Тревожная служба

Иоахим Бремер РАПОРТ О ПЕРЕВОДЕ

Младший лейтенант Хайнц Вебер сидел в комнате взводного командира и в задумчивости рисовал кривые домики, какие-то фигурки, затем овал, обрамленный длинными волосами. Это ее волосы — пышные, непокорные и удивительно красивые. При этом он неотступно думал о том, что она сказала: «Дальше так продолжаться не может! Да, я люблю тебя, и тем не менее мы должны расстаться!»

Хайнц выпрямился и уставился на лист бумаги, лежавший перед ним. Рапорт о переводе. Все в нем правильно: адрес, дата. Но вот основание, причина... Он встал и подошел к окну: отсюда была видна граница. Причина, вот в чем все дело... Он вновь сел. Ее трудно изложить. Не может же он в самом деле написать: «Она хочет порвать со мной, если я наконец... если мы наконец не сможем быть вместе».

«Все супружеские пары хотят быть вместе, но бывает так, что некоторые из них долгие годы вынуждены жить в разлуке, — думает он. — А мы даже и не женаты! Но мы хотим пожениться, хотя никак не можем решиться на это, все чего-то ждем. Это тянется вот уже семь лет, — кажется, целую вечность. И с этим пора кончать, право пора».

Ему вдруг вспомнился выпускной бал в офицерской школе. Праздник был так прекрасен! Играл оркестр. Мелодия в большом зале лилась как-то особенно торжественно. Выпускники приглашали своих девушек танцевать или шли с ними в сад, в бар.

Хайди весело наблюдала за танцующими. Раз-два-три... раз-два-три... Она слегка постукивала пальцами в такт музыке. Потом посмотрела на Хайнца, улыбнулась ему и встала. Непринужденно скользили они в танце, и он чувствовал себя счастливым, таким счастливым, каким может быть молодой офицер, только что сдавший выпускные экзамены.

«Как она грациозна!» — думал он. Ему хотелось все время смотреть на нее, а ведь они так давно знали друг друга. «Как элегантно и женственно танцует! Прекрасный вечер, наш вечер».

Ночь была теплой и лунной. Она приглушала слова и скрывала нежные взгляды и поцелуи. Они бесцельно бродили, думая друг о друге и о том, что их ждет. Казалось, не было никаких проблем. Его распределят в какой-нибудь город, и они будут там вместе. Молодые люди беззаботно предавались своей любимой игре «в доказательства». Это была у них давняя игра.

— Ты меня любишь? — спрашивала она.

— Да!

— Почему?

— Потому что ты любишь меня.

— Ты в этом уверен?

— Конечно!

— Чем ты можешь доказать мне свою любовь?

— Я ни разу не изменил тебе.

— Это не доказательство, это лишь заверение.

— Я никогда не изменю тебе.

— Это тоже не доказательство. В лучшем случае — слабое утешение, — подзадоривала она.

Он целовал ее в смеющиеся губы.

— Аргумент принят, доказательства признаны убедительными.

— Я знаю еще более убедительные, — говорил он.

— О, это уже слишком, — заявляла она, смеясь. — Но мне нравятся твои доводы.

— Мы уже почти семь лет супруги...

— Неофициальные, — подтверждала она в раздумье.

— Еще только шесть недель... — говорил он.

— Целых шесть недель!

Но вышло все по-другому. Вместо того чтобы попасть в штаб полка, как намечалось первоначально, Хайнц оказался на границе в Риттергрюне — их разделяло 200 километров. Он часто писал ей и получал ответы, полные любви, но однажды Хайди написала: «Я больше так не могу. Все только письма, в неделю раз телефонный разговор, изредка встречи и потом опять разлука! Прошло уже семь лет. Сколько же еще? Как вынести это?»

Он вновь просил ее подождать, не терять надежды. Что же еще оставалось? Она отвечала: «Приезжай! Нужно решать!» «Это вполне в ее стиле, — думал он. — Ей нужны четкость и ясность, хотя это совсем нелегко». Он любит Хайди. Но у него сейчас так мало времени. Иногда даже некогда написать ей.

