Три песо

Глава 63

Из носовой одиннадцатидюймовой пушки вырвался длинный огненный «язык» в огромном клубе дыма, в полет отправился тяжеленный, чуть больше трех центнеров практический снаряд. Грохот даже Рамоса чуть придавил, а вот стоявшей рядом с ним на мостике инфанте хоть бы хны — раскрасневшееся лицо, пусть и не такое привлекательное, как на портретах (придворные художники всегда «льстят» своим венценосным заказчикам), но очень милое, и главное — живое и энергичное, с задорно блестящими глазенками. И то, что сразу заметил Сергей Иванович, так это «крылышки» ноздрей, они трепетали, с наслаждением вдыхая пороховой дым. И щеки раскраснелись, и будь настоящий бой, девчонка бы «опьянела» от него.

На секунду промелькнула вполне здравая мысль, как бы подытоживая мысленную характеристику — «наш человек». И это при том, что все сопровождавшие Марию Терезию дамы, включая тетку инфанту Изабеллу, почтенную даму, приближающуюся к полувековому рубежу, давно покинули мостик, опустившись под палубу — первый выстрел башенного орудия произвел на них неизгладимое впечатление. А теперь уже седьмой — и осталось всего три, ведь никто не ожидал, что принцесса просто одуреет от выстрелов, возбудится, как от приличной дозы рома, как лихой конкистадор или дуэлянт от перезвона шпажной стали.

— У меня к тебе просьба, Серхио…

Цепкие пальчики схватили его под локоть, что было еще необычнее — такая вольность вещь недопустимая, особенно для инфанты, что провела свои юные годы в затворничестве, с суровым церковным воспитанием.

— Возьми меня замуж! Я хочу быть твоей женой, рожать от тебя детей! Ты такой, такой… Да я люблю тебя, давно люблю, еще с лета! А как увидела, то обомлела — ты мой, и только мой!

Девчонка тараторила как пулемет, словно боялась, что ее остановят и отшлепают за дурость. Но нет, нельзя — принцесса все-таки!

Но тут он столкнулся с нею взглядом, нет, сцепился, и накрепко, как в старину абордажные «кошки» вонзались крюками в деревянный планширь. И сразу ухнул с головой в бездну ее сумасшедших глаз — с такой неистовой любовью, обожанием, нежностью и дикой яростью перешедшего через рубеж человека при этом, на него никогда не смотрели. Сердце в груди застучало, а душа полыхнула пороховым картузом — тут надо давать ответ сразу, и он порывисто приобнял девчонку, что сразу же так прижалась к нему, будто хотела слиться с ним в единое целое.

— Ты моя королева, и этим все сказано…

Договорить не смог, да и как скажешь, если ее губы нашли его — первый поцелуй, неумелый девичий, но страстный, чуть немного затянулся, и они совершенно не обратили внимания на грохот орудийной башни. Опомнились — но не отпрянули, хотя все произошедшее сейчас между ними было вопиющим нарушением королевского этикета, ужасающим моветоном. Да и плевать — краем глаза Сергей Иванович увидел деланное безразличие стоявших уже внизу офицеров, мостик оказался совершенно пустым.

— Про башню говорят, там след остался, когда тебя ранило, и ты упал отсюда вниз. Покажи мне, покажи!

Девчонка его потянула за локоть, он подхватил ее и быстро спустил по трапу вниз, будто времена курсантской юности вернулись, успев подумать, что у кого-то из офицеров слишком «длинный язык». Хотя «завиноватить» можно любого, чуть ли не каждый моряк с эскадры уже побывал у носового барбета, совершить такое «паломничество» стало правилом.

Орудие дало последний выстрел, ствол начал опускаться, на то, что палуба под ногами содрогнулась, девушка не обратила внимания, настоящая жена моряка. Подошли к барбету, он ткнул в пятно, что уже давно было чуть ли не самым почитаемым местом на броненосце. Понятно, что не чищенное уже несколько месяцев пятнышко ржавчины, к которому матросы специально не прикасались, либо вообще могли «подновлять».

— Приподними меня, я маленькая, ничего не вижу!

Он живо подхватил Марию на руки, поднял как пушинку, искренне удивился — девушка несколько раз поцеловала пятно, когда опустил на палубу, увидел льющиеся из глаз слезы.

— Тебя ведь тогда могли убить, и я бы не узнала что такое любовь, одна-единственная на всю мою жизнь!

И снова объятия, прилюдные, недопустимые — но офицеры и матросы продолжали старательно делать вид, что ничегошеньки не видят. Только во взглядах на принцессу было такое обожание, что дай волю, преклонят колено. Только подумал, как два офицера тут же опустились на колено и склонили головы, а затем последовали и другие. И седой адмирал тоже — дон Конкас повел себя как истинный кабальеро, подавая молодежи пример.

— Завтра же венчаемся, — решительно произнес Рамос, и, заглянув в ее округлившиеся от восхищения глаза, добавил:

— Пока мир не заключен, идет война, а на ней каждый час дорог. Все эти помолвки, обряды, традиции, все к якорю. Ты инфанта, и корабль носит твое имя! И горе тому, кто станет у нас на дороге! Пошли!

— Да плевать на все это, я в рубище к алтарю подойду, только бы с тобой навсегда, на всю жизнь!

Вот теперь все условности, которые опутывают жизнь монархов липкими узами, были между ними разорваны и отброшены, они переступили их, отпихнув как ненужную ветошь. И оба, сцепившись ладонями, направились в адмиральский салон, где находилась инфанта Изабелла, дочь королевы Изабеллы II, известной своими любовными приключениями, или блудливостью, если говорить без прикрас. Потому что все в Испании знали, что девять ее детей, включая покойного короля Альфонсо, от разных отцов, ибо супруг испытывал патологическое отвращение к женщинам, предпочитая им совсем иные увлечения со своими миньонами, как король Генрих III, тот самый, чьи пристрастия описаны даже самим Дюма…

Королева Изабелла II приложила максимум усилий, чтобы дискредитировать саму идею монархии натуральным подрывом внешних приличий, в результате чего провела жизнь в Париже, после вхождения сына на престол. Хорошо, что ее супруг формально признавал отцовство всех своих детей. Как тут не вспомнить шута Шико, который предлагал королю Генриху жениться на герцогине Монпансье, мотивируя это следующим — «если вы не сделаете ей наследника престола, то она подарит его вам»…