Трудно быть богатой

Глава 25

Камиль предложил мне переодеться, а осматривая мой гардероб, хмыкнул, но выбрал наиболее строгое летнее платье (из того что имелось), сам он тоже переоделся и выглядел теперь очень даже презентабельно в белом летнем костюме — ну, прямо Остап Бендер, достойный сын лейтенанта Шмидта. В руках он держал черный узкий кейс, который мне уже довелось видеть у него в сумке.

А вообще мужик был хорош… Я опять не смогла не залюбоваться им. Или это у меня такой сильный комплекс неполноценности? Или я влюбилась?!

Детям мы на кухонном столе оставили записку, чтобы не волновались, сообщив, что скоро будем. Катьке и Витьке не раз приходилось себя обслуживать, в особенности на даче, когда дедушки были не в состоянии уделить им должное внимание. Подозреваю, что внуки в скором времени научатся ловко укладывать дедушек спать — как эту процедуру освоила я. Рассол, по крайней мере, им уже подают. Катька мне как-то выдала, что теперь знает, чем будет мужа с утра поить, когда замуж выйдет.

М-да, в нашей семье она проходит должную подготовку к замужеству. Муж-алкоголик будет просто счастлив.

— Паспорт не забыла? — спросил Хабибуллин перед выходом. Затем попросил его ему показать. Пролистал, кивнул и отдал мне.

В банке нас встретили с большим почтением, мне очень понравился внешний облик служащих — не то что в наших учреждениях, в которых мне доводилось бывать. Наши офисные леди, демонстрируя друг другу новые наряды, могут и с утра в вечернем платье появиться, причем не потому, что не успели заехать домой переодеться.

Камиль прекрасно разговаривал по-английски, я улавливала лишь некоторые слова. Потом он поднял на меня голову (мы сидели в мягких креслах с представительным смуглолицым мужчиной — как оказалось, управляющим) и спросил, решила ли я, куда мне переводить десять тысяч долларов.

— Открой вклад здесь.

Уж на Кипр я как-нибудь смогу выбраться. Авиабилет, подозреваю, не самый дорогой, и, главное, виза не нужна.

Затем Камиль извлек из кейса какие-то бумаги и протянул управляющему. Тот их внимательно изучил, что-то сказал по-английски моему спутнику и попросил у меня паспорт на плохом русском. Я вынула его из сумочки и отдала. Мужчина пролистал его, как совсем недавно Камиль, кивнул, улыбнулся вначале мне, потом Хабибуллину, затем нас покинул.

— Придется немного подождать, — сказал Камиль.

— Чего?

— Оформления документов. Но это быстро. Это не наша распрекрасная совковая система.

— И что дальше?

— Тебе дадут кредитную карточку. Сможешь пользоваться. Деньги снимать. И у нас в городе, кстати, тоже.

Хабибуллин пояснил мне процедуру.

— То есть даже в Питере я могу по этой кредитке снять наличные доллары?

Он кивнул. Ситуация мне нравилась. Если Хабибуллин меня, конечно, не обманывает. Уж больно он был в эти минуты похож на сына лейтенанта Шмидта.

Управляющий вскоре вернулся в сопровождении молодого клерка. Камиль быстро просмотрел бумаги и расписался в нескольких местах. Потом бумаги вручили мне. Клерк довольно сносно говорил по-русски. Мне предстояло расписаться в двух местах. Я закрывала один счет и открывала другой.

Я могла понять вторую процедуру, но не первую…

Откуда у меня мог быть счет в кипрском банке? Причем, общий с Камилем Хабибуллиным? А в бумагах так и стояло: вначале подпись Камиля, потом моя, причем за подписью следовала полная расшифровка имени.

Можно ли открыть счет в отсутствии человека? Вообще-то можно. Помню, как бабушка открывала на меня, еще в советское время, откладывая деньги мне на свадьбу. Наверное, на Кипре аналогичная процедура тоже используется. Но разве Хабибуллин стал бы открывать счет на себя и на меня? У него что, другой кандидатуры не нашлось?

