Трудно быть богатой

Глава 1

Вчера явился бывший муж. Он нечасто баловал нас своими посещениями — пожалуй, последний раз я видела его года два назад, если не три (я имею в виду живьем, потому что в прессе и на экране его светлый лик мелькал довольно часто). А вчера он вдруг взял и приехал да еще оставил денег: «чтобы что-нибудь купила детям».

Мы познакомились в университете, где вместе учились первые два курса. А дальше… Я вуз закончила с красным дипломом, Лешка же был отчислен со второго курса за хроническую неуспеваемость, после чего косил под психа, чтобы не загреметь в армию, а затем внезапно оказался у нефтяного корыта. Правда, к тому времени мы уже не были мужем и женой.

Он до сих пор остается красавцем, и несколько «гусиных лапок», появившихся вокруг глаз, только добавили ему мужской привлекательности. Наверное, посещает тренажерные залы, бассейны, массажные кабинеты — и куда там еще принято ходить у наших состоятельных бизнесменов. Вчера, впрочем, как и всегда, он благоухал дорогим парфюмом и был одет в шмотки, на которые мне пришлось бы потратить как минимум двухлетнюю зарплату.

Семнадцатилетняя первокурсница матмеха, я влюбилась в него сразу и до беспамятства — не отличаясь в этом от всех остальных девчонок нашей группы. Он перепробовал не только наш курс, но и старших девиц, перелезая из одной постели в другую, точнее — перескакивая: он сразу же взял быстрый темп. В те времена очень приветствовалось выполнение пятилетки за три года, так что Лешка, соответствуя духу времени, проникся, так сказать, призывами партии и правительства, только с уклоном не в ту сторону. Партия и правительство имели в виду несколько другие вещи, но Леша все понимал по-своему.

В конце концов его возненавидели и все брошенные девчонки, и парни, от которых он отвлекал внимание особ женского пола. До меня очередь дошла перед самым Лешкиным отчислением. Я никогда не отличалась особой красотой. Если быть абсолютно откровенной, такую девушку даже нельзя было назвать симпатичной: бесцветное лицо, белесые волосы, такие же брови и ресницы, блекло-серые глаза. Этакая чухонская белая мышь. Правда, через несколько лет, узнав дорогу в косметические салоны, я поняла, как могу преобразить себя и добиться очень-очень неплохих результатов. Но было уже поздно: Лешка давно ушел к другой, а потом и к другим, не задерживаясь ни в чьих объятиях и не снижал взятого в начале своего кобелиного пути темпа.

Тринадцать лет назад, после того, как Лешка уже меня бросил, я поняла, что беременна. Узнав о своем предстоящем отцовстве (я настояла на встрече), Лешка долго орал, обвиняя меня во всех смертных грехах. Хотя, в чем я была виновата? В том, что еще не умела предохраняться и надеялась на него, своего первого и единственного мужчину, который, кстати, убеждал меня, что «все обойдется»?

Наоравшись вдосталь, Лешка велел мне делать аборт и даже оставил деньги. А через три дня принесся с беспокойным видом и едва ли не на пороге начал уточнять, не успела ли я совершить грех. Я смотрела на него, раскрыв рот, и не понимала, чего он от меня хочет. На самом деле я еще не разобралась со своими чувствами к Лешке: одновременно была на него страшно обижена и продолжала любить. В этот момент в душе начала подниматься радость: он все-таки вернулся, одумался, а три дня назад я просто не подготовила его к «радостному» известию как следует. Молодой парень хочет погулять, да и вообще я действительно сама виновата — надо было дождаться свадьбы… Стоп! О какой свадьбе речь — меня уже променяли на другую!

Лешка быстро опустил меня с небес на грешную землю. Отчисление из университета уже произошло, и никакие мамины связи (а его мать была видным в городе партработником) не могли удержать сыночка на месте учебы. Дело было не только в плохой успеваемости (это слово к Лешке вообще было неприменимо, потому что он не мог «успеть» ни по одному предмету). Вообще непонятно, каким ветром его занесло на матмех и как ему удалось закончить десять классов средней школы, еще и с углубленным изучением французского языка, из которого он, кроме «шерше ля фам», не знал ничего. «Аморальное поведение» — обвинение куда серьезней, в те годы к моральному облику будущего строителя коммунизма относились соответствующим образом.

