно, удастся ли ему пробить установленный братом заслон…
«Опоздала? — Эллилиатарренсаи Маэр из рода Хеллан задумчиво повертела в руке меч. — Может, и к лучшему…» Никто не упрекнет ее в том, что она забыла о долге, пойдя на поводу у личных привязанностей.
Этьен справится.
Если же нет, пожалеть о невыполненном обещании она не успеет…
Холгер отбился не водой. И не воздухом.
Пустил встречный пал.
Потоки пламени с силой столкнулись, но не разбились друг о друга, а свернулись в трепещущий огненный шар.
Дохнуло жаром в лицо.
Сорвавшиеся искры опалили волосы…
Тьен стряхнул их и сильным порывом ветра направил не утихшее еще пламя в сторону противника.
Во второй раз тот не стал ни закрываться, ни отбиваться. Выпрямился в полный рост и принял огонь в себя… Позер. Или глупец — огонь на какое-то время отрежет его от других стихий…
Или…
Тьен подумал, что тоже не отказался бы сейчас от порции очистительного пламени.
Наверное, это помогло бы…
Тело ломало. Растягивало до боли мышцы и выкручивало суставы. Привычка — вторая натура, и организм шеара в преддверии жестокой схватки непроизвольно пытался провести трансформацию.
Сапоги затрещали по швам, с трудом сдерживая прорывающиеся когти и острые шпоры. Шея удлинялась, делаясь по-птичьи подвижной. Голова будто бы раскололась на части и теперь собиралась по-новому: вытягивалась, обрастала от лба до подбородка прочным металлом, которому предстояло сформироваться в тяжелый загнутый клюв. Глаза развело в стороны, увеличивая угол обзора… Еще не орлан — монстр с перекошенной физиономией…
Он встряхнулся, возвращая себе первоначальный вид, однако остановить процесс превращения оказалось непросто. Плечи и руки покрылись вспоровшими одежду длинными иглами, но до того, как они успели превратиться в перья, Тьен усилием воли заставил их втянуться под кожу. Сделано это было быстро и грубо, и рубашка мгновенно пропиталась не успевшей свернуться кровью…
Кровью он и вычертил призрачный щит.
Успел, но не удержал: острая молния рассекла непрочную защиту надвое.
Вторая оцарапала предплечье…
Мелькнуло в грозовых облаках закопченное лицо Холгера. Пожелтевшие глаза с вытянувшимися зрачками и покрывшиеся костяными наростами брови. Выпирающие вперед челюсти и острые клыки. Черный дракон тоже спешил измениться, почувствовав опасного соперника…
Но им тесно было бы здесь, внутри очерченного тьмой круга.
Им в одном мире было бы тесно.
Вдох, один удар сердца, и правитель снова стал прежним.
Почти.
Массивная лапа со стальными когтями вспорола воздух и закрутила в спираль торнадо.
Поднятый Холгером ураган подхватил обломки мраморных плит и швырнул в Тьена.
Тот остановил камни в полете, но не удержал и уронил.
Зал вздрогнул от грохота.
К потолку поднялась пыль, и Тьен хотел под прикрытием этой завесы провести новую атаку, но правитель его опередил. Вода — из фонтанов, наверное, — в секунду обвила ноги тугими канатами, плеснулась выше, на грудь, поймала, словно в мешок, и тут же заледенела…
«Избавься от ильясу, — приказал… попросил?…Холгер. — Тогда поговорим»
Лед с хрустом разломился под напором огня, и острые осколки полетели в правителя.
«Я давал тебе шанс, — со злостью напомнил Тьен, добавляя к ледяным снарядам огненные стрелы. — Ты отказался!»
Пыль осела, и он смог осмотреться. Бегло. Заметил Кеони в первых рядах затаивших дыхание наблюдателей… Не стоило тащить сюда мальчишку. Урок? Чему он его научит?
