16 января 75009, 11:07. Земли протоссов, дальний восток, верхнее течение реки Алдан в 120 километрах на юго-восток от Якутска.
По берегу реки медленно шли три человека, два мужчины и женщина. В тяжёлых овечьих тулупах, тёплых шапках и штанах, они медленно продвигались вперёд и у них под ногами чётко скрипел снег. В это солнечное морозное утро температура воздуха упала до –37 градусов — обычно для этих мест. В тайге зимует много зверей и птиц. Совсем недалеко, на нейтральной территории, могут проживать люди — местные народы. Их во всей Сибири не больше ста тысяч, они отлично уживаются с протоссами и находятся в тесных связях с некоторыми государствами людей. Но эти трое, идущие куда-то вдоль реки, к ним не относились. Да, они уже побывали в посёлке, взяли там одежду и попросили довезти их на санях до Алдана и ждать, пока через пару часов они не вернутся. Местный мужик, отвёзший их, попросил быть осторожными и не задерживаться. Если они не вернуться засветло, он уедет без них, потому что ночью начнётся пурга, и тогда ни он, ни они, уже не вернутся. К его словам отнеслись серьезно, без шуток на эту тему, и местный окончательно убедился, что это никакие не туристы и приехали они сюда по делу. Оставался один вопрос, какое дело может быть в тайге? С собой даже оружие запрещено брать. Это очень большой риск.
Скоро люди свернули в сторону от реки и стали подниматься на длинный холм. Они опирались на палки и тяжело взбирались наверх. Тёплая одежда и полное снаряжение давали возможность им, как и здешним народам, жить в этих местах, а эти трое сталкивались с холодом не в первый раз.
— Вот уж не ожидал! — Рэндэл пихнул Дэвида и показал поднимающихся к ним людей, — да это никто как представители ОЗОН (ОЗОН — Организация земных объединённых народов, аналог существовавшего когда-то ООН).
Протосс поднялся во весь рост и его огромную фигуру на вершине холма стало видно со всех сторон леса. Рэндэл как обычно был в одних шортах и он легко шёл по мягкому снегу, совсем для него не холодному. Для него не было холода, ведь любой лесной прот с рождения мог спать на снегу. Этого нельзя было сказать о Чипе и о Дэвиде. Первый, правда, одет был не теплее Рэндэла, но заметно мёрз и через каждые двадцать минут разогревался активной зарядкой.
Дэвид холод чувствовал только лицом и голой шеей, которой было неприятно, как он ни надвигал воротник своей тёплой куртки. На голове шапка, ноги в ботинках и, почему-то, в шортах, но с этим всё в порядке. Дэвид за восемь месяцев жизни с протами хорошо приспособился к их образу жизни. Теперь он выглядел отлично, пополнел (раньше он был немного худым, хотя и ел много; теперь 87 кг очень хорошо подходили к его росту 182 см), лицо выглядело здоровым. Недавно Дэвид праздновал свой тридцать первый день рождения.
Этим троим, которые действительно были из ОЗОН, когда они взобрались наверх и подошли к протам и Дэвиду, все они показались какими-то странными, далёкими, совсем непонятными для обычного человека. Их мышление и образ жизни были будто ненормальными, поэтому сначала стало немного страшно и неловко. Но дело есть дело, долгого молчания не вышло. Женщина сделала шаг вперёд и представилась:
— Линда Раевски, ОЗОН, — она дала Рэндэлу свою визитку. Тот покрутил её в руках, потом передал Чипу.
— В натуре ОЗОН, а ты был прав! — обрадовался тот и подошёл к одному из мужиков почти вплотную, и, как так и надо, улыбаясь похлопал его по плечу. Теперь Чип удостоверился, что это действительно представители ОЗОН. — Ну ладно, давай, базарь. Что вашей организации от нас нужно?
— Подождите, — сказала женщина, — перед тем как начать разговор, давайте представимся. Кто из вас кто?
