Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2

Глава 48

Беседа Дэйла Купера и Альберта Розенфельда в закусочной. — Арнольд Розенфельд демонстрирует свои выдающиеся знания криминалистики. — Гарри Трумен рассказывает Дэйлу Куперу о странной истории, произошедшей с ним в Санта-Монике.

Приезд в город Альберта Розенфельда несколько воодушевил Купера — он надеялся, что тот, как классный специалист, поможет разрешить некоторые загадки, поставившие агента ФБР и тупик.

Купер был неплохим психологом, и он знал, причем не только по собственному опыту, но и из курса психологии, пройденного в Академии ФБР в Филадельфии: ничто не располагает так к откровенности, как питье кофе в каком-нибудь тихом заведении. Свой утренний кофе Дэйл пил или в кабинете Трумена, если утро заставало его там, или в кафе Нормы Дженнингс. Помня о несколько натянутых отношениях Розенфельда с местным шерифом, Купер решил избрать кафе, как достаточно нейтральное место.

Сидя за столиком, Купер с улыбкой смотрел на судмедэксперта — тот, не в силах дождаться, пока кофе остынет, ожег язык и теперь выглядел несколько расстроенным.

Розенфельд, отставив чашечку, обернулся к Дэйлу. — Чего ты улыбаешься?..

Дэйл опустил глаза в чашку, чтобы не рассмеяться во весь голос. — Тебе смешно, что я так ожегся?.. — Нет… Теперь ты хоть на какое-то время будешь вынужден воздержаться от слов вроде «козел», «урод», «кретин» и «ублюдок», — объяснил Купер причину своего хорошего настроения.

Альберт улыбнулся в ответ и, попробовав кофе, чтобы убедиться, достаточно ли он остыл, отважился, наконец, сделать небольшой глоток. — Извини, Дэйл, но у меня такой характер… Да, — спохватился он, — а как ты себя чувствуешь?..

Дэйл, сделав еще несколько глотков, ответил вопросом на вопрос: — А почему это тебя так интересует?..

Розенфельд заложил ногу за ногу. — Этот вопрос к человеку, получившему три пули в живот, совершенно не лишен…

Дэйл махнул рукой. — А-а… Нормально… Можешь не волноваться.

Розенфельд допил кофе до половины и решительным жестом отставил чашку. — Все, с меня достаточно… В этом паршивом городишке ничего не могут делать толком, даже кофе варить… — посмотрев на Купера, он произнес: — а я, Дэйл, между прочим, и не волнуюсь… — Тогда зачем же спрашиваешь?..

Розенфельд вздохнул, словно этот вопрос доставил ему какое-то неудобство. — Из вежливости… — Понятно, — протянул Купер, — что ж, спасибо за искренность… — сделав несколько небольших глотков, он отставил кофейную чашку и, обернувшись к судмедэксперту, произнес: — Честно говоря, после этого покушения я расстроился не из-за того, что могу умереть, а из-за того, что могу умереть, ничего так и не увидев,..

Розенфельд улыбнулся. — Ты имеешь в виду Тибет?.. — Альберт прекрасно знал, что Тибет был давней и до сих пор неосуществленной мечтой Дэйла.

При слове «Тибет» у Купера загорелись глаза. — Альберт, ты знаешь, я недавно перечитал одну занимательную книгу… — начал Дэйл.

«И зачем я только ему напомнил? — удрученно подумал Альберт, — сейчас как минимум на полчаса зарядит лекцию о махаяне…»

Розенфельд не ошибся: последующие минут двадцать ему пришлось выслушивать слова Купера о Тибете и тибетской культуре. Розенфельд попробовал было отключиться, однако это не удалось ему полностью — до сознания то и дело долетали обрывки фраз: «В первом веке до нашей эры…» «В эпоху династии Тан…», «Во времена, предшествующие завоеванию Китая маньчжурскими племенами…» «Последний далайлама…»

Наконец судмедэксперту удалось вставить реплику: — Дэйл, все это, конечно же, очень и очень интересно, но теперь мне все-таки хотелось бы отвлечься от событий, произошедших в Тибете двадцать столетий назад, чтобы выяснить, что все-таки происходит в Твин Пиксе в наше время…

Дэйл откинулся на спинку стула. — Как жалко, что так и не удалось тебе всего рассказать…

