Тревожная служба

Ханс-Иоахим Франке ПРОВОКАЦИЯ

Утро еще куталось в пелену тумана. Он покрыл луга, серыми клоками повис на островерхих крышах домов, заполнил темные расщелины городских улиц.

Ефрейтор Хайнц Хеншель как зачарованный смотрел вниз на открывавшуюся перед ним в это раннее осеннее утро картину: словно горячий пар, туман поднимался с поверхности реки и добирался до того места, где Хайнц с напарником вот уже несколько часов стояли в дозоре.

Ефрейтор Хеншель поднял бинокль. Над пограничной рекой ветер немного разогнал туман, и Хеншель увидел виадук — посеревшее от старости сооружение, огромные дуги которого, будто каменные скобы, вот уже несколько столетий простирались над водой, как бы стягивая берега реки. Из тумана на той стороне вынырнули дома, заблестела мокрая лента дороги. Он увидел пограничные столбы и полосу заграждения, которая рассекала дорогу и, взбежав по склону холма, исчезала в дымке тумана.

Хайнц Хеншель провел рукой по лицу. Чертовски холодно! Холодно и сыро. Сырость проникала сквозь маскировочный комбинезон, расслабляла мускулы. Вот бы пробежаться! Но об этом нечего и думать. Неподвижный дозор находился рядом с мостом. Отсюда сверху просматривался весь участок границы — мост и река, к которым прилегала западная окраина города.

Этот город на Верре был очень древним. Хеншель не раз задумывался над судьбой своей страны. В республике было много городов, побольше и покрасивее этого. В некоторых Хеншель жил, в других был проездом. Но чему он удивлялся в душе, так это тому, что полюбил именно этот старинный город с его серыми стенами и башнями, с низкими домами и узкими кривыми переулками. Может быть, причина была в том, что здесь, за спиной города, по реке проходила граница? Граница государства, которое Хеншель строил вместе со всеми, а теперь охранял его покой, стоя здесь, на окраине старого, тихого, почтенного пограничного городка...

— Ну, о чем задумался? — Рядовой Ханс Хаберкорн оторвался от инфракрасного прибора наблюдения и протянул Хайнцу коробочку: — Бери. Это от простуды. Санитар хоть и поворчал, но потом расщедрился и дал мне.

Хайнц Хеншель, улыбаясь, проглотил пилюлю. И вдруг насторожился. По ту сторону моста послышался гул автомобильного мотора, но самой машины не было видно. Хаберкорн понял жест старшего дозорного.

— Сейчас посмотрим, — проговорил он, подкручивая окуляр. — Теперь ясно! Вот он, как на экране: джип ФПС[1], номерной знак ФП 20-371, знак подразделения — триста девять. Находится в десяти метрах от шлагбаума.

Как вор, осторожно, с потушенными фарами, подкрадывался джип к шлагбауму. И вдруг водитель его включил свет.

— Эй, дурень, выключи свою коптилку, — тихо ругнулся Хаберкорн.

Однако водитель джипа не спешил. Луч света несколько минут ощупывал полосу заграждения, а потом машина уехала, и опять стало темно.

— Я доложу о джипе на командный пункт.

Ханс Хаберкорн установил связь и коротко доложил обстановку. И снова медленно потянулись минуты. Хайнц поправил отсыревший ремень автомата. Плечо ныло от тяжести оружия.

Со стороны близлежащей железнодорожной станции послышался резкий свисток паровоза. Отправлялся пятичасовой. Город просыпался. Скоро люди пойдут на работу.

Хайнц подумал о доме. Мать уже встала. Он невольно улыбнулся. Хайнц мысленно увидел лицо матери, ее седые волосы, которые она по утрам подвязывала платком, а потом услышал голос отца: «Да, да, мать! Иду, сейчас!» Каждое утро отец бодрым голосом произносил эти слова, но, пока мать готовила на кухне завтрак, он снова заползал под одеяло. И так каждое утро в течение многих лет.

Хайнц не мог припомнить случая, чтобы утро начиналось по-другому. И всегда мать улыбалась мудрой, всепонимающей улыбкой, а потом, придя из кухни, энергично сдергивала с отца одеяло...

Снова раздался гудок паровоза. Это все тот же пятичасовой, только он уже отъехал на некоторое расстояние. Хайнц стряхнул воспоминания. Этого еще не хватало! Видеть сны с открытыми глазами. Он взглянул на часы. До смены еще далеко. Каждая минута казалась вечностью, от усталости слипались глаза. Он пересилил себя и продолжал вести наблюдение.