— Точно, а я и забыл! Ведь люди перед тем, как начать базарить, всегда должны представиться. Хорошо! — оживился Чип. — Вот этот здоровый Олух — это Рэндэл Тадески — бывший контрабандист и подполковник в отставке. А вот злой терран, — он показал на Дэвида, — его зовут Дэвид Тюрам. Погонялово — Некрещеный. Жестокий убийца жуков и муравьёв. Он полный отморозок! Дэвид, разве я говорю неправду? А вот это, — Чип с гордостью показал на себя, — это великий писатель, лауреат Лордаеронской и Большой Синей премий, а также автор восьми супербестселлеров, известный философ и эксперт по огнестрельному оружию, обладатель пятого места в мире по бегу на пятьсот метров и победитель многих любительских турниров по боксу и бывший спецназовец, степной протосс — Чип Куропатин.
— Заткнись, лох! — Не выдержал Дэвид, который всё-таки знал, что в общем Чип говорит правду.
— Это действительно Чип Куропатин? — спросили люди у Рэндэла.
— Он только кажется дурнем, — ответил Рэндэл.
— Если нас нашли, и к нам пришли вы, а не солдаты, — сказал вместо них Дэвид, — ведь при желании небольшая группа могла бы и перейти границу, значит дела в NUR идут не так плохо.
— Не знаю насколько правильно вы говорите, — официальным тоном начала женщина, — но многая информация, предоставленная вами, после проверок оказалась правдой. Благодаря вашим утверждениям, что так называемый Клан контролирует всё государство, временным президентом Пола Лэйтона решили не избирать из-за подозрений к его причастности…
— Знаем, знаем! — оборвал её Чип, — живучий гад, в его дом самолёт врезался через двадцать минут после того, как он вылетел в Вашингтон. Там его тоже хороший облом ждал.
— Все, кто находился на борту, погибли, — заметил один мужик и печально наклонил голову.
— Ой, жалко ведь людей. Летели себе спокойно на Родину, тут вдруг бух! И вдребезги! У всех у них были семьи, дети… потом похороны, горе… Падали, и ни единого шанса, никто не выжил! — причитал Чип и разжалобил бедных людей до того, что баба разревелась, а у обоих мужиков почти что выступили слёзы, один из них заметил:
— Женщина с ребёнком на борту были, этот факт должен заставить вас задуматься.
«Знаем, знаем! — подумал про себя Чип, который слышал всё это от Аметы, — никогда не видел более… чем Амета… и даже не знаю как назвать этого жука. Нет, Амета врал Дэвиду, когда рассказывал в тюрьме про свои судимости. Хотя судили его именно за это, но сделал он столько, что хватило бы сослать небольшой посёлок. Этот прот из любого дерьма выберется».
Потом Дэвид спросил:
— Значит вам известно, что самолёт был выведен из строя умышленно?
— Есть некоторые основания, чтобы так полагать…
— И на дом Лэйтона он тоже не случайно упал, — заметил Рэндэл, — но сейчас не об этом. Вам, наверное, нужна наша помощь, показания на суде?
— Да. Нам нужно точно и ясно знать, каким путём к вам в руки попали все эти документы.
— Давать показания слишком опасно.
— Но без них мы мало что сможем сделать.
— Тогда вы должны гарантировать, что никого из нас не привлекут к ответственности, какие бы обстоятельства не раскрылись.
— Это невозможно.
— Тогда и мы ничем не сможем помочь, — твёрдо сказал Рэндэл. — Своё дело мы сделали и нам спокойно можно давать Нобелевскую премию, потому что угроза войны исчезла на несколько лет. А с коррупцией сами боритесь.
Рэндэл замолк, потом люди стали о чём-то шептаться. Обсуждали долго, и когда проты собрались уходить, один из них остановил их:
— Подождите.
Они остановились, но головы не повернули.
— С угрозой войны не всё решено.
— То есть?
— Я начну немного не прямо, — начал говорить первый мужик. Рэндэл с остальными вернулся и приготовился слушать. — Вы знаете как мало связей у нас с протоссами. Наши расы почти не дружат и мы можем рассчитывать на помощь очень немногих из вас, а протоссов со связями вообще не найти, да и согласятся ли они нам помогать?
— Между людьми и протами непреодолимая граница, — отозвался Дэвид, а Чип добавил:
— Да ты говори, что там за угроза? Только покороче можно? Что от нас хотите, только кроме показаний в суде.
— Вы знаете протосса по имени Кент Северин?
— Он мой дальний родственник, — ответил Рэндэл, — я его в молодости хорошо знал. Когда я вернулся из армии, мы долгое время были хорошими друзьями, да и сейчас дружим.
— Кент хорошо знает о готовящейся войне в Анголе, а может и сам примет в ней участие. У протоссов, вы наверное сами знаете, есть несколько организаций, подобных РипП, которые за объединение против людей. Так вот некоторые из них объединились, и даже известно, что они готовят какую-то операцию, которая приведёт к немедленной войне, такой, что люди первыми объявят её протоссам.
— У вас такие достоверные факты, — улыбаясь сказал Рэндэл, — может быть, вы из своих источников и без нас узнаете все подробности и всё решите. Для чего нужны мы? Мы с вами никогда не дружили.
— Вы всем этим очень долго занимались и о вас кое-что знаем, только не спрашивайте откуда.
— Я хочу точно знать, — перебил Рэндэл. — Вы абсолютно уверены в том, что сейчас сказали пор войну?
— Да, в общем, мы уверены.
— Хорошо, я тоже попробую что-то пробить, — после этих слов все трое людей сунули Рэндэлу свою визитку, — а с показаниями в суде пока подождите.
— Да, и не замёрзните по дороге, скоро начнётся пурга! — вслед скрывающимся людям крикнул Чип, совсем задубевший на морозе, и побежал греться в нору.
За ним скоро попрятались остальные. Это была нора одного прота, с которым Чип раньше учился в университете. Сейчас этот прот работал где-то на далёкой планете и должен был вернуться только через два года.
— Надоело уже рисковать и что-то делать, — сказал Чип, — получается типа мы герои какие-то. Я больше участвовать в этом не буду.
— А по большому счёту всё это из-за меня, все ваши проблемы, — сказал Дэвид, совсем не обвиняя себя, а наоборот, смеясь над протами, — без меня ничего бы и не было. Это Рэндэл типа такой добрый. Он как только узнал о том, какой браконьеры беспредел устраивают…
— Он далеко не добрый — так бы каждый второй прот поступил.
— Или каждый третий, — сказал Дэвид. — Так я не понял, мы будем Кента искать?
— Почему мы? — спросил Чип, — это дело Рэндэла, и не хрен нам оно сдалось! А я и не хочу даже. И пусть будет война. Надо оно мне, в который раз рисковать из-за этого дерьма? И тебе, Дэйв, это тоже не нужно. Про тебя забыли и искать тебя перестали — у Клана своих проблем хватает. Пройдёт несколько лет и ты сможешь вернуться к прежней жизни, у тебя ведь семья есть, ты не рассказывал никогда.
— Да, семья есть, — ответил Дэвид.
Он только теперь, через восемь месяцев после того, как покинул дом, заметил что про этот самый дом почти не думал. Конечно, Дэвид иногда вспоминал друзей, родственников, но без тоски, без желания вернуться. Это даже раньше были полностью чужие ему люди и он только теперь понял насколько чужие. Родители давно наплевали на него, посчитав ненормальным, ведь Дэвид был старший в семье и ему всегда уделяли мало внимания. Окончив школу, он поступил в университет, где сначала за него заплатили контракт, дорогую и престижную специальность. Но оттуда его скоро выгнали. Родственников буквально взбесило то, что он был и не против, типа отчислили — хорошо, не отчислили — ещё лучше. Он не считал себя пропавшим человеком, не считал из-за этого неудавшейся свою жизнь. Потом отец настоял, чтобы Дэйв пошёл в армию, чтобы там жизнь его научила. А Дэйв взял, и пошёл в морскую пехоту, даже с энтузиазмом, отслужил два года, а вернувшись поступил в средненький институт на свою не очень-то престижную специальность. Тогда про него и забыли, и Дэйв сам подрабатывал, жил в общежитии и имел всех в виду. Младших брата и сестру он не любил. Те тоже считали его придурком, поэтому и сейчас он вспоминал о них очень редко.
Друзья у Дэвида были. Он всегда быстро сходился с людьми, и знакомых у него было полно. Но дальше хороших знакомых дело не заходило — Дэвид сам не хотел. Единственное, что тянуло его домой — это старая дача. Часто вспоминались родные места, летний домик, речка, старый сад с постаревшими деревьями. И не было на этих дачах ни красивых мест, ни особой природы, просто обычные, до боли знакомые старые улицы, и всё… На этом месте Дэвид заметил, что Чип машет рукой перед его лицом.
— Вспомнил, дом вспомнил? Наше Солнышко вспомнило свой любимый город со своими тупыми жителями. Да, Дэвид?
— Иди на фиг, Чип.
— Ты моя Рыба, Порося ты моё варёное! А я вижу, ты уже плакать собрался. Что? Нет, скажешь?
Дэвид налетел на прота, и они вдвоём завалились и стали валяться по сену, разложенному на полу. В норе было тепло и они долго боролись, причём оба страшно матерились друг на друга.
— Ух ты ж падла, сильный стал! — заметил Чип.
— Нет, это ты постарел, — отозвался Рэндэл. Он ещё какое-то время наблюдал за борьбой. — Вы как дети, сколько вам лет!
— Заткнись, лох тупорылый! — услышал он от Дэвида, а Чип добавил:
— Лесной убыток, здоровый мохнатый лесовик.
— Лесовик? Это что-то новое.
— Хрен с вами, всё равно делать нечего… — Дэвид зарылся головой в солому, — Чип, может байку расскажешь?
— Байку, а это как?
— Ты же любишь обычно поучительные истории рассказывать, ну, к слову.
— Он тебе сейчас порно-сказки рассказывать начнёт, — сказал Рэндэл, — этот лось их столько знает, причём всегда откуда-то берутся новые. Сам не знаю, откуда он их столько достаёт.
Чип обиженно покосился на Рэндэла, как на необразованного мужика, потом начал рассказ:
— Могу рассказать одну историю про то, как в пятнадцатом веке в одном государстве людям секс запретили…
Громкий смех обоих заставил его остановиться.
— Опять порнуха!
— Та подожди, это тут непричём!
— Ладно, слушаем.
— Короче, помните, были всякие церковные разделения, когда появились православные, протестанты, лютеранская церковь…
— Помним, помним!
— Тогда ещё была феодальная раздробленность, много мелких государств. И в одном из них, кажется в испанском, появилось такое направление веры, которое полностью запретило дуплёж, — опять смех Дэвида и Рэндэла. — Большинство жителей веру приняли и стали жить по-новому. Люди, придерживавшиеся католичества, оказались в меньшинстве, и между ними и приверженцами новой веры постоянно случались столкновения. Двадцать лет в стране власть принадлежала новой церкви. До тех пор, пока вся она не передохла! Ха-ха-ха!
— Ну хоть какие-то дети у них всё-таки рождались? Были вероотступники, которым отпустили грехи?
— Грехи отпускали, а детей считали порочными и не признавали, — пояснил Чип. — А потом, когда религию отменили, страна потеряла три четверти населения, остались одни старики. Страну скоро завоевали и поделили соседи.
— Это как та страна, в которой вера запрещала армию, типа не убий, — заметил Рэндэл, а Дэвид грубо сказал:
— Только и первое, и второе — полнейшее враньё. Байки всё это!
— Ты сам просил байку.
— Байки байками, а я спать хочу. Завтра надо к этому Кенту.
— Решил ехать? Хрен ты к нему доберёшься — в Африку нельзя попасть не перейдя границу. Иначе — только по воде. Но по воде долго.
— Долго, но другого варианта нет, — после этих слов Рэндэл зевнул, перевернулся на бок и скоро уснул.
Чип отправился бы вместе с Рэндэлом, если бы знал, что вернётся обратно. Другом рисковать тоже не хотелось, но подохнуть теперь, после всего произошедшего, Чипу казалось очень тупой перспективой. Да и Рэндэлу, оттого что он бы поехал с ним, безопаснее бы не стало. Они даже не попрощались, а на фиг надо? Утром Рэндэла уже не было. Так Чип и Дэвид остались одни.
Рэндэл ушёл в пол пятого утра, за пять часов до восхода солнца. Температура упала до сорока пяти мороза, и даже он на всякий случай положил к себе в рюкзак куртку, правда она ему не понадобилась. Рэндэл только сначала шёл пешком, до замёршего Алдана, а там, когда зашёл на лёд, небыстро побежал. Так к восходу он добрался до поселения людей — коренных жителей, и у них он добыл снегоход, чтобы теперь продолжить путь вверх по реке на нём. Он взял снегоход, чтобы ехать дальше, на север, где Алдан впадает в Лену, и где начинается полярная ночь. Конечная цель — выход к океану, где в темноте ждёт подводный корабль. А там капитан — старый знакомый отца и он, конечно же, возьмёт Рэндэла к себе на борт. Он довезёт его до Португалии, а там уже и Африка рядом.
Если бы не сильный шторм, который в последнее время так часто бывает в Атлантическом океане у берегов Африки, наверное, получился бы настоящий морской бой — слишком уж много вражеских кораблей плавало рядом в этих водах. Ещё бой не вышел и потому, что ни один из этих кораблей не был военным. Возле берега плавали катера повстанцев, с моря с двух сторон подходили корабли террористов и яхты протов. Была ночь, лунная, но тучная, и абсолютно чёрное небо почти слилось с водой. Мрачно и страшно зимой в океане, тем более в шторм, и только при вспышках далёких молний на горизонте можно приметить мачту другого корабля.
— Ни хрена не вижу!
— Да ты лучше посмотри, бинокль возьми… ну? Видишь, вон там, на горизонте, ещё всё время за волнами скрывается… Блин! — яхту накрыло волной и оба чуть не вылетели за борт. — Коццо, а где этот убыток?
— Нерри? — уточнил Коццо. — Он спит. Ты проверь, Рэндэл, а я пока подготовлю пулемёт.
Рэндэл больше ничего не сказал и спустился вниз, разбудил Нерри, сказал чтобы тот перекрыл отсеки и готовил пушку, а сам после этого вернулся управлять яхтой. Лучшим вариантом было уйти, но это уже как получится — враг вряд ли захочет пропустить их к берегу.
— Вы оба его видели?
— Оба. Крупный морской катер, скорее всего перевозит оружие. Если они нас заметят, то будут стрелять.
— Они нас заметили, — Нерри виновато посмотрел на Рэндэла. — Я так думаю.
— Дело дерьмо, готовь шлюпку, — посмотрев, как вдали разворачивается корабль, сказал Рэндэл, потом вышел из кабины на палубу. — Коццо, у меня всё, давай!
Через пять секунд всю яхту передёрнуло от выстрела 60-миллиметровой пушки, установленной на корме. Прошло десять секунд и вдали взорвался кусок океана, в сотне метрах от вражеского корабля.
— Понятно… — под нос сказал Коццо, — опустим прицел на 0.6 вниз и 0.3 вправо.
Коццо был отличным артиллеристом. Он не суетился и работал как-то слишком спокойно, даже медленно, проверяя всё и постоянно присматриваясь. Это даже раздражало молодого Нерри, но он всё же молчал.
— Сейчас пойдёт ответка, — после второго выстрела, почти попавшего в корму вражеского катера, заметил Рэндэл. Он только подавал снаряды и молча стоял на палубе, пока Коццо делал всё остальное. Нерри поддерживал управление, стараясь держать яхту ровно и обходить крутые волны. И вот с другого корабля выпустили ракету. Она быстро прилетела к яхте и взорвалась, не добрав до цели метров триста.
— Зря радуешься, — Коццо серьезно посмотрел на весёлое лицо Нерри. Вдруг ракеты пошли одна за другой и уже через три секунды Нерри стало не до веселья. Первая мимо, вторая мимо, третья чуть не задела мачту, мимо, мимо, снова взрыв за кормой… Рядом всё взрывалось, будто начался ад. Рэндэл с Коццо продолжали делать то же самое, ничего больше не предпринимая, а молодой Нерри ещё сильнее засуетился и яхта потеряла управление, взлетела на огромную волну и перевернулась. Потом снова стала в нормальное положение.
— Затихло что-то… похоже мы попали, — вражеский корабль весь горел и быстро заполнялся водой.
— Не только мы, стреляли ещё и откуда-то из-за горизонта. Они идут ко дну!
— Наверное, артиллерия с берега, корабль слишком сильно гремел… Вот чёрт! — После этих слов Рэндэл зажал курок пулемёта и направил огонь на вышедший из темноты прямо на них катер. Всё заглушил взрыв, раздавшийся в носовой части яхты. Нерри выкинуло за борт.
Теперь все ясно видели стоящий в какой-то сотне метров от них катер. По его палубе в панике бегали протоссы, люди и рипстеры, пытаясь успеть скрыться внизу. Рэндэл палил из пулемёта прямо по ним; потом в правый борт чётко попал снаряд Коццо.
— Мы тонем! — заорал Рэндэл из каюты, — без вариантов! Нос и центр пробиты наглухо, спускай шлюпку.