А потом, при виде суммы со многими нулями мне стало просто худо. Вот почему он отстегивает мне десять тысяч долларов… Может, стоило потребовать больше? Или за большее я бы точно получила нож в сердце от известного специалиста по этим делам Виталия Суворова? Или утонула в Средиземном море? Попала под машину? Отравилась каким-нибудь некачественным продуктом? Да мало ли что может со мной приключиться… В особенности, если речь идет об огромных деньгах.

Но почему? Почему я?! Почему они все ко мне привязались?!

Я подписала бумагу. Потом мне подсунули другую — договор об открытии счета, ее я тоже подписала (с большей радостью), после чего мне выдали кредитную карточку.

Мы жали руки смуглолицым господам, все приветливо улыбались, нас проводили до двери. Машина Камиля была припаркована недалеко от дверей банка, но он, подхватив меня под руку, развернул не к джипу, а в противоположную сторону.

— Куда ты меня ведешь? — прошептала я. У меня почему-то стали подкашиваться ноги.

— Убивать, — сказал Камиль.

И тут я совершила то, чего не ожидала от себя: врезала ему сумочкой по физиономии, резко рванула руку и со всех ног бросилась в противоположную сторону, расталкивая прохожих, которых почему-то оказалось гораздо больше, чем когда мы заходили в банк. Или рабочий день у людей кончился? Отдыхающие, накупавшись с утра и поспав после обеда, двинулись по магазинам?

Я слышала, как Камиль несется за мной с криком:

— Остановись, дура! Я пошутил!

Но мне было не до шуток. Прижимая сумочку с моими собственными деньгами к груди, я маневрировала между прохожими. Ноги больше не подкашивались, наоборот, откуда-то взялась не замеченная мною раньше за собой прыть. Я жалела только, что надела босоножки на каблуках. Гораздо лучше подошли бы старые удобные кроссовки, но кто же знал, что мне тут придется носиться по многолюдной улице?

Дети! Как же они? Ведь мне же придется вернуться на виллу и их забрать! А там будет Камиль! И у меня нет оружия. Хотя что бы я делала с оружием? Против спецов типа Виталия. Да и Камиль им явно владеет лучше, чем я. И он сильнее…

Потом мелькнула другая мысль: позвоню Мурату. И майору. Можно же тут откуда-то позвонить? Наверное, автоматы на улицах все международные. И переговорный пункт должен какой-то иметься. А если до них не дозвонюсь, пойду в полицию. А Интерпол, интересно, тут есть? Если есть, и туда пойду. Суворова в каком количестве стран ищут? Сделаю подарок Интерполу от автора эротических романов.

Мысли скакали в голове с катастрофической скоростью. Но главной была одна: я хочу убить Камиля. Я никогда еще никого не хотела убить. Я всегда была мирным человеком. Но этот… этот (я не находила нужных слов) выведет из себя кого угодно.

А потом я услышала резкий визг тормозов… И погрузилась во тьму…

Когда очнулась, надо мной склонялись Камиль и еще какой-то незнакомый смуглолицый мужик.

Что произошло? Я посмотрела направо, потом налево. Подо мной — горячий асфальт, рядом стояла какая-то белая машина неизвестной мне марки. Вокруг собралась шумная толпа, слух улавливал незнакомую речь. Где я?

Итак, я бежала от Камиля. Впереди была улочка, пересекающая ту, по которой я неслась как угорелая. Как и обычно, я посмотрела налево… Как меня еще учили в школе. И как я учу своих детей. А тут левостороннее движение. Надо было посмотреть направо! Мы же на Кипре.

— Как ты? — мягким голосом спросил Камиль. — Что у тебя болит?

Мне хотелось вжаться в асфальт, провалиться сквозь землю, только бы скрыться от него. Но на его лице было написано искреннее беспокойство.

Я села.

— Лежи! Сейчас подъедет врач.

Но я уже сидела и обводила взглядом толпу. Внезапно мой взгляд остановился на… Лешке. Мой бывший муж, только с бородой. Или мне это кажется? Откуда здесь взяться Лешке? Или у меня уже начались галлюцинации?