Вступление в должность, прием дел, инструктивные совещания, планы, повседневная служебная текучка — это занимало все его время. Новоиспеченному командиру взвода было над чем подумать — так много нового, столько вопросов требуют неотложного решения и в довершение всего еще этот Тепфер.

В списках личного состава значилось: Тепфер Вольфганг, профессия — химик. Как Хайди. Этот Тепфер выводил младшего лейтенанта Вебера из себя, хотя Хайнц ничего не имел против него...

Хайнц медленно шел по улицам старого села, в котором новыми были разве что школа да кафе. Его-то он и разыскивал. Серые домики тесно лепились один к другому, как бы ища защиты и поддержки у соседа. Казалось, по ночам они скрипят и под шум рассказывают о своем давнем прошлом. «Да, привлекательным этот уголок вряд ли назовешь», — подумал Хайнц.

Он увидел вывеску и вошел. Хозяин приветливо поздоровался с ним.

— Вы новичок, да? Надеюсь, у нас вы будете чувствовать себя хорошо.

Громкие голоса солдат — он узнал и некоторых из своего взвода — при появлении офицера смолкли. Унтер-фельдфебель Хильдебранд поднялся ему навстречу и приветливо сказал:

— Садитесь с нами, товарищ младший лейтенант.

Тишина. Почему они перестали разговаривать?

— Эмми, мы хотели бы расплатиться! — резко крикнул Тепфер.

«Опять этот Тепфер, — досадовал Хайнц. — Что он имеет против меня?»

— Они всегда уходят так рано? — тихо спросил он Хильдебранда.

— М-м... как вам сказать... Это зависит от обстановки. В селе ведь еще есть что-то вроде пивной.

Солдаты, откозыряв, исчезали один за другим. Хильдебранд уставился в свою кружку. Хайнц барабанил по столу пальцами, что всегда делал, когда был взволнован и о чем-то думал.

— Что это они? — начал он. — По-моему, они просто сбежали.

— Не обижайтесь, товарищ младший лейтенант, но вы похожи на нашего бывшего командира взвода. Такой же пунктуальный, требовательный, но пока еще не пользуетесь доверием у товарищей... — Хильдебранд осекся.

— Ну что же вы, продолжайте!

— К примеру, Тепфер. Мы как-то с ним разговорились, и он сказал, что считает вас слишком сдержанным, недоверчивым. У вас все поступки идут от ума, а не от сердца. Не подумайте, что это упрек. Конечно, решает не сердце, а разум. Но может быть, стоит поразмыслить над тем, что сказал Тепфер. Вы его избегаете. Замкнулись в себе, заняли какую-то выжидательную позицию. Нужно больше доверять людям. Ведь доверие — это и есть проявление сердечности. Оно помогает ближе узнать друг друга, понимаете?

Хайнц немного смущенно глядел на Хильдебранда и молчал. Ему было явно не по себе. Показалось вдруг как-то жарко, и он заказал бутылку бромбахской минеральной воды. Пытаясь скрыть волнение, Хайнц сказал:

— Я благодарен вам, Хильдебранд. Мне сейчас действительно нелегко. Но я очень хочу, чтобы все наладилось.

Хильдебранд кивнул:

— Конечно. Все обойдется. Нужно только постараться быть мягче.

— Мягче? — повторил Хайнц.

— Стараться лучше понимать людей и при всей строгости служебных отношений оставаться им товарищем.

— Надеюсь, мы будем дружно работать, — произнес Хайнц. — У вас большой опыт. Вы ведь поможете мне?

— Ну разумеется, — улыбнулся Хильдебранд.

В комнате командира роты, как показалось Хайнцу, на книжных полках стояло 600—700 книг, не меньше. Письменный стол, четыре кресла по углам, проигрыватель, толстый ковер на полу придавали квартире уютный вид и свидетельствовали о хорошем вкусе хозяина.

Капитан Эккерт усадил гостя и предложил выпить.

— Ваше здоровье, товарищ Вебер!

— Благодарю вас!

Эккерт пил медленно, словно в раздумье.

— Если вы не возражаете, давайте послушаем музыку, так,тихонько.

Хайнц кивнул. Зазвучала пастораль Бетховена — лето, уборка урожая...

Вебер раздумывал: зачем это Старик вызвал его? Что бы это могло значить? И он решил первым начать разговор. Кто знает, будет ли еще такая возможность.

— Я хотел просить вас о переводе, товарищ капитан...

Эккерт задал вопрос, который напрашивался сам собою:

— Причина?

Стараясь преодолеть смущение, Хайнц рассказал о Хайди, сбивчиво говорил что-то о семилетнем ожидании, надеждах.

Эккерт молча слушал. Наконец он сказал:

— Не слишком ли много вы, молодежь, думаете о собственных удобствах, а? Вы отлично знаете, младший лейтенант, что нужны здесь!

Хайнц упрямо качнул головой.

— И так прошло уже семь лет. А здесь я буду работать или в другом месте — разве это так важно? Люди всюду нужны. — Он помедлил, но потом сказал: — Да и приняли меня здесь не особенно хорошо. Мне кажется, я никудышный командир, не способен найти общий язык с подчиненными.

— Так всегда кажется вначале, — живо сказал Эккерт. — Вы слишком рано разочаровались. Видимо, вы представляли себе все несколько проще, чем оказалось на практике. Нам всегда кажется, что мы все прекрасно знаем и понимаем, и порой не хотим воспринимать то, что «навязывают» начальники.

Хайнц уже жалел, что начал этот разговор. «Общие слова, — думал он. — Нравоучение под музыку Бетховена...» И вдруг этот неожиданный вопрос:

— А почему вы, собственно, стали офицером?

А действительно — почему? Ну, не будь дурачком, говори. Ты же прекрасно все знаешь. Ты отлично знаешь, что поступил так отнюдь не из патриотических побуждений. Вот и скажи об этом, скажи все, как было.

— Я был самый маленький и хилый в классе, — начал Хайнц. — Интересовался исключительно техникой. На это уходила уйма времени, и его не оставалось для изучения основных предметов. Естественно, это сказывалось на оценках — я шел только на удовлетворительно. Но увлечения своего не бросал. Когда классный руководитель поинтересовался нашими пожеланиями в выборе профессии, я, больше из желания удивить своих сверстников, заявил: «Буду офицером». В один день я стал в центре внимания всего класса... Вас, наверное, удивляет такой ответ. Не правда ли?

— Ну почему же! — Эккерт даже рассмеялся. — Вы тогда, сами того не подозревая, неплохо выбрали! Вы ведь, кажется, сдали выпускные экзамены в училище на отлично? И, видимо, комплексом неполноценности теперь уже не страдаете, так?

Хайнц молчал. Он чувствовал себя совершенно растерянным, гораздо более растерянным, чем вначале. Почувствовав это, Эккерт заговорил о другом.

— Знаете, как я стал офицером? Меня направила партия. Мне было тридцать лет, и я имел тогда совсем другие планы — можете мне поверить. Тем не менее я пошел на это. Причины? Первое — я член партии и не мог не оправдать доверия своих товарищей. Второе — я понимал, что это очень важно и что я нужнее всего именно здесь. Выла и еще одна причина — я познакомился с девушкой, которая имела слабость к военной форме и решила заняться моим воспитанием, читая мне целые лекции о воле, выборе цели в жизни и последовательности в ее достижении. — Он улыбнулся. — Само собой разумеется, я оказался способным учеником и, соблюдая последовательность в достижении своей цели, вскоре женился на ней, о чем давно мечтал.

И вот начались восемь лет странствий. Приходилось кочевать с места на место, мы подолгу бывали в разлуке. И вот уже пять лет в Риттергрюне. И, как видите, не унываем.

Хайнц слушал с любопытством и вместе с тем готовый к обороне. «Интересно, что он еще скажет, — думал он. — Восемь лет! Выходит, нам с Хайди еще одного года не хватает для полного счастья. Ну уж нет!»

Словно подслушав его мысли, Эккерт спросил!

— Ну так как же с переводом?

Хайнц помедлил, тихонько барабаня пальцами по столу, и проговорил, хотя это звучало и не так решительно:

— Подам рапорт. Понимаете, я... я не хочу потерять ее...

Эккерт отпил глоток, тихо сказал:

— В жизни иногда бывает трудно. И любовь должна быть очень сильной...

Он смотрел перед собою и слушал музыку — по крайней мере, так казалось, — потом сказал, словно самому себе:

— Часы, которые мы недоспали, несостоявшаяся любовь, заботы, прибавившие морщин на лице, удобства, от которых пришлось отказаться, — долго ли еще так будет? — И после короткой паузы: — Так будет, пока существуют те, кто мешает нам спать, любить, жить, кто хочет, чтобы мы задохнулись в наших заботах и трудностях. И поэтому мы будем нести эти заботы, не делая из этого великого подвига и не строя из себя героев, жертвующих собой во имя других.

Хайнц чувствовал себя обезоруженным и в глубине души был согласен с Эккертом. На него подействовали не столько слова командира, сколько то, как они были сказаны: искренне, с неподдельным волнением. Пафос его слов не был показным.

Эккерт встал, дружески взглянул на Хайнца:

— Конечно, вы не должны отказываться от своей любви. Нужно серьезно все взвесить. Но я хотел бы, чтобы вы остались. — И вдруг сообщил: — Даю вам трехдневный отпуск.

Утро, дружески простившись с ночью, залило мягким светом двух людей, неторопливо шедших посередине широкой красивой улицы. Вокруг не было ни души, и вся улица принадлежала им одним. Все тут было им хорошо знакомо, им нравилось гулять здесь, и они окрестили ее «улицей любви».

Забежав вперед, Хайди остановилась у витрины. Он подошел ближе и увидел прекрасное белое платье и длинную фату.

— Ну как? — Она взглянула на него.

— Что «как»?

— Ты же видишь.

— Белое? — Он с сомнением покачал головой.

— Да, — прошептала она и ладонью закрыла ему рот. — Я люблю тебя, люблю тебя одного... и тогда и сейчас.

— Просто у тебя нет другого выбора. — Это вырвалось у него как-то само собой, и он тут же пожалел о том, что сказал.

Хайди не осталась в долгу:

— Тоже мне! Не думай, что на свете ты один.

— Я надеюсь, я думал, может быть... — Он окончательно смутился.

— «Может быть»... Может быть, на всей земле только ты и существуешь для меня, — серьезно сказала Хайди.

Он прижал ее к себе.

— В таком случае белое, конечно, подойдет!

Радостные, они пошли дальше.

Ступеньки деревянной лестницы скрипели, как во всех старых домах. Пахло сухим деревом. Хайди занимала две уютные комнатки в мансарде.

Впустив его, она закрыла дверь. Их окутал полумрак. Хайди накинула халат, включила торшер, распустила волосы. Пышные и длинные, они красиво обрамляли ее лицо, на котором светились живые карие глаза. Такой он ее любил, такой она ему особенно нравилась. Если бы всегда быть с ней! Хайнц вздохнул.

— Опять какие-нибудь проблемы? — спросила она.

— Ты права. Как-то так складывается, что постоянно возникают эти самые проблемы. Вот сейчас служит у меня один солдат, тоже из Лейпцига, изучал, как и ты, химию...

— Как его зовут? — вдруг спросила она.

— Тепфер. А что?

Секунду Хайди молчала, потом вышла в соседнюю комнату и через минуту вернулась с бутылкой вина.

— Откроешь? — спросила она и добавила: — Вольфганг Тепфер?

— Да! — с изумлением воскликнул Хайнц. — Ты его знаешь?

— Вольфганг служит у тебя солдатом? — переспросила она, словно не слыша его, и принялась рассматривать свой мизинец. Ему показалось, что она несколько смущена.

— Откуда ты его знаешь? — В вопросе сквозило недоверие. Хайнц и сам досадовал на это, но не мог скрыть охватившего его беспокойства.

— Я хорошо его знаю, — просто сказала Хайди. — Мы дружили. — И добавила: — Он мне много помогал.

Хайнц был явно смущен. Ему никогда не приходило в голову, что существует еще кто-то, кто с ней дружил. Хотя, конечно, было бы смешно думать, что у нее не могло быть друзей, тем более ей так часто приходится оставаться одной. Но как понять это «мы дружили»? И он спросил:

— А почему ты раньше об этом ничего не говорила?

Она встала, подошла к нему, положила руки на плечи.

— Между нами ничего не было. Но он ухаживал за мной, помогал в учебе, и мы часто бывали вместе. Мне было легко и хорошо с ним, но между нами действительно ничего не было. Я просто не хотела тебя волновать.

— Я верю тебе, — сказал он, глядя в сторону. — Но могла бы сказать мне об этом. После стольких лет пора бы, кажется, доверять друг другу...

— Разлука иногда становится причиной разрыва, — промолвила она, — и рождает недоверие.

— Ладно, не будем больше об этом.

Хайди поставила на столик бокалы.

Они молча выпили, каждый думая о своем. После долгой паузы она заметила как бы между прочим:

— Вольфганг уже год как женился. Я была на его свадьбе, и мне очень понравилась его жена. — Потом вдруг попросила: — Помоги им, Хайнц, мне кажется, его жене приходится очень тяжело — учеба, грудной ребенок...

— Это я должен просить помощи, чтобы он не мешал мне работать, — заметил Хайнц.

— Могу представить! — улыбнулась она. — Тепфер — большой критикан, но парень честный и не терпит фальши.

— Знает он, что я, что мы оба...

— Нет, — прервала она его. — То есть знает, но не все. Он знает только, как тебя зовут, но конечно, не подозревает, что ты тот самый Хайнц.

— Ты говорила с ним обо мне?

— Часто, — ответила она. — Должна же я была ему объяснить, почему... почему мне так нравится этот Хайнц!

— Хорошо, я поговорю с ним и постараюсь помочь ему уладить его дела.

— И скажи ему, кто ты, передай от меня привет! Он будет хорошим другом, если завоевать его расположение.

— Выпьем за дружбу! — предложил Хайнц.

— За крепкую дружбу, которая помогает сохранить любовь!

Потом они целовались и пили и снова пили и целовались. Он думал: «Я счастлив, потому что она любит меня и не скрывает этого. Если бы только она согласилась поехать со мной».

Собравшись с духом, он осторожно начал:

— Ты не могла бы перебраться ко мне в Риттергрюн? Квартира в новом доме, все очень мило. Я получу ее немедля. — Он вопросительно взглянул на нее, но Хайди грустно покачала головой:

— К сожалению, это невозможно. Я не могу бросить работу.

Он отвел от нее взор. Что он мог ей сказать?

— Я так счастлив с тобой, — промолвил он. — И не хочу, чтобы все это кончилось.

Она подошла к окну.

— Я тоже не хочу. Но жизнь... жизнь проходит. Мы становимся старше. Ты должен быть там, мне приходится оставаться здесь... Наверное, только какое-нибудь чудо или добрый волшебник смогут нас соединить...

— И все-таки, несмотря ни на что, мы должны пожениться, — сказал Хайнц. — Я буду брать отпуск, у тебя тоже есть отпуск, праздничные и воскресные дни. Как-то нужно выходить из этого положения.

Она подошла к нему и, обвив руками шею, склонила голову ему на грудь.

— Каждый раз, когда нам приходится расставаться, мне кажется, что мы расстаемся навсегда, — промолвила она тихо. Он знал эту фразу. — И это будет длиться годы. Встречи и расставания, каждый раз расставания... Мы вынуждены жить отдельно, каждый сам по себе, каждый со своими мыслями и заботами. И вот постепенно люди становятся чужими. И все только потому, что слишком далеко один от другого. Нам еще будет казаться, что мы любим, но на самом деле любви уже нет, она умерла... — Хайди прижалась к нему. Он целовал ее, ласково гладил волосы. Никогда еще ему не было так грустно, и никогда еще любовь так не переполняла его.

Кто-то постучал. Вошел унтер-фельдфебель Хильдебранд и поздоровался

— Как съездили? — спросил он.

— Спасибо, Хильдебранд, хорошо, — рассеянно ответил Хайнц, занятый своими мыслями.

— Есть новость, товарищ унтер-лейтенант. Боевые стрельбы отделений перенесены на два дня. Во время вашего отсутствия я организовал подготовку и Тепфер...

— Ах да, Тепфер... — перебил Хайнц. — Тепфер... Ну-ну, докладывайте!

«Что это с ним?» — подумал Хильдебранд и пояснил:

— На стрелковых занятиях он показал отличные результаты. Тепфер — лучший стрелок. Ему поручена стрелковая тренировка взвода.