Бинокль у него был отличный. Четко вырисовывались контуры домов на той стороне. Светлая, расплывчатая сетка тумана покрывала заливные луга. «День будет хороший», — подумал Хайнц. Внезапно его внимание привлек свет от фар за линией границы. Желтые лучи сквозь туман ощупывали наш рубеж. Уже можно было различить очертания автомобиля. Темно-синяя легковая машина на большой скорости неслась к ограждению. Дико выл мотор.

— Смотри, он сошел с ума! Прямо в шлагбаум! — крикнул Хайнц.

Резко взвизгнули тормоза. Шины со свистом заскользили по мокрому асфальту. Раздался громкий, пронзительный скрежет, и машина врезалась в заграждение. Послышался звон стекла, грохот металла, потом наступила тишина, мертвая тишина. Густой туман на несколько секунд скрыл место происшествия.

— Черт возьми! Влетел все-таки! — проговорил рядовой Хаберкорн.

Прошло еще несколько секунд. Вот хлопнула дверца автомобиля. Ефрейтора Хеншеля охватило волнение. Руки, плотно прижимавшие бинокль к глазам, дрогнули. Он понимал: приближалась опасность.

Хеншель взял себя в руки. Что же там произошло? Видимость никак не улучшалась.

— Продолжай наблюдение! — приказал он Хаберкорну, а сам поспешил к рации.

Нужно было немедленно обо всем доложить! Ефрейтор Хеншель действовал быстро и четко. В наушниках раздались знакомые позывные.

— Стационарный пост одиннадцать. На той стороне легковой автомобиль, марка «фольксваген», на большой скорости наехал на заграждение перед мостом. Машина, очевидно, сильно повреждена. Видимость плохая. Туман затрудняет наблюдение. Прошу прибыть.

— Вас понял!

В наушниках послышались монотонные шумы. Ефрейтор Хеншель знал: командный пункт пограничной роты перешел на прием.

«Черт побери этот туман», — ругнулся про себя Хаберкорн.

Хайнц ничего не мог рассмотреть. Нервы их были напряжены до предела. Ясно одно: там, на окраине города, какая-то провокация, а они пока бессильны что-либо предпринять.

Наконец-то! В густой пелене тумана образовался узкий разрыв, и в предрассветных сумерках ефрейтор Хеншель увидел противоположный конец моста, дорогу и застывший у заграждения «фольксваген». Одна дверца была распахнута. А где же пассажиры? Просматривался лишь небольшой участок. Проклятый туман!

Что это? В блеклое утреннее небо, шипя, взлетела ракета. Это сигналили с соседнего поста. Они, наверное, что-нибудь заметили. Кто-то прорвался через заграждение? Почему сосед применил осветительную ракету? Дрожащее маленькое желтое световое пятно повисло над серыми лугами, а потом медленно начало спускаться. И стены тумана внезапно раздвинулись, будто ракета вызвала порыв ветра.

— Обнаружен человек! Местонахождение: сто двадцать метров по нашу сторону от заграждения на высоте Гроссевайде, — доложил солдат Хаберкорн.

— НДЦ! НДЦ! Нарушитель на территории ГДР! Находится в ста двадцати метрах по нашу сторону от границы.

Донесение было быстро передано на командный пункт.

Взлетела еще одна ракета. И прежде чем погас ее кометообразный хвост, донесся звук выстрела ракетницы. Теперь ефрейтор Хеншель понимал действия старшего соседнего поста. Сосед не видел, что делалось на берегу реки, но, чтобы привлечь внимание Хеншеля, выстрелил ракетами. Теперь дело было за ним, Хеншелем, он должен был принять верное решение.

Нарушитель притаился. Он ждал, когда погаснет светящийся шар. Его силуэт неясно вырисовывался на серо-зеленом лугу. Вот дрожащий свет ракеты погас.

— Нарушитель движется назад к заграждению.

Рядовой Хаберкорн будто прирос к своему прибору.

Послышался вызов с командного пункта. Ефрейтор Хеншель прижал трубку к уху.

— Помешать отходу провокатора, открыть огонь!

Приказ был ясен. Решение принято. Теперь заговорят автоматы. Этот язык понимают все нарушители.

Повреждение пограничного заграждения, проникновение на территорию ГДР — этого вполне достаточно, чтобы принять решение о применении оружия. Выстрелы на границе раздаются лишь в случае крайней необходимости. Сейчас как раз такой случай, и выстрелы должны прозвучать.