Я закрыла глаза, а когда открыла, никакого Лешки в толпе не было. Я закрывала их на одну секунду. Или даже меньше. А он исчез. На том месте стоял совершенно другой мужик, тоже с бородой, но гораздо более старшего возраста и, глядя на меня, разговаривал с какой-то женщиной. Точно, у меня глюки…

Потом послышался вой сирены. Приехали полиция и «скорая».

Вместе с Камилем меня доставили в госпиталь, осмотрели. Ничего страшного не нашли — вообще ничего не нашли. Врач, говоривший по-русски, сказал:

— Русских женщин не может убить ничто! — и поднял вверх большой палец.

Хабибуллин стоял рядом. Врач спросил его, оставить меня в больнице на денек или господин отвезет меня в гостиницу.

— У нас тут своя вилла, — сказал Камиль.

— Ну тогда вам, наверное, лучше отвезти жену туда. Пусть полежит денек. И все будет в порядке. Даже сотрясения нет.

Я предпочла бы оказаться на северном или южном полюсе, в Америке, Австралии или Африке — только бы подальше от злосчастной виллы. Но там остались дети — они, наверное, и так уже волнуются. Поэтому выбора не было.

Мне принесли мое запачканное платье, Камиль помог одеться, помог подняться, а перед больницей поймал машину, которая доставила нас к так и припаркованному у банка джипу. Других машин перед зданием уже не было: рабочий день давно закончился.

Хабибуллин помог мне усесться на переднем сидении, сам сел за руль и проехал метров сто в том направлении, куда он изначально хотел меня вести.

Неужели все-таки убьет? И дети останутся сиротами? Лешка-то ведь не в счет. Дедушки старые. Надежда Георгиевна… Я не хочу, чтобы моих детей воспитывала свекровь! И вообще ей некогда ими заниматься. Мысли опять проносились в голове с катастрофической скоростью… Может, у Камиля в бардачке есть пистолет? Или нож? Смогу я воткнуть нож ему в сердце? У Виталия это очень хорошо получается, может, и мне удастся? Ради детей?

Суд меня оправдает? Кстати, а по каким законам меня будут судить? По нашим или местным? Какая чушь лезет мне в голову…

— Ты только детей, пожалуйста, отвези дедушкам, — сказала я тихим голосом. — Они ни в чем не виноваты.

Камиль резко нажал на тормоз и остановился у края тротуара. Я смотрела на него полными слез глазами. Он на меня — как на полную идиотку.

— Да тебя не в хирургию, а в сумасшедший дом надо было везти, — только и сказал он.

Потом он попытался меня обнять, я отшатнулась.

— Оля! — взвыл Хабибуллин. — Ты что, в самом деле подумала, что я тебя убить решил?

Я молчала.

— Я такой кретинки в жизни не видел! — завопил Хабибуллин. И еще осыпал меня парочкой похожих комплиментов. — Да пошутил я, вспомнив наши вчерашние разговоры! Ну не знал я, что с тобой шутить нельзя! Что у тебя полностью отсутствует чувство юмора!

— А почему ты повел меня не к машине, а…

— Смотри, — Камиль ткнул пальцем в следующий дом, снова тронулся с места и затормозил уже перед огромной витриной, за которой стояли манекены в шубах. У входа красовалась надпись по-русски, сделанная расположенными одна под другой буквами: «Норки».

— И что? — спросила я.

— Шубу тебе купить хочу, идиотка! — взревел Хабибуллин, выпрыгнул из джипа, обошел машину кругом, отрыл мою дверцу, почти силой вытащил меня и поставил на асфальт.

У меня слегка закружилась голова.

— Плохо? — спросил он с беспокойством. И опять оно показалось мне искренним. А в его глазах мелькнула забота. — Оля, голова?

Но уже все прошло. Плохо было только в первый момент.

Обняв за талию, Камиль повел меня в магазин, где к нам тут же подскочили две девушки — явно наши соотечественницы, подрабатывающие на Кипре.

— Норку. Сапфировую, — сказал Хабибуллин приказным тоном.

И мне стали выносить шубы. Никого не волновало, что у меня запачкано платье, да и вид какой-то взъерошенно-испуганный. Сам хозяин магазина крутился вокруг, сдувая невидимые пылинки, а я в конце концов почувствовала себя королевой…

Четвертая шуба села так, словно была сшита на меня. И это поняли все.

