Тревоги Тиффани Тротт

Февраль

Так вот, если верить февральскому номеру «Новобрачные и обустройство дома», самой модной тканью для подвенечного платья этим летом будет переливчатый шелк. Лично я предпочитаю добрый старый дюпион,[96] но сейчас, очевидно, это уже вчерашний день. Что обо мне подумают, когда я пойду к алтарю со всеми этими прекрасными мужчинами из брачного агентства Каролины Кларк в безнадежно старомодном платье! Я почти слышу хихиканье с задних скамеек: «Дюпион? Скажите на милость! Ну, она никогда не отличалась умом. Впрочем, могло быть и хуже, по крайней мере это не полиэстер. Бедная старушка Тиффани. Она никогда, знаете ли, не умела модно одеваться». Модно. Вот что Фил Эндерер обычно мне говорил: «Извини, дорогая, но это совсем не модно. Слушай, может, ты пойдешь переоденешься?» И я, как послушная собачка, шла и переодевалась. Ужасно, да? Подумать только, а ведь у меня есть ум, душа, свобода воли и чувство собственного достоинства! Но, понимаете, я знала, что, если скажу ему то, что мне очень хотелось сказать: «Нет, я не хочу, черт возьми, переодеваться, и вообще, за кого ты меня принимаешь?» – он закатит истерику, что делал довольно часто, а я не люблю неприятных сцен. Не выношу. Нет, в профессиональном споре я могу настоять на своем. Я готова, если требуется, вонзить жало кому-нибудь в хвост. Например, работая в «Гёгл Гагл энд Пеготти», я как-то на деловом заседании отстояла свой вариант рекламы Маленькой Плаксы.[97] Но когда дело доходит до горячей перепалки с любовниками – это другое дело. Так что я всегда стараюсь найти компромисс. Соглашаюсь. Иду на попятный. Отступаю. Уклоняюсь. Не потому, что я труслива, нет. Я просто не люблю спорить.

Так метались мои мысли, когда утром я собирала подснежники в саду под окнами. И, подводя итоги, решила, что год начался довольно-таки неплохо. Я выполнила одну из поставленных задач – вступила в агентство знакомств. Однако, надо признаться, я не выполнила другую – так и не перестала думать о Довольно Успешном. На самом деле я думаю о нем постоянно, даже когда сплю, потому что, понимаете, я все время вижу его во сне. Но, надеюсь, как только я начну знакомиться с красавцами из агентства Каролины Кларк, я, очевидно, сразу же перестану о нем думать, потому что, очевидно, влюблюсь в одного из них и разлюблю его. Это очевидно. Во всяком случае, я заполнила анкету, присовокупив к ней три очень хорошие фотографии, снятые за последний год; они приукрашивали достоинства, не вводя, смею этому верить, в заблуждение, и – вообразите мое волнение, дорогой читатель! – я тут же стала получать анкеты. Я расскажу вам, как это работает. Если, скажем, А понравился внешний вид Б, то анкету А присылают Б. И если Б понравилась анкета А, он (она) сообщает агентству, и происходит обмен телефонами. Все очень просто. В этом есть доля риска, но на это стоит пойти. Я просто обязана влюбиться. И это разрешит все мои проблемы. Хорошо бы влюбиться до Дня святого Валентина – а он уже на следующей неделе. Подозреваю, меня никто не поздравит. Конечно, я знаю: этот праздник всего лишь коммерческая кампания – господи, ну кто обращает внимание на всю эту чепуху? Но если ты одинока и все, что ты получила четырнадцатого февраля, – это уведомление о неуплате налога на недвижимость или напоминание получить результаты анализов трехгодичной давности, ну, честно говоря, такое чувство, будто тебя убивают. Да еще магазины сразу же после Рождества начинают продавать эти пошлые открытки со слащавыми, сиропными, сахариновыми сантиментами, и никуда от них не деться. Короче, чтобы не расстраиваться попусту, я решила не обращать внимания на этот всенародный ежегодный любовный фестиваль и сосредоточиться на рождении ребенка. Я все еще не отличаю эпизиотомию от ананаса, а поскольку Салли так загружена делами и так устает на работе, я просто обязана знать, что к чему.

Сегодня утром я отправилась в магазин и вернулась с охапкой книг – «Рождение ребенка», «Ваша беременность – вопросы и ответы», «Планирование семьи и здоровый ребенок», «Беременность и роды», «Естественная беременность» и «Детская Библия». Некоторые фотографии… Боже мой, мне пришлось сначала сесть, прежде чем я смогла взглянуть на них. И я подумала: роды? Да вы что? Лучше уж я кого-нибудь усыновлю. Двоих детей.

