Твои письма не лгут (СИ)

15. Следующий шаг

Спустя время слабо слышу телефонный звонок. Я всё ещё лежу на кровати среди горы писем. Не заметила, как задремала. Зевая, нащупываю мобильник и не глядя подношу к уху, ожидая услышать Алису. Но из трубки на меня с ходу орёт слащавый голос, напоминающий оперного певца, только этот голос неприятно слушать:

— Арсенева, ты решила довести меня до нервного срыва? Или всё это лишь дурацкая шутка?

Мне требуется минута, чтобы сообразить. Устало запускаю пятерню в волосы, затем провожу ладонью по затёкшей шее.

— Здравствуйте, Арсений Игнатович! — здороваюсь я, скрывая раздражение. — Что случилось?

— Ты правда спрашиваешь меня, Лера? — возмущается он. — А что могло случиться? Разве что я только прочитал белиберду, которую ты мне прислала!

— А что не так со статьями?

Я зеваю и сажусь, устраиваясь поудобнее. Мимоходом бросаю взгляд на часы. Я проспала примерно пару часов. Странно, что Алиса до сих пор не позвонила.

— С первой статьёй всё в порядке! — голос главного редактора постепенно успокаивается и приобретает свою привычную приторность. — Обзор самых запоминающихся летних фестивалей, подведение итогов… Всё прекрасно, я утверждаю! А вот на второй чуть не заснул. Ты серьёзно? — в трубке раздаётся какой-то шум, напоминающий помехи. Затем Синяк начинает цитировать. — Если столкнулись с проблемой трещин на помидорах, но употреблять их в ближайшее время не планируете, есть способ сохранить продукт до нужного момента. Просто засыпьте трещины солью и можете забыть, что такое плесень! — теперь его голос вновь срывается на крик. — Что это за ерунда, Арсенева? Нахваталась лайфхаков из интернета? Не могла хотя бы выбрать самые интересные?

— Я просто пыталась быть оригинальной… — начинаю оправдываться я, но он перебивает.

— Ничего не хочу знать! Всё нужно переделать! В этом наборе текста нет твоей индивидуальности и эстетики, которые ты обычно вкладываешь в свою работу. Один бред!

— Возможно, это потому что у меня обычно другая направленность? — раздражаюсь я. — Могу писать хорошо только о том, что мне интересно!

— Ты должна писать хорошо на ЛЮБУЮ тему! Это твоя работа! — верещит Синяк, и тут я начинаю жалеть, что вообще затеяла этот спор. — Не заставляй меня жалеть, что назначил тебе премию! Даю последний шанс всё переписать до завтра!

Я начинаю представлять, как сижу за ноутбуком и кропотливо выбираю самые выигрышные советы для домохозяек среди лучших способов избавиться от надоедливой пыли и рабочей организацией распорядка уборки. Почему-то от этой картины становится плохо. И я решаюсь рассказать Синяку о своих планах на будущую статью. Зная его слабость к сенсациям, это должно сработать.

— Послушайте, Арсений Игнатович, а что, если я скажу, что готовлю сенсацию для будущего выпуска? — пускаю в ход свой козырь и стараюсь придать голосу соответствующую загадочность: всё как он любит.

Главный редактор на мгновение теряется, но быстро берёт себя в руки:

— Если это попытка отлынуть от работы…

— Ни в коем случае! — решительно перехватываю инициативу я. — Так уж сложилось, что мои дела в Мортиморе переплетаются с работой. Изначально я не планировала об этом писать, но обстоятельства изменились.

— И что за сенсация? — недоверчиво осведомляется он.

Я задерживаю взгляд на письмах: почему-то чувствую себя каким-то предателем или бескомпромиссной карьеристкой. Конечно, родители Миланы Солнцевой с нетерпением ждут эту статью. Это может помочь оживить дело о пропаже их дочери. Но использовать это, чтобы избежать скучного задания… По крайней мере, стоит потратить освободившееся время с пользой. И никак иначе.

— Пока не знаю насколько это серьёзно, — задумчиво объясняю я. — Но попахивает правительственным заговором.

