Трудная роль

Глава 11

– Маккомбер, – окликнул герцог высокого худого мужчину в наряде из домотканой материи и самых красивых кожаных сапогах, которые доводилось видеть Эванджелине. Продубленный водой и солнцем, он выглядел сильным словно Геркулес.

– Добрый день, ваша светлость. Император услышал вас и чуть не свернул себе шею. Ему не терпится взять в галоп. Можете поставить на кон вашу лучшую карету, что он попытается сбросить вас. Я думаю, молодой леди лучше всего подойдет Бисквит. А Томми уже седлает пони лорда Эдмунда.

Услышав свое имя, Эдмунд выглянул из открытой двери конюшни.

– Папа, я показываю Томми свой пистолет! – крикнул он и снова исчез. Они услышали хлопки.

– Я не знаю, как вы держитесь в седле, – сказал Эванджелине герцог. – Бисквит – спокойная старая кобыла, которая за свои двенадцать лет никому не причинила хлопот. Она обожает яблоки. Дайте ей пару кусочков, и она переплывет Ла-Манш вместе с вами и тремя вьюками, притороченными к спине. А если дадите ей целое яблоко, она соблазнит всех жеребцов в округе.

– Ага, – кивнул Маккомбер, – это правда. Она хорошая девочка, моя Бисквит. Трудяга, каких поискать. Именно то, что вам нужно. Бисквит – единственная кобыла, на которой ездил прежний герцог. – Маккомбер пожал широкими плечами и бросил на Эванджелину красноречивый взгляд, означавший: «Ты, должно быть, и на лошади-то в жизни не сидела, но, так и быть, полезай на безответную скотинку».

Взволнованный парнишка вывел из стойла огромного вороного жеребца с белой полоской на носу. Конь был великолепен и знал это. Он посмотрел на герцога, вскинул голову и громко фыркнул. Эванджелине показалось, что он бросает хозяину вызов. Герцог засмеялся и шагнул к жеребцу.

– Вот это конь!

– Ага, – сказал Маккомбер, глядя на Ричарда, которого Император боднул головой и заставил попятиться. – Настоящий красавец. Но с норовом. За это животное его светлость может убить. Прежний герцог купил его четыре года назад в подарок сыну.

– Покойный герцог был хорошим человеком и добрым отцом?

Если Маккомбер и счел этот вопрос странным, то не подал виду. Он поскреб затылок.

– Ага, его светлость был большой и сильный и любил жизнь и свою семью так, как никто на этом свете. Он не должен был умереть такой смертью. Дурацкий несчастный случай. Он пытался остановить двух друзей, надумавших стреляться, и оказался единственным, кого убили.

– Ужасно… Как это случилось?

– Мой хозяин, – Маккомбер кивком указал на Ричарда, – ездил к ним вскоре после случившегося. Но, как ни странно, через три дня после дуэли оба покинули Англию. Бросили свои семьи и смылись. Больше никто о них не слышал. Мне сказали, будто он говорил ее светлости, своей матери, что с удовольствием пристрелил бы их и бросил околевать во рву, но знает, что это не поможет. Поэтому его светлость просто заставил этих ублюдков потерять все, что было им дорого… А вот и славная старушка Бисквит.

О Боже, какая нелепая смерть… Задумавшаяся Эванджелина подняла глаза и увидела красивую вороную кобылу с пышной гривой, белыми бабками, добрыми глазами и теплым дыханием.

Представив этих лошадей рядом – одну, встающую на дыбы и фыркающую, и вторую, спокойно трусящую вперед и размахивающую хвостом, – Эванджелина засмеялась.

– Ох, нет, Маккомбер, только не бедняжка Бисквит! У вас нет лошади порезвее, которая была бы под пару Императору?

Тут откликнулся герцог, которого гарцующий жеребец чуть не затолкал в куст.

– Маккомбер, выведи ей Доркас. Пусть покажет свое искусство.

