– Слишком много букв. Я не могу понять, какая из них должна стоять сначала, а какая – идти следом. И все произносится не так, как пишется. Неужели нужно знать их все, чтобы правильно составлять слова?
Эванджелина потрепала Эдмунда по руке.
– Знаешь, мне никогда не приходило в голову, что букв слишком много. Возможно, ты и прав. Тем более что они образуют бесконечное количество сочетаний. Поэтому ты прости давно умерших людей, которые их выдумали, и смирись с тем, что эти буквы и комбинации существуют. Тут уж ничего не поделаешь. Нужно просто собраться с духом. Я выучила их. А ты мальчик умный и справишься с ними без всякого труда.
Однако эти доводы мальчика ничуть не убедили. Надо было искать что-то другое.
– Эдмунд, мне кажется, что ты хочешь быть похожим на папу.
Выражение его лица тут же изменилось. Мальчик выпрямился и высокомерно ответил:
– Я и так похож на папу. Бабушка много раз говорила мне, что я вылитый папа и дедушка. Я хорошо помню дедушку. Он был очень добрый, но умер, как моя мама, и я его больше не видел.
– Твой папа умеет читать и писать, и дедушка умел тоже. Твой папа собрался с духом, напрягся и выучил все буквы и все сочетания.
– Ты права, – задумчиво сказал Эдмунд. – Я видел, как он читает. Или он только притворялся, что читает, чтобы заставить меня делать то же самое?
– Я думаю, что чтение доставляет ему удовольствие.
Он посмотрел на Эванджелину подозрительным взглядом. Та изучала свои ногти.
– Эдмунд, если ты выучишь буквы, я обещаю, что, когда твой папа вернется из Лондона, я стану каждое утро ходить с вами плавать, конечно если погода будет подходящая. – Честно говоря, она не могла себе представить, что ее нога ступит в ледяную воду. Вот когда море слегка согреется, она действительно научит Эдмунда плавать лучше отца.
– Ты большая. – Эдмунд наклонился и потрогал ее бицепс. Эванджелина согнула руку и послушно напрягла мышцу. – И довольно сильная. – И все же он смотрел куда угодно, но только не на кубики с буквами, громоздившиеся на письменном столе.
Она тяжело вздохнула и сложила руки на груди.
– Ладно… Если ты выучишь буквы, я буду играть с тобой в разбойников и разрешу ловить меня.
– А когда я поймаю тебя, то застрелю?
– Да, – сказала она, понурив голову. – Застрелишь.
Эдмунд улыбнулся и расправил плечи.
– Ладно. Тогда выучу.
– Это буква «А». С нее начинается слово «ананас». Он вкусный и очень душистый. – Она взяла палец Эдмунда и провела им по очертаниям буквы. – Можешь придумать другое слово, начинающееся на «А»?
Мальчик не задумался ни на секунду.
– Аспид. Папа всегда так называет Филиппа Мерсеро. А как Филипп называет папу, я повторить не могу. Папа сказал, что это плохое слово, которое нельзя произносить при леди. Только когда я буду один или со своим пони.
– Вот и не говори. Значит, аспид. Правильно. Отличное слово.
Учеба продолжалась. Эванджелина не смогла скрыть улыбку, когда Эдмунд заявил, что с буквы «Г» начинается слово «гордый». Как его папа. Случайно посмотрев на часы, она удивилась, как быстро прошло время. И крепко обняла мальчика, когда он сумел написать свое имя. Тут дверь детской открылась и в комнату вошел мужчина, худой, очень высокий и облаченный во все черное. За прошедшие два дня Эванджелина видела его несколько раз, но познакомиться так и не успела.
Эдмунд вскочил, подбежал к нему и обнял за ногу.
– Баньон! – крикнул он. – Ты пришел спасать меня?
– Не уверен, что именно тебя, – ответил Баньон. В уголках его тонкого рта таилась улыбка. – Простите за вторжение, мэм, – сказал он, освободившись из цепких объятий Эдмунда и подойдя к письменному столу. – Его светлость попросил меня прекратить урок, пока Эдмунд окончательно не свел вас с ума. Позвольте представиться. Меня зовут Баньон, я слуга его светлости.
– Баньон, я теперь умею писать! Видишь, это мое имя и я сам его написал!
В отличие от Эллен, неизменной почитательницы Эдмунда, Баньону, казалось, не слишком льстило внимание наследника. Слуга не повел и бровью. Его темные глаза были прикованы к лицу Эванджелины.
Девушка улыбнулась и встала со стула.
