Майор Ковальчук заговорил о дежурстве, и Виктор вздохнул: только бы не ему выпало сегодня дежурить. Конечно, работа - это важное дело, но и личная жизнь - не второстепенное. Только улыбнулся в ответ майор, понимая: со временем молодой следователь привыкнет и к тому, что времени на свидания ой как не будет хватать. Когда он осознает, что их профессия - может, более необходима, чем многие другие... Но на этот раз учёл майор Ковальчук то, что лейтенант Погореляк только что приехал из командировки, из дальней дороги - и решил: останется на ночь в отделе сам.
- Надеюсь, что ночь будет спокойная, потому что уже давно в городе ничего не случалось. - Остановился в дверях, оглянулся: - Или, может, что-то случится?
- Не знаю, - пожал Виктор узкими плечами, - Лучше бы не случалось, товарищ майор.
- И я себе так думаю: лучше бы не случалось. И сегодня, и завтра, и послезавтра... - И, пристально поглядывая на Виктора, спросил: - Чего это мы с тобой спокойной жизни захотели?
- К спокойствию все стремятся.
- И это правда.
А Виктор уже думал: скорее бы оказаться в своей квартире, которую на днях получил и ещё не обжил, только занёс вещи - два старых чемодана, из которых один с книгами. Надеялся, что где-то в будущем будет «расти» по службе, может, и будет переезжать в больший город и жить в лучших квартирах, но эту, первую в его жизни, никогда не забудет. До сих пор всё в общежитиях приходилось жить. Пять лет учёбы, потом в районе, куда его послали после защиты диплома. И вот уже перевели в область...
Это была радость: переехать в родной город. Где родился, окончил среднюю школу, где всё ему знакомо - каждая улица, каждый дом. И парки городские, и река. Сам не свой был, когда получил ключи от квартиры в новом, только что построенном доме, на окраине, в массиве, где каждое сооружение - в саду.
В дежурной машине ехал он домой. Вспоминал майора: будто недоволен он тем, что в последнее время в городе затишье? Всё время хочется ему быть в движении, в действии. А ему, Виктору, кажется, что лучшего, чем тишина, нельзя и желать. Тишину чрезвычайно любит. Когда безветренно, деревья спокойно упираются в небо, не слышно машин. Ведь тишина - это покой душевный. Вот если бы майор завтра встретил его и сказал: «Всё в порядке, Виктор, спокойно ночь прошла, никаких приключений!»
Перебирал в руках ключи, бряцал ими и думал: уют такой создаст в своей квартире, что каждый, кто увидит, будет поражён. Другие убиваются за какие-то польские комплекты, а он закажет себе мебель по собственным эскизам. Яркого света у него не будет, светильники поставит такие, чтобы и свет выделялся нежным.
Даже закрыл глаза - так приятно стало на душе. Показалось, что идет не в пустую, ещё не обставленную квартиру, а в семейное жильё, где его ждет и не дождётся Наталья. Вздрогнул: почему бы это - Наталья? Его жена будет носить совсем другое имя... принципиально другое! Хотя ловил себя на мысли, что когда произносит для себя «Наталья» - будто слышит музыку...
Уже издалека увидел свой дом, два широких окна на четвёртом этаже. В первую очередь окна надо занавесить, пол накрыть, чтобы не ходить босиком по паркету. Столько тех забот, что даже не до покоя.
Ещё не успел шофер затормозить, как Виктор уже выскочил из машины, запрыгнул по ступенькам наверх. Открыв дверь, включил свет - в коридоре, в комнате, в ванной. Чтобы хорошо было видно всю квартиру - чтобы ещё раз хорошо рассмотреть. Хорошая квартирка, хоть и не обставлена! Придётся, правда, перекрасить, потому что стены очень жёлтые. И вообще он сделает всё так, чтобы Наталье, когда она сюда войдёт, в его квартиру, всё было по душе. Теперь посередине стояла раскладушка, а с другой стороны - по чемодану.
Но неожиданно почувствовал какое-то беспокойство. Даже холодок пробрал его тело. От чего бы это? Предчувствует что-то нехорошее? Овладел собой - пустое! Это из-за того, вероятно, что он одинок, когда его ровесники уже давно женаты. Жутко одному в квартире. Женатые, семейные - спокойнее, более уравновешенные, чем такие, которые долгое время живут одиночками...