Лешка понял, что рождение ребенка даст ему отсрочку от армии — вернее, это понял не Лешка, а его драгоценная мамочка. И я вполне устраивала ее как потенциальная невестка: тихая, непривлекательная, нескандальная мышка, собирающаяся заниматься научной работой, да еще и с ленинградской пропиской. Иными словами — идеальная жена для ее любимого и единственного Лешеньки.

Следует отдать должное Надежде Георгиевне — она всегда была со мной честна. Я вынуждена признать: Надежда при любых обстоятельствах говорит то, что думает, невзирая на лица и должности, никого и ничего не боится, знает себе цену, и чего именно хочет на данный момент. Она и мне все разложила по полочкам, когда речь зашла о преимуществах брака с ее сыном. На самом деле, это было настоящее деловое соглашение: каждая сторона должна что-то дать другой и в результате что-то получить взамен. Самое главное: мой ребенок никогда ни в чем не будет нуждаться, а я — не пополню ряды старых дев. Мне найдут спокойную, но хорошо оплачиваемую работу, я смогу одеваться у хороших портных (Надеждиных), меня отведут к лучшим косметологам (Надеждиным). Кроме того, нас с ребенком будут лечить в лучших поликлиниках, кормить дефицитными продуктами (в те годы это было важно) и даже привозить нам подарки из вожделенной (тогда) заграницы, куда Надежда Георгиевна выезжала слишком часто для советского человека. Итак, мое дело — заниматься ребенком, наукой (если пожелаю) и не мешать Леше жить так, как он хочет.

— Оля, — внимательно оглядела меня будущая свекровь с головы до пят, — ты в зеркало на себя когда последний раз смотрела?

Я промолчала.

— Для бабы, Оля, очень важно, чтобы она была замужем, — невозмутимо продолжала Надежда. — Пусть муж шляется направо-налево, денег не зарабатывает, все у него валится из рук и носит он фамилию Сутрапьянов. Это неважно. Важно, что ты — замужем. Статус у тебя такой. Тогда окружающие к тебе по-другому относятся. А у тебя вся жизнь впереди. Поверь мне, я в этой стране не первый год живу. Скоро познакомишься, кое с кем.

Свекор оказался как раз таким, как описала Надежда Георгиевна. Из нужного места у него росло только мужское достоинство, все остальное — из задницы (мне кажется, больше всего ему подошла бы двойная фамилия Сутрапьянов-Криворуков, можно бы и третью добавить — Кобелев). Но, как партийная работница с многолетним стажем, Надежда Георгиевна не могла себе позволить развод или банальную супружескую измену. Однако в постперестроечные годы она быстро исправила ситуацию и, как мне было известно, оторвалась на полную катушку.

Свекровь любила передо мной прихвастнуть. Впрочем, кому она еще могла сообщить о своих похождениях? Если мужик шляется направо-налево — это нормально, даже способствует укреплению его имиджа, а если женщина… Общественное мнение на этот счет не смогли поколебать никакие перестройки и прочие изменения в государстве. Но Надежде Георгиевне хотелось рассказать о своих сексуальных подвигах и достижениях, была у нее такая слабость, к счастью (или несчастью?) одна из немногих.

В общем, мы с Лешкой поженились, хотя мои родители были категорически против этого брака и особенно — новой родственницы, которую возненавидели с самой первой встречи. Правда, мой отец довольно быстро сдружился с Лешкиным. Сейчас они вообще не разлей вода и совместно проживают на нашей даче с моими детьми — собственными внуками. Я же после начала их крепкой дружбы была вынуждена освоить навыки сотрудника вытрезвителя.

Через положенный срок я родила сына, еще через полгода Лешка благодаря маминым связям отправился в психушку, а я — в квартиру родителей, двухкомнатную смежную «хрущобу», где и живу до сих пор.