Розенфельд поморщился, — рассказы Купера ему приходилось выслушивать неоднократно. — Расскажешь в другой раз… Если, конечно, следующий, кто будет на тебя покушаться, будет порасторопней и пометче… А знаешь, — ехидно заулыбался паталогоанатом, я уже готовился к вскрытию твоего трупа,.. Из уважении к тебе я не стал бы затребовать твое тело в Сиэтл, а припыл бы сюда сам. — Немного помолчав, он добавил. — Если честно, я, когда ехал в этот паскудный городок, так надеялся посмотреть, что у тебя там внутри…

Купер не дал ему договорить: — Ладно, мы действительно отвлеклись, а потому — ближе к делу. — Есть какие-нибудь новости? — поинтересовался Розенфельд— Да. Как я только что узнал, Роннета Пуласки вышла из состояния комы… — А она может говорить?..

Дэйл отрицательно помотал головой. — Еще нет… Уильям Хайвер говорит, что это случится не ранее, чем через несколько недель.

Альберта эти сроки явно не удовлетворяли. — Мы не можем столько ждать,.. — Вот именно…

Судмедэксперт предложил:— Может быть, показать ей портрет?.. — Да, — согласился с ним Дэйл. — Я тоже об этом подумал… Только, если ты не против, я бы хотел отправиться в клинику с шерифом…

Розенфельда это вполне удовлетворило. — Хорошо, — он согласно закивал, — хорошо, Дэйл, делай, как считаешь нужным… Кстати, — оживился он, — я провел вскрытие тела Жака Рено…

Купер поднял голову. — Ну, и каковы же результаты?..

Альберт, словно вспомнив о чем-то приятном — каждое вскрытие человеческого тела доставляло ему довольствие, было настоящим праздником — с необычайно довольным видом заулыбался. — В желудке покойного обнаружено, — принялся он перечислять таким тоном, каким обычно следователи зачитывают реестр похищенного, — автомобильный номер штата Северная Дакота, четыре пустых жестянки из-под пива, наручные часы без секундной стрелки, восемнадцать пуговиц, согнутая чайная ложечка… — Хватит, хватит, — перебил его Дэйл, — твои шутки иногда просто невыносимы…

Розенфельд пожал плечами. — Не нравится — не слушай… Да, кстати, забыл о самом главном — оказывается, Жак Рено был не удавлен, как я первоначально предположил, а задушен подушкой… Убийца был в перчатках. — После небольшой паузы Альберт добавил: — Видимо, кому-то в этом городе была очень нужна смерть крупье… Представляю, какие тайны этот Рено унес с собой в могилу.

Купер заметил:— Удавлен или задушен — какая, собственно, разница? Главное то, что этого Рено уже нет в живых. — Э, нет, — воскликнул Розенфельд, — есть разница, притом иногда — очень даже существенная. — Паталогоанатом очень не любил, когда люди, не понимающие всех тонкостей его редкой профессии, начинали судить о ней таким же образом, как Купер. — Вот, например, недавно…

Дэйл с тоской посмотрел на Розенфельда.

«Ну, сейчас начнет про токсины, алкалоиды, радиологические исследования и прочее, — подумал он. — Ничего не поделаешь — придется выслушать…»

Альберт был очень воодушевлен возможностью рассказать сослуживцу очередной случай из практики — кроме того, это была замечательная возможность своеобразной мести за Тибет. — Так вот, — начал он, — по поводу разницы… Помню, когда я работал в институте судебной медицины — ты ведь знаешь, я не сразу пришел в Федеральное Бюро Расследований, — так вот, когда я работал там, ко мне пришел агент одной крупной страховой фирмы. Он попросил меня переговорить с ним по одному конфиденциальному и действительно неотложному вопросу, так как в капелле на городском кладбище уже был установлен гроб с телом одного двадцативосьмилетнего коммерсанта, чье погребение должно было состояться через час. Из данных прокуратуры явствовало, что этот коммерсант несколько дней назад во время служебной поездки на своем красном «ниссане» на одной из городских улиц на небольшой скорости налетел на дорожный столб. Удар не был силен, но автомобиль все же загорелся, и тело коммерсанта вытащили с водительского места полностью обуглившимся. — А при чем же здесь страховая компания? — осведомился Купер. — Понимаешь, проблема этой страховой компании заключалась в том, что коммерсант застраховался от несчастного случая не только у них, но еще в трех местах, причем на неимоверную, если судить по его финансовому состоянию сумму — что-то около пяти миллионов долларов. Договоры страхования вступили в законную силу всего несколько дней назад. Вдова погибшего сразу же после смерти предъявила претензии на страховые суммы. Многое во всем этом казалось подозрительным. Правда, представитель страховой компании пояснил, что существует, правда, вероятность того, что у коммерсанта было больное сердце, и вследствие сердечной слабости он наехал на дорожный столб. Не исключалось и самоубийство. Во всяком случае, после не слишком-то приятных объяснений он добился у вдовы погибшего разрешения на вскрытие тела и теперь просил меня произвести его.