Замужем Наталья, а больше он никого не хочет, кроме неё. А что теперь думает она? Выбрала себе другого, а его, Виктора, когда-нибудь вспоминает? Что, если встретятся? Может, пройдут мимо, сделав вид, что не узнали друг друга?
Не бросится за ней вдогонку!.. Не будет мальчишкой! В конце концов, на Наталье мир клином не сошёлся, найдёт и он, Виктор, себе подругу, которую бы и он полюбил, и она его. Чтобы не думала Наталья, что и до сих пор без неё страдает.
А всё-таки... Сколько это уже Наталье лет? Двадцать шестой, наверное, пошёл... Вспомнилось, как когда-то, в школе, никак не мог признаться девушке в любви. И вот как-то выждал её, заговорил. А она в ответ наклонила голову, опустила глаза. Тогда он осмелел, взял её за руки, прижал к себе и прошептал: любимая ты моя! А девушка вдруг рассмеялась. Он до ушей покраснел, налился кровью, вскипел. Извинялась, правда, после того, просила, чтобы не сердился на неё. А уж рана на душе осталась.
Когда вышла за Павла, перебрался в Ленинград, к знакомым, там уже заканчивал науку. Всё время, правда, думал о Наталье, хоть и старался забыть её. А когда казалось, что уже успокоился - напомнила о себе сама: как-то узнала, где он, и прислала письмо.
Не ответил тогда Наталье, а письмо сохранил. А где оно? Взял чемодан с книгами, вывернул всё на раскладушку и вытащил толстенькую папку. Будущая жена, если таковая будет, вероятно, всё это уничтожит, а пока... Из пожелтевшего конверта выбрал клочок бумаги, вырванный из тетради, в косую линейку. Нетерпеливо, как тогда, когда его получил, развернул письмо.
«Здравствуй, Виктор! Может, тебе и странно, но не могла я тебе не написать. Не сообщаю, откуда я узнала твой адрес - это не имеет значения. Пишу, потому что провинилась я перед тобой - только теперь это до меня дошло, - а тогда, ты знаешь, разве что я думала? Гордилась - одна я на свете такая, лучших меня уж нет, все меня должны любить. И только злорадствовала, когда видела, как ты переживаешь, а теперь очень раскаиваюсь, что так незаслуженно обидела тебя. Хочу знать, Виктор, как ты живёшь, какие у тебя планы? Так напиши мне до востребования...»
Несколько раз пытался ей писать. По-разному. То прощал всю её вину, то ругал за бессердечие. О себе писал, о том, что никогда, до конца своего века её не забудет. А ни строчки не послал Наталье, всё, что было написано, уничтожил. Потому что, когда выезжал в Ленинград, дал слово, поклялся - вырвать её из своего сердца.
А удалось ли ему это? Не хотел, а должен был признаваться - нет, если бы Наталья оставила Павла, он бы настежь распахнул перед ней двери. Потому что, несмотря на всё, - об этом свидетельствовало письмо - какие-то добрые чувства всё же к нему имела. Зачем бы иначе писала, извинялась? А возможно, и на что-то надеялась? Если бы тогда ответил Натали, отозвался на её письмо, - мог давно забыть об этих переживаниях. Гордость не позволила - хотел видеть себя мужественнее и решительнее, чем есть на самом деле! Вот так... без вины виноват...
В мыслях всё проще, а на самом деле, как бы повёл себя с Натальей, если бы они встретились? Ведь годы прошли, и Наталья могла очень измениться - женщины быстро стареют, если не в ладу у них жизнь. Дал ли ей Павел всё, что нужно? Бывший товарищ... Что ж, и такое бывает в жизни, хоть Павел напрасно считает его своим врагом. В душе давно уже всё перегорело... Всё?
И снова затаил дыхание: почувствовал, как перед этим, будто в его квартире присутствует кто-то чужой. Оглянулся - что такое? Кто-то будто бы его преследует. Свернул впопыхах письма, заговорил вслух:
- Сейчас!
И задумался: кому это он сказал, если в квартире, кроме него, никого нет? На работе не сходило с мысли, как бы поскорее приехать домой и побыть там в одиночестве, а разве не тяготит его одиночество?