Ефрейтор Хеншель нажал на спусковой крючок. Над лугами и городом прокатилось эхо трескучих выстрелов, резко отдаваясь в ушах. В нескольких метрах от провокатора поднялись фонтанчики земли. Остановится ли он? Да, он бросился на землю, тихонько повернулся на бок. Хаберкорн видел: нарушитель выдвинул длинный ствол.

Рядовой Хаберкорн доложил:

— Хайнц! Товарищ ефрейтор! У провокатора оружие! Скорее всего, автомат. Внимание! Он пытается ползти к заграждению!

И снова короткие очереди из автомата. Над крышами домов прокатилось эхо. Ефрейтор Хеншель стрелял трассирующими пулями. Так ему легче было проследить, куда они ложились. А они впивались в землю рядом с провокатором, отрезая ему путь к отступлению. Он лежал неподвижно, будто пригвожденный к земле. Хаберкорн внимательно следил за ним, подстерегая малейшее его движение. И Хаберкорн ясно видел: нарушитель держал автомат наготове. Будет ли он стрелять?

Автоматные очереди, чмокая, буравили илистую луговую почву прямо перед нарушителем. Кровь стыла в жилах провокатора. Ледяная сырость проникала сквозь одежду. Но он почти не чувствовал этого. Он просматривался как на ладони и понимал это. «Пограничники, — думал он, — прекрасно видят меня...» А он? Что он мог сделать? Пограничники находились вне поля его зрения. Самое большее, что он мог сделать, — так это по огонькам выстрелов приблизительно определить, где они залегли. Проклятие!

У него словно пелена с глаз упала: он в западне! И теперь как слепой котенок. Они отрезали ему обратный путь. При этой мысли нарушитель скрипнул зубами.

На той стороне у шлагбаума он заметил группу людей в форменной одежде. Поздно! Слишком поздно прибыли эти идиоты. Невидимые стрелки пригвоздили его к этому проклятому месту. Вскочить? Но это уже самоубийство. Что делать? Он насквозь промок, сырость пронизывала его. И вдруг в голове мелькнула спасительная мысль: там, у шлагбаума, в темно-зеленом ворсистом пальто стоял цолльрат — таможенный советник Хюбнер. Этот вытащит его отсюда. Хюбнер, и никто другой. На мгновение ему показалось, что он ясно видит лицо таможенного советника, слышит его поучения. «Скрытые операции? Ничего нового!» — скажете вы. Согласен, но зато это всегда эффективный способ. Теоретические основы этих операций — скажем так — только разрабатываются. Нужно испытать их на практике. Нужны эксперименты, которые позволят сделать выводы о сегодняшней и завтрашней боеготовности пограничных частей восточной зоны[2]. Требуются точные, убедительные результаты. Вы почти ничем не рискуете. Мы всегда придем на помощь, если вы, паче чаяния, попадете в затруднительное положение...»

Однако человек, говоривший все это, находился сейчас по ту сторону заграждения. Ему-то хорошо! Физиономия советника виднелась далеко, очень далеко, она почти скрывалась за пеленой тумана. Он-то действительно ничем не рисковал. Провокатор огляделся и попробовал снова определить, где залегли пограничники, которые отрезали ему путь к отступлению.

И тут его осенило: его сообщники на той стороне уже наверняка всю вину за провал операции взвалили на него и, конечно, сбросили его со счета. От этой мысли у него сдавило горло. Животный страх охватил его. «Они бросили меня на произвол судьбы! — горько подумал он. — Из-за меня они не будут рисковать. Я позволил им убаюкать себя успокоительными заверениями, болтовней о том, что надо подкрепить их теорию».

Нарушитель пылающим лбом на мгновение прижался к покрытой изморосью траве и немного успокоился. Потом медленно поднял голову, дыхание его стало ровнее. Рука обхватила автомат. Нарушитель перевернул затвор. Прикосновение к металлу придало ему некоторую уверенность. Он будет защищаться. Он лихорадочно соображал: если те, на той стороне, его предали, то он продаст свою жизнь как можно дороже. Никогда, клялся провокатор себе, он не дастся живым в руки «красным». Он будет отстреливаться. Боеприпасов у него достаточно. Если они станут подходить — а они обязательно сделают это, — он встретит их как следует.