— Не могу.
— Это как?
Он показал Рэндэлу насквозь пробитое дно шлюпки. Скоро оба плавали в воде, чёрной и холодной.
Кент Северин: от первого лица.
Я занимался другими делами, а их было полно. В это время не могла сбежаться сразу вся команда, но меня попросили посмотреть. Я пошёл из любопытства, посмотреть на тех, из-за кого у нас, как мы тогда думали, сейчас случились все беды. Перед этим на палубе кто-то выстрелил, так что надо было разобраться что к чему, тем более что на корабле я был далеко не последним человеком.
Никогда я ещё не видел, чтобы Коццо стоял в таком виде. Весь мокрый, этот головорез, Брат Мафии, как его ещё называли, опустив голову, молча стоял на палубе. У него возле ног в луже крови лежал труп молодого прота, и пока я подходил кто-то спихнул его ногой за борт. Не в первый раз на Коццо наводили ствол и все эти разы были вовсе не в армии, правда всё же чаще стволом угрожал он. Рэндэл смотрел на меня; он заметил меня раньше, чем я его. По его взгляду нельзя было понять о чём он думает.
Я сразу же сказал, чтобы их не держали, типа всё равно не сбегут. Сначала мы все молчали, потом я начал рассказывать как было дело у нас, Рэндэл рассказал о том, что было с ними, и только тогда все поняли какая страшная ошибка произошла только что. До последнего момента наш катер не видел ни яхты, ни корабля, с которым она вела перестрелку — мы попали в туман. Были слышны только взрывы ракет, которые одна за другой вылетали к нам из тумана (они чаще всего падали сзади яхты Рэндэла и скорее могли попасть в нас, чем в них), а яхта тогда была уже совсем близко. Но в тумане дальше ста метров ничего не было видно. Паника у нас на катере стояла страшная — по нам стреляют, а мы даже не знаем откуда. Потом в наш борт всё-таки попали, слава богу выше ватерлинии, тогда уже все схватились за шлюпки. И когда туман немного разошёлся, мы увидели прямо перед собой яхту, больше ничего. Корабль, пускавший ракеты, тогда уже тонул и прекратил огонь, его мы и не заметили. Все схватились за пушки; яхта в свою очередь открыла пулемётный огонь. Многих из наших тогда расстреляли на палубе. Я ведь не знал, что Рэндэл искал именно меня — он сказал об этом уже утром, когда мы подходили к берегу. Тогда Рэндэл сказал мне:
— Самое интересное в том, что несмотря на все проблемы, возникшие вчерашней ночью, если это можно назвать проблемами, для общего дела всё сложилось очень даже неплохо. — Я сделал то, что обещал. Я нашёл тебя, Кент.
— А я думал, что ты приехал ко мне по старой дружбе… — ответил я, не показывая своего удивления. — А что за дело ко мне?
— Тебя предупредить, да и узнать кое-что.
— Предупредить о чём?
— Не стоит тебе в это дело лезть, в восстание и всё такое.
— Какое восстание, братан, ты чего?
— Ладно, не гони, или ты мне верить перестал? — сказал Рэндэл и мне тогда даже показалось, что он обиделся. — Кент, ты пойми, что мне на это ОЗОН плевать! Дело в другом. Если ты просто выйдешь из дела, я буду считать что всё, что должен был сделать, сделал. А война, если она должна быть, так пусть будет.
— Хорошо, говорю честно, операция будет, — ответил я, — и тут ни я, ни ты, ни твоё ОЗОН уже ничего, даже вместе не успеем сделать, — я посмотрел на часы. — Через сорок минут начнётся. Но приведёт эта операция к войне, или нет, я не знаю. Главное, ты поверь, что теперь от меня уже ничего не зависит.
— Но ты за войну, Кент?
— Наверное, да. Но больше всех войны хотят рипстеры.
— Это просто расизм, тупой, чисто биологический. Вечная ненависть людей и рипстеров, и она в крови у этих народов. Тут ничего нельзя не изменить, но разве это относится к протам? Проты не агрессивные, по крайней мере кажутся такими. Настоящего расизма к нам, или с нашей стороны нет и не было, и это не наше дело. Война людей и рипстеров, если к тому будет идти, сама начнётся, а сейчас затишье.
— Но нужно ли нам это затишье?