Перед его глазами всё ещё была Наталья. Захотелось взглянуть на её фотографию. Достал альбом и грустно посмотрел на пустую страницу, заляпанную клеем. Когда-то там была карточка Натальи - в гневе оторвал ее, разорвал на клочки, развеял по ветру. Гордился тогда тем, теперь жалел, думал: эх, горячая молодость, ты всегда оставляешь после себя пепел сожаления... Теперь, если бы встретился с Натальей, то в первую очередь - попросил бы у неё студенческую фотографию. Просто так, на память. Потому что, что же ещё? Дороги разошлись. Только он не хочет, чтобы исчезла Наталья из его памяти. Пока он живёт - и она должна в нём жить. Ведь разве откажешься от своего прошлого, ведь оно было, было, было! Даже своей будущей жене он всё расскажет о Наталье...
Открыл окно - так вдруг потемнело! От туч, которые густо надвинулись с гор, потому что пора осенняя, так и жди дождей. Смотрел на город, который почти весь был на виду, светился огнями - дом Виктора на возвышении, и днём из окон видно даже горы. Первые капли засекли по подоконнику. Протянул к ним руку, - хоть бы не залило, потому что иногда бывает такая осень, что дождь льёт и льёт до самой зимы, пока мороз его не остановит.
В такой осенней темноте город будто чужой, незнакомый. Хотя знал его Виктор ещё с детских лет, когда учился вместе с Натальей... Но вспомнил учёбу во Львове. Вот она при выходе ожидает Павла - с распущенными вдоль плеч волосами, счастливая, улыбающаяся... Может, после окончания вуза её с Павлом направили сюда: она всегда мечтала работать где-то на Закарпатье, а тем более в родном городе. Завтра же надо будет обратиться в адресный стол. Если будет иметь адрес, первым делом позвонит. Голос Натальи узнает, пусть только отзовётся. Он не будет спешить себя называть, чтобы догадалась сама. Неужели сердце ей ничего не подскажет? А когда Павел поднимет трубку? Он будет молчать. Будет звонить до тех пор, пока не наткнется на неё, Наталью.
Город ещё не спал. Да и погаснут ли огни во всех окнах? Может, чьё-то окошко будет светиться до белого утра? О, знал бы он, какое из них Натальино! Да что это, по-мальчишески прибегнул к сантиментам?
Закрыл окно. Свет резал глаза - накрыл лампу газетой. Лёг на раскладушку, подложив под голову руки. С вечера сон к нему не идёт - а то было бы лучше всего заснуть и выспаться. Ведь и в командировке достаточно устал. Но воспоминания, которые так неожиданно всплыли в этом уюте, его взволновали, смутили, и теперь не знает, уснёт ли до утра.
Показалось потом Виктору, что Наталья как-то неслышно вошла в его комнату, сняла газету с лампы, чтобы лучше его видеть, и тихо-тихо сказала:
«Это я, Виктор, разве не узнаёшь? Я писала тебе в Ленинград, а ты не ответил. Может, не получил от меня письма? Может, перепутала адрес - сама или те люди, которые мне его дали, нарочно так поступили, или моё письмо не дошло до тебя? Но всё равно я нашла тебя, и никуда уже от меня не денешься.»
Очень близко стояла Наталья: только бы протянул руку - уже прикоснулся бы к ней. Но не посмел этого сделать, боясь, что, как когда-то школьница, она рассмеется прямо ему в лицо. Тихо спросил:
«Где же ты была так долго, Наталья?»
«Разве я опоздала, ты женат?»
«Не я женат, Наталья, а ты вышла замуж... за Павла.»
«А что с того, если ты несчастен? Ты всё ещё любишь меня?»
«В сердце моём тебя уже нет, а в памяти остаёшься. Почему? Может, объяснишь, Наталья?»
«Странный, разве сам не понимаешь? Потому что ты меня любишь!»
Воцарилась такая тишина, что Виктору даже стало страшно, будто где-то в пропасть, бездонную пропасть начал падать. Резко вскочил, протёр глаза. Лампа на табуретке, а газета, которой накрывал её - лежит на полу. Почесал затылок - как будто и не спал, а странное такое привиделось...
