Твои письма не лгут (СИ)

18. В лесу

Приходя в себя, я чувствую металлический привкус крови на языке, за которым следует пощипывающая боль. И когда только успела прикусить себе язык? Почти сразу начинается пульсирующая головная боль. Такая сильная, что доходит до чувства тошноты. С трудом приподнимаю руку и касаюсь дрожащими пальцами затылка. Боль усиливается в несколько раз. На пальцах остаётся липкая кровь.

Дьявол… Может, смотритель кладбища так приложил? Увидел предполагаемого расхитителя могил и сделал первое, что пришло в голову. Надеюсь, хоть скорую вызвал! Но если я нахожусь в больнице, то почему тогда так темно и больно? Тут на ум приходит самая очевидная и пугающая мысль — мой преследователь! Решил разобраться? Но разве я не должна быть уже мертва?

Пытаюсь пошевелиться, превозмогая боль. Сквозь пелену слёз рассматриваю очертания тёмного помещения. Кажется, до сих пор стоит ночь. Сколько часов я была без сознания? Головная боль не проходит, но вскоре я постепенно прихожу в себя. Возвращается чёткое зрение и способность двигаться. Тошнота усиливается: я с трудом удерживаю внутри себя давний ужин. Не хотелось бы сидеть в луже отвратительной субстанции.

Как только более-менее прихожу в себя, начинаю лихорадочно анализировать и искать выход из того, что имею. Руки и ноги не связаны: это хорошо. Меня перетащили в какой-то дом и оставили лежать на холодном полу без света и одеяла. Конечности едва не коченеют от холода. Вероятно, пролетел не один час.

Оглядываюсь по сторонам и сразу замечаю дверь, рядом — окно. Через него вижу кусочек тёмных деревьев. Значит, я до сих пор в лесу. Точно не в Мортиморе. Может, в пригороде? Там дома повсюду окружает лес.

Адреналин струится по венам. Это придаёт мне сил. Неуклюже поднимаюсь, стараясь сохранять тишину. Затем крадусь к двери. Несколько раз дёргаю засов — заперто с другой стороны. Было бы глупо надеяться на обратное. Дверь прочная, но очень старая: дерево начинает гнить. Если постараться, можно выбить. Но не уверена, что мне хватит сил. И это может сразу привлечь внимание похитителя.

Бросаюсь к окну и жадно выглядываю наружу, прижимаясь окровавленными ладонями к грязному стеклу. Кругом лес, и это точно не окраина Мортимора. Вообще не узнаю эти места. Опускаю взгляд на обшарпанную раму старого образца, с которой слезает белая краска. На подоконнике виднеются дохлые комары и мухи. Понятно, что хозяева помещения не особо следят за порядком. Такое можно встретить только у нас на даче, но я не вижу других домов и грядки. Скорей всего, меня притащили в лесничий домик. Слышала, что такие встречаются в наших окрестностях. Многие уже давно заброшены.

Растерянно отлипаю от окна, оставив кровавые отпечатки. От паники сердце бешено стучит в груди, притупляя головную боль. Озираюсь по сторонам в поисках чего-то полезного. В дальнем конце комнаты виднеется лестница. От мысли, что на втором этаже может находиться похититель или комната пыток, я начинаю паниковать ещё сильнее. Лишь с огромным усилием заставляю себя успокоиться. Истериками делу не поможешь! Больше ничего не вижу, разве что старый табурет в углу. Ничего, что можно как-то использовать.

Опомнившись, хлопаю себя по карманам. Телефон исчез. Сумку оставила в машине. У меня нет никаких шансов даже, если выберусь отсюда. В темноте легко заблудиться, а я и вовсе не знаю эти места. Днём так же буду блуждать. Начинаю ругать себя, что лучше бы осталась дома. Стоило встретиться с Олегом и оставить эту глупую затею. Тогда мне не пришлось бы проходить сейчас через этот кошмар.

Если ничего не делать, мне в любом случае конец. А так хоть попытаюсь. Не долго думая, бегу к двери и пытаюсь выбить. Выкладываюсь на полную. Несколько сильных ударов причиняют больший ущерб моему плечу. Тогда хватаю тяжёлый табурет и несу к двери. Не получится так, то потом попробую разбить окно. Будет сложнее вылезти, но зато невысоко падать. Надеюсь, под окном не растут кусты крапивы или репейника.