Дэйл иронически поинтересовался: — И ты, разумеется, согласился?.. — Конечно, — кивнул Розенфельд. — Так вот, никакой возможности привезти труп в лабораторию не было, и вскрытие оказалось возможным только в капелле городского кладбища. — Прямо как в фильме ужасов… — Не перебивай. У меня, как ты знаешь, есть отличное чутье на случаи, когда пахнет преднамеренным убийством…

Дэйл как бы между прочим заметил:— Кроме того, ты очень скромен…

Альберт продолжил:— Разумеется, я немедленно дал согласие и помчался на кладбище. В гробу лежал страшно обугленный торс, к которому прилепились шейный отдел позвоночника с основанием черепа, верхняя половина обоих бедер и части рук. Кроме того, у трупа сохранилась даже часть головного мозга, размером где-то с кулак. Сколь ни безнадежным казалось состояние трупа для патолого-анатомического исследования, оно, тем не менее, было произведено. О том, что применительно к торсу речь шла об останках мужчины, установить было довольно легко: его член хотя и был достаточно обуглен, однако неплохо сохранился… Я даже хотел было заспиртовать его и передать потом вдове как сувенир, но в последний момент передумал, — попытался было пошутить Розенфельд. — Ну, а что потом? — Довольно равнодушным тоном спросил Купер. — Потом я принялся за исследования головного мозга, — с воодушевлением произнес Розенфельд, — он был в поразительно свежем состоянии. Я никак не мог этого объяснить. Ни в полости рта, ни в трахее, ни в сохранившейся части гортани я не нашел никаких отложений сажи. Правда, в сердце было немного сгустков крови. Правая нижняя доля легкого отлично сохранилась…

Слушая рассказ Розенфельда, Купер никак не мог понять, издевается он над ним или действительно говорит всерьез. — Так вот, я поместил кровь из сердца и долю легкого в специальные колбы, чтобы продолжить исследования в лаборатории. Однако при изучении сохранившихся костей я удивился. Они были настолько слабы и до того напоминали легкую костную структуру женщины, что я невольно насторожился. Я начал сомневаться, действительно ли речь идет о мужском скелете. — А как же обугленный член?.. — с неприкрытой издевкой спросил Дэйл.

Альберт оставил этот вопрос без внимания. — Более того, когда я распилил хорошо сохранившуюся суставную головку левого плеча, то без труда узнал остатки хрящевых пленок, которые встречаются только у подростков на стыках суставов длинных трубчатых костей и исчезают к двадцати, самое позднее — к двадцати трем годам… Уверен, Дэйл, что у тебя их давно уже нет… — это был ответный удар за реплику об обугленном члене. — Погибший же был значительно старше этого возраста и, как явствовало из документов, был крепкого телосложения, широкоплеч и коренаст. До моего слуха доносились приглушенные голоса собравшихся, пришедших проститься с телом покойного, когда я покинул капеллу через заднюю дверь. Придя в институт, я приступил к исследованию взятой из сердца крови на предмет содержания в ней окиси углерода. Я применил все возможные химические и радиологические методы, и все они дали отрицательный ответ. Тогда я понял, что мои подозрения относительно того, что этот покойник — вовсе не тот, за которого его пытаются выдать, подтверждаются. Ибо если в дыхательных путях нет сажи, а в крови — окиси углерода, то это значит, что он погиб задолго до того, как сгорел в своем «ниссане»… — Это и есть та мелочь, которая может сыграть решающее значение? — спросил Купер, которого заинтересовал рассказ коллеги. — Да. Рассказывать дальше?..