В возрасте восемнадцати лет. Когда мне удастся заполучить хорошего мужа, что уже не за горами. Потому что стали приходить анкеты. Сегодня утром. По почте. В лежавшем на коврике конверте со штампом «Лично в руки» были анкеты мужчин, которые хотели со мной познакомиться. Довольно много мужчин. В том числе Дерек из Датчета, специалист по компьютерам, который любит «вечернее барбекю и прогулки при лунном свете под теплым душистым ветерком». Ладно, как насчет того, чтобы прогуляться при лунном свете с теплой душистой Тиффани Тротт, Дерек? И Кевин из Хаунслоу, который верит, что «чувство человеколюбия естественно», – правильно, правильно, Кевин! И Тоби из Барнеса, который ищет кого-нибудь, кто «сознает угрозу для окружающей среды». Ну, это я, Тоби! Я всегда бросаю бутылки в специальный бак и принципиально езжу на общественном транспорте – терпеть не могу отвратительные, отравляющие атмосферу автомобили! А еще Джон, который прислал черно-белую фотографию, – уж не к «феррари» ли он прислонился? Затем мне понравился Джордж, для которого «важны традиционные ценности, в особенности вера». Что ж, я с тобой заодно, Джордж! Верь мне. Затем Джефф, который разведен и живет в Клапхеме с тремя маленькими сыновьями, о, «за которыми присматривает няня». И должна сказать, Лео, менеджер по сбору данных из Темз Диттон, выглядит совсем неплохо. Он не слишком привлекателен, но пишет, что ищет кого-нибудь, кто «любит посмеяться». Да ведь это я, Лео! Смех – мое второе имя. На самом деле не Смех, мое второе имя Николь – тут мои родители немного оплошали: когда я училась в Даунингхэме, у меня была такая фигура, что надо мной все потешались. Так на чем я остановилась? О да, смотрю на Лео и, м-м, на Роджера, который работает библиотекарем и пишет о себе, что он «немножко бесхарактерный», но любит «приятное общение» и «поклонение солнцу». И затем – затем Патрик. Сейчас Патрику сорок один, он разведен, работает консультантом по менеджменту. Он играет в теннис, а еще он дипломированный пилот. У него нет детей, и он утверждает, что он «беззаботный, верный, честный, открытый и надежный». Неплохо звучит. А выглядит он, скажем так, довольно элегантно, у него черные волосы и синие глаза, рост около шести футов. На фотографии он стоит на балконе отеля, с которого смотрит как будто бы на Эйфелеву башню, так что, видимо, он много путешествовал – и у него приятная улыбка. К тому же в его анкете нет ни одного упоминания о гольфе! Итак, Патрик пишет, что он ищет «женщину с чувством умора, которая не воспринимает себя слишком серьезно. Женщину, которая умна, независима, успешна, добра и готова оказать поддержку». Что ж, Патрик, больше не ищи!

– Да он настоящий красавец, – сказала Лиззи, когда пришла ко мне в понедельник.

Она только что вернулась с острова Пасхи и была очень загорелой – разумеется, ведь в Чили в это время года очень жарко. И выглядела счастливой. Очень счастливой. Прямо вся светилась от счастья. Она просмотрела кучу анкет с вдумчивым, серьезным видом.

– Кто тебе нужен, – сказала она в своей обычной манере делать ударения на словах, – так это человек, с которым у тебя одинаковые образ жизни и привычки, человек, которого ты не хочешь подавлять и который не хочет подавлять тебя. Знаешь, Тиффани, именно в этом секрет успеха – в сбалансированных отношениях, при которых ни один из партнеров не доминирует слишком сильно. Вот почему мы с Мартином были так счастливы все эти годы.

Я уставилась на нее. И ничего не сказала. Я уже упоминала, что предпочитаю избегать споров, поэтому я просто согласилась:

– Ты абсолютно права.

– Но, ты не должна класть все яйца в одну корзину, – добавила она. – Патрик производит хорошее впечатление, но ты должна увидеть и других парней. Убедись, что они тебе действительно нравятся, и потом сделай выбор.

– Только если я им понравлюсь, – сказала я.

– Конечно, ты им понравишься, Тиффани, – заявила она. – Не будь дурой.

И от этого я почувствовала себя лучше. Поэтому сразу же позвонила в агентство и подтвердила желание познакомиться с четырьмя из десяти парней, и в особенности с Патриком.

– Ты уже знаешь об Эмме? – спросила Лиззи, показывая мне фотографии.

– Ничего не знаю. Сто лет ее не видела, – сказала я. – От нее ни слуху ни духу. Возьми еще печенья. Господи, какие удивительные статуи!

– Невероятные. Из базальта. Самые высокие – тридцать футов. Неизвестно, кто их поставил. Так вот, – добавила она, – насчет Эммы. Я полагаю, ты слышала?

Я посмотрела на нее, не понимая, что она имеет в виду.

– Слышала что? – спросила я. Господи, как же я ненавижу, когда люди сплетничают о своих знакомых. – Давай рассказывай. Что случилось?

– Ладно, – сказала Лиззи, закуривая еще одну сигарету. – Она кое-кого встретила.

– Прекрасная новость, – обрадовалась я. – О, какая приятная новость, Лиззи. Теперь понятно, почему от нее уже несколько недель ничего нет, кроме пары старых сообщений на автоответчике. Но я не осуждаю ее – на ранней стадии романа не хочется ни о чем рассказывать. На острове Пасхи довольно суровый климат, да?

– О да, он не в тропиках, – сказала Лиззи. – Там нет ни пальм, ни пляжей. Но есть еще одна причина, почему Эмма не говорит об этом парне.

– О. Что же это?

– Он женат!

– Господи, – вырвалось у меня. Ну, это всецело ее личное дело. Это абсолютно никого не касается. – Кто он? – поинтересовалась я.

– Один из родителей. Она занималась с его дочерью после школы, а он обычно приезжал и забирал ее и, очевидно, подвозил до дома Эмму.

– О нет!