Едва замахиваюсь увесистым табуретом, как снаружи отпирается засов. Вместе с открывающейся дверью моё лицо обдаёт порывом ледяного ветра. Успеваю заметить незнакомую женщину в странной одежде. Медлю лишь секунду, поскольку она начинает громко выкрикивать чьё-то имя. Я налетаю на неё с табуретом, намереваясь просто сбить с ног и выиграть для себя немного времени. Но тут его перехватывают сильные мужские руки и без труда отпихивают меня в глубь комнаты. Незнакомец вырывает из моих рук импровизированное оружие и отбрасывает в сторону. Я инстинктивно пячусь, но он тут же хватает меня за плечи и с силой опрокидывает на пыльный пол. Не успеваю рассмотреть его лицо, но взгляд цепляется за темнеющую татуировку на шее. Пазл потихоньку складывается.

Мужчина, придавливая меня к полу одной ногой, вдруг достаёт из кармана какой-то предмет. Успеваю сообразить только, когда кожу на шее прокалывает тонкая игла. Резко дёргаюсь, но он уже сам вытаскивает пустой шприц. Что мне только что вкололи? Испуганно прижимаю руку к месту инъекции.

— Иди скажи хозяину, что девчонка очнулась! — властным голосом обращается незнакомец к застывшей в дверях женщине. — Я пока тут покараулю.

Она молниеносно подчиняется и быстро оставляет нас наедине. Хозяин? Внезапно всё обретает смысл в виде назревающей теории. Странные люди, одиночный дом посреди леса, похищения и убийства — за этим стоит не один серийный убийца, а целая секта ублюдков. Похоже, живой мне отсюда точно не выйти…

Я поднимаю глаза на высокого мужчину. Он стоит ко мне боком и глядит на дверной проём. Но я точно знаю, что если попробую хотя бы пошевелиться, он тут же меня остановит. До распахнутой двери, которая так и манит, добежать вряд ли успею. И не знаю сколько людей замешаны в похищении. Будь у меня хоть малейшие шансы сбежать, они не стали бы так небрежно оставлять пути открытыми.

Пока я размышляю, в дом заходит ещё один мужчина в странном балахоне, напоминающим одеяние путников из фантастических фильмов. Но больше всего моё внимание привлекает его лицо. Как только мужчина подходит ближе, я понимаю, что уже где-то видела его. Кажется, в школе. Иногда к нам приходили разные люди и проводили лекции о профессиях, важных событиях и памятных датах. По-моему, это какой-то историк. В городе его уважают. Но тогда он был моложе. Сейчас с трудом узнаю из-за отросшей белоснежной бороды: каждый волосок тщательно причёсан и уложен. Чем-то напоминает Санту из рекламы про сотовую связь. Её частенько крутят по телеку. На груди замечаю амулет в виде спирали и помещённым внутрь крестом. Та же метка была на одной из жертв. Возможно, и на других.

Вот я и встретилась с главным кукловодом!

— Вот мы и встретились лицом к лицу, Валерия! — произносит он, будто повторил за моими мыслями, с интересом рассматривая меня. — Много же проблем ты успела доставить!

— Кто Вы? — вырывается у меня.

— Быков Леонард Сергеевич! — с готовностью представляется незнакомец. Брови невольно приподнимаются. Он будто ждёт, что я узнаю. И не ошибся.

Теперь я точно вспоминаю! Такое необычное имя сложно забыть. Помню, как после лекции в школе некоторые ученики посмеивались, переделывая его в "леопард" и "нарик". Больше всего смешных прозвищ придумал Олег. А нам с Германом понравилась лекция. Леонард Сергеевич умел расположить к себе и достаточно интересно рассказывал тот материал, который учителя повторяли нам каждый год в преддверии Дня Победы.

Поверить не могу, что такой, казалось бы, добрый и влиятельный человек может оказаться монстром. Теперь я с недоверием смотрю в белёсые глаза и жалею, что в своё время заступалась за него перед одноклассниками.

— Что за вещество мне вкололи? — первым делом спрашиваю я, опасаясь самого худшего.

— Ах это, — небрежно спохватывается старик. — Об этом можешь не волноваться. Поможет тебе успокоиться и не делать опрометчивые поступки.

— Лекарство от тревожности? — вдруг вырывается у меня.

Он не отвечает, лишь одобрительно улыбается. Наверное, то же самое, что принимает мама, и что я обнаружила в доме Солнцевых. Разве что при внутривенном введении эффект всегда наступает быстрее и выраженнее.

— Так, значит, это Вы стоите за всеми исчезновениями, профессор? — осведомляюсь я, намеренно подчеркнув обращение как показатель влиятельности. Кандидат исторических наук, философ, преподаватель истории и серийный убийца?

— Рад, что ты меня помнишь, Валерия! — с улыбкой признаётся он. — Это говорит не о твоей феноменальной памяти, а о моей способности затрагивать сердца и умы.