— Неужели? — я прям вижу перед глазами, как Синяк блаженно откидывается на спинку мягкого стула и воображает взлёт продаж журнала "Потерянное поколение" и всеобщий ажиотаж. — Ты в этом уверена? Если это так, то мне даже трудно представить какую шумиху мы поднимем этим разоблачением!

— Дайте мне ещё пару дней, и я смогу дать конкретный ответ! Даже если до заговора не дотянет, моя статья определённо заслуживает внимания.

— Ладно, посмотрим! — соглашается мужчина. — Передам статью о домохозяйках Алине. Жду от тебя отчёт через два дня! Всё, давай, мне ещё нужно дозвониться до Алины.

— До свидания, Арсений Игнатович!

Сочувствую бедной Алине, но почему-то знаю, что ей эта статья удастся намного лучше. Надеюсь, она идёт на поправку. Мы потеряли связь с момента моего отъезда. Чтобы компенсировать это, спрашиваю в мессенджере как у неё дела. Позднее она пишет, что всё хорошо, но с работой туго. Даже на больничном не дают спокойно полежать. Тут уже мы обе надеемся, что скоро это закончится.

Отложив телефон, я убираю письма. Потом опять смотрю на часы и решаю первой позвонить Алисе. К счастью, выясняю, что у них всё хорошо. Просто забыла позвонить. Игорь ещё спит. Сама она поела, разобрала вещи и теперь отдыхает. Мы немного поговорили, а потом я со спокойной душой покидаю комнату. Заглядываю к родителям. Оба дремлют под включенный телевизор. Стараясь не шуметь, захожу на кухню и делаю себе чай.

Ночью без Алисы мне почти не спится. Не хватает её тепла, которое успокаивало меня после кошмаров. В таганрогской квартире у нас разные комнаты, но за эти несколько дней я так привыкла спать на одной кровати, что теперь беспомощно ворочаюсь до самого утра.

Первая половина дня тянется долго. Встаю очень рано, утратив надежду поспать хотя бы пару часов. Привожу себя в порядок, а между тем с кухни уже доносится аппетитный аромат бекона. Сегодня мама охотно разговаривает со мной. Обе делаем вид, что даже не ссорились. Но она подробно расспрашивает обо всех планах на день. Я терпеливо объясняю. Стараюсь относиться с пониманием: всё-таки они переживают.

С отъездом Алисы Леди начинает проявлять ко мне больший интерес. Я делюсь с ней беконом, пока мама не видит, и всё время почёсываю за ухом. Она прям млеет на глазах. Мне нравится чувствовать её поддержку. Конечно, я лишь выдумываю, но в этих жалостливых карих глазах есть какое-то понимание моих внутренних переживаний.

Дождавшись полудня, готовлюсь выезжать. С печалью думаю о своём джипе. Меня немного пугала мысль передвигаться пешком по городу, где в любом переулке может скрываться опасность. Но отец любезно предложил пользоваться его машиной. Правда, перед этим взял обещание беречь её как зеницу ока.

Я желаю им обоим хорошего дня и выхожу во двор, где пахнет сиренью и сыростью. В гараже обнаруживаю девятку малинового цвета. Перед выездом немного прогреваю двигатель. В салоне очень холодно, но чисто. Чувствую сладковатый аромат мёда. Иногда папа перевозит пчелиные соты. Его хороший знакомый занимается разведением пчёл. В какой-то степени это их общее дело.

В Мортиморе есть всего шесть школ разной направленности. Одной из них является Гимназия с углублённым изучением математики и иностранного языка. Я окончила вторую школу, и если бы Милана и Оля учились там, всё было бы значительно проще. Я до сих пор могу найти любую аудиторию с закрытыми глазами, помню каждую лазейку. Хотя за десять лет всё могло поменяться. И я теперь уже вряд ли узнаю родную школу.