Дэйл кивнул. — Рассказывай, хотя и так, по-моему, все понятно…— Таким образом, я попытался установить, не стал ли покойник жертвой чьего-нибудь насилия, до того, как сгорел в автомашине. Кстати, это достаточно серьезная проблема — отличить повреждения, полученные человеком при жизни от тех, которые сознательно или случайно получены им после смерти… Изготовив микроскопический срез той части легкого, которое я принес с кладбища, и, положив этот срез под сильный микроскоп, я заметил, что части самых мельчайших сосудов легкого закупорены светлыми, как вода, каплями, по форме напоминающими колбаски. Иными словами, легочные сосуды были закупорены телесным жиром. Всем, даже начинающим практику, патологоанатомам известно, что в ряде случаев, особенно при воздействии ударов по телу человека тупым предметом, вследствие переломов костей, повреждений черепа, садистских пыток, подчас даже при обычных сотрясениях тела жир из жировой ткани проникает в кровеносные сосуды, а оттуда через сердце — и в легкое. В результате наступает закупорка сосудов легких, что ведет к нарушению кровообращения и к смерти… Короче говоря, мне стало совершенно ясно, что покойник, захороненный на городском кладбище, был, по всей вероятности, убит прежде, чем сгорел в огне. Разумеется, я сразу же проинформировал о своих подозрениях федеральную полицию. Суть моих выводов сводилась к следующему: во-первых, покойник наверняка не является тем самым коммерсантом. Во-вторых, речь идет о каком-то неизвестном лице, которое было сперва убито, а потом — сожжено. В-третьих, вероятный убийца — коммерсант. В-четвертых — совершенно исключается уничтожение в огне тех частей тела, которые отсутствовали на туловище покойника, захороненного на городском кладбище. Те, разумеется, справедливо посчитав, что разговор идет о страховом мошенничестве, сопряженным с преднамеренным убийством, решили, что тот коммерсант прячется где-то поблизости, и в ближайшее время наверняка попытается войти в контакт со своей женой. Федеральная полиция, получив соответствующее разрешение, подключилась к домашнему телефону жены погибшего коммерсанта. И вот, спустя несколько дней, она засекла звонок из Нью-Йорка. Было установлено, что звонят из гостиницы «Чарлтон». Полицейские мгновенно связались с тамошними коллегами и установили, что там и проживает тот самый коммерсант. Спустя несколько часов он был арестован. На допросе он сообщил, что еще несколько лет назад у него возник план добыть большую сумму денег путем страхового мошенничества, для чего он и намеревался сжечь вместо себя какого-нибудь незнакомца. Предварительно заключив несколько страховых договоров, он принялся охотиться за своей будущей жертвой. В первый раз ему не повезло: заманив в свой автомобиль одного дорожного рабочего, он попытался его убить, но тот оказался весьма проворным и убежал. В следующий раз он подготовился более обстоятельно: он проинструктировал жену, что если в случае удачи его план удастся, он позвонит ей и подробно опишет одежду убитого, чтобы при опознании та назвала ее одеждой, в которой последний раз видела коммерсанта. На следующий день на шоссе он заметил одинокого путника. Правда, тот не был на него похож; впрочем, выбирать было не из чего, и посему это обстоятельство мало смутило преступника. Незнакомец был тщедушным малым и притом — намного моложе коммерсанта. Но злодей решил, что это даже и к лучшему, потому что жертва во всяком случае должна быть слабее. По пути в город попутчик заснул. Тогда коммерсант очень осторожно наехал на столб, а проснувшемуся на миг попутчику объяснил, что произошла небольшая заминка. Выйдя, он облил машину бензином и, бросив спичку, удрал.

Купер поинтересовался:— Тебя, разумеется, не устроило такое объяснение?.. — Разумеется… Этот парень плохо разбирался в медицине… Против него был один факт, одна мелочь — закупорка сосудов легкого телесным жиром. Уже после того, как он получил пожизненное заключение — ведь в нашем штате не предусмотрен закон о смертной казни — он признался, что сперва задушил свою жертву… — Кстати, — произнес Купер, воодушевившись, что, Альберт, наконец-то закончил свой рассказ, — кстати, тела Кэтрин Пэккард до сих пор не нашли… Ты ведь знаешь, как тщательно обыскали полицейские сгоревшую лесопилку… — Мне кажется, его найдут, — ответил Розенфельд. — Насколько я знаю, в огне такой силы от человеческого тела хоть что-то, но все-таки должно остаться. А что касается самого пожара, то, вне всякого сомнения — это поджог. Как ты думаешь, чьих рук это дело?..