Мы развелись через год, к тому времени я его уже видеть не могла, чувств к нему никаких не испытывала (вернее, чувство было — одно: дать по голове чем-нибудь тяжелым). Я сама ему надоела намного раньше (как уже упоминала), состоять в браке нам больше не требовалось, времена менялись, поэтому все заинтересованные стороны были только «за», включая Надежду Георгиевну, которая к тому же обещала помогать мне деньгами. Витя все-таки был ее единственным внуком, и в том, что это сын ее драгоценного Лешеньки, она нисколько не сомневалась.

Мои родители отметили наше расставание с Лешкой гораздо пышнее, чем свадьбу, и веселились на этот раз очень искренне, как и все мои подруги, знавшие, от какого «сокровища» я избавилась. Дело в том, что мой драгоценный успел переспать с каждой и отправить их всех по известному русскому адресу (Лешка обычно расставался с женщинами со скандалом, и ни одна, насколько мне известно, не вспоминала его добрым словом).

Через несколько месяцев после описываемых событий умерла мама. К моему большому удивлению, Лешка помог мне с организацией похорон и вообще поддержал морально (возможно, по настоянию Надежды Георгиевны, которая на похороны не явилась — видимо, помнила, как к ней относилась покойная). Каким-то странным образом (сама не понимаю) я вновь оказалась в постели бывшего мужа и через девять месяцев родила девочку, которой дала имя мамы — Катя.

Лешка опять называл меня идиоткой, потом махнул рукой и сказал:

— Делай, что хочешь.

С тех пор мы виделись крайне редко. Впрочем, Надежда Георгиевна не забывала обо мне, точнее о своих внуках: она вывозила их в музеи и театры, от нее я получала и деньги, потому что официально не подавала на алименты. Да и какие в наше время алименты? Ведь доход у большинства мужиков — левый, ни в каких ведомостях не зафиксированный. Свекровь также интересовало здоровье бывшего мужа, который у нас в доме был частым гостем и даже иногда задерживался на пару-другую недель. Мне Надежда Георгиевна как-то созналась, что привыкла к Петровичу (она его всегда так называла), как к старой собаке. Вроде сдала в приют для бездомных животных, а все равно навещает. Конечно, ни о каком приюте не могло быть и речи, Петровичу была куплена однокомнатная хибарка (кстати, недалеко от нашей квартиры), и в общее пользование выделена дача, построенная в советские времена на положенном партийному работнику участке. У Лешки с Надеждой Георгиевной теперь имелся какой-то немыслимый особняк то ли в Репино, то ли в Комарово, куда ни моих детей, ни меня ни разу не приглашали. Как, впрочем, и в апартаменты в центре города.

Признаться, мне было непонятно, почему взрослый мужик до сих пор не может расстаться с мамой. Ладно еще, когда нет возможности разъехаться или купить вторую квартиру. Тут же вместо обоев можно было обклеивать стены стодолларовыми купюрами. Но Леша, так больше и не женившись, делил с Надеждой Георгиевной собственность и нефтяную компанию «Алойл». Перевод слова «ойл» с английского на русский я знаю, а вот что обозначает «ал», так и не смогла понять: неужели сокращение от «Алексей»? Можно было спросить у бывших родственников, но, по большому счету, меня это мало волновало. Предполагаю, свекровь использовала многие свои бывшие партийные связи для организации успешного бизнеса и фактически его и вела — хотя официально главой компании являлся Лешка. Какую должность занимала Надежда Георгиевна? Мне-то что до этого…

И вот вчера вечером, когда я сидела за компьютером (подарок свекрови — видимо, списали в «Алойле» в связи с моральным износом) и кропала очередную книжку, позвонил Лешка. Поскольку я его не слышала года два, в первый момент даже голос не узнала. Он изъявил желание приехать.

— Зачем? — удивилась я. — Дети за городом.

— Разговор есть, — заявил бывший. — Ты никого не ждешь?

— Нет, — ответила я.

Лешка нарисовался через полчаса, вручил мне букет роз (никогда он меня так не баловал), шлепнул на кухонный стол бутылку коньяка и коробку конфет, потом без приглашения отправился осматривать квартиру. Интересовался изменениями?