Снял трубку с аппарата, послушал гудок и осторожно положил на место. От беспокойства что творится! А может, ждет её звонка? И телефон действительно зазвонил. Или это опять снится? Высмотрел на телефон, а он не умолкает - трубка на аппарате как будто подскакивает.
Очнулся Виктор:
- Слушаю...
- Создана оперативная группа, - оказалось, что это звонит майор Ковальчук: - Ограблена квартира, возможно и убийство. Следственную работу пока поведет милиция, и группой до моего приезда будешь руководить ты. Машина уже в пути. За тобой заедут, жди.
Шофёр открыл дверцу, и Виктор протиснулся на заднее сиденье, разглядывая - кто ещё есть в машине? Увидел, что группа - в полном составе. Значит, кроме него, следователя, здесь и судмедэксперт, и криминалист... увидел и знакомого лейтенанта из уголовного розыска. Спросил:
- Что случилось?
- На Подвальной улице разграбили квартиру.
Город опустел, встречались лишь единичные прохожие. Они останавливались, с удивлением оглядываясь на милицейскую машину, которая куда-то спешила, летела. Немного жутко стало на душе лейтенанта: такое лирическое настроение - и вдруг... убийство!
Взглянул на спидометр: такую большую скорость выжимает шофёр - сто километров! А зачем? Разве тем, что скорее приедут на место, помогут пострадавшим? Нет.... Если бы только за что-то зацепиться, если уж не удастся задержать преступника...
Встретили их мужчина и женщина. Прискочили оба к машине:
- Это на втором этаже, в пятой квартире. Там разбита дверь. А на полу женщина.
- А вы кто такие?
- Мы их соседи, Вдовины...
Женщина двинулась первой, мужчина - за ней, одетые оба по-домашнему: она в длинном халате и ещё почему-то в черном платке, а он - в пижаме. Но перед входом в дом они остановились, тревожно поглядывая друг на друга.
Виктор попросил:
- Будете понятиями.
Женщина беспокойно перевязала на голове платок.
- Хорошо...
Следователь тут же объяснил их права и обязанности. И спросил:
- Что за семья в пятой квартире?
- Недавно поселились, мы толком ещё и не знаем, кто они такие. Муж вроде как инженер. А кто она...
Соседка взглянула на своего мужа, и он добавил:
- Мы её никогда не спрашивали, а она не говорила. Редко бывала дома - всё где-то в отъезде.
Женщина начала объяснять смелее:
- Слышим, телевизор гремит во весь голос, спать не дают. Пошли к ним, а дверь порезана...
Виктор понял - значит, это они сообщили о преступлении. Вдруг подумал другое: не для того ли послал его майор Ковальчук на место происшествия, чтобы показал, на что он способен? Коллегам по работе, да и непосредственному своему начальнику. И даже себе. Чтобы и на этом деле он убедился: профессию выбрал себе по душе. Ничего случайного в том не было, что поступил на юридический - в жизни ведь вообще ничего случайного нет, на все есть причины.
Ни о чём уже не спрашивал соседей, стоявших перед ним, быстро пошёл по ступенькам вверх, на указанный этаж. Хоть бы не провалиться на этом первом деле! С первого шага повести себя умело, чтобы не говорили, что ты ещё не дорос, тебе ещё рано браться за серьезное дело.
Вот и второй этаж. Тесная площадка возле лестницы. Построен дом по-новому, среди белых стен - чёрный дерматин, на котором хорошо выделяются номера квартир. Пятая сразу же, слева. Замок с двери вырван, дерматин порезан и выбивается из-под него серая, грязная вата. Виктор оглянулся на своих спутников и осторожно толкнул дверь.
Под ногами скрипнул пол. Он остановился, оглянулся, почувствовав неожиданно, как его почему-то пронизало холодом. Волнуется? Боится? Да, но не хотел, чтобы коллеги знали, что с ним происходит. Не надо, чтобы сразу в нём усомнились. Поэтому наклонился и начал присматриваться, нет ли следов на полу.