Наверняка они уже ползут сюда. Главное — вовремя обнаружить их. Они, вероятно, появятся со стороны реки. По мосту они не пойдут. В этом его единственный шанс, и он непременно воспользуется им. До границы не больше ста метров. Всего лишь какая-то сотня метров! Он успеет достичь заграждения, прежде чем они попытаются схватить его. Сантиметр за сантиметром заскользил он по траве назад. Пограничники молчали. Может, они потеряли его из виду? Не спасет ли его туман? Во всяком случае, он осуществит свое решение. Дорогу назад, к заграждению, он пробьет себе огнем. Или они или он!..

Ответит ли провокатор на огонь? У ефрейтора Хеншеля перед глазами поплыли цветные круги. Это не только от света ракет. Это — результат волнения, нервного и физического напряжения. За спиной по ступеням загромыхали сапоги. Это прибыла поднятая по тревоге группа во главе с лейтенантом Вальтером, который сразу негромким голосом стал отдавать четкие приказания:

— Ефрейтор Мангольд, рядовой Хёфлинг! Вести наблюдение за участком заграждения у шоссе. Рядовой Хаберкорн, доложите о численности и вооружении противника по ту сторону заграждения. Вы, товарищ Хеншель, доложите об обстановке. Только самое важное!

Пока докладывал ефрейтор Хеншель, лейтенант Вальтер уже обдумал решение. Выстрелы встревожили всю округу. На той стороне у разбитой машины собралась группа людей. Перед заграждением появились и типы в форме. Возбужденно жестикулируя, они переговаривались друг с другом, рассматривали в бинокли участки на нашей стороне.

Лейтенант Вальтер решил действовать без промедления. Ему было ясно: чтобы неожиданно и бесшумно взять провокатора, есть лишь один путь — через мост. Им следовало незаметно перебраться с одной стороны моста на другую. Лейтенант Вальтер решительно поправил портупею.

— Ефрейтор Мангольд, рядовой Хаберкорн, прикроете нас огнем. Не спускайте глаз с провокатора. Рядовой Хёфлинг, займите огневую позицию у быка моста. Ваша задача — не допустить проникновения других провокаторов на нашу территорию. — Лейтенант обернулся к ефрейтору Хеншелю: — Нарушитель ждет нас, конечно, со стороны берега. Там у него хорошее поле обстрела. Поняли? Мы поступим по-другому. Следуйте за мной. Оружие применять только в крайнем случае! Есть вопросы?

— Нет!

— Тогда вперед, к мосту.

Ефрейтор Хеншель большими скачками побежал за лейтенантом. Вальтер на мгновение присел за каменным быком моста, бросил оценивающий взгляд вниз. Вода поднялась выше, чем обычно. Лейтенант бесшумно сделал еще один прыжок, молниеносно пересек мост, ухватился руками за перила, перевалился через них, какое-то мгновение висел в воздухе, а затем спрыгнул вниз — препятствие было преодолено.

Ефрейтор Хеншель повторил маневр офицера. Замысел лейтенанта ему был ясен: только таким путем можно незаметно оказаться в тылу у провокатора. Кроме того, мост прикрывал их от западногерманской пограничной охраны. А они стояли в тридцати метрах перед заграждением на западном берегу. Некоторые из них держали наготове оружие, но вели себя пока спокойно. «Противник нас не обнаружил», — подумал Хеншель.

Вдруг ему послышался чей-то голос. Хеншель сначала решил, что это ему померещилось. На мгновение он застыл на месте, прислушался. Но нет, снова совсем отчетливо послышалось: «Хелло! Пограничник, осторожно! Парень вооружен». Голос смолк. Кто-то же предупредил его? Конечно, не из тех, кто столпился на той стороне у заграждения. Там находились служащие западногерманской пограничной охраны и таможенники. Нет, Хеншеля предупредил голос друга, товарища, патриота с того берега реки. Скрытый туманом, он рискнул подойти ближе и предупредить. Горячая волна поднялась в душе Хеншеля. Неизвестный западногерманский гражданин, разгадав план лейтенанта Вальтера, решил перехватить пограничников по дороге и предупредить. Это был один из многих скрытых доброжелателей.

Хеншель чуть задержался с прыжком через парапет, но вот и он смело взвился в воздух и мягко приземлился рядом с лейтенантом.

Они побрели по дну канавы. Ветки колючего кустарника, крапива в человеческий рост цеплялись за одежду, били по лицу. Шли почти по колено в илистой жиже. «Только бы не опоздать» — одна эта мысль сверлила мозг. Ведь на соседнем посту не знали, что провокатор вооружен. И ребята могли напороться на огонь его автомата. Нет, лейтенант и Хеншель обязаны обезвредить нарушителя, не дать ему воспользоваться оружием!..