Купер прищурился, словно от яркого света. — Вообще-то, честно говоря, я подозреваю Лео Джонсона, — произнес он, — хотя и не уверен до конца… Надо бы допросить Шейлу. — А она где?.. — В больнице, — ответил Дэйл. — Я думаю, в самое ближайшее время она обязательно даст показания.

Розенфельд поднял брови. — Против мужа?.. — А почему бы и нет? Ладно, — произнес Купер, поднимаясь из-за столика, — пошли…

Уже сидя в машине, Альберт сказал таким голосом, которым обычно говорил о каких-нибудь чрезвычайно важных вещах:— Ты знаешь, Дэйл… Я ведь прибыл сюда не только по поводу убийства Лоры Палмер…

Купер насторожился. — У тебя есть еще какие-то причины?.. — Да. — Что-то случилось?..

Альберт произнес очень тихо, почти шепотом:— Эрл. Уиндом Эрл…

Дэйл нахмурился. — Что с ним?..

Уиндом Эрл также был агентом Федерального Бюро Расследований, более того — это был бывший напарник Дэйла Купера. Купер многим был обязан Эрлу в профессиональном отношении — сразу же после того, как Дэйл, выпускник Академии ФБР в Филадельфии прибыл в Сиэтл, Эрла закрепили за новичком. Потом ветеран правоохранительных органов ушел на пенсию, после чего след его затерялся. Все попытки Купера выяснить, что произошло с его бывшим напарником, оканчивались неудачей. — Что с ним? — повторил Купер свой вопрос. — Понимаешь, — начал Розенфельд, — дело в том, что, как оказалось, сразу же после того, как Эрла направили на пенсию, его неизвестно по каким причинам заточили в психбольницу закрытого типа — это что-то вроде тюрьмы… Мне кажется, — Альберт несколько понизил голос, — мне кажется, Дэйл, это произошло потому, что он слишком много знал… Только понятия не имею чего… — Да, — процедил сквозь зубы Купер, — это еще хорошо, что ты понятия не имеешь… Имел бы, так наверняка бы лежал с Уиндомом в одной палате… — Там одиночки, как в тюрьме… — Значит, по соседству… Перестукивались бы сквозь стены… Ну, и что же дальше? — Так вот — из этой психушки он куда-то сбежал… Каким образом это ему удалось — понятия не имею. Что-тo очень странно…

Купер не знал, как ему следует воспринять это сообщение — с радостью ли или нет. — А какое отношение это имеет к Твин Пиксу?.. — спросил он наконец. — Никакого, — тут же ответил Розенфельд. — Абсолюту никакого отношения… Просто мне иногда кажется, что этот город, при всей своей паскудности — в чем-то очень своеобразный и загадочный… Просто он, при всей внешней схожести, отличается от подобных городов.

Купер при этих словах вспомнил о видении, которое он про себя назвал «стариком Хилтоном в молодости» и о загадочном исчезновении кольца. — Да, ты прав, — в задумчивости произнес он, — что-то тут не так… — выставив перед Альбертом обе руки, он произнес: — а ведь у меня пропало кольцо… Оно вот тут было, на мизинце левой руки… Я не мог его просто потерять, это наверняка… — Послушай, а может быть, тут орудует, — Розенфельду стало даже смешно от своего предположения, — может быть, нечистая сила, а?..

Купер махнул рукой. — Честно говоря, я уже ничему не удивлюсь… Ладно, заводи машину, поехали…

Розенфельд включил двигатель. — Куда?.. — К шерифу…

Зная о несколько натянутых взаимоотношениях Трумена и Розенфельда, Дэйл попытался сразу же разрядить обстановку шуткой:— А ты знаешь, — обратился он к Гарри, — вот мой коллега высказал предположение, что в Твин Пиксе орудует — кто бы ты думал? — нечистая сила.

Вопреки ожиданию, Трумен отнесся к этому весьма серьезно. — В Твин Пиксе — навряд ли, — ответил он после некоторого раздумья. — Я неплохо знаю этот город.

Эта фраза была сказана таким тоном, что Дэйл невольно спросил:— Гарри, ты говоришь так, будто бы действительно когда-нибудь имел дела с нечистиками. — Не говори так об этом, — ответил Трумен, нахмурившись, — это не самая лучшая тема для шуток… — заметив, что он еще не предложил им сесть, шериф поспешил исправить эту оплошность: — прошу вас… — он указал на кресла. — Нажав кнопку селектора внутренней связи, Трумен произнес в микрофон: — Люси, будь добра, принеси нам чего-нибудь… например, вишневого пирога.