Коридор, заметил, застелен линолеумом. Сбоку - вешалка. На ней женский плащ с капюшоном, бордового цвета. Сверху на полке - плохо сложенный зонт, так же небрежно брошенный на крюк платочек с силуэтами домов, деревьев и флагов - видимо, заграничный. Слева, почему-то освещённая, кухня. Сквозь неплотно сдвинутый занавес виден краешек газовой плиты, возле которой лежит опрокинутая на бок табуретка. А в комнате темно.
Он осторожно вошёл и повёл рукой по стене, ища выключатель. А с улицы, как раз против окна, светил фонарик. Причудливые тени вдруг заплясали перед глазами Виктора. Подумал: как же в темноте увидели убитую? Испугались и выключили свет? Или после них ещё кто-то побывал в квартире?
Когда в комнате вспыхнул свет, взглянул на пол и увидел: женщина будто спит, вытянув ноги к двери, причём одна голая, а вторая в чулке. Лицо под подушкой, видимо, задушили... Но взгляд вдруг упал на наган, лежавший возле убитой.
Оглянувшись на товарищей, следователь выяснил: не нужен ли для осмотра ещё кто-то из специалистов, кроме тех, которые уже есть. Подумал - вроде бы все. И приступил к делу.
Пока место происшествия и труп фотографировали, осматривал комнату.
Ореховый комод изуродован так же, как и дверь. Шкатулка на нем разломана, с оторванной крышкой. Непонятный поступок - почему же это преступник так распоясался в чужом доме? Осмотрел шкатулку - подобная, с перламутровым рисунком на крышке, была у них дома. Матери подарили её на день рождения, и она держала там свои украшения - обычные, простые: никаких драгоценностей в доме не было, хотя любила мать красивые вещи - женщина же...
Искал, не увидит ли ещё что-то поломанное, побитое. И заметил растоптанное на полу зеркальце - выпало, вероятно, из шкатулки, и убийца яростно наступил на него ногой. Бутылка от шампанского стояла на столике, рядом - два бокала. Не может быть, чтобы вдвоём они сидели и пили. Вор, бандит и... потерпевшая? Или заставил её вместе с шампанским выпить яд, поэтому наган бросил на пол?
Наклонился к револьверу. На серебряной пластинке было выгравировано: «Отважному бойцу революции Ивану Москаленко.» Почему преступник воспользовался священным оружием? Умышленно, чтобы запятнать заслуженного человека? Или по другой причине?
Отступил к двери, чтобы не мешать экспертам - им ведь своё дело тоже надо сделать. Залюбовался квартирой - красивая, уютная, намного лучше, чем его маленькая, однокомнатная. По тому, как она была убрана, почувствовал женскую руку. Вот линогравюры, на первый взгляд, развешаны беспорядочно, но, если присмотреться - с хорошим вкусом. Разбиралась, вероятно, женщина в хороших вещах, имела настоящее художественное чутьё. И вот лежит на полу мёртвая. На босой ноге у нее ботинок, а на той, что в чулке - нет. Почему не наоборот? Испугалась и от страха не знала, что делает? А где же второй ботинок? Глазами под диваном нашёл его Виктор.
Еще раз посмотрел на ноги потерпевшей - видно, не пряталась от солнца, может, и на море ездила - есть такие фанатики, которые всю зиму откладывают деньги, чтобы летом потратить их где-то на Черноморском побережье. А она или откладывала, или и без того имела возможность поехать?
Множество вопросов задавал себе Виктор, но не на каждый ещё мог ответить - только тогда все точки поставит над «і», когда пойманный преступник во всём признается. Теперь же самое первое и самое важное - всё зафиксировать, сфотографировать, чтобы малейшая мелочь не выпала из поля зрения. И чтобы экспертиза сказала своё слово. А следователю ещё будет над чем поломать голову.
Виктор ещё раз обошёл вокруг потерпевшей, с лица которой уже сняли подушку. Наклонился... И вдруг отшатнулся.
- Это же Наталья! - вырвалось у него.
Товарищи удивлённо взглянули на следователя, но он не объяснил ничего.
«Я же её искал, - говорил сам себе. - Искал и нашёл! Судьба вернула её мне мёртвой. Чтобы ещё больше мучился.»
Он боялся взять что-то в руки, чтобы не задрожали. Но таки овладел собой и продолжил осмотр.
Позвонил майору, доложил об убитой.
- Работай, - коротко ответил начальник, - Прокурору я позвоню сам.