Меня пронзила ужасная, ужасная мысль: «Уж не Довольно ли это Успешный?» Я, конечно, надеялась, что Эмма не падет так низко, чтобы увести у другой одинокой женщины женатого приятеля прямо из-под носа, даже если они не встречаются и фактически только дважды виделись. Но я вспомнила, что его дочь учится в Бенендене. Фу, отлегло от сердца.

– Тиффани, ты совсем на нем помешалась.

– Нет! – возмутилась я.

Какое-то время мы пили кофе в молчании.

– Эта новость об Эмме меня поразила, – сказала я, принимаясь за седьмое печенье. – Знаешь, никогда бы не подумала, что она на такое способна.

– Ну, как видишь, оказалась способна, – отозвалась Лиззи, – и разговоры уже пошли. Директор школы обо всем узнал, и она висит на волоске.

Но это же ужасно! При чем здесь работа?

– Они надеются, что это не попадет в прессу, – добавила Лиззи.

– А почему это вдруг должно появиться в газетах? – спросила я.

– Потому что этот человек – член парламента от лейбористской партии.

Вот минусы высокого поста, не так ли? Слишком много членов парламента, работы мало, и как результат – некоторые парламентарии, которые обычно протирают штаны на задних рядах, недовольные своей карьерой и мающиеся от безделья, поддаются соблазну немножко пораспускать слухи. Да, я порицаю правительство. Бедняжка Эмма. Какая мерзкая ситуация. Вообразите, что однажды утром вы, ничего не подозревая, подходите к газетному киоску и вдруг видите свое лицо, нашлепанное на первой странице «Миррор», или «Мейл», или «Сан» под такими заголовками: «ЛЕЙБОРИСТ И УЧИТЕЛЬНИЦА ИЗ ТОТТИ!», «ТОТТНЕМСКАЯ[98] ЗАМАРАШКА СОБЛАЗНЯЕТ ЛЕЙБОРИСТА ЛАРРИ!», «ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ, ВСЕ ЕЩЕ МИСС!», «ПОЗОР ЛЕЙБОРИСТУ ЛОУРЕНСУ БРАЙТУ!» Я пришла в ужас. Как отвратительно. Я купила все газеты. Все же там были хорошие снимки – она выглядела очень симпатичной, хотя и смотрела мрачно из окна верхнего этажа, словно заложница, каковой она, кстати, и была. Бедная Эмма, подумала я. Попасть в лапы газетчикам. Так, значит, это она – «знойная тридцатилетняя брюнетка Лоуренса Брайта». Как неприятно. Но эта история заставила меня понять, как глупо связываться с женатым мужчиной. Это всегда приводит к неприятностям, депрессии и незащищенности, так что, слава богу, я отвергла этот путь. Я послала Эмме анонимную «валентинку», чтобы поддержать ее в трудный час. А также подумала, что неплохо бы ей дать совет дышать глубже – в конце концов, ей сейчас так тяжело.

– Эмма, это Тиффани. Мы можем поговорить? – Мой голос слегка дрожал.

– Конечно, мы можем поговорить, – сказала она.

– Мне бы хотелось дать тебе совет по поводу дыхания.

– Зачем это?

– Чтобы помочь тебе сохранять спокойствие.

– Я спокойна, Тиффани.

– Почему ты спокойна, Эмма?

– А почему бы мне не быть спокойной? – спросила она со смехом.

– Потому что таблоиды мешают тебя с грязью, вот почему. Я не хочу растравлять твою рану, но они с успехом создают у пятнадцати миллионов людей впечатление, будто ты гибрид Бьенвениды Бак[99] и Мей Уэст.[100]

– Но эта история – полнейшая чепуха, – вздохнула она.

Я почувствовала разочарование.

– Ты хочешь сказать, что у вас с Лоуренсом Брайтом ничего нет?

– Нет. То есть да. Есть.

О господи.

– С каких пор?

– Ну не знаю – не так давно. Несколько месяцев, – добавила она неуверенно.

– Он женат?

– Да, женат. Но папарацци упустили из виду тот факт, что жена ушла от него после Рождества. Сейчас он живет один.

Я смутно чувствовала, что меня обманывают.

– Почему тогда газеты этим заинтересовались?

– Потому что считают, что она ушла из-за меня.

– А это не так?

– Нет. Правда нет. Не спрашивай меня об этом, Тиффани. Она ушла потому… потому что… ну, я не знаю. Она считала, что у них счастливый брак. Но дело в том, что он так не считал.

– А когда ты с ним познакомилась?

– На родительском вечере в июне. Он мне понравился, но я знала, что он женат. Иногда, когда он приходил, чтобы забрать дочь из школы, мы с ним разговаривали. А потом он спросил, не хочу ли я с ним встретиться.

– Ты пошла?

– Да.

– Даже несмотря на то что он женат? О, Эмма, Эмма, как ты могла?

– Ну да, – ответила она. – Но только потому, что я знала: он несчастен. Он рассказал мне, что несчастен и что его брак разваливается на куски…

– Может, он лгал.

– Ну нет, не лгал. Он точно сказал мне правду. То есть что его брак действительно развалился, понимаешь? И вот я стала встречаться с ним, но, конечно, никому об этом не говорила. Даже Фрэнсис. И, если честно, Тиффани, я не говорила тебе, потому что думала, что ты будешь меня осуждать.

– О, нет, нет, нет. Я тебя не стала бы осуждать! – горячо возразила я.