Они добрались до конца канавы, осторожно раздвинули ветки кустарника. Провокатор лежал всего в нескольких метрах от них. Пограничники обменялись взглядами. Рука командира взвода описала полукруг. Хеншель понял и бесшумно нырнул в заросли ивняка.

Лейтенант Вальтер напряженно следил за каждым движением нарушителя. Тот опять начал потихоньку отползать к канаве. «Как смешно ползет этот тип», — подумал лейтенант и заметил в руке бандита тускло поблескивавший автомат.

«Просчитался, парень, — думал лейтенант Вальтер. — Ты ожидал, что мы появимся спереди, и рассчитывал на легкую игру, собирался перестрелять нас как зайцев. И на той стороне тебя чествовали бы как героя. Просчитался...» Лейтенант выждал еще несколько секунд и, когда увидел, что в нескольких метрах позади провокатора шевельнулась ветка ивы, решительно выпрыгнул из канавы.

— Бросай оружие! Сопротивление бесполезно!

Голос лейтенанта прозвучал резко и решительно. Провокатор рывком повернул голову, будто получил удар незримым кулаком. Увидев офицера, нарушитель вытаращил глаза и оторопел, но шок его продолжался всего лишь несколько секунд. Молниеносно повернувшись, он направил дуло своего автомата на лейтенанта. Но нажать на спуск не успел. Позади вдруг выросла тень, и он, вскрикнув от боли, выпустил автомат из рук. Это был ефрейтор Хеншель.

— Встать! Руки вверх!

Лицо парня исказилось ненавистью, но он подчинился приказу. Ефрейтор Хеншель обыскал нарушителя и обнаружил несколько полных магазинов к автомату. Хеншель не верил своим глазам: этот тип что, на войну собрался? В обоймах оказалось сто шестьдесят патронов.

Между тем на той стороне уже заметили, что нарушитель задержан. У шлагбаума столпилось множество людей в форме. Два джипа с американцами подъехали прямо к заграждению. Все рвали друг у друга бинокли из рук.

Что ж, обстановка создавалась взрывоопасная. Следовало ожидать новую, еще более серьезную провокацию, чем та, которая только что провалилась.

— Вперед! — скомандовал лейтенант Вальтер. — Но предупреждаю: не вздумай бежать!

Ефрейтор Хеншель не отходил от нарушителя ни на шаг. Они сели в машину. Теперь Хеншель мог наконец рассмотреть бандита. Напротив него сидел парень его возраста, плотно сжав губы. Лицо как лицо, как у тысяч других людей — ничего особенного. Ничем не похож на преступника. А то, что лицо его перекошено от злобы, так это зависело от необычных обстоятельств. Если б не гримаса на лице, это был бы обычный парень. Хеншелю не терпелось засыпать его вопросами, которые буквально буравили его мозг: «Что побудило этого парня пойти на преступление? Почему он вторгся на нашу территорию? Что он хотел сделать? Почему пошел на такой риск? Почему стал нашим врагом?..»

Все эти вопросы еще долго волновали ефрейтора Хеншеля...

Яркий свет проникал сквозь узкие высокие окна. За стеной прогрохотал трамвай.

В зале суда между двумя полицейскими сидел служащий таможенной охраны ФРГ Гюнтер Гёц. Это был молодой человек, двадцати шести лет, без особых примет. Такой, как и многие другие. Умное интеллигентное лицо. Каштановые волосы зачесаны назад. Лишь глаза беспокойно бегали по сторонам. Он все еще не мог поверить, что сейчас ему вынесут приговор и никто его не выручит. За эти дни, проведенные в ожидании суда, ему стало ясно: здесь люди мыслят трезво, по-деловому и беспощадно пресекают действия своих врагов.

Процедура суда началась с выяснения данных личности, затем зачитали обвинительное заключение. Он его уже знал. Все это не трогало его. Мысли его витали далеко. Он жалел, что так случилось, но не раскаивался в своих действиях. Не раздумывая, он повторил бы то, что сделал, — лишь бы в другой раз ему больше повезло.

Обвиняемый незаметно окинул взглядом присутствующих. Любопытство побеждало страх. В первом ряду справа несколько человек непринужденно беседовали между собой. «Это — репортеры», — решил он. У окна сидели люди в форменной одежде. Среди них были офицеры. Они смотрели на него скорее с любопытством, чем враждебно. Где он, собственно, впервые видел эту форму? В день, когда его задержали? Нет, это случилось гораздо раньше, когда он еще проходил срочную службу в бундесвере. Наконец Гёц отчетливо вспомнил: это было вовремя учений.