Доркас оказалась бархатно-гнедой кобылой со злыми карими глазами. Она была намного меньше Императора, но обладала сильными ногами, широкой грудью и гордо посаженной головой. Эванджелина испустила глубокий вздох. Возможно, она проявила излишнюю самонадеянность. Девушка не ездила верхом с тех пор, как вместе с отцом вернулась во Францию. Она посмотрела в ясное небо, такое синее, словно на дворе стоял август. По спине потекла струйка пота. Эванджелина прочитала короткую молитву. Если небеса ей не помогут, что ж… День прекрасный, так что была не была! По крайней мере, ей не грозит опасность поскользнуться и сломать руку.

Ричард шагнул вперед. Император пошел за ним, жуя кусочек яблока, полученный от Маккомбера. Герцог сложил руки ковшиком и подсадил Эванджелину в седло. Хотя Доркас и не была такой высокой, как Император, Эванджелина почувствовала себя находящейся очень высоко над землей и снова подумала, что очень давно не ездила верхом. Она посмотрела на бесконечную аллею, посыпанную гравием. Она и раньше не считала себя искусной наездницей. Что ж, тем интереснее… Оставалось надеяться, что она не свернет себе шею. Девушка решительно взялась за поводья, зная, что Доркас постарается сбросить ее при первой же возможности.

Пэнси был молодым – на год младше Эдмунда – шетлендским пони, обросшим золотистой шерстью. Слава Богу, Эдмунд не пытался в него стрелять. Герцог повел маленькую кавалькаду по усаженной липами аллее, которая вела к роще, лежавшей к северу от замка. Миновав опушку леса, он свернул на восток, и маленькая процессия двинулась параллельно побережью. Они оставляли позади поля арендаторов, обнесенные аккуратными заборами.

– Папа, давай спустимся на берег. Я хочу показать тете Еве мою лодку. Ева, хочешь посмотреть лодку? Пожалуйста!

– О да, – ответила она. – Пожалуйста, милорд! – А про себя подумала, что придется как следует изучить бухту и территорию, отделяющую берег от замка. Она не знала, когда Ушар пришлет к ней своего человека, но догадывалась, что это будет скоро. Подумав об Ушаре и отце, она инстинктивно натянула поводья. Кобыла всхрапнула и дернула головой. Затем она встала на дыбы, а когда вновь опустилась на землю, Эванджелина чуть не прикусила себе язык. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы заставить лошадь подчиниться.

– Эванджелина, будьте внимательнее!

– Я просто задумалась, – ответила она, наклонилась и потрепала Доркас по шее.

Если она правильно запомнила указания Ушара, в бухте был грот, сразу за которым начиналась песчаная коса.

– Поехали, Эдмунд, – сказала девушка и пришпорила Доркас, заставив кобылу повернуться мордой к утесу.

Пологий спуск петлял между скал; он был широким и хорошо утоптанным. Казалось, его проложили в глубокой древности. Эванджелине представился друид, спускающийся этой тропой на берег. Она повернулась в седле и посмотрела на замок, определяя расстояние до него. Полмили, не больше. Тропа не опасна. Во всяком случае, разбиться насмерть здесь негде.

Кусок побережья, относившийся к владениям герцога, представлял собой излучину, окруженную кустами, деревьями и крутыми утесами. Вскоре Эванджелина убедилась, что местность и в самом деле очень уединенная и сверху не видна.

Самое подходящее место для предателей, подумала девушка, испытывая вполне понятное желание умереть. Но она не могла позволить себе угрызения совести. Это означало бы гибель ее отца. А дороже отца у нее не было никого на свете. И Ушар знал это.

Не успела Эванджелина спешиться, как герцог обнял ее за талию и ссадил наземь. Но отпустил ее не сразу; он стоял и смотрел на девушку сверху вниз, не снимая рук с ее талии. Пальцы герцога на мгновение сжались, а затем он сказал:

– Вы действительно большая девочка. Я с удовольствием потанцевал бы с вами. Во всяком случае, мне не грозило бы растянуть мышцы шеи.

– Значит, это хорошо, что вы такой большой мальчик, – ответила она.

Ричард откинул голову и рассмеялся, заставив чаек взмыть в небо.

– Папа, чем тебя насмешила Ева? Можно, я постреляю в чаек? Тут их десятки. Это ведь ничего, если их станет немножко меньше?