Чёртов нарцисс! Делает шаг ко мне, и я невольно вжимаюсь в пол.

— Отпустите меня! — требую я, но голос больше напоминает мольбу.

Леонард Сергеевич опускается на корточки и заглядывает в мои глаза. Теперь я отчётливо ощущаю странный металлический запах от его дыхания и ни с чем его не спутаю — это кровь.

— К сожалению, я не могу, дорогая! — по-отечески мягко сочувствует он. Затем шепчет. — Сегодня ты умрёшь!

При этих словах у меня перехватывает дыхание, словно ядовитая змея обвивает горло тугим кольцом, сужая захват. Но почему-то почти сразу начинаю воспринимать эти слова как что-то должное, без излишней паники. Видимо, препарат начинает действовать. Улыбнувшись при виде моей реакции, профессор удовлетворённо поднимается, отряхивает грязь с балахона и идёт за табуретом. В этот момент я соскакиваю с пола и со всех ног несусь к двери. Но тело слушается плохо. Все движения какие-то заторможенные. До моих ушей доносится спокойный голос старика:

— Уладь это!

И мужчина с татуировкой двигается за мной. Успеваю выскочить за порог, но тут дорогу заслоняет женщина, которую я уже недавно видела. На её лице отпечатано отражение моего страха. Подозреваю, что ей тоже не по себе от происходящего. Пытаюсь её оттолкнуть, но незнакомка намертво приросла к земле и вцепилась в меня цепкими пальцами, как только я попыталась свернуть в сторону. У меня не хватает сил бороться.

Дальше меня хватают мужские руки и оттаскивают обратно в помещение. Я даже не кричу, не пытаюсь смотреть по сторонам. Мой взгляд прикован к её лицу в немом вопросе — за что? Женщина испугано провожает меня взглядом. Она мне не помощник. Здесь у меня не может быть союзников.

Меня грубо возвращают на ненавистный пол в центре комнаты. При этом получаю пару предупредительных ударов в живот. Но я и без них вряд ли смогу повторить такой подвиг. Конечности слишком отяжелели.

После распоряжения профессора, мужчина отходит к двери и закрывает с той стороны, где начинается свежий воздух и запах свободы. Леонард Сергеевич остаётся со мной наедине, но его марионетка сторожит снаружи и в любой момент вмешается, если я попытаюсь что-то предпринять.

Старик усаживается на табурет, закинув ногу на ногу. Эта поза и каждый жест напоминают, что это он здесь хозяин положения. Складывает пальцы веером и изучающе глядит на меня, будто он мой профессор, а я ученица. Невольно вспоминается, как после лекции в школе я подошла, чтобы задать вопрос. Тогда он смотрел на меня точно так же: те же прищуренные довольные глаза, та же загадочная полуулыбка. Мне было плевать на вопрос, это было лишь предлогом подойти. Понравился чем-то, несмотря на возраст. Как же глубоко я заблуждалась!

— Ну что, Валерия, как насчёт небольшого урока истории перед смертью? — без какого-либо сожаления предлагает Леонард Сергеевич.

— Пошли вы все! — в гневе выпаливаю я. — Немедленно отпустите меня!

— Хороша! — с придыханием констатирует он. — Могла бы много полезного для нас сделать. Не стоило тебе лезть в наши дела, ох не стоило! Тебя ведь предупреждали, непонятливая моя!

Я иронично усмехаюсь, устремив на него презрительный взгляд:

— Так дохлая мышь — ваших рук дело? И сбить меня пытались тоже вы?

— Видишь! — он рассекает воздух указательным пальцем. — Самой интересно! Не сможешь устоять перед любопытством, порода у тебя такая.

Собираюсь уже ответить, но в помещение вдруг заглядывает мужчина с татуировкой.

— Хозяин, они пришли! — докладывает он.

— Замечательно! Пусть заходят! — улыбается профессор. А потом поворачивается ко мне. — У меня для тебя сюрприз!

В помещение входят два нерешительных человека, в которых я быстро признаю своих родителей. Мама с покрасневшими от слёз глазами хватается за папину руку. Я впервые вижу его таким собранным и серьёзным. В первые мгновения я едва сдерживаю крик отчаяния, полагая, что их ждёт та же участь. Но их поведение начинает настораживать. Они не смотрят на Леонарда Сергеевича, будто прекрасно его знают. Не пытаются узнать, что происходит. Просто смотрят на меня, даже не торопятся подойти.

— Мама? Папа? — испуганно шепчу я. С трудом начинаю осознавать происходящее. Перед глазами всё становится туманно. — Что происходит?

— А это, моя дорогая, — бодро объясняет профессор, — и есть убийцы твоего Германа!