Он служил тогда в 4-й танковой дивизии. Однажды ночью их подняли по тревоге. Это были первые маневры, в которых участвовало все соединение. Дороги, по которым они двигались, будто вымерли. Дорожные знаки и названия населенных пунктов были замазаны. Никто не знал, где они находятся и куда направляются. Броневик командира батальона водитель вел уверенно, так как только у командира был точно обозначен маршрут. Об этом Гёц узнал позже, из разговоров в столовой. Еще до рассвета они выехали на автостраду. Бригада развернулась в боевой порядок. Они продвигались по обе стороны широкого шоссе на восток. На подходе к району развертывания их поддержала авиация. Непрерывно ревели над головами истребители-бомбардировщики. Потом над холмами поднялись два дымных гриба. Последовала команда приготовиться к бою. Предположительно, они находились у Эйзенаха[3]. Как потом сообщил им по секрету шифровальщик: «До Эрфурта было рукой подать».

— На холмах закрепились подразделения ННА![4] У нашего батальона задача взять эти позиции! — объявил командир взвода. — Сейчас мы с ними разделаемся. А летчики их доконают!

Обер-лейтенант фон Зайдлиц так спокойно сказал это, будто они находились на учебном плацу. Затем они пересели на новый бронетранспортер, который проходил испытания, и, открыв бешеную пальбу, ворвались на передовую «противника». Каково же было их удивление, когда они обнаружили там солдат из своего 2-го батальона! Оказалось, они изображали «противника», переодевшись в форму Национальной народной армии ГДР. Их взяли в «плен», измазанных, заляпанных грязью. Солдаты бундесвера окружили «пленных», которых повели на «допрос». Каждый хотел хорошенько разглядеть форму противника...

Кандидат на должность таможенного инспектора Гёц настолько погрузился в свои мысли, что не сразу услышал, когда назвали его фамилию. Потом медленно поднялся с места. Председатель суда укоризненно посмотрел на него. Гёц с готовностью отвечал на вопросы. Ему разрешили сесть. Он сел и опять стал смотреть в окно.

Они знали о нем все. Пока он находился в заключении, они раскопали все его прошлое. Так чего же ему молчать? Молчание и запирательство не улучшат его положения. В первые дни после ареста его допрашивали люди в штатском. Маленький, на вид тщедушный следователь поразил его тем, что знал о нем такие вещи, о которых Гёц давно забыл. И он решил говорить правду. Во второй раз следователь детально расспрашивал его о специальных курсах, которые Гёц кончил в Таунусе[5]. Следователь завел разговор об одном из фильмов о супершпионе Джеймсе Бонде. Но все, что показывали в фильме, было невинным развлечением по сравнению с трюками, которым обучали слушателей на специальных курсах.

«Для скрытой войны нужны мужчины, а не кисейные барышни!» — так говорил фельдфебель Пройслер, их инструктор. За десять недель на курсах в одном из отдаленных военных лагерей у подножия Таунуса Гёцу не раз казалось, что силы его на исходе. Но он выдержал и успешно прошел обучение.

В программе подготовки некоторые пункты курсанты не понимали, но когда они спрашивали об этом инструкторов, те отвечали уклончиво или многозначительно ухмылялись. Однако пришло время — и все разъяснилось. В последнюю неделю обучения их вдруг перевели в Обер-Урзель. Здесь, вдали от оживленных дорог, находился лагерь американской армии по подготовке специалистов по Востоку.

Курсантов вывели на большой полигон. Затем они пробрались через густые заросли сосняка и достигли блиндажа, через узкие смотровые щели которого хорошо просматривалась близлежащая местность. Последовала команда:

— Ну-ка, покажите, чему вы научились!

На полигоне была построена точная копия одного из участков пограничной заградительной системы противника. Задача, которую поставили перед курсантами, заключалась в следующем: за двадцать четыре часа скрытно преодолеть заграждения и не дать обнаружить себя усиленным дозорам, патрулировавшим по ту сторону контрольно-следовой полосы.

Им строго-настрого приказали:

— Не оставлять ни малейших следов!

Задержание в непосредственной близости от заграждения означало невыполнение поставленной задачи. Неудачникам грозила жесточайшая муштра: им предстояло повторять попытку прорваться на ту сторону до тех пор, пока им это не удастся.

— Кто даст себя схватить, будет повторять упражнение! Понятно?

Вот так это и началось. И часто повторялось. Очень часто. Иногда удавалось выполнить задание. Наконец в деле Гёца появилась запись: «Закончил специальный курс». Да, так это и началось. А кончилось залом суда.