Летом, как я уже говорила, мои двенадцатилетний сын и десятилетняя дочь живут на даче с двумя дедушками. Я езжу к ним на выходные, а всю неделю работаю. Компьютер, конечно, можно было бы перевезти на дачу, но сложно оставаться в помещении, зная, что все родные отправились на залив. В городе таких искушений нет. В зимнее время работаю по ночам, чтобы никто не мешал, а отсыпаюсь днем, пока дети в школе.

После университета я работала учительницей математики в школе (с наукой не получилось, так как родилась еще и Катька), потом — опять же благодаря связям Надежды Георгиевны — пристроилась в одно небольшое издательство, где лепила всевозможные руководства для барышень. Затем издательство решило расширить свой ассортимент, и мне предложили попробовать себя в качестве эротической писательницы. Я вначале отнекивалась, а потом вошла во вкус и теперь с успехом кропаю книжонки из серии «Секс-индустрия» — правда, под псевдонимом. Не хочется, чтобы кто-то из знакомых знал, что это именно я описываю страдания юной лесбиянки, «птичий грех», общий помыв в бане и прочие прелести жанра. Никакого удовольствия мне моя деятельность не доставляет, кроме денег — мне ведь нужно содержать семью. О моем истинном занятии знают только свекор со свекровью: первый частенько меня консультирует из своего прошлого опыта бурной кобелиной жизни, а потом читает все мои опусы как строгий критик, а вторая — ну, разумеется, она дает советы. Именно Надежда Георгиевна подсказала мне, что следует подключиться к Интернету и черпать материал оттуда.

Пробежавшись по квартире (бегать было особенно негде, если к тому же учесть, что Лешка с момента нашей последней встречи раздобрел размера этак на три, если не на четыре), бывший супруг вернулся на кухню, плюхнулся на табуретку, попутно заметив, что они у меня слишком маленькие и хлипкие («Для такой раскормленной задницы — конечно», — подумала я, но вслух ничего не сказала), осмотрел стены, давно требующие покраски, скользнул взглядом по мне, не удосужившейся навести макияж к его приходу, и спросил:

— Тебе чего, бабок мало?

— В смысле? — не поняла я.

— Квартиру нормальную что ли не купить?

Остро захотелось вспомнить Лешину маму в определенном контексте, но я сдержалась: донесет чего доброго, какими словами о ней отзываются, а она и прибежит выяснять отношения. Лишний раз видеть свекровь желания не было, в особенности, вопящую — по громкости она вполне способна конкурировать с сиреной воздушной тревоги.

— Ну ты чего, своими романами на квартиру что ли не заработала? — вылупился на меня экс-супруг. — Да ведь и мать вроде бы тебе бабки регулярно подкидывает. Не понимаю, куда у тебя деньги уходят?! На что ты их тратишь?

Лешка всегда был патологически жаден и мог удавиться за копейку, сидя на чемодане «зелени». Если бы не Надежда Георгиевна, мы с детьми не имели бы никаких алиментов. На женщин он никогда не тратился, брал внешностью и навыками в постели. И вообще, кроме внешнего шарма (который перестаешь замечать после длительного общения) он ничего предложить не мог, даже языком болтать не научился, как нормальные сердцееды.

— Откуда знаешь про романы? — для начала уточнила я.

— Да зачитывался тут твоими шедеврами, — ухмыльнулся Лешка. — И матери сказал: вот бы с этой бабой познакомиться. Ну, мамаша и выдала страшную тайну. Взяла с меня слово, что никому больше не скажу — типа ты не хочешь популярности? Твоя фотка в газетах, интервью там, по телеку показывают. Может, передачу для тебя забабахали, типа «Про это». Я бы тебя по телеку смотрел, всем бы говорил: вон моя баба про секс треплется. Круто!

«Конечно, — хмыкнула я про себя. — Главное, перед друзьями прихвастнуть».