– Ну, мне так казалось. Это очень запутанная ситуация, но я не сказала бы, что разрушила его брак, хотя газеты только об этом и твердят. И его жена тоже так говорит. Но это совсем не то, что сделала моя мачеха, отбив моего отца у матери, когда они с мамой жили совершенно счастливо, – тихо добавила она. Слишком тихо, подумала я. – И Лоуренс Брайт – это не Робин Кук. – Это верно. – Я собираюсь, конечно, судиться с газетами, – сказала она спокойно. – Фрэнсис говорит, что поможет мне бесплатно. Она говорит, что не прочь для разнообразия вести дело о защите чести и достоинства, а газетная шумиха, несомненно, поможет карьере Ларри. Взгляни, что произошло с Пэдди Пантсдауном – его рейтинг взлетел.

– Господи. Ну… а кто сливает всю эту грязь прессе?

– Не знаю. Может, кто-то из родителей. Там есть одна мамаша, которая ненавидит меня, потому что я ей сказала, что ее драгоценному маленькому головорезу не видать аттестации за среднюю школу, как мне Нобелевской премии. Или, может быть, жена Ларри. Она, конечно, ненавидит меня. Но я, возможно, никогда не узнаю, кто это.

– Какая отвратительная ситуация. Ты очень храбрая.

– Что ж, полагаю, это мои пятнадцать минут славы, Тиффани. Мне сейчас нужно идти, я хочу посмотреть шестичасовые новости. Там будет выступать Ларри, он будет отрицать, что нарушил приличия.

– Боюсь, тебя ввели в заблуждение, – сказала я Лиззи позже по телефону. – Эмма говорит, что его брак развалился и они с женой разъехались. Она не уводила его от жены.

– Я все же не понимаю, как она могла это сделать, – ответила та.

– Что ты имеешь в виду под «это сделать»?

– Как она могла так увлечься?

– Что ты хочешь сказать, Лиззи? Она говорит, что ни у кого не уводила мужа.

– Мы этого не знаем, Тиффани. И во всяком случае, мне-то какое дело, если бы она и увела. Что меня шокирует, так это…

– Что?

– Да то, господи прости, что он член парламента!

Как бы то ни было, я решила, что все равно пошлю Эмме «валентинку» – просто на тот случай, если она почувствует себя подавленной из-за всей этой гадкой истории. Было довольно странно видеть ее в «Новостях со всего мира» в нынешнее воскресенье. Кэтрин звонили из журнала «Пипл» и предлагали огромную сумму за то, чтобы покопаться в грязном белье. Так что я пошла в магазин и просмотрела там массу открыток. Интересно, думала я, какую бы хотелось получить мне, если бы я оказалась впутанной в неприятный и в высшей степени публичный секс-скандал с членом парламента? Я рассматривала выставку алых сердечек, розовых цветочков, плюшевых мишек и стандартных красных конвертов. «Валентин, я люблю тебя!» – выкрикивала одна. «Вкус твоих губ сладок», – твердила другая. «Обними меня, любовь моя!» – призывала третья. Некоторые были противными, другие просто пошлыми. Мне бы хотелось получить открытку, думала я. Просто открытку. Она может быть дешевой. Она может быть безвкусной. Она может быть даже тошнотворной – мне наплевать. Возможно, Ник пришлет мне открытку, подумала я. Хотя зачем ему присылать «валентинку», если я сказала, что хочу, чтобы мы оставались только друзьями? Может, Довольно Успешный пришлет мне открытку. Или мама. Или Лиззи. Или Кит. Или Терри из «Встреч за столом». Или Пирс Броснан. Или Кевин Костнер. Или Элвис.

Четырнадцатого февраля я без особой надежды посмотрела на коврик перед дверью. И не поверила своим глазам. В высшей степени странно. Необычайно. Феноменально. Невероятно. Неслыханно. Ничего. Не было даже сообщения о лотерее, проводимой «Ридер дайджест». Даже счета за газ. Даже каталога «Калейдоскоп» или рекламки со «специальным предложением» от Национального центра косметической хирургии. Не было даже почтовой открытки от Хосе из Сан-Паулу. Даже очередных пяти анкет из агентства Каролины Кларк. У меня в голове звучал густой, как виолончель, голос Карен Карпентер: «Открытка или письмо, лучше бы побыстрее…» Ну так вот, не было ни одного письма и, конечно, ни одной открытки. Не было ничего. Ноль.

Подождите-ка! А может, этому есть разумное объяснение. Может, еще не было почты, какое-нибудь несчастье с почтальоном, вот поэтому и нет доставки в обычное время. Я открыла входную дверь и взглянула на соседний дом. Стопка коричневых конвертов – среди них один красный – втиснуты в латунный почтовый ящик. Черт возьми! Проклятье! Уныние навалилось как туча, и я согнулась под его тяжестью, когда сидела за столом и писала текст для «Кокс энд Кинг». Я заставляла себя работать – по крайней мере, когда целиком погружаешься в работу, время летит незаметно. Не знаю, сколько часов прошло, когда я почувствовала голод, и это подсказало мне, что пора обедать. Я спустилась вниз и с замиранием сердца взглянула на коврик под дверью – просто на тот случай, если вдруг со второй почтой принесли шесть или семь «валентинок», но нет. Ни единой для Тиффани Тротт. Только газета. И все. Ну конечно – газета! Я развернула специальную страницу с поздравлениями ко Дню святого Валентина – три тысячи маленьких объявлений поплыли у меня перед глазами, очевидно, одно из них будет для меня! Я потратила два часа, с волнением их просматривая, натыкаясь на всяких там ушастых кроликов, пушистых задочков, тыквенных пирожков, муси-пусиков, но там не было ни единого упоминания незамужней Тиффани, или Толстушки Тротт, или какого-нибудь другого нелепого детского прозвища, которое я могла бы применить к себе. Я приготовила себе бифштекс, купленный в «Маркс энд Спенсер», и пирог с грушевой начинкой, а затем вернулась к столу, чтобы продолжить работу. Я снова уставилась на экран компьютера, и затем – казалось, прошло всего несколько минут – мне снова захотелось есть. В комнате стало совсем темно, только мягкое свечение от моего «Макинтоша», и было очень, очень холодно. Я надела еще один вязаный жакет – все эти одежки здорово меня толстили – и пошла посмотреть новости по четвертому каналу. Джон Сноу выглядел очень веселым, но это потому, вероятно, что он получил много «валентинок» от восхищенных зрительниц. В отличие от Тиффани Николь Тротт, старой девы из прихода Айлингтон. Вообще-то я не имею привычки пить в одиночку, но меня все это так достало, что я открыла бутылку красного вина. Почему бы и нет? – сказала я себе. Мне это необходимо. Я работала десять часов, и во всяком случае все знают, что пара бокалов красного вина совсем не помешают. Очень хорошо для сердца, я считаю. И особенно хорошо для поднятия духа, когда обед в Валентинов день с приятным во всех отношениях мужчиной в кафе на втором этаже супермаркета явно не светит. Я старалась развлечь себя, просматривая заголовки журнала «Новобрачные и обустройство дома»: «Мода для современных невест!», «Эксперты составят вам букет», «Где найти платье вашей мечты!». Почему бы экспертам не посоветовать, где мне найти мужчину моей мечты, подумала я с горечью, наливая себе еще македонского мерло. О господи, почему я выпила так много? – уже две трети бутылки. Почему, почему, почему, почему, почему? С другой стороны, а почему бы и нет? Я налила себе еще стакан и снова взглянула на книги, разбросанные на кофейном столике. Боже мой, когда же начинается третий этап беременности – или это считается второй половиной? Сколько он длится – восемнадцать недель или двадцать? Нужно посмотреть в книжке Дорлинг Киндерсли «О родах популярно», а сейчас звонит этот чертов телефон, и я должна внятно ответить.

– Да-а? К-кто это?

– Здравствуйте, Тиффани.

– Привет! – сказала я, прислонившись к стене, чтобы не свалиться от неожиданно нахлынувшего счастья, и ощутив пустоту в животе.

– Как вы поживаете, Тиффани?

– Ничего… ха, ха, ха, ха!… хм… о господи…

– Тиффани, вы выпили?

– Немножко.

– Почему вы пили?

– Потому что «Бутылка спиртного заменяет три бутылки обычного средства».

– Тиффани, я звоню, чтобы поздравить вас с Днем святого Валентина.

– С Днем… тина вас тоже.

– Вы получили от кого-нибудь открытки?

– Нет.

Ох, ошибочка.

– То есть да, – поправилась я быстро. – Много. Сотни и сотни, я просто завалена ими. А вы получили?

– Нет.

Господи, что-то трещит в трубке. Я его почти не слышу.

– Что вы сказали? – спросила я. – Трещит ужасно.

– Извините. Я звоню из машины.

– А где вы?

– Вообще-то в Айлингтоне.

– К-какое с-совпадение, п'этму что… не могу вспомнить, знаете вы или нет, но я, м-м… живу в Айл'тоне…

– Неужели? Ну надо же! Ну так вот, я на Ориэл-роуд.

– Эт-то н-не…вероятно, – сказала я. – Н-не знаю, г'ворила я вам или нет, ведь мы только два раза встречались, но я живу на этой улице.

– Я припарковался у дома номер двадцать два.

– Это ж надо, к-какое с-совпадение, потому что… ох…

Я услышала, как открылась и закрылась дверца машины. Затем раздалось щелканье запираемого замка. Затем я услышала шаги по тротуару и знакомый скрип моей садовой калитки и затем… звяканье колокольчика.

– Извините, послушайте, я сейчас подойду, подождите мину…

Я прошла к двери с красно-синим витражом, сквозь который проникал свет уличного фонаря. Снаружи маячило большое пятно. Я приоткрыла дверь. У меня перед глазами возникло что-то красное. И зеленое. Оно было завернуто в целлофан и перевязано великолепной красной лентой, покачивающейся от сквозняка. Потом этот огромный красный предмет исчез и за ним оказался улыбающийся Довольно Успешный.

– Вы от Мозеса Стивенса? – спросила я.

– Нет, – сказал он, – из «Экстрафлоры».

Я засмеялась, хотя, если честно, мне хотелось плакать. Он стоял, все еще неловко прижимая мобильник к уху. Я вопросительно посмотрела на него.

– Я подумал, почему бы нам не провести вечер вместе? – пояснил он, выключая мобильник. – Хотя мне не хотелось бы, чтобы вы были навеселе, Тиффани, – это затрудняет общение. У вас что, хронический алкоголизм? – спросил он. – Или это просто маленький выпивончик? Послушайте, Тиффани.

– Да?

– Могу я войти?

Я распахнула дверь, и он вошел. Я страшно смутилась и совсем растерялась. Потому что здесь был мужчина – любовь моей жизни, а я напилась и выглядела как собака. И даже не как салюки или красавица борзая с упаковок «Педигри», и даже не как чистокровный сеттер. Нет, я выглядела как настоящий бобтейл – шесть слоев ангорской и шотландской шерсти поверх толстых серых леггинсов с обвисшими коленями. Никакого макияжа – даже блеска для губ. И ничем не надушена. А в доме – просто ужас.

– Извините за беспорядок… что-нибудь выпьете?

– Нет конечно, Тиффани, – я за рулем.

– О да, извините. Не подумала. Я-то пила.

– Да, а почему?

– Пила, потому что пила.

– Очень забавно, – сказал он без улыбки. – Послушайте, давайте я сварю вам кофе?

– Да… кухня там, сзади… Чудесные розы. Прекрасные, чудные, чудные розы. Мило… мило с вашей стороны… вы так добры и к бездомным, и к одиноким женщинам, и ко всем, – сказала я, опустившись на диван. – Даже когда они совершенно пьяны.

Я уткнулась лицом в диванные подушки и тихо застонала в розовато-желтую бархатную ткань, а тем временем Довольно Успешный гремел посудой на кухне. Господи, надеюсь, он не будет спрашивать меня, где растворимый «Голд Бленд». Вместо этого я услышала:

– У вас есть настоящий кофе, Тиффани?

– Да, – сказала я, вдруг вспомнив про кофе Алекса. – У меня есть термоядерный алжирский… в буфере. То есть в буфете.

О господи. Я оглядела гостиную: журналы и газеты разбросаны, гора книг на кофейном столике, полузавядшие подснежники в вазочках и недопитая бутылка дешевого красного вина. Вайнетта Слоб,[101] тебе до меня далеко, сказала я себе. Бланш Дюбуа[102] – это я! Эта ужасная мысль меня потрясла и заставила протрезветь. Я подняла вещи с пола, затем прикрыла беспорядок на столе газетой – той самой, на первой странице которой красовалась Эмма. Затем я открыла окно и глубоко вздохнула. Ху-м-м-м-м… У-у-у-х-х-х! Ху-м-м-м-м… У-у-у-х-х-х!

– Тиффани, что вы делаете? – спросил Довольно Успешный, внося поднос с двумя чашками.

– Дыхательные уп-пражнения, – сказала я.

– Ну-ну.

Мы сидели, пили атомный кофе и смотрели друг на друга. Мне стало лучше. Хотя стоило закрыть глаза, как передо мной все плыло. Я решила не закрывать.

– Спасибо за розы, – сказала я. – Чудесный букет.

– Ну, я бы послал их вам, но я всегда так занят, у меня никогда нет времени, вот я и подумал, что было бы неплохо вручить их лично.

– Это замечательно. То есть это и правда замечательно. Вы замечательный. Они чудесные.

Я забыла, какой этот кофе мощный, – я чувствовала, что кофеин разливается по моим венам, словно кокаин. Мне стало лучше. Намного лучше.

– Извините, моя горничная в отпуске, – сказала я. – И одета я не совсем подходяще. Если бы я знала, что вы придете, я вымыла бы голову…

– Ваши волосы выглядят прекрасно.

– …и как можно тщательней причесалась бы. И надела бы красивое платье и элегантные чулки и слегка накрасилась бы. И тщательно выбрала бы у-к-к-рашения. Да, и побрила бы ноги.

– Вы и так прекрасно выглядите.

– Эт-то неправда, но все равно спасибо. – Я поднесла руку ко лбу.

– «Сильная головная боль?» – спросил он участливо.

– Нет. Стыд и унижение. Головная боль планируется на завтрашнее утро. После сильной жажды с похмелья.

Я взглянула на него. Сегодня он был в джинсах и в толстом сером джемпере; темные вьющиеся волосы были слегка влажными.

– Я видела вас по телевизору в новостях, – сказала я.

– О, этот репортер ужасно нам надоел. Мы ему сказали, что не хотим давать интервью. Он даже предварительно не спросил разрешения. Такая невоспитанность и навязчивость!

– Вы здорово смотрелись в полупальто «Сэвил-Роу».

– Спасибо.

– А суп был какой?

– Что?

– Какой суп? – повторила я. – Мясной с овощами? Или острый с пряностями? Не думаю, что там была похлебка из моллюсков.

– Не помню. Я его не готовил, – сказал он. – Я просто помогал его разливать в течение двух недель до и после Рождества. Вот и все. А как ваши рекламные кампании?

– С ними все в порядке. Вы видели по телевизору мою рекламу «любовных сердечек»?

– Это ваша реклама?

– Да.

– И любовные стихи?

– Да.

– Очень хорошо, – сказал он. – Я не получил ни одной «валентинки» в этом году, – добавил он. – Не могли бы вы прочесть мне какое-нибудь из ваших стихотворений?

– Ладно.

Я прочистила горло:

– Конечно, это должно звучать под приятную музыку, – добавила я, – в исполнении красивых артистов и на фоне сменяющихся кадров. Тогда будет полный эффект. Хотите, прочту еще?

– О да.

Довольно Успешный смотрел на меня пристально и как-то загадочно.

– Еще, пожалуйста.

– О, хорошо. М-м…

– Они звучат так глупо, – сказала я быстро. – Но по телевизору смотрятся неплохо, и производители довольны – говорят, что торговля идет хорошо. И это самое главное. Торговля. Это всегда самое главное, да? – добавила я задумчиво, ставя чашку на блюдце.

– Да, – сказал он. – А для вас что главное?

– Для меня главное – не впутаться в какую-нибудь глупую историю с женатым мужчиной, даже если он мне нравится. Особенно если он мне нравится. А для вас главное то, что вы женаты.

Вино придало мне смелости. Помогло и то, что я была у себя дома.

– Да, – согласился он устало. – Думаю, это самое главное для меня.

– И не последнюю роль играет то, что у вас есть подружка.

– Нет у меня подружки! – отрезал он с внезапным негодованием.

– Есть.

– Нет у меня никого.

Это возмутительно. Он оказался вруном. Терпеть не могу, когда мне врут.

– Еще как есть, потому что я вас видела с ней в «Ритце».

– Это не подружка, – сказал он с раздражением. – Это моя сестра Грейс. Ее друг занимается благотворительностью и ежегодно организует раздачу супа. Она попросила, чтобы я помог.

– Если она только ваша сестра, почему же тогда вы со мной не заговорили? Вы просто прошли мимо, как будто не заметили. Вот я и подумала, что вам есть что скрывать.

– Я-то вас заметил. Но вы сами были с другим мужчиной.

– О. – Это меняет дело. Как странно. – Так вы не поехали тогда на Барбадос?

– Простите?

– С вашей подругой.

– Я же сказал вам, что у меня нет подруги.

– Но она должна у вас быть, – стояла я на своем.

– Почему это должна?

– Потому что вы ее ищете.

– Но это не означает, что я нашел, – сказал он.

– Но вы должны были найти, – все-таки настаивала я.

– Послушайте, Тиффани, может, хватит об этом? – возмутился он.

Господи, он, по-моему, рассердился.

– Вы же давали объявления в газету, чтобы найти подружку, вот я и подумала, что вы уже нашли.

– Ну хорошо, не нашел.

– Вы там писали, что ищете девушку, которая не прочь, чтобы ее побаловали немножко и даже очень. Я уверена, найдется много таких, которые были бы счастливы, если бы их баловали. А вот я не хочу, чтобы меня баловали, ведь вы не только собираетесь баловать, но и жена у вас есть.

– Тиффани, не придавайте этому такого значения…

– А я интересуюсь только свободными мужчинами, которые не собираются меня баловать. Вот так.

– Тиффани, я не хочу баловать вас, – сказал он.

– Что ж, прекрасно, – парировала я, глядя на три дюжины роз на длинных стеблях.

– Но я не хочу баловать и кого-либо еще.

– Почему же?

– Потому что они все такие скучные… Я встречался с другими женщинами по этому объявлению – примерно с десятью, но они не были…

– Привлекательными?

– Ну, некоторые были привлекательными, но они не были, я не знаю даже…

– Хорошо одетыми?

– Нет, вовсе нет, они были хорошо одеты, но они не были…

– Успешными?

– О нет, у некоторых была очень хорошая работа, – сказал он, проведя рукой по вьющимся волосам. – Просто они не были…

– Какими?

– Они не были незабываемыми. Вот. Они были обыкновенными. Поговорил – и тут же забыл.

– Понимаю.

– Но вас я не забыл.

Он подошел к дивану сел рядом со мной и взял меня за руку.

– Я не забыл вас, – сказал он тихо, и я почувствовала, что сейчас заплачу. – И мне больше никто не нужен, – слышала я его голос. – Я хочу видеть вас, но вы не хотите меня видеть. Вы не хотите даже, чтобы мы были друзьями. Вот этого я не могу понять.

– Какой смысл быть друзьями? Я не ищу друзей – друзья у меня есть. У меня есть Лиззи, и Кейт, и Салли, и Фрэнсис, и Кэтрин, и Кит, и… и… и… – Я сдернула газету, которая прикрывала беспорядок на кофейном столике. – И Эмма, – сказала я, указывая на фотографию. – Она очень хорошая подруга.

– О господи, это та женщина, которая спуталась с Лоуренсом Брайтом?

– Да, но она тут ни при чем, – подчеркнула я. – У него был несчастный брак.

Довольно Успешный пристально посмотрел на меня:

– Так, значит, для нее это хорошо, а для вас плохо.

– Что вы имеете в виду?

– У меня ведь тоже несчастный брак. Вы это знаете.

– Да, знаю.

– Но не хотите встречаться со мной. Он смотрел на меня огорченно.

– Да, не хочу.

– Почему же?

– Я не хочу встречаться с тем, кто не только женат, но еще и неверен, – сказала я.

– Но я не был неверным!

– Были, – настаивала я.

– Нет, не был, – возразил он.

– Ну, почему же вы не были? – спросила я с негодованием.

– Потому что единственный человек, которому я хочу быть верным, – это вы, дурочка, вот почему.

– Вы хотите сказать, что вы никогда не изменяли своей жене? – спросила я раздраженно.

Он кивнул с серьезным видом:

– Я хотел изменить. Я действительно хотел этого. – Он вдруг повысил голос: – Да, я нарушал верность в своем сердце много, много раз.

– Что, как Джимми Картер, вы имеете в виду?

– Э-э, вот именно. Но потом мне перевалило за сорок, затем стукнул сорок один, и я подумал: почему бы нет? Почему я должен играть свою роль в этом фарсе без любви? Вот поэтому я дал объявление. Потому что я хочу найти женщину – сердечную, добрую, веселую и чтобы она любила меня. Почему меня нельзя любить? – Он повысил голос. – Я по горло сыт своим браком! Просто сыт по горло! – Он почти кричал. – Я столько лет был несчастен. Это сплошное притворство!

– Ну, вы сами в этом виноваты, потому что женились по расчету, – сказала я.

– Да, виноват, – ответил он тихо. – Я женился из-за денег. Или нет – я решил совместить женитьбу и деньги. Сначала я любил Оливию. До некоторой степени. Это не было голым расчетом. Но деньги ее отца оказались отличным подспорьем для молодого честолюбивого человека. И я платил эту цену, – добавил он. – Снова и снова. В одиночестве. Но вы не понимаете этого, Тиффани, потому что вы большая ханжа!

– Вовсе нет! – сказала я.

– Вы ханжа, – вы самодовольная ханжа, Тиффани.

Самодовольная ханжа! Какая наглость!

– Я не ханжа!

– Вы ханжа, – настаивал он. – Вы не понимаете, что все не так просто, что все намного сложнее.

– Я-то как раз понимаю, – сказала я, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Но вы говорили, что вы никогда не разведетесь, так что все очень просто.

– Но я не могу развестись из-за дочери. Это ее убьет.

– Ну и прекрасно. Я понимаю. Но в таком случае не заводите предосудительных отношений со мной!

– Но послушайте, Тиффани, тот факт, что формально я все еще женат, менее важен, чем тот факт, что я чувствую совершенно ясно, что между нами есть чувство и это чувство очень, очень сильное.

– Не торопитесь с выводами, – солгала я.

– А та провоцирующая открытка, которую вы мне прислали!

– Я была пьяна. И потом очень об этом сожалела.

– In vino veritas,[103] – съязвил он.

– Но сейчас я тоже пьяна, – сказала я. – И все-таки говорю «нет».

Он поднял газету и отбросил ее в сторону.

– Вы меня сводите с ума, Тиффани, вы так… так…

Что это такое с ним? Довольно Успешный уставился на кофейный столик. Затем взял книжку «Ваш младенец и ребенок» Пенелопы Лич, а потом лежавшую под ней «Защита вашего будущего ребенка» Маргарет Профит. Он повертел их в руках. Затем положил на место и взял «Уход за ребенком» Мириам Стоппард и лежавший снизу справочник Шейлы Китзингер «Нормальная беременность». Пристально оглядел мою фигуру и вдруг вскочил на ноги.

– Тиффани?!

– Что?

– Тиффани, теперь мне все ясно. – Он подошел к камину. – Теперь я понимаю. Настоящую причину, почему вы не хотели видеться со мной. Вы все покрывали патиной высоких соображений, а настоящая причина в том, что вы с кем-то встречаетесь и сейчас вы… вы… беременны. Господи, я чувствую себя таким дураком, – продолжал он. – Вот в чем настоящая причина, так ведь? Вы ждете ребенка, Тиффани, да?

– М-м, да, – сказала я. – Ну…

– От кого он?

– Какое это имеет значение?

– От того бесхарактерного типа, с которым вы были в «Ритце»?

– О нет. Нет. Не от него, – сказала я.

Вы что, считаете, что у меня такой плохой вкус?

– Или от того, с кем я видел вас в ресторане?

– Хм, ну… – пробормотала я. И уставилась в пол.

– Я понимаю, – сказал Довольно Успешный тихо. Он невесело улыбнулся. – Я так в вас ошибся, Тиффани. Какая ирония. Это вовсе не ханжество, в котором я вас обвинил. Это измена.

– Измена?!

– Да. Вы мне изменили.

– Что вы имеете в виду? Я же с вами даже не встречалась.

– Ну, мы могли бы встречаться. Я знаю, вы хотели этого. И мы принадлежим друг другу, вы и я, и вы это тоже знаете. О господи, я чувствую себя таким идиотом, – сказал он, качая головой. – Но теперь все встало на свои места. Конечно, вы беременны – это очевидно, стоит на вас взглянуть. Эта ваша бледность, обвисшие волосы. Эта располневшая талия, это отечное лицо.

– Да, – сказала я. – Это стало теперь заметно.

– И вот почему вы делали дыхательные упражнения.

– Да, я посещаю дородовые курсы.

– Но вы не должны так много пить, – добавил он раздраженно.

– Да, вы правы. Не должна.

– Когда это произойдет? – спросил он со вздохом.

– В мае.

– Так вы беременны с… августа, – сказал он. Я просто смотрела на него, моргая. – Значит, все то время, когда я искал встречи с вами, Тиффани, и думал о вас, и мечтал о том, что бы мы делали, если бы были вместе, и о нашем счастье, – вы ожидали ребенка от другого мужчины.

– Ну… я не была в этом уверена до декабря. Он снова встал и повернулся ко мне лицом. Я заметила, что уголок рта у него дергается.

– Что ж, я очень сожалею, что надоедал вам, Тиффани, – сказал он с искренним презрением. – Должен признаться, я считал вас идеалом женщины. Считал вас своей второй половиной, своим духовным двойником. «Две палочки хрустящего песочного печенья». Мне достаточно было один раз вас увидеть, чтобы понять это. Но теперь ясно, что я ошибся. Ну, – он взял свою куртку, – удачи вам с малышом. Не думаю, что мы снова встретимся.

Он усмехнулся и вышел из дома. Дверь закрылась за ним с тихим, но явственным щелчком.