— Мы берем, — сказал Камиль.

Шуба стоила шесть тысяч долларов. И я еще получила подарок от магазина: норковую шапочку как раз моего размера. Шубу упаковали в специальный пакет, донесли его до машины, поставили там на заднее сиденье и мы отбыли в направлении виллы. Правда, по пути остановились у небольшого открытого кафе. Камиль сказал, что там продают вкуснейшие пирожные. Так что мы взяли с собой целую коробку.

Услышав шум машины, дети выбежали на улицу.

— Мама, что я тобой? — Витька первым заметил грязное и даже порванное в одном месте платье. Ссадины мне обработали в больнице. Но скрыть-то их было нельзя.

— Дядя Камиль, что у вас с лицом? — спросила Катька.

И тут я впервые внимательно посмотрела на Хабибуллина. По всей вероятности, это я постаралась своей сумочкой. У Камиля была разбита губа и порезана щека. Когда он сидел в профиль в машине, я на него не смотрела, потом в магазине… была занята собой. В больнице… Я совсем не думала о нем. Я думала о себе. Но ведь ему, наверное, тоже больно.

— Мы попали в небольшую аварию, — ответил за нас двоих Камиль. — Так что давайте сами приготовьте ужин, а то мама плохо себя чувствует.

Дети вошли в дом вместе с нами, расспрашивая об аварии.

Камиль что-то отвечал, придумывая на ходу.

— А что вы купили? — Катька повисла на руке Камиля, который нес пакет. — Это нам подарок?

— Нет, это маме, — сказал Хабибуллин и повернулся ко мне. — Примерь-ка еще раз. Пусть дети посмотрят. А после ужина съедим пирожные.

Я выполнила его просьбу. Катька с Витькой, наблюдая за моим дефиле, раскрыли рты. Камиль расположился в кресле. Я встретилась с ним взглядом. Сейчас его темные глаза ничего не выражали. Я подошла к нему, нагнулась и поцеловала в оцарапанную щеку.

— Больно? — прошептала одними губами.

— Щекотно, — сказал он громко, потом предложил сходить искупаться. — Для твоей головы полезно будет, — добавил с усмешкой. — Правда, холодная прорубь тебе бы лучше подошла.

— И мы пойдем! И мы! — завопила Катька.

— А потом вы готовите ужин, — Камиль ткнул в нее указательным пальцем.

— Посмотрим, — кокетничала с ним Катька, строя глазки.

Я отправилась наверх переодеваться. Шубу мы снова упаковали в пакет, и Витька вызвался помочь отнести ее наверх.

Зайдя в комнату, он плотно притворил за собой дверь и приложил палец к губам. У меня тут же упало сердце. Сын извлек из кармана шорт сложенный листок бумаги и протянул его мне. Я развернула его; Витька наблюдал за мной без тени улыбки.

Этот почерк мне был хорошо знаком, я помнила, как бывший муж переписывал мои конспекты и как оставлял мне записки на кухонном столе. В них всегда было по несколько ошибок. Лешкина грамотность и теперь оставляла желать лучшего.

«Буть остарожна с Камилем. В Питере позвани по телефону»…

— Он просил сразу же уничтожить, как прочитаешь, — прошептал сын. — А телефон перепиши в книжку.

Я быстро извлекла записную книжку из сумочки, номер записала на последней странице без каких-либо пояснений. Правда, поняла, что это сотовый: начинался на девятку. Затем записку разорвала, а мелкие кусочки бросила в мусорную корзину.

— Откуда она у тебя? — спросила я одними губами, доставая купальник.

— Папа приходил, — также одними губами прошептал Витька. — С бородой. Мы на пляж вышли искупаться, когда проснулись, а там он. Катька его не узнала. Она наоборот мне кричала, что ты говорила: «Не разговаривайте с незнакомыми». Но он вроде как дорогу спрашивал к вилле Ивановых. А потом мне эту записку вручил и подмигнул. Катька не видела. И сказал, чтобы я тебе отдал ее без Хабибуллина, и чтобы мы скорее отсюда уезжали.