Розенфельд, стараясь не смотреть на шерифа, уселся в кресло и отвернулся к окну. — Гарри, ты что — действительно веришь в разные сверхъестественные явления? — поинтересовался Купер со скрытой издевкой, — ты, наверное, чересчур часто смотришь на ночь фильмы ужасов… — Не следует над этим смеяться, — вновь произнес шериф. — Тем более, что в своей жизни мне действительно пришлось однажды столкнуться если и не со сверхъестественным, то, как минимум, с совершенно необъяснимым с точки зрения здравого смысла явлением.

Розенфельд неожиданно повернулся к Трумену. — Вот как?.. — Да.

То ли для того, чтобы поиздеваться над шерифом, то ли по причине, что патологоанатому действительно было это интересно, то ли желая насолить Дэйлу, которого, насколько мог судить Розенфельд, подобные россказни приводили как минимум в скверное расположение духа — Дэйл, как истинный логик и рационалист, никогда не верил ни в загробную жизнь, ни в привидения, ни в духов — во всяком случае, так всегда думал Альберт — а может быть, и по всей совокупности причин, патологоанатом спросил:— Не могли бы вы рассказать нам об этом?..

Шериф колебался — ему не очень-то хотелось выполнять просьбу судмедэксперта.

Розенфельда неожиданно поддержал Купер:— Гарри, если это действительно так интересно и необъяснимо, почему бы тебе и не рассказать?..

«И с чего это Купера так заинтересовали подобные вещи? — с удивлением подумал Альберт, — что-то не припомню, чтобы Дэйл проявлял интерес к подобного рода явлениям… Что ж, послушаем…»— Так ты расскажешь нам? — повторил свою просьбу-вопрос Купер.