Мой путь лежит в центр. Первая школа находится недалеко от парка. Туда ведёт прямая дорога с тротуаром, на который глядит спортивная площадка, огороженная высоким металлическим забором. Всё как на ладони, и я паркуюсь на другой стороне дороги возле какого-то магазинчика с тканями. В запасе есть время, поэтому не спешу выходить из машины.

Листаю новостную ленту в мессенджере. Периодически посматриваю на площадку. Стараюсь не думать о том, что сегодняшний день может принести неудачу. Не факт, что Оля Стронциева захочет выходить на площадку именно сегодня, или вообще пришла в школу. Весь мой план зависит от нелепых случайностей.

Время ползёт к половине второго, а никаких подвижек я не наблюдаю. Но вскоре замечаю, как на площадку вываливаются несколько учеников. Стараясь не привлекать к себе внимание, выхожу из машины, пересекаю дорогу. Лицо обдаёт неприятным холодным ветром. Непроизвольно поправляю шарф.

Какое-то время брожу по тротуару рядом с забором. Делаю вид, что кого-то жду, не забывая демонстративно поглядывать на часы. А сама незаметно выискиваю среди учеников знакомые приметы. Рыжие волосы. Россыпь веснушек, напоминающих солнечные лучики. Но среди детей её нет.

До моих ушей долетают детские голоса и смех. Ребятишки облепили шведскую стенку. Девочки взобрались на самую верхнюю перекладину, и теперь сидят, болтая ногами в воздухе. А мальчишки лазают по лестницам и перекладинам, будто хотят продемонстрировать свои умения.

Я воровато оглядываюсь по сторонам. Тут и там шныряют прохожие, но пока я для всех невидимка. Повезло, наверное, родиться женщиной: наблюдать незнакомого мужчину, ошивающегося рядом со школьной площадкой, было бы подозрительнее.

Несколько раз прохожу вдоль забора в поисках бреши, но, видимо, попасть туда возможно только с парадного входа. Делать нечего — иду туда. Постараюсь прошмыгнуть незаметно. Заодно проверю качество охраны.

Нахожу приоткрытые ворота и протискиваюсь в щель, вызвав при этом тихий, но противный скрип. Случайно касаюсь металлических прутьев: холодные и влажные. Мимоходом отмечаю, что за территорией школы явно ухаживают: все опавшие листья убраны, а клумбы цветут.

Быстрым шагом пересекаю газон, утопая подошвой в вязкой грязи. Проходя мимо окон, стараюсь немного нагибаться, чтобы кто-то из персонала случайно не заметил раньше времени. Через минуту без происшествий попадаю на спортивную площадку. Решительно двигаюсь в сторону ребятишек.

Они замечают меня ещё до того, как я успеваю подойти. На первый взгляд все ровесники пропавшей Миланы. Возможно, знают её подругу и помогут сэкономить время. Дети сразу перестают смеяться. Недоверчиво рассматривают меня. Девочки при этом тихо перешёптываются.

— Всем привет! — мило улыбаюсь я. — Простите, что отвлекаю! Я тётя одной из учениц, Оли Стронциевой. Никак не могу её найти. Подумала, может вы её знаете?

— Знаем! — подтверждает одна из подружек, не заподозрив подвоха. — Она, наверное, до сих пор в столовой. Могу показать дорогу!

— Может, лучше приведёшь её сюда? — прошу я и указываю на свои сапоги. — Я уже всю грязь истоптала, пока сюда добиралась. Да и не хочется опять возвращаться в здание.

К несчастью, мою актёрскую игру подвергают сомнениям. Мальчик с короткими светлыми волосами с вызовом выступает вперёд. Грозный не сломавшийся голос звучит просто очаровательно.

— Что-то Вы не похожи на её тётю! — недоверчиво хмурится он. — Я знаю её родственников. Так что рассказывайте, что Вам от неё нужно, дамочка?

Я подавляю смешок, вызванный серьёзностью его тона. Объяснять что-то маленьким детям, конечно, не собираюсь, но и отказываться нельзя. Иначе они не помогут. Немного поразмыслив, прихожу к самому надёжному варианту.