— Такой популярности мне не надо, — резко высказалась я вслух, и это соответствовало действительности. Я вообще не хотела никакой — в первую очередь, из-за детей, чтобы не осложнять им жизнь, тем более, быть известной, как автор эротических романов, да еще того бреда, который я пишу… И перед знакомыми уже поздно раскрываться — надо было сообщить сразу, так что теперь придется молчать, как партизан.

— Ну, дура, — Лешка пожал плечами. — Какая была дура, такая и осталась.

— Спасибо на добром слове, — огрызнулась я.

— Давай не ругаться. Лучше выпьем, — примирительно предложил Лешка и разлил коньяк.

Я не помнила, чтобы он так пил. Бутылка сорокадвухградусного «Кардинала» опустела почти мгновенно и почти без закуски — пока я только два раза пригубила. Лешка тут же достал из кармана сотовый и велел кому-то, чтобы привез еще и занес в квартиру.

Минут через пятнадцать в дверь позвонили, мы пошли открывать вместе. На пороге стоял накаченный детина. Он вежливо со мной поздоровался и вручил Лешке пакет из супермаркета, который я всегда обхожу стороной, чтобы не расстраиваться из-за кусающихся цен.

— Шеф, я сижу в машине, — молвил детина и удалился.

Мы опять отправились на кухню.

— Пожрать чего-нибудь сваргань, — велел мой «гость», принимаясь за вторую бутылку, на этот раз — «Арарата».

Я могла предложить только пельмени «Равиоли», яичницу, вареную колбасу и суп из пакетиков. Грязно выругавшись, бывший муж опять начал допытываться:

— Куда ты деваешь бабки? На Карибы ездишь с детьми отдыхать? Машины каждый месяц меняешь? Или все в чулок складываешь? Так смотри, теперь с появлением евро и долларовый кризис не за горами. Все баксы ухнуться могут, как рубли ухнулись — и в чулке, и в банке. У нас не Швейцария, чтобы деньги в банк класть. Смотри, не перемудри.

Я пояснила, что откладывать мне нечего: все уходит на семью, и назвала сумму, которую получаю за роман. Лешкина челюсть поползла вниз.

— Не может быть, — ляпнул он через некоторое время, даже забыв о коньяке.

— А ты, дорогой, попробуй что-нибудь написать и отнеси в издательство. Посмотрим, сколько тебе предложат.

Дорогой почесал репу, потом еще раз обвел глазами мою кухню, встал, заглянул в холодильник. Я сидела молча. Не хотелось напоминать, что у меня (не у нас, именно у меня) двое детей-подростков, причем разного пола, которых обувать-одевать надо, не говоря о том, что кормить. Два деда (один из них — Лешкин отец) тоже фактически на мне, их пенсии аккуратно перекочевывают в фонд зеленого змия, и я ничего не могу с этим поделать. Так что и гонорары — мой единственный источник дохода, и Надеждины подачки идут, на прокорм и одевание-обувание пяти человек.

Переварив полученную информацию, бывший засосал полбутылки сразу («Генетика — страшная сила» — подумала я, вспомнив свекра, оккупировавшего угол на этой же кухне. Правда, Лешкин отец употребляет более дешевые напитки). Из кармана опять был извлечен сотовый, и детина получил приказ обеспечить нас продуктами питания, что и было исполнено. Я решила, что неделю могу не ходить в магазин. Но больше всего меня интересовало, зачем Леха все-таки приперся.

…А он жаловался на свою судьбу — несчастный миллионер, которого никто не понимает и не любит. О существовании нежной, тонко чувствующей и ранимой души, признаться, я узнала впервые. Никогда бы не догадалась, что она скрывается в этом холеном, раздобревшем на нефтяных хлебах теле. Я прослушала речь о том, как Леша много работает, какие вокруг все сволочи, как все хотят его надуть, обвести вокруг пальца, объехать на кривой кобыле — в общем лишить бедного мальчика честно заработанных денег.