Отказать Дэйлу Гарри не мог — настолько он уважал этого человека. — Значит, так, — начал он, — однажды, будучи на отдыхе в Калифорнии, я очутился неподалеку от Санта-Моника, небольшого теперь городка, который, однако, во времена «золотой лихорадки» был одним из крупнейших центров старателей. Как назло, не доезжая несколько миль до города, машина моя сломалась, телефона для вызова аварийной службы поблизости нигде не было. Наступил вечер, а с ним — и темнота. Я, закрыв автомобиль и оставив его на трассе, решил добираться до Санта-Моники пешком. Надо сказать, что я достаточно неплохо ориентируюсь на местности, кроме того, мне уже приходилось несколько раз бывать в городе, и поэтому наступившая темнота не слишком пугала. Размышляя о том, как я проведу вечер в городе, я не замечал, куда бреду, пока внезапно хлестнувший мне в лицо порыв холодного ветра не вернул меня к действительности. Оглядевшись, я с удивлением обнаружил, что все вокруг мне незнакомо. По обе стороны трассы простиралась безлюдная равнина, поросшая высокой, давно не кошенной, сухой травой, которая шуршала под осенним ветром. На большом расстоянии друг от друга возвышались громады причудливых очертаний; мне почудилось, что между ними есть какое-то тайное согласие, и что они обмениваются многозначительными зловещими взглядами, вытягивая шеи, чтобы не пропустить какого-то долгожданного события. Тут и там торчали высохшие деревья, словно предводители этих злобных заговорщиков, притаившихся в молчаливом ожидании. Были сумерки. Я отдавал себе отчет в том, что воздух — сырой и промозглый, но ощущал это как бы умственно, а не физически — холода я не чувствовал. Над унылым пейзажем нависали низкие свинцовые тучи. Во всем присутствовала угроза, недобрые предзнаменования. Ветер стонал в голых сучьях мертвых деревьев, трава шелестела, и больше ни один звук не нарушал покоя мертвой равнины. Я заметил среди травы множество разрушенных непогодой камней, некогда обтесанных рукой человека. Камни растрескались, покрылись мхом, наполовину ушли в землю. Некоторые лежали плашмя, другие торчали в разные стороны, ни один не стоял прямо. Очевидно, это были надгробья, но сами могилы уже не существовали, от них не осталось ни холмиков, ни впадин — время сравняло их. Кое-где чернели более крупные каменные глыбы. Эти развалины казались такими древними, что я невольно вообразил себя первооткрывателем захоронения какого-то неизвестного племени. Углубленный в свои мысли, я даже забыл обо всех предшествующих событиях и вдруг подумал: «Как я сюда попал?..» Минутное размышление — и я нашел разгадку: я вспомнил, что меня терзала какая-то болезнь, что в бреду я беспрестанно требовал свежего воздуха и врачи насильно удерживали меня в постели. Правда, это было уже несколько недель назад, и болезнь, вроде бы, отступила… Ничто не указывало на присутствие здесь человека; не видно было дыма, огней рекламы и шума проезжавших автомобилей, — ничего, кроме древнего тоскливого кладбища, окутанного тайной и ужасом. «Неужели у меня вновь начинается болезнь и неоткуда ждать помощи?» — в ужасе подумал я. Шум позади заставил меня обернуться. Ко мне из-за высоких зарослей приближалась какая-то неестественно огромная собака. Я бросился к ней с громкими воплями. Собака невозмутимо пробежала на расстоянии вытянутой руки и скрылась за одним из валунов. Минуту спустя, точно из-под земли, невдалеке вынырнула голова человека, — он поднимался по склону низкого холма, вершина которого едва возвышалась над окружающей равниной. Скоро я увидал и всего человека. Его обнаженное тело прикрывала одежда из шкур. Нечесаные волосы висели длинными космами, борода свалялась. В одной руке он держал лук и стрелы, в другой — пылающий факел, за которым тянулся хвост черного дыма. Видеть подобные вещи в наше время, в эпоху компьютеров и сверхзвуковых скоростей было более чем странно. Человек ступал медленно и осторожно, словно боялся провалиться в могилу, скрытую под высокой травой. Странное видение удивило меня, но не очень напугало, и, направившись ему навстречу, я окликнул его. Как бы не расслышав меня, странный человек продолжил свой путь, даже не замедляя шага. Тогда я попросил его указать мне дорогу в Санта-Монику. Человек прошел мимо и, удаляясь, загорланил какую-то варварскую песню на незнакомом мне языке. С ветки полусгнившего дерева зловеще прокричала сова, в отдалении откликнулась другая. Я присел на корни высокого дерева, чтобы обдумать положение, в котором очутился. Я не чувствовал, что болен; наоборот — ощущал в себе неведомый прилив сил. Обнаженные корни могучего дерева, к стволу которого я прислонился, сжимали в своих объятиях гранитную плиту, уходившую одним концом под дерево. Плита, таким образом, была несколько защищена от дождей и ветров, но, несмотря на это, изрядно пострадала. Грани ее затупились, углы были отбиты, поверхность изборождена глубокими трещинами и выбоинами. Эта плита когда-то прикрывала могилу, из которой много веков назад выросло дерево. Жадные корни давно опустошили могилу и взяли плиту в свои объятия. Внезапный ветер сдул с нее сухие ветки и листья; в лунном свете я увидел выпуклую надпись и нагнулся, чтобы прочитать ее. Я чуть не сошел с ума в тот момент: там было мое полное имя и фамилия, дата моего рождения и дата смерти — предыдущий день!.. Не помню, как я добрался до Санта-Моники — видимо, меня подобрала какая-то попутная машина… Несколько последующих недель я пролежал в горячке. С тех пор я очень серьезно отношусь к подобным явлениям, — закончил свой рассказ Гарри.

В кабинете воцарились тишина — каждый на свой манер обдумывал слова Трумена.

Первым нарушил молчание Дэйл:— Действительно, странно… — он хотел было рассказать всем присутствовавшим о непонятном видении в гостиничном номере, но в последний момент почему-то передумал, — странно и необъяснимо…

Розенфельд с сомнением покачал головой. — Никогда не сталкивался с подобными вещами… — Интересно, кто же стрелял в тебя, Дэйл?.. Неужели какой-нибудь дух или привидение?..

Трумен, не глядя в сторону Альберта, произнес:— Я опросил всех официантов и портье. Как и следовало предполагать, никто в ту ночь ничего подозрительного не видел и не слышал. Патриарх всех официантов утверждает, что ночь была такой же, как и всегда.

Купер поднялся со своего места. — Ну что, — произнес он, обращаясь к обоим собеседникам, — работы у нас хватит. Необходимо побеседовать с Шейлой Джонсон и Ронни Пуласки. Поехали?..