– Моему уму ничто не грозит. Эдмунд согласился учить буквы и отлично справился с этим делом. Убедитесь сами.
Тут Баньон отвел взгляд и принялся изучать большие квадратные буквы.
– Его светлость будет доволен, – наконец произнес он. – Молодец, малыш. – Он пожал Эдмунду руку. – А сейчас тебе пора лечь в постель и закрыть глаза. Ненадолго. Всего на час.
– Ева сказала, что, если я выучу буквы, она позволит мне стрелять в нее. Ты поможешь мне придумать военную хитрость, чтобы поймать ее и застрелить?
– Буду рад оказать тебе помощь в таком достойном деле, – ответил Баньон. – А мадам уже знает, какая судьба ее ждет?
– Скажи ему, Ева! Скажи, что ты обещала играть со мной в разбойников! Я поймаю тебя, а потом застрелю!
– Подкуп, – сказала Эванджелина. – Самый настоящий подкуп. Баньон, если это доставит вам удовольствие, придумайте хитрость поизощреннее. Я не хочу, чтобы меня застрелили после простой погони. Вызвать Эллен?
– Нет, мадам. Я сам уложу его. Этот малый мигом обведет Эллен вокруг пальца. Просто стыд и позор!
Герцог неторопливой рысью возвращался в Чесли, очень довольный собой. Он нанял егеря, причем за весьма умеренную плату. Отец тоже был скуповат, думал он. Свернув к конюшне, он увидел Эванджелину и Маккомбера, увлеченных серьезной беседой. В глазах Ричарда мелькнул смех: девушка говорила очень горячо и отчаянно жестикулировала.
– Маккомбер, я так и не сумела узнать, на что способна Доркас. Вы только посмотрите, как выглядит герцог верхом на Императоре! Великолепное зрелище!
Любопытно, подумал Маккомбер, следя за торжественным въездом герцога во двор. Он откашлялся и ответил:
– Мадам, сегодня днем я сам занимался с Доркас. Она не доставит вам никакого беспокойства.
Герцог натянул поводья Императора и окликнул Эванджелину.
– Я вижу, вы готовы. – Он наклонился и похлопал коня по шее. – Император устал, так что забудьте о езде наперегонки. Сегодня вы не сможете утереть мне нос.
– Может быть, тогда Тревлин оседлает вам Бисквит?
Герцог залюбовался шеей девушки, белизну которой подчеркивал кружевной воротник.
– А что, неплохая мысль, – протянул он.
– Я знаю, о чем вы думаете. Можете не надеяться. Я очень сильная. Эдмунд подтвердит это.
Спустя несколько минут они ехали на юг по узкой тропе, шедшей вдоль берега моря. Герцог с увлечением рассказывал о том, как он нанимал егеря, когда кучер ехавшей навстречу почтовой кареты громко протрубил в рожок.
– Постойте, Эванджелина, – сказал герцог, направив Императора в сторону.
Девушка осадила кобылу как раз тогда, когда карета показалась из-за поворота. Кучер снова протрубил в рожок. Испуганная Доркас взвилась на дыбы, выгнула шею и вырвала поводья из рук Эванджелины, которая вылетела из седла и очнулась, сидя на обочине. Вставать почему-то не хотелось.
Спустя мгновение Ричард оказался рядом.
– Вы сильно ушиблись? Где болит? Она потерла бедро.
– Все в порядке. Слава Богу, что здесь у меня кое-что есть.
– И не только здесь… – ответил герцог, помогая Эванджелине встать. Он готов был растереть ей бедро и прижать к себе, но вовремя опомнился, чертыхнулся и вытянул руки по швам.
– Ужасно глупо, – сказала она, не обращая внимания на Ричарда и глядя на тучу пыли, еще витавшую в воздухе. – Хватило какого-то дурацкого почтового рожка, чтобы выбить меня из седла.
– Если вы приземлились на мягкое место, то почему сломали перо на шляпе?
– Понятия не имею. – Она сняла шляпу и тряхнула головой. На плечи и спину Эвандже-лины хлынул водопад волос. Герцог залюбовался завитым локоном, щекотавшим ее щеку.
– Вы вся в пыли. Наверное, вам все-таки следовало взять Бисквит. Сомневаюсь, что она сбросила бы вас. Для этого она слишком ленива.
– Рискну предположить, что вы, милорд, тоже не усидели бы на этой кобыле. Доркас очень нервная. Ноги у нее длинные, сильные, и она великолепно умеет поддавать крупом.
– Будем надеяться, что она уже успокоилась, – ответил герцог. – Хватит, едем домой.