— Тепфер — лучший стрелок?

— Да!

— И что же дальше? — допытывался Хайнц.

— Он хотел бы с вами поговорить по личному делу.

— Вызовите его, — сказал Хайнц и перешел на официальный тон: — Вы правы, товарищ унтер-фельдфебель. Важно воспитать в солдатах готовность выполнить любое задание. Возьмите на себя практическую сторону подготовки к стрельбам.

Хильдебранд кивнул и вышел. Он был доволен. В командире взвода появилось что-то новое — определенность, решительность. Это было ему по вкусу.

Глядя ему вслед, Хайнц вновь задумался. Услышав стук, встал. «Нужно взять себя в руки», — подумал он и сказал:

— Войдите!

На пороге появился Тепфер.

— Садитесь, товарищ Тепфер!

Хайнц пытливо взглянул на солдата. Он словно видел его впервые. Волнистые волосы, высокий лоб, прямой нос, пухлые губы. Веки чуть опущены, и это придает его лицу выражение задумчивости и даже некоторой усталости.

— Что у вас, товарищ Тепфер?

— Я хотел просить вас помочь мне. — Тепфер взглянул на командира.

У него были карие глаза. «Почему я думал, что они голубые? — подумал Хайнц. — У него глаза, как у Хайди, — темные, внимательные».

— У меня семья, — продолжал Тепфер. — Маленький ребенок. Моя жена заканчивает институт. Но обстоятельства складываются так, что ей, видимо, придется бросить учебу. Моя мать давно овдовела, но вот теперь вновь вышла замуж и, конечно, не хочет больше оставлять ребенка у себя. А больше у нас никого нет, кто мог бы за ним присмотреть. Детские ясли откроются лишь на следующий год. И я ничем не могу помочь жене. — Он подождал немного. — Не представляю, что можно сделать.

«Когда-то ты помогал Хайди, а теперь сам нуждаешься в помощи. Нам всем она бывает нужна. И я буду рад, если смогу оказать тебе какую-нибудь поддержку».

— Вы знакомы с Хайди Ворнинг? — спросил Хайнц.

Тепфер с изумлением взглянул на него и ответил внешне спокойно:

— Да, мы были школьными товарищами, друзьями.

— Я знаю это. Меня зовут Хайнц, Хайнц Вебер.

Удивление Тепфера сменилось радостью. И Хайнц в свою очередь был рад тому, что не заметил на лице солдата ни тени смущения.

— Вы Хайнц? Муж Хайди?

— Друг, — поправил с улыбкой Хайнц.

— Ну да, — согласился Тепфер. — Какое это имеет значение, если она вас любит!

— Вы так думаете?

— Уверен. — Тепфер помолчал некоторое время и затем добавил: — Я никак не мог предположить, что это вы. Хайди очень часто говорила о вас, но всегда о Хайнце, а не о младшем лейтенанте Вебере.

— Она и не могла говорить иначе. В ту пору я еще не был младшим лейтенантом, — шутливо заметил Хайнц.

— Да, но Вебером-то вы все же были, — сказал Тепфер. — Признаться, мне было тогда не так-то легко, товарищ младший лейтенант, все время слышать об этом Хайнце.

— Охотно верю. Но ведь теперь вы женаты.

— Да, и очень счастлив, — подтвердил Тепфер. — Если бы только не эта проблема...

— Да, эта проблема... — Хайнц вздохнул. — Даю вам два дня отпуска, товарищ Тепфер. Может быть, вам удастся что-либо выяснить. Если понадобится наша помощь, звоните.

Далеко тянулось однообразное поле стрельбища. Младший лейтенант Хайнц Вебер наблюдал за учебными занятиями 2-го отделения своего взвода.

Нервозность, которая все это время не давала ему покоя, пропала при первых словах команды. Мысль работала четко и спокойно.

Первое отделение, казалось, должно было выполнить упражнение на отлично. А теперь его первое отделение сидело на опушке леса. Солдаты были раздосадованы и молчаливы. Одна мишень осталась непораженной. Одна-единственная мишень. Но из-за этой кажущейся мелочи все усилия сводились к нулю. Только одна мишень. Хайнц где-то читал, что одна неверно взятая певцом нота может испортить впечатление от всего исполнения.