– Стреляй, Эдмунд. Пуль у тебя достаточно. А тетя Ева насмешила меня тем, что поставила на место. Пойдемте, Ева, я покажу вам лодку Эдмунда.

Герцог и Эванджелина пошли к маленькой шлюпке, стоявшей на якоре у конца длинной деревянной пристани, заставив броситься врассыпную стайку белобрюхих куликов. Их обогнал Эдмунд, со всех ног устремившийся на узкий причал. Он размахивал пистолетом и улюлюкал как пират, идущий на абордаж.

– Эдмунд, осторожнее! – крикнул герцог и повернулся к Эванджелине:

– Этот мальчишка не знает страха. Шесть месяцев назад он упал с дерева прямо в куст шиповника и вылез оттуда, хохоча во все горло. Я думаю, это вполне естественно, – добавил он, обращаясь скорее к самому себе.

Однако Эванджелина не слушала его. Погруженная в свои мысли, она не сводила глаз с бухты и окружавших ее скалистых утесов. Казалось, она полностью поглощена зрелищем. Он слегка прикоснулся к ее руке.

– Красиво, правда?

Нет, тут ужасно, хотелось крикнуть ей. Но выбора нет. Он принял ее в своем доме, доверил заботиться о сыне, подарил одежду, а она собирается предать его.

Эванджелина смотрела на песок, в котором тонули ее сапоги. Хотелось завыть, но она не могла. Она и так чуть не выдала себя, слепо исполняя приказ и слишком пристально изучая окрестности.

– Да, очень. И запах здесь бодрящий. Я люблю плеск волн. Этот звук кажется бесконечным. Мы умрем, а он останется. И ему будет безразлично, что никто его не услышит.

– Уж не подменили ли вас эльфы?

– Едва ли. Отец всегда говорил, что я – копия матери в молодости. Но сейчас я больше похожа на отца.

– Вы меня не поняли. Ваш дядя и кузина Марисса дружно ненавидели море. Марисса никогда не спустилась бы сюда. Она говорила, что воздух здесь слишком холодный и что она покрывается от него пупырышками. Шум волн вызывал у нее головную боль. А от соленых брызг волосы завивались в тугие колечки.

– Вы правы, милорд. Мой дядя боялся моря, потому что в детстве едва не утонул. Возможно, его страх передался Мариссе. Я не могу понять одного… Почему она была вынуждена жить здесь? Ведь у вас есть и другие дома.

Эванджелина знала, что ведет себя бестактно, но эти слова вырвались у нее сами собой. Она ждала. Выражение лица Ричарда не изменилось. Он лишь прикрыл глаза рукой, следя за Эдмундом, который копошился в шлюпке.

– Мои родители считали Чесли романтическим местом, очень подходящим для новобрачных. Они вернулись в Лондон и оставили нас здесь. – Он невесело рассмеялся. – Я никогда не верил рассказам отца о медовом месяце, считая их бредом. Два человека воркуют день и ночь, шепчут всякие глупости, смотрят друг другу в глаза и целыми днями не вылезают из постели. – Он снова засмеялся, на сей раз цинично. – Что ж, последнее вполне возможно, но это не имеет никакого отношения к нежным чувствам. Женитьба на вашей кузине не разуверила меня. Марисса хотела только одного: чтобы я больше не прикасался к ней. – Он вздохнул и провел рукой по своим пышным волосам. – Простите меня, Эванджелина. Не обращайте внимания. Марисса была очень молода. Ей не следовало умирать. Она бы полюбила сына. И жила в Лондоне.

– Мне сказали только, что она умерла в результате несчастного случая.

– Да, – ответил он. – Вы хотите знать подробности, не так ли? Отлично. Марисса очень боялась умереть от родов. Этого не случилось, но ее страх только увеличился. Когда она снова забеременела, то поехала к одной портсмутской знахарке, чтобы избавиться от ребенка. Кончилось тем, что она истекла кровью и умерла, не успев вернуться в замок. Черт возьми, все было понапрасну. Я узнал о страхах Мариссы только после ее смерти, когда нашел и прочитал ее дневник. Если бы я знал, то никогда не притронулся бы к ней.

– Мне очень жаль… – прошептала Эванджелина.

– Знаю. – Он отвернулся и шагнул на пристань. Эдмунд стрелял в шкот, который прикреплял шлюпку к кольцу, вделанному в причал. – Эдмунд, – окликнул его герцог. – Если ты упадешь в воду и мне придется лезть за тобой, я отправлю тебя к Баньону. Он увидит, что мои ботфорты промокли в соленой воде, и надерет тебе уши.

Эдмунд совершил три безуспешные попытки расстрелять канат, прежде чем бросил это безнадежное дело.

Видя, что отец и сын беседуют друг с другом, Эванджелина вновь обратила внимание на берег. Но перед ее глазами неотступно стояло лицо кузины, каким оно было много лет назад. Бедная Марисса. Бедная девочка. Герцог прав. Это была настоящая трагедия.

Она снова посмотрела на широкую, удобную тропу, протоптанную сотнями ног и копыт не за годы, а за века. По этой тропе мог беспрепятственно спуститься даже шетлендский пони Эдмунда. На песке стояли три лошади, переговаривались ржанием и пялились на чаек, которые кружили в небе и то и дело пикировали на них, но не садились. Эванджелина внимательно разглядывала утес, пытаясь найти хотя бы намек на грот, о котором рассказывал Ушар. Тщетно. Увидев тенистое углубление, девушка направилась к нему, но оказалось, что это всего лишь расселина в камнях. Где же этот чертов грот?

Она обернулась, услышав взрыв смеха. Герцог держал Эдмунда над головой, грозя швырнуть его в воду. Потом он опустил мальчика и взял его под мышку как маленький извивающийся сверток.

– Я думаю, он наполовину рыба, – сказал Ричард Эванджелине, поставив Эдмунда на ноги.

– Папа, ты не шутил, когда говорил, что Ева наполовину иностранка?

– Да, это верно. – Герцог обвел ее глазами и задержал взгляд на груди. – Потерпи, Эдмунд. Мы оставим твою тетю где-нибудь в канаве, а сами вернемся и искупаемся. Если, конечно, жара постоит еще немного. Как ты думаешь, Ева захочет присоединиться к нам?

– Мой пистолет не утонет, – сказал Эдмунд.

– Верно.

Ушар очень подробно описал этого человека, но герцог был слишком живым, слишком дерзким и слишком испорченным, и она с ужасом понимала, что это ей нравится.

– Эдмунд, вполне возможно, что я плаваю лучше твоего папы. Если тепло продлится, мы с тобой поплывем, а твой папа будет сидеть в канаве. Но, понимаешь, хоть сейчас и тепло, на самом деле стоит февраль и зима в разгаре. Должно быть, вода ледяная.

– Как это ледяная?

– Это значит, – вмешался герцог, – что то, из чего сделаны девочки, замерзает и перестает реагировать. Она не утонет, а просто превратится в ледышку. И ничего хорошего из этого не выйдет.

– Я не имею ни малейшего понятия, о чем вы тут говорили, но, по-моему, это ужасно безнравственно, – отозвалась Эванджелина.

– Вы, старая замужняя женщина, ничего не знаете о фригидности?

– Я не старая.

– Но ты старше, чем я, – сказал Эдмунд. – А папа говорит, что я теперь молодой джентльмен.

Она перевела взгляд с отца на сына. Пора было сдаваться. Она подняла руки, засмеялась и сказала:

– Признаю свое поражение.

– Вот и хорошо, – откликнулся герцог. – Леди не должны всегда побеждать в битвах. Запомни это, Эдмунд. Правда, иногда джентльмен должен сделать вид, что леди победила. И это запомни тоже.

– Запомню, папа. Только я не понимаю, что это значит.

– Скоро поймешь. Но науку обращения с дамами приходится осваивать всю жизнь.

– Вы циник, милорд.

– Нет, мадам, реалист.

На этом разговор закончился. Эванджелина испытала огромное облегчение, когда лошади начали быстро подниматься по пробитой в скалах тропе.