Тяжело в учении, легко в бою

XII

Паровоз медленно проплыл мимо Сашки, обдав его паром и смесью запахов дыма и горячего железа. Следом за угольным тендером покатила платформа с зенитным орудием обложенным мешками с песком. Затем пошли вагоны и платформы, с тормозных площадок которых на парня совсем не по-доброму, настороженно поглядывали бойцы НКВД, вооруженные автоматами. Сашка тщетно вглядывался в скрытые брезентом грузы, расположенные на платформах, пытаясь угадать, где вертолеты. Ничего похожего просто не было. Неужели не тот эшелон?! Не может быть! Начальник станции сказал, что литерный должен подойти именно сюда. Все сомнения развеял Коротков, спрыгнувший на ходу из проезжавшего мимо пассажирского вагона:

— Товарищ лейтенант государственной безопасности, первый эшелон вертолетной авиагруппы Первого отдельного смешанного авиакорпуса особого назначения НКВД СССР Резерва Главного командования на станцию Волхов прибыл. Происшествий в пути не было. Отставших и больных нет. Техника в порядке. Докладывал исполняющий обязанности начальника штаба корпуса лейтенант государственной безопасности Коротков

Ничего не понимающий Сашка стоял и лупал глазами на Короткова.

— Ээээ, — только и смог выдавить он из себя, потом, слегка придя в чувство, все таки спросил, — Витя, какой на хрен Корпус? Мне тут уже намекали, а я ни сном ни духом! Думал, просто оговариваются!

— Сам ничего не знаю, — пожал плечами Коротков, — Приказ вручили в Ярославле, я думал ты в курсе.

— Бардак! — возмущенно высказался Сашка, — ничего я не в курсе! А мне Журавлев с Рокоссовским про Корпус твердят, а я не понимаю ничего, а поправлять командующих сам знаешь, чревато. Мне никаких приказов не поступало. Ночникам и истребителям тоже.

— Бывает. Фронт и армия думают, ты приказ уже получил, тем более корпус НКВД а не армейский. В Москве считают, что тебя на месте с приказом ознакомят. Вот и сидите вы тут в неведении.

— Все равно ничего не ясно. Ну, какой корпус, Вить? Три вертолета, недоученный полк У-2 и фактически две эