— Это война первая, где столь широко используются железные дороги, и не только для переброски войск, сколько для ведения по ним боевых действий, князь. В армии «северян» не менее полусотни блиндированных поездов, гораздо больше их у «южан» и испанцев, причем более совершенных конструкций, что неудивительно, ведь они намного раньше их стали применять. Ставят по батарее французских скорострельных пушек в башнях, четыре ствола на бронепоезд, и по полудюжине гатлингов или митральез — атакующую пехоту буквально выкашивают пулями и накрывают шрапнелью. Видел это зрелище — оно ужасает!
Полковник Генерального Штаба Яков Григорьевич Жилинский непроизвольно передернул плечами — картина кровавого побоища, в котором почти полностью полег весь наскоро сформированный полк «федеральной» кавалерии, навсегда врезалась ему в память.
Он прибыл на Кубу с началом войны, сразу после своего 45-ти летия, в качестве военного агента в штаб маршала Бланко. Поначалу его даже близко не подпускали к местам ведения боевых действий, но после победы в ночном сражении при Сантьяго отношение кардинально поменялось с приходом на пост командующего Практической Эскадрой адмирала Рамоса. Тот даже взял себе в штаб адъютантом лейтенанта Похвиснева, и Давид Борисович все время пропадал на «Инфанте Марии Терезии», щеголяя испанским мундиром с нарукавными нашивками и двумя полученными за участие в боях крестами. А сам Яков Григорьевич с согласия Петербурга был прикомандирован уже к штабу командующего экспедиционной армии генерал-капитана Линареса, и с «высочайшего дозволения» надел мундир испанского коронеля, то есть полковника. Это сразу же облегчило его положение в здешних краях, сильно помогло в общении с конфедератами, особенно с командующим Северной армией КША генерал-лейтенантом Джозефом Уиллером.
Сейчас ожесточенные бои шли севернее Ричмонда, столица Конфедерации была освобождена, но президент и госдепартамент КША находились в Норфолке, главной базе союзной испано-конфедеративной эскадры. Также как штаб армии, при котором он был прикомандирован. А потому ему отвели прекрасный дом с открытой верандой, из которого открывался великолепный вид на залив, где стояли чуть дымившие трубами, корабли «армады» и Конфедерации, которые осветило восходящее солнце.
Здесь на веранде, в мягких креслах можно встречать рассвет, и видеть красочную церемонию поднятия флагов на кораблях «армады», встречая вступавший в свои права новый день. Собеседником Якова Григорьевича сейчас была персона куда более значительного статуса, пусть на нем сейчас не имелось флотского мундира с погонами капитана 2-го ранга — 38-ми летний светлейший князь Ливен, имевший при императорском дворе обширные связи, да и сам титул о многом говорил. Да и учился он в Берлинском кадетском корпусе, по окончании которого служил в лейб-гвардии Семеновском полку. Но затем потомка остзейских рыцарей потянуло на море — сказались плавания в далекую Вест-Индию его предком, что служили курляндским герцогам и по слухам пробавлялись заурядным пиратством.
С началом испано-американской войны Александра Александровича направили в САСШ военным агентом, где он и был до недавнего времени. Пока военный флот под «звездно-полосатым» флагом фактически не прекратил свое существование, начисто истребленный или плененный испанцами, что оказались на ратном поприще весьма деятельным и опасным противником. Словно вернулись давно забытые времена знаменитых «терций» известной на всю Европу испанской инфантерии, наводящих ужас на всех врагов, и многопушечных галеонов «армады», которым лишь британские корсары со знаменитого Дрейка осмеливались бросить вызов.
Князь попал в Норфолк совершенно случайно — отбыл из Филадельфии к берегам «туманного Альбиона» на пароходе САСШ, с очень ценными грузами, но в море тот был захвачен крейсером конфедератов «Алабама», потомком знаменитого «пирата», и сопровожден до Норфолка.
Понятное дело, что к князю отнеслись с должным уважением. Конфедерация была заинтересовано в благожелательном настроении к ним всех европейских держав. Ливен удостоился беседы с самим президентом КША, и теперь терпеливо дожидался британского пакетбота, что бы на нем отправится через Атлантику до Лондона, а оттуда последовать в Петербург. И теперь за чашечкой парящего кофе, которое принес негр-слуга в белой ливрее, они дожидались Похвиснева, который должен был скоро пожаловать — до подъема флага все испанские офицеры должны были оставаться на своих кораблях, традиции на флотах свято чтились.
Да и повод был весомый, чтобы выпить пару бокальчиков вина — волей судьбы их коллега был произведен в капитаны де корвета «армады», чин значимый, но для службы в Российском Императорском Флоте совершенно бесполезный. Могут лишь положить денежное содержание в окладе капитан-лейтенанта, пусть данный чин давно упразднен, но для начисления жалования лейтенантов учитывается. Так что данное производство не более чем почетное, вроде подарка, «игрушки», красивой и не нужной. Даже два полученных за боевые заслуги креста более полезны — с «высочайшего дозволения» их можно было носить на мундирах.
— Ба, да наш Давид Борисович смертельно пьян, если не сказать больше — смотрите, как прямо идет, в пошлой трезвости находясь, так ровно шагать ни один лейтенант, про мичманов и не говорю, не сможет.
Яков Григорьевич служил в гусарах еще с юнкеров, и прекрасно знал, что такое дисциплинированность в любом состоянии, и особенно среди кавалерийских офицеров, у которых попойки были непременным ритуалом. Но знал еще другое — если офицер даже в таком состоянии идет к начальству, а таковым они были для него оба, то им движет исключительно долг, и дела службы, которым нет отлагательств…
Полковник Я. Г. Жилинский, военный агент на Кубе в дни испано-американской войны. К этому времени он уже сделал несколько обзоров по иностранным армиям, причем не для широкой печати…