— А если каждому дам по сотке, приведёте ко мне Олю? Без вопросов и доносов только! — гордо выпрямившись, предлагаю я. — Просто хочу с ней поговорить пару минут и уйду. Можете сами проследить потом.

Ребятишки всерьёз задумываются над заманчивым переложением. Первой принимает решение девочка, которая до этого предлагала помощь. Она аккуратно спрыгивает на землю и поднимает на меня взгляд:

— Сейчас сбегаю за ней!

Едва она двигается с места, как встревает светловолосый мальчик.

— Погоди-ка! — и поворачивается ко мне с протянутой ладонью. — Деньги вперёд!

Невероятно! Я усмехаюсь, но всё же покорно достаю кошелёк и даю каждому по купюре за молчание. Довольная школьница убегает в здание, а я опасливо посматриваю на окна. В любой момент меня могут заметить и прогнать. А то и вовсе вызвать полицию. Только бы успеть поговорить с подругой Миланы…

Через пятнадцать минут ученица возвращается вместе с рыжеволосой девочкой. Я тут же узнаю черты лица по фотографии. Оля пребывает в лёгком недоумении. Видимо, спешила, если судить по небрежно запахнутой куртке. Чёрная юбка достаёт до колен. Разноцветный рюкзак болтается на одном плече.

— Здравствуй, Оля! — вежливо обращаюсь к ней я. — Меня зовут Лера, я знакомая родителей Миланы. У тебя найдётся минутка поговорить?

Как только она слышит имя подруги, и без того большие голубые глаза становятся ещё больше. На детском лице отчётливо отражаются все эмоции. Я опасаюсь, что она не захочет говорить, но, к моему облегчению, девочка согласно кивает.

— Хорошо, — я бегло озираюсь и примечаю местечко возле дорожки для кросса. — Давай отойдём чуть подальше.

Вместе мы двигаемся по асфальту. Друзья Оли остаются у шведской стенки и с интересом наблюдают. Оля молчит. Я ничего о ней не знаю, но отмечаю, что она производит впечатление не по годам умного и рассудительного человека.

— Прости, если тебе неприятно об этом говорить! — заранее извиняюсь я. — Но ты единственная кто может помочь. Вы были лучшими подругами.

— Верно! — девочка разворачивается и прислоняется спиной к мокрому забору. — Почему только сейчас пришли?

— Собираюсь написать статью об этом случае, — я начинаю задумчиво смотреть вдаль. — Признаться, до недавнего времени ничего не знала. Оказалось, никто толком тоже ничего не знает. Я подумала, может, ты что-то видела или слышала в день её исчезновения. И просто побоялась тогда рассказать.

Оля недоверчиво бросает на меня взгляд. Затем опускает на истоптанную траву под ногами. Я чувствую исходящую от неё неуверенность.

— Родители запретили рассказывать! — сухо признаётся она. — Сказали, что я всё выдумываю.

Сердце начинает биться быстрее, предвкушая важную информацию.

— А что именно они назвали выдумкой?

Девочка неопределённо пожимает плечами. Я опускаюсь на корточки и заглядываю ей в глаза, пытаясь расположить к себе и вызвать доверие.

— Ты скучаешь по Милане? — мягко интересуюсь я.

— Да! Без неё школа уже не та.

Участливо киваю и произношу как можно убедительнее:

— Эта статья может помочь раскрыть правду о том, что с ней произошло. Думаю, Милана застуживает этого, и чтобы о ней помнили. Пригодится любая мелочь.

Оля тяжело вздыхает и поворачивается ко мне спиной. Бледные пальчики цепляются за забор. Я выпрямляюсь и даю ей время подумать. К счастью, она нарушает тишину довольно быстро.

— Я сама толком ничего не видела! — бесцветным тоном рассказывает она. — Я задержалась в классе, а Милана сказала, что будет ждать у школы. У неё болела голова, и она хотела подышать воздухом.

— Так, и что произошло когда ты вышла из школы?