Теперь вся надежда была на 2-е отделение. Или они все потеряют или выиграют. Хайнц ожидал команды с возвышения, где находилось начальство. И вот наконец:

— Вперед! В атаку!

Солдаты мгновенно выскочили из окопов и бросились вперед. Первый рубеж был достигнут.

— Огонь! — донесся возглас командира отделения.

«Спокойно, ребята, спокойно», — мысленно сдерживал их Хайнц. Он следил за мишенями. Попадание, еще попадание. Темп нарастал. Неплохо! Хайнц в некотором удалении следовал за отделением. Он хотел бы сам участвовать в стрельбе, бежать в атаку вместо с солдатами. Но сейчас он мог только наблюдать. Все зависит от самостоятельных действий командиров отделений и солдат.

— Танки справа!

Окрашенный в белое четырехугольник медленно выползал из-за кустарника.

«Что случилось? — взволновался Хайнц. — Почему не стреляют? Стреляйте же наконец! Еще 30 метров, и танк исчезнет в лесу. Черт возьми, да стреляйте же! Будет поздно».

Раздался оглушительный взрыв. Снаряд попал в башню импровизированного танка. Прямое попадание! Хайнц торжествовал. Послышалась четкая команда:

— Вперед!

Нужно преодолеть 800 метров штурмового городка. Справятся ли? Выдержат ли темп? И вновь команда:

— Огонь!

И снова попадание. «Отлично стреляют!» — думал он. Четыре мишени поражены. Но вот ему показалось, что они слишком спешат, слишком много тратят боеприпасов, их может не хватить. Трассы автоматных очередей летят в воздух.

Хайнц видит вспотевшие лица своих солдат и Тепфера, опять Тепфера, который неудержимо мчался вперед.

— Вперед, быстрее! — кричал солдат. Он бежал впереди и тянул за собой других. Хайнц понял — он хочет выиграть время для отдыха, чтобы перед стрельбой успокоиться и вновь обрести остроту зрения и твердость руки. Лишь бы не промазать!

Они достигли окопа прежде, чем появились мишени. Последний солдат прыгнул в окоп. Тяжело дыша, бойцы легли на бруствер. Прошли секунды.

— Газы! — последовала неожиданная команда.

Предстояла наиболее тяжелая часть занятий — стрельба в противогазах. Цели еще не было видно. Наконец вынырнули три мишени. Одиночные выстрелы. Попадание, попадание. И затем тишина. Ни выстрела. Третья мишень осталась непораженной. Очевидно, в этом отделении кончились патроны. Хайнц выругался про себя. Вдруг на левом фланге появились четыре мишени. «Противник слева, — хотелось ему крикнуть. — Слева!» Но он не мог этого сделать. Да они и не услышали бы его, потому что раздалась автоматная очередь. Но стрелявший не попал в мишень. И тогда Хайнц увидел, как на правом фланге кто-то вскочил и, пригибаясь, побежал по окопу на левый фланг. Оттеснив в сторону солдата, который только что стрелял, и выхватив у него автомат, он прицелился. Хайнц с трудом подавил волнение. «Это, вероятно, Тепфер», — подумал он. Раздалась очередь. Солдат поразил одну мишень за другой. Хайнц готов был расцеловать его.

Несмотря на то что общие результаты еще не были известны, настроение у младшего лейтенанта Вебера было отличным.

Через несколько минут его вызвали к командиру батальона. Выслушав рапорт, комбат протянул ему руку и сказал:

— Поздравляю вас, товарищ младший лейтенант! Оба отделения вашего взвода задачу выполнили.

Оба? Может быть, он неправильно понял? В 1-м же отделении не хватает одного попадания! Командир, казалось, угадал его мысли.

— Да, оба. Одно попадание в первом отделении было не зачтено из-за неисправности автоматики управления мишенным полем. Мы проверили. Ваш взвод может служить примером для остальных. Я благодарю вас и ваших солдат!

Взвод младшего лейтенанта Вебера единственный в батальоне выполнил задачу двумя отделениями. Хайнц был поощрен, солдаты также получили поощрения. Тепферу предоставили краткосрочный отпуск.