— Обвиняемый, узнаете ли вы свидетеля ефрейтора пограничных войск ГДР Хеншеля?

Гёц повернул голову и увидел стройного солдата с большими спокойными глазами. Да, он узнал его. В памяти мгновенно вспыхнула картина. Это он схватился с Гёцем в то утро. Он и еще офицер. Это он выбил у него из рук оружие, а потом сидел напротив него в автомашине и внимательно смотрел на Гёца, как бы изучая. Гёц вдруг почувствовал, как его охватила ярость, как тогда, у реки. Не повезло ему в то утро...

— Да, — выдавил Гёц сквозь плотно сжатые губы.

По мере того как ефрейтор Хеншель давал показания, напряжение в зале возрастало. Гёц тоже прислушался к его спокойному, ровному голосу. Показания солдата вернули его в прошлое. Но сейчас ему казалось, что все это было совсем недавно. Как случилось, что он, солдат бундесвера, поступил в таможенно-пограничную службу?..

— Вы, дорогой, как раз тот человек, какой нам нужен, — без обиняков начал в казарме разговор с ним таможенный советник Хюбнер. — Идите к нам. Мы приступили к реорганизации погранично-таможенной службы. Нам нужны парни со специальными знаниями, такие, как вы.

В тот же день, после беседы с Хюбнером, Гёц, подписал контракт. В мае он приступил к занятиям в школе погранично-таможенной службы в Бад-Гандерсгейме, которая находилась в ведении Высшей финансовой дирекции во Франкфурте-на-Майне.

Скоро объявился и таможенный советник Хюбнер.

— Все в порядке? Сменили мундир? — весело приветствовал он Гёца. — У меня есть кое-что для вас.

Через несколько дней они поехали на американский военный аэродром в Фульде. Там их уже ждали. Каждый день с аэродрома поднимались вертолеты «Белл ГУ-1», чтобы совершать разведывательные полеты вдоль границы ГДР. Хюбнер и Гёц заняли места в неуклюжем туловище воздушного шпиона. Их сопровождал лейтенант из американского 15-го танкового полка. Они летели на небольшой высоте над сильно пересеченной местностью. Но вот пилот сделал крутой вираж, и они увидели под собой границу: узкие черные полосы вспаханной земли, заграждения из светло-серых бетонных столбов. В долине, по которой извивалась река, возвышались башни города, расположенного прямо у границы. Таможенный советник Хюбнер сунул Гёцу записку: «Изучите внимательно местность, особенно участок границы возле города. Вы закончили обучение в школе. С сегодняшнего дня вы направляетесь в распоряжение пограничного пункта Филиппсталь».

Да, Гёц был счастлив тогда, счастлив и горд, потому что его досрочно выпустили из школы и направили в погранично-таможенную службу. Он гордился и тем, что таможенный советник Хюбнер приблизил его к себе и часто брал с собой на контрольные обходы границы.

— Вы должны знать наш участок границы как свои пять пальцев, — говорил Хюбнер Гёцу. — И особенно организацию охраны границы у фопос[6]. Не скрою, Гёц, на вас я возлагаю большие надежды...

Через несколько дней таможенный советник Хюбнер вызвал Гёца и сказал:

— Мы получили информацию о том, что среди пограничных частей противника в районе Тюрингии ширится деморализация. Эта информация нуждается в подтверждении. Я подумал о вас. По-моему, вы лучше всех сможете выполнить это задание, ведь вы окончили в армии специальные курсы. Что нужно выяснить? В первую очередь боеготовность и настроения солдат противника. Нам нужна точная информация, чтобы окончательно перепроверить имеющиеся у нас другие разведывательные данные...

Гёц хорошо помнил: он не сразу дал ответ. В нем шевельнулись сомнения, и он спросил:

— А какие гарантии вы мне даете?

Таможенный советник Хюбнер воскликнул:

— О чем речь, коллега Гёц! Вы пойдете на ту сторону хорошо вооруженным. Возьмете автомат и достаточно боеприпасов, столько, сколько нужно, чтобы нагнать страху на трусливых зайцев на той стороне. Вот увидите, они сразу дадут стрекача, как только начнется этот маленький фейерверк! — Хюбнер протянул ему портсигар и продолжал: — Не сомневайтесь! Подумайте о своей карьере, мой боевой друг Гёц! Вам предоставляется возможность отличиться. А если, допустим, не все получится, как задумано, так я со своими людьми буду поблизости и мы придем вам на помощь.