Оля вдруг смотрит на меня. Я вижу отчётливый страх. Те события явно оставили сильный отпечаток. Если её родители правда запретили об этом говорить, это была колоссальная ошибка. Девочке явно не помешает проработать проблему с детским психологом. И не менее важна поддержка близких людей. К сожалению, многим взрослым проще делать вид, что всё хорошо. Надеются, что само пройдёт и забудется.

Мне становится мерзко от подобных мыслей. Надеюсь, что сама никогда не буду вести себя с Алисой подобным образом.

— Её нигде не было! — тихим голосом произносит Оля. — Я нашла только брошенный пакет со сменкой.

— Значит, ты не видела похитителя?

Она медлит с ответом. Видимо, до сих пор сомневается, что мне можно доверять, либо боится нарушать запрет родителей. Почему-то мне кажется, её что-то очень сильно напугало в тот день. Вновь опускаюсь на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне. Тянет обнять, но беспокоюсь, что для неё это будет слишком сложно. Всё-таки я незнакомый человек, как и тот кто похитил Милану.

— Ты можешь мне доверять! — мягко убеждаю я. А потом добавляю как бы между прочим. — Знаешь, я и сама за последние дни столько странностей здесь увидела, что готова поверить во что угодно. И обещаю не выдавать тебя, если так не хочешь расстраивать родителей.

Кажется, это помогает. Оля начинает рассказывать. Я прислушиваюсь, чтобы расслышать каждое слово.

— Я… я видела, как она садится в машину. — тихо произносит она.

— Добровольно?

— Д-да… вроде. Я окликнула её, но Милана не услышала. Но ко мне повернулся тот человек, к которому она садилась.

Я непроизвольно наклоняюсь поближе и спрашиваю практически шёпотом:

— А ты успела рассмотреть этого человека?

Мы похожи на двух подружек, которые обсуждают свои секреты. Меня удивляет то, что никто из полиции не взял во внимание такую важную информацию. Тут только два варианта: либо зацепка привела в тупик, либо Оля ничего не рассказывала полиции. Родители могли запретить, и тут я их понимаю: так они пытаются защитить дочь.

— Он был очень странный! — задумчиво описывает Оля, вспоминая детали. — Помню, что очень высокий, во всём чёрном. У него был какой-то рисунок на шее, но я не успела рассмотреть. Потому что он посмотрел на меня, и я увидела его глаза… Они были очень страшные.

— Страшные? — переспрашиваю я.

— Да… Как у монстра!

Я замечаю, что она начинает дрожать, и понимаю, что не стоит заходить слишком далеко. Я и так хожу по тонкому краю. Если у неё начнутся из-за меня ночные кошмары или панические атаки, я этого себе не прощу. Вероятно, детская психика перевернула воспоминания таким образом, что похититель запомнился как какой-то монстр. Это нормально. В каком-то смысле он и является таковым. Но деталь про татуировку может пригодиться: не у каждого такое встретишь.

— А ты можешь описать его машину? — интересуюсь я, в надежде дополнить картину.

Оля качает головой:

— Чёрная. Это всё, что я помню. Он посмотрел на меня и тут же уехал. Остался только пакет со сменкой. Я его подняла. Думала, Милана просто забыла.

— А она предупреждала, что собирается с кем-то уехать?

— Нет. Она вела себя как обычно. К тому же мы собирались остаться на школьный кружок. Поэтому я удивилась, но решила, что она его знает, раз сама села. Ещё и обижалась, что уехала не попрощавшись. Какая ж глупая я была!

— Что ты! — я ласково касаюсь её плеча. Моя догадка подтверждается: Оля непроизвольно вздрагивает. Тогда я спешно убираю руку. — Любой на твоём месте поступил бы точно так же!

— Но я так ничего и не рассказала! — по её щекам скатились первые слёзы. Оля раздражённо смахивает их рукавом куртки и зло глядит на меня. — Родители сказали, что полицейские помогут. Я только им рассказала, но в итоге Милану так и не нашли! И никто об этом не говорит, даже в школе!

Ясно, значит, полиция всё-таки в курсе! Я стараюсь как-нибудь её утешить:

— Эй, не плачь, всё нормально! Главное, что ты сейчас решилась рассказать. Иногда в самых сложных и запутанных делах новые детали появляются спустя долгое время. Твои слова обязательно помогут ускорить процесс.