С того дня что-то изменилось в отношении солдат к командиру. Кончилось молчание. Он чувствовал их всевозрастающее доверие и готовность преодолеть трудности нелегкой армейской службы. И Хайнц понял, что должен остаться, что здесь его место — командира взвода и воспитателя. Он выполнял задачу, важность которой в полной мере понял только теперь: воспитывать людей, строителей социализма.

А Хайди?

Она тоже осталась там, где может приносить пользу. А любовь? Нет, никогда ветру разлуки не погасить пламя их любви. Может, оно будет не таким ярким, но не погаснет никогда. Но порой ему казалось, что он только утешается этими мыслями. И он начинал сомневаться, что когда-нибудь они будут вместе. Да и писем что-то давно нет.

В этот вечер все были радостные, и только Хайнц не мог веселиться вместе со всеми.

Он стоял у входа в зал, безучастно смотрел на танцующих, на шумевших товарищей и не разделял общей радости.

Подошел Тепфер.

— Что с вами, товарищ младший лейтенант? Ваше настроение — как холодный дождь летом. Пойдемте, я занял вам место за столиком.

«Ты отличный парень, — думал Хайнц. — Ведь благодаря тебе у нас сегодня этот праздник... А с яслями так ничего и не вышло. Нужно поехать туда самому». Он направился вслед за Тепфером в зал и вдруг остановился как вкопанный.

— Добрый вечер, Хайнц!

Хайди улыбалась и протягивала ему руки. Не в состоянии произнести ни слова, он лишь смотрел на нее и видел только ее. На ней было ее самое нарядное платье, которое он так любил, и маленькая золотая цепочка. Он сжал ее руку.

— Спасибо, что приехала!

Сам он не решался звать ее сюда, потому что знал, как трудно ей получить отпуск. Хайнц взглянул на Тепфера. Тот сидел поодаль и безучастно вертел в руках спичечный коробок, словно все происходящее не имело к нему никакого отношения. Но глаза его светились радостью. «Тепфер! — понял Хайнц. — Ну конечно же он. Настоящий друг!»

Они с Хайди танцевали и танцевали и говорили о всяких пустяках. Он избегал говорить о главном. Ведь все уже решено: каждый остается на своем месте. А любовь? В конце концов, безвыходных положений нет...

— Пойдем! — сказала она.

Ночь встретила их тишиной. Крепко держа его руку в своей маленькой холодной ладони, Хайди привела его в глубь парка, села на скамью.

— Я побуду здесь несколько дней, — сообщила она. Хайнц удивленно посмотрел на нее. — У меня был Тепфер. Он мне все рассказал. Сказал, что ты дал ему отпуск по семейным обстоятельствам и готов помочь. Между прочим, говорил, что здесь тебя уважают и ценят. Ну так я побуду у тебя пару дней, а потом...

«Я не должен скрывать от нее правду», — подумал он и почти сухо перебил:

— Я порвал свой рапорт о переводе. Решил остаться.

— Я так и знала, — промолвила она. — За это я и люблю тебя. Теперь я знаю это совершенно точно. — Она посмотрела ему прямо в глаза.

Он нагнулся к ней. Глаза ее теперь были закрыты, а рот слегка открыт. Он поцеловал ее. Никакие силы не смогут отнять у него этой любви, она будет вечной!

— Ты моя жена, — сказал он. — Теперь уже навсегда.

— Навсегда.

— Даже если нам опять придется расстаться?

— И тогда, — кивнула Хайди и тихо добавила: — А нам не придется больше расставаться. Может быть...

Хайнц посмотрел на нее с улыбкой. Нет, она так ничего и не поняла. А ведь он сказал ей все.

— Но я остаюсь здесь, — медленно произнес он.

Хайди по-прежнему улыбалась. Притянув его голову к себе, прошептала на ухо:

— Наверное, скоро я смогу к тебе переехать. Тепфер...

Он подпрыгнул, схватил ее на руки и вдруг остановился.

— Тепфер?..

— Он все разузнал, — торопясь, объясняла она, — здесь, на калийном руднике, освобождается должность в лаборатории. Калийные шахты совсем недалеко отсюда...

От радости он не знает, что сказать, и только смотрит на нее восторженными глазами.