И Гёц дал согласие. Каким простым показалось ему задание! Подумаешь, фопос! Он разделается с ними. И что для него стоит преодолеть заграждение? Разве он этому не обучался на курсах? «Конечно, нельзя сказать, что проникнуть в зону — это совсем безопасно, — думал он тогда. — Риск есть! Но это-то и привлекательно. Зато другим докажу: несмотря на заграждение, можно скрытно пробраться через границу. А если столкнусь с пограничниками воны, то перехитрю их».

Операцию таможенный советник Хюбнер назначил в один из октябрьских дней на предрассветный час. Накануне вечером Гёц приятно провел время, получив увольнительную вместе с несколькими сослуживцами. Они пили, говорили друг другу колкости, ехидничали и снова пили. Но Гёц вел себя сдержанно и еще до полуночи расстался с «друзьями». Вернувшись к себе, он сразу лег спать. Гёц хорошо отдохнул и рано утром прибыл на пограничный пункт. Он набил карманы патронами, взял автомат и не спеша направился к своему автомобилю. Решительно сел за руль. Лента шоссе плясала перед глазами в свете фар. Из темноты вынырнули первые дома. Вот и Филиппсталь, поворот к реке. И вдруг он въехал в полосу такого густого тумана, что совершенно потерял видимость. Гёц резко затормозил, машину занесло. Визг тормозов, грохот сильного удара, звон осколков стекла. И затем — тишина. Его оглушило, но сознание он не потерял. Осторожно ощупал себя. Все цело. «Хорошо, что так обошлось, — подумал он. — Операцию все равно нельзя откладывать. От того, что я тут пошумел немного, она не станет более опасной. Конечно, фопос могут подумать, что кто-то собирается перейти на их сторону. Но ведь задание в том и состоит, чтобы проверить их боеготовность, быстроту реакции...»

Гёц взял автомат и почувствовал себя увереннее. Правда, когда над лугом взлетела осветительная ракета, ему стало немного не по себе, но потом по ту сторону заграждения донесся шум мотора. «Это прибыли Хюбнер и его люди, они прикроют меня огнем», — сказал себе Гёц и успокоился. В это время взметнулась вторая ракета, и он подумал, что, может, все-таки лучше убираться отсюда. Собственно, задание он уже выполнил: фопос ничего не предприняли, кроме того, что запустили пару ракет, хотя он и проник в их систему заграждений. И это несмотря на то, что из-за проклятого тумана он случайно наделал шума и заранее выдал им свои намерения. Уязвимость их границы, таким образом, уже доказана, и таможенный советник Хюбнер будет доволен.

Однако, когда Гёц повернул назад, раздались выстрелы. Стреляли в него, пули ложились совсем рядом. Он бросился на землю, твердо решив, отстреливаясь, проложить себе дорогу обратно. Или он или они! Так он думал там, на лугу, в то памятное утро. Однако в итоге он оказался в зале суда, и теперь кандидат на должность таможенного инспектора Гёц держал ответ в качестве обвиняемого.

Хайнц Хеншель сел. Он хорошо видел лицо обвиняемого. Бледное, вокруг глаз залегли глубокие морщины. Закушенные губы нарушителя подергивались, — видимо, он сильно волновался. Когда Гёц посмотрел на него, Хайнц почувствовал в его взгляде жгучую ненависть. Да, этот западногерманский таможенник ненавидел его. В чем же причина? «Он ненавидит меня потому, что я задержал его, — подумал ефрейтор Хеншель. — Но неужели он не понимает, что ведь я, можно сказать, помешал ему стать убийцей?..»

Хеншель посмотрел на своих боевых товарищей, на лейтенанта Вальтера, который подбодрил его, дружески подмигнув. «А ведь Вальтера, — подумал Хеншель, — нарушитель хотел застрелить. И застрелил бы, негодяй, если б я не выбил из его рук оружие». И в душе Хайнца поднялась волна негодования, святой ненависти к нарушителю и его покровителям, о преступных замыслах которых говорилось здесь, в зале суда...

Новое утро куталось в пелену тумана. Ефрейтор Хеншель поднес бинокль к глазам. Чудесное мирное утро. Город просыпался, и пятичасовой поезд увозил шахтеров калийных рудников на работу. Вдоль шоссе на той стороне протянулись длинные щупальца автомобильных фар. Приближался джип Федеральной пограничной службы. Каждое утро он подъезжал вплотную к шлагбауму.

«Здесь пролегла граница двух миров», — подумал ефрейтор Хеншель.