Я без сил опустилась на кровать. Витька сел рядом, обнимая меня за плечи.

— Мама, неужели дядя Камиль плохой? — спросил сын.

Теперь я вообще ничего не понимала. Но… значит, бывший с бородой мне не померещился? И что он там делал?!

Я закрыла лицо руками.

— Мама! Мама! Не плачь! — стал теребить меня Витька, а потом выдал: — Мне дядя Камиль нравится больше, чем папа.

Я молчала.

— Мама, а мы тут долго жить будем? — не отставал Витька.

— Не знаю. Спроси у дяди Камиля.

В дверь постучали, и послышался голос Хабибуллина:

— Эй, вы там что, заснули?

— Иди, Витя, мне надо переодеться, — шепнула я сыну и добавила: — Ты — молодец. Сделал все правильно. Никому не говори про папу. Я… сама еще не разобралась.

Многозначительно кивнув, сын вышел из комнаты. Вместо него зашел Камиль. Сразу же заметил, что у меня глаза опять на мокром месте.

— Да успокойся ты наконец, — он крепко обнял меня и прижал к себе. — Все будет хорошо.

— Камиль, что это были за деньги? — спросила я.

— О, Аллах! Нефтяные, конечно. Какие у меня еще могут быть деньги?

— А причем тут я?

— Долго объяснять, — ушел он от ответа. — И вообще это не женское дело!

Я опять хотела открыть рот, но Камиль не дал мне ничего сказать, заорав, что со мной и с детьми все будет в порядке, если я буду делать то, что он говорит. После этого он бросил через плечо:

— Одевайся! И поторопись! Жду тебя внизу!

Я бросила взгляд на мешок с шубой за шесть тысяч долларов и надела купальник.

Мы великолепно поплавали, мне стало лучше, голова совсем прошла. Вернувшись на виллу, пока Витька с Катькой что-то мудрили на кухне, я приняла еще таблетку анальгина. Слабое сотрясение, наверное, все-таки есть, несмотря на то, что сказал врач. Камиль внизу смотрел местные новости. Я вспомнила, что обещала каждый вечер звонить Сергею Сергеевичу. Но как я позвоню при Камиле? Или, наоборот, стоит сказать, что у меня в Питере есть человек, который примет меры, если я вдруг не заявлю о себе в оговоренное время?

Я спустилась вниз, подумывая, что часть долларов стоит потратить на обновление гардероба, но глядя на Камиля в шортах и майке, решила, что я в шортах тоже смотрюсь прекрасно, и для Хабибуллина не надо надевать вечернее платье.

— Мне нужно позвонить, — сказала я Камилю.

— Кому? — спросил он, не отрывая взгляд от экрана. Текст шел на английском. Ну почему я как следует не учила язык в школе? А потом в Университете только сдавала «тысячи», и этих знаний хватает только на дурацкие порнографические книжонки из Амстердама? Кстати, а как экс-супруг здесь обходится? Он ведь знал язык в объеме одного глагола, чаще всего употребляемого героями американских фильмов. И зачем мамашка отдавала его во французскую школу? Лешенька, кстати, по-французски знал только одну фразу: шерше ля фам.

— Знакомому милиционеру, — спокойно сказала я.

Камиль наконец оторвал взгляд от экрана и опять посмотрел на меня, как на умалишенную.

— А что ему говорить собираешься, если не секрет?

— Что я жива. У нас с ним договоренность. Поэтому если соберешься меня убить, он начнет действовать.

У Хабибуллина началась форменная истерика. Он хохотал так, что мне тоже стало смешно, хотя, возможно, следовало бы плакать.

Дети высунулись из кухни, откуда долетали восхитительные запахи, и поинтересовались, что это нам так весело.

— Ваша мама анекдот рассказала, — ответил Камиль и снова уставился в экран.

А я пошла к аппарату. По-моему, несмотря на включенный звук телевизора, Хабибуллин внимательно прислушивался к каждому моему слову. Но я не сказала ничего опасного для него. В Питере шел дождь и похолодало. Мы с Сергеем Сергеевичем распрощались до завтра.