Рядом с тритоном — Генрих. Комкает нервно носовой платок, время от времени утирая пот со лба.
За спиной Холгера просматриваются силуэты его жены и матери. У правителя, как всегда, надежный тыл…
И бьет он метко, но осторожно.
Сверкающие лезвия, сплав воды и воздуха, просвистели по обе стороны от Тьена. Одно срезало прядь волос с виска…
«Я был неправ», — слышится сразу за этим.
Слова бьют больнее заклинаний.
Не прав?
Нужно было разгромить полдворца, чтобы он все-таки признал это!
«Мне не нужно было отказываться от разговора», — тут же добавил Холгер. Словно для того, чтобы подчеркнуть, что был неправ лишь в этом…
Тьен представил себе лица стихийников, если сейчас они неожиданно закончат бой и, как ни в чем не бывало, направятся в уцелевшие апартаменты, чтобы пообщаться наедине.
Смешно.
А он не просился на роль придворного шута.
Разговор состоится, но по его правилам.
Холгер будет умолять о нем…
Додумать, как он заставит правителя вымаливать снисхождения, Тьен не успел. Спустить на того волну расплавленного в лаву камня — тоже.
Холгер оказался быстрее: сплетенная из воздуха плеть взахлест обвила шею и начала медленно душить…
«Избавься от ильясу! — теперь уже точно приказал первый шеар. — Я не стану говорить с тобой в присутствии тьмы»
Тьен почувствовал, что задыхается. Холгер, должно быть, влил в создание этой петли все свои силы. Воздушная удавка оказалась слишком крепка, не получалось ни разорвать ее, ни прожечь… Еще немного, и сам будет валяться в ногах у правителя, потому что воздух снова отвернулся от него… и остальные трое не решались спорить: вода не откликалась, земля молчала угрюмо… лишь огонь вспыхнул на кончиках пальцев и погас…
Тьен знал, что Холгер не убьет его. С самого начала знал, что ему не нужна его смерть, и сам не собирался убивать… Но лежать, униженным и обессиленным, распластавшись на искореженном полу?
Нет! Этому не бывать!
Он не нарушил данного в начале боя молчаливого обета и не призвал тьму на помощь. Но он пробудил ее частички в себе. И пустоту — ту, что дремала в душе долгие годы…
На пустоту дар четырех отозвался. Это в крови любого шеара, для того их и создавали — сражаться с пустотой.
Но к пустоте Тьен привык… в отличие от петли на шее…
Он перехватил плеть и дернул на себя. Вырвал у Холгера и сумел удержать, чтобы в следующий миг хлестнуть противника по ногам, сбивая на пол, и, не дав тому опомниться, подлететь вспышкой и поставить ногу ему на грудь.
— По моим правилам. Понял? — прокричал он в лицо поверженному правителю. — По моим!
Схватил за грудки и поднял рывком, легко, словно тряпичную куклу.
И ударил…
Не силой стихий, а так, как давно хотелось, — кулаком в челюсть.
Но сверху придавил воздухом, который сделался теперь послушен ему. И в камень заковал…
— По моим правилам… — выдохнул тяжело, — …поговорим…
Холгер сплюнул кровь. Так… по-человечески… Фартовые в Слободе точно так же после месилова харкали красной юшкой… Покачал головой:
— Я ничего не скажу, пока тебя окружает тьма. Ты не в том состоянии, чтобы принять правду.
— А ты не в том положении, чтобы ставить мне условия! — сорвался Тьен. — Считаешь, я не пойду дальше? Зря…
Он всего лишь коснулся щеки правителя, как будто погладил, и Холгер стиснул зубы, когда на его коже отпечатался длинный багровый след в мгновение вздувшегося ожога.
— Этьен! — громкий почти до визга окрик резанул по ушам. — Остановись!
Йонела.
Тьен медленно обернулся.
— Послушай отца! Не делай то, о чем будешь жалеть!
— Я? Жалеть?