— Но Милана ведь не вернётся, правда? — шмыгнув носом, спрашивает Оля.

Я прикусываю губу, глядя в покрасневшие глаза. Мне так хочется её утешить и обнадёжить, но не хочу лгать. Прошло слишком много времени, и Милана вряд ли до сих пор жива. Но как сказать об этом ребёнку, который винит себя в произошедшем?

— Мне очень жаль! — с тяжёлым сердцем выражаю сочувствие я. — Главное, постарайся сама быть осторожней. Не подходи к незнакомцам.

— Уже! — со вздохом бурчит ученица. — Теперь не выхожу из школы, пока мама не приедет.

Вполне разумная осторожность, пока виновника не поймают. Где-то внутри кольнуло чувство вины из-за того, что вынудила её прийти. Я коротко смотрю по сторонам, словно проверяю наличие опасности. А потом с лёгкой улыбкой обращаюсь к Оле:

— Давай тогда я провожу тебя до дверей школы и лично прослежу, чтобы ты без происшествий зашла внутрь?

Она согласно кивает. Напоследок всё же добавляю:

— И ещё, Оля, понимаю, что тебе страшно, но попробуй поговорить с родителями о своих чувствах. Возможно, они не знают, как тебе тяжело. Не стоит нести этот груз молча.

— Не знаю, — пожимает плечами девочка. — Не думаю, что они поймут.

У меня тоже есть сомнения. Но не мне судить незнакомых людей. Пусть хотя бы знают о наличии проблемы.

Немного подумав, роюсь в карманах и достаю листок с номером Олега. Из сумки извлекаю ручку, старательно перечёркиваю номер, а на обратной стороне пишу свой.

— Вот! — протягиваю его Оле. — Если возникнут какие-то проблемы, любые, просто позвони, и я постараюсь помочь.

Она впервые за это время улыбается и с благодарностью прячет мятый листок в рюкзак. Потом я провожаю её до дверей. Когда мы собираемся покидать площадку, её друзья тут же бегут и накидываются с вопросами. Мне приятно, что они так беспокоятся за свою подругу. С улыбкой наблюдаю, как она всё объясняет.

В итоге они нас отпускают и возвращаются к стенке. Когда мы проходим под окнами здания, Оля неожиданно цепляется за мою руку. Я удивляюсь, но с готовностью сжимаю холодную ладошку, согревая своим теплом. Прощаюсь с ней возле дверей и жду, пока она скроется за ними. Бледное личико при этом приобретает утраченные краски. Достаточно всего пары слов и простых действий, чтобы поддержать ребёнка. Вроде бы мелочь, но так много значит.

С тоской покидаю территорию школы, надеясь, что у неё всё будет хорошо. Я потратила здесь почти пол часа, и никто из персонала меня не заметил. Охрана так себе. Поправляю на плече сумку и начинаю переходить дорогу, где на обочине меня ждёт папина девятка.

Неожиданно выскакивает неизвестная машина и на огромной скорости несётся прямо на меня. Я едва успеваю отскочить назад и валюсь на мокрый тротуар. Машина, не сбавляя скорость, проносится в миллиметрах от меня. С визгом двигателя, исчезает так же неожиданно, как появилась. Не успеваю запомнить номера или рассмотреть водителя, но отчётливо помню, что это был чёрный ниссан альмера с тонированными окнами. Уж не его ли видела Оля год назад? Должно быть, совпадение.

Рядом доносится голос незнакомой женщины, но я не обращаю на неё внимания.

— Куда только несётся, окаянный! — ругается на всю улицу незнакомка. Затем помогает мне подняться. — Ты в порядке, дочка? Может, скорую вызвать? Этот ирод едва тебя не переехал!

Я вежливо отнекиваюсь, а сама борюсь с приступом внезапной тошноты. Неизвестная машина лишь подтверждает подозрения о том, что за мной следят. И, похоже, они только что пытались меня убить.