Насчет честности в современном бизнесе, в особенности нефтяном, я бы говорить поостереглась. Что касается опасности — согласна. Каждый, кто пытается прорваться к нефтяному корыту — потенциальный смертник. Там, где крутятся очень большие деньги, идет постоянный передел сфер влияния, борьба за власть и отстрел конкурентов. Правда, мне казалось, что Надежда Георгиевна с ее жизненным опытом и способностью просчитывать все варианты, умением договариваться со всеми и обо всем, привычкой держать данное слово должна была обеспечить сыну возможность спокойно работать. Хотя, по поводу того, кто из них двоих работал больше, я имела свое личное мнение, но вслух его выражать не спешила.

Прикончив вторую (вот это вместимость!) бутылку коньяка, Лешка поднял на меня несколько затуманенные глаза и спросил:

— Ольга, признайся честно — Витька с Катькой мои дети?

— Ты что, совсем спятил? Ужрался до зеленых чертей? Белая горячка началась?

— Они мои дети, черт тебя дери?! — рявкнул Лешка так, что стены «хрущобы» дрогнули, и я забеспокоилась, не провалимся ли мы сейчас к соседям. Правда, на этот раз дом все-таки устоял.

— Конечно, твои, — ответила я спокойно, хотя испытывала желание огреть Лешку по башке чем-то тяжелым. Но делать этого не стоило — опять-таки с позиций генетики. Свекор после удара скалкой (в исполнении свекрови) валился на пол и невозмутимо начинал храпеть. Стоило мне представить Лешку храпящим на нашей кухне… Нет, нужно от него побыстрее избавиться. И вообще спорить с пьяными — гиблое дело, жизненный опыт подсказывает, к сожалению, очень большой.

— Точно? — не отставал Леха.

Я решила выяснить, почему у него появились такие сомнения. Но экс-супруг вместо вразумительного ответа заявил, что хотел бы сходить с детьми на экспертизу.

— На какую? — вначале не поняла я.

Лешка заплетающимся языком пояснил, что теперь, сдав кровь, можно точно определить, является он отцом ребенка или нет. Я что-то уже слышала об этом, правда, у меня не было необходимости подробно выяснять тонкости и детали.

— Если хочешь, пошли сдавать, — я пожала плечами. — Тебе срочно это надо? Мне бы не хотелось дергать детей с дачи. Сейчас прекрасная погода, и неизвестно, сколько она еще простоит.

— Пытаешься найти отговорку? — прошипел бывший.

— Да я их хоть завтра с дачи привезу! — заорала я, не в силах больше сдерживаться. — Только что это вдруг тебе приспичило? Двенадцать лет вообще не обращаешь на нас внимания, а теперь полез с обвинениями. Не надо, дорогой, судить о людях по себе.

Лешка заявил, что сына можно оставить в покое, он не сомневается, что Витька — его ребенок, а Катьку просил завтра привезти в город. Нам не придется сидеть ни в какой очереди, он обо всем договорится.

— Хорошо… Только что мне ей сказать?

— Говори, что хочешь, — кивнул Лешка и с трудом поднялся на ноги.

Он постоял, держась обеими руками за стол (голова закружилась?), потом распахнул одну створку окна, высунулся вниз и рявкнул на всю округу:

— Димон! Забери меня!

Мне показалось, что от звука этого голоса соседние «хрущобы», как впрочем и моя, вздрогнули, из окон стали высовываться люди, проверяя, не началась ли бомбежка. А экс-супруг опять плюхнулся на табуретку, обеими руками схватил бутылку «Арарата» и вылил в рот последние капли, причем долго держал горлышко над своей раскрытой пастью, обильно украшенной металлокерамикой. Невольно вспомнился анекдот: «Барсик, ну еще чуть-чуть!»

Я тоже выглянула в окно и увидела, как из черного «мерседеса» (какого — сказать не могу, на глаз не определяю) вылез все тот же детина и направился в наш подъезд. Потом Дима очень ловко подхватил Лешку (чувствовался опыт ношения данной особи), вежливо попрощался со мной и потащил босса вниз (с третьего этажа тащить было не очень далеко). Внизу он загрузил на заднее сиденье бесчувственное тело — как куль с мукой, чтобы не сказать хуже, сам сел за руль, и «мерседес» отъехал.