Стоило мне повесить трубку, как телефон взорвался трелью. Я резко дернулась и посмотрела на Камиля.

— Бери, — сказал он. — Это тебя. Мне звонили бы на мобильник.

Дрожащей рукой я сняла трубку, не ожидая услышать ничего хорошего.

Звонил Мурат Хабибуллин. Услышав мой голос, издал вздох облегчения.

— Как ты себя чувствуешь, Оля? — спросил он. — Лежишь?

— Нет, а что?

— Разве ты сегодня не попадала в аварию? — уточнил Мурат.

На мгновение я потеряла дар речи.

— Но ведь происшествие же официально зарегистрировано, девочка, — мягко сказал Мурат. — Я уже звонил в больницу. Там сказали, что тебя отпустили на виллу.

— Да. Спасибо. Со мной все хорошо. Только немного болит голова.

— Ты не одна?

— Кате и Вите очень нравится на Кипре. Мы очень благодарны вам за этот отдых.

— Понял.

«Ничего-то ты не понял», — хотелось сказать мне, но я сдержалась.

— Вот что, Оля. Завтра возвращайтесь домой. Водитель заедет за вами и отвезет в аэропорт. Вам небезопасно оставаться на Кипре, в Питере я, пожалуй, обеспечу вам лучшую охрану.

— Но…

— Оля, в одной из гостиниц Лимассола убит твой бывший муж Алексей Багиров. Мне сообщили об этом мои люди, а час назад они снова просмотрели сводку и увидели ту же фамилию, тоже гражданки России. И снова сообщили.

— Вы хотите сказать?..

— Я хочу сказать, что вы втроем завтра должны вернуться в Россию, — голос Мурата стал жестким. — До завтра, Оля.

Дрожащей рукой я опустила трубку на рычаг.

Значит, машина сбила меня не случайно? Но откуда водитель мог знать, что я побегу в ту сторону? Или Камиль мог предугадать мою реакцию? Но ведь я сама не знала…

И Лешка… Его убили… Но он успел меня предупредить. Или за это и убили? Однако он сделал последнее благородное дело, желая спасти меня и детей…

— Мама, дядя Камиль, ужин готов! — раздался вопль из кухни.

— Пойдем! — Камиль выключил телевизор и выжидательно посмотрел на меня.

— Это был твой отец, — сообщила я. — Завтра мы возвращаемся в Питер.

Хабибуллин-младший пожал плечами и ничего не сказал. Да мы и не хотели говорить при детях.

А они постарались на славу.

Но в конце семейного вечера (а он прошел именно так) я была вынуждена сказать им, что мы завтра летим обратно.

— Но почему, мама?! Дядя Камиль, это же ваша вилла? Можно мы еще немного тут поживем?

— Это вилла моего отца, — сказал Камиль нейтральным тоном, однако я заметила, как его руки невольно сжались в кулаки. — Но когда-нибудь мы все вместе здесь отдохнем. Или где-нибудь в другом месте.

Дети попросили еще раз сходить искупаться, мы вышли к морю и решили, что завтра весь день проваляемся на пляже — до того, как нас заберет водитель.

Он позвонил, когда мы ужинали, и назначил время. Как хорошо, что самолет улетает поздно вечером! Кстати, а как сюда добирался Камиль? В среду из Питера на Кипр самолетов нет.

Хотя мог и через Москву, и через Хельсинки… С его деньгами можно выбрать любой маршрут.

Катька, Витька и я отправились собирать вещи, чтобы не тратить на это время завтра днем. Камиль снова устроился у телевизора, закончив сборы, я спустилась к нему.

— Ты полетишь вместе с нами?

— Нет, — покачал он головой, глядя в экран, затем, помолчав немного, добавил: — Будет лучше, если мой отец не узнает, что мы тут с тобой встретились… И скажи это детям.

— Как хочешь, — пожала плечами я и снова пошла наверх, чтобы уложить Витьку с Катькой. Пожелание Камиля не вызвало у них никаких вопросов.

В ту ночь он пришел ко мне. Мы заснули уже на рассвете.