Он никак не мог рассмотреть сильфиду. Слишком мало света. Слишком много народа столпилось вокруг.
Третий шеар Итериана, темный шеар, взмахнул руками, сметая ненужные уже барьеры и расшвыривая стоящих между ним и Йонелой стихийников.
— Я должен жалеть? — переспросил он, не обращая внимания на крики и болезненные стоны. — Он сам хотел поединка. Он его получил. Что теперь? Довести дело до конца и убить его?
Ильясу, о которых практически позабыли на время схватки, сползались к нему со всех сторон, готовые выполнить приказ… желательно тот, на который он только что намекнул, — тьма жаждала крови, и чем больше, тем лучше…
— Я никому не желал зла. Лишь хотел знать правду. А он решил, что надо так, — Тьен обвел рукой то, что осталось от праздничного зала. — Я удовлетворил его желание. Пора поговорить о моем.
Все вернулось. Тьма снова властвовала здесь над каждым, а он властвовал над тьмой.
Больше нет глупцов и героев, которые бросили бы ему вызов…
— Этьен, послушай…
— Хватит!
Его крик едва не сбил Йонелу с ног.
— Хватит! Наслушался!
Он отвернулся от жалко мямлившей что-то сильфиды и возвратился к пленнику.
Краем глаза заметил спустившуюся со ступеней Арсэлис и несильно оттолкнул флейму в сторону, чтобы и не думала приближаться. Он еще не закончил с ее мужем…
— Этьен, я прошу тебя, — не унималась Йонела. — Прояви благоразумие. Возможно, все мы совершили ошибку. Нам нужно успокоиться и поговорить…
— Успокоиться? — его трясло от ярости, и стены дрожали вместе с ним. Тьма сгущалась. — Я спокоен. Я так спокоен, что теперь могу убивать и глазом не моргнув, — пламенеющий клинок возник в его руке. Обжигающее острие уткнулось Холгеру в грудь. — Убью его… Нет, сначала — кого-нибудь из них. Одного. Десятерых. Вас и вашу прекрасную невестку приберегу на потом. Возможно, пока придет ваша очередь, мне все-таки ответят на мой вопрос…
— Этьен, пожалуйста, — правитель укоризненно покачал головой. То ли на самом деле чувствовал, что он блефует, то ли до последнего не желал выходить из образа мудрого всезнающего родителя…
И Тьен не сдержался — ударил его снова.
— Я тоже просил!
Отступил от него, чтобы вконец не сорваться.
Но тьма уже захлестнула душу
Едва поднявшихся на ноги стихийников опять раскидало в стороны. Не задело лишь Генриха с Кеони и Йонелу.
На отца Тьен не смотрел, обрушив свой гнев на сильфиду. В окрашенном огненными сполохами, заполненном вскриками и плачем мраке она стояла перед ним белой тенью, единственная неподвижная среди сотни мечущихся теней.
— Я просил назвать мне имя!
Стены уже буквально ходуном ходили, с потолка сыпалась штукатурка и куски лепнины. Темная туча, в которую он превратился, сыпала молниями, и лишь чудом эти молнии не попадали ни в кого в зале.
— Я хотел знать! — он приблизился к Йонеле почти вплотную. — Знать, кто убил мою мать! Я даже мстить не собирался — просто в глаза ему посмотреть! Просто посмотреть!
— Так посмотри в зеркало! — выкрикнула в ответ сильфида.
Стало вдруг тихо.
Тихо-тихо.
Лишь один звук ненадолго разбавил эту тишину: выпал из разжавшихся пальцев Генриха маленький камушек и со стуком покатился по полу.
Маленький кусочек далекого мира.
Говорил же ему, спрятать…
— Я… — Йонела попятилась назад, — … не то хотела сказать…
— То, — прошептал Тьен, не отводя глаз от камушка на полу.
В некоторые моменты жизни шеар способен безошибочно отличить ложь от правды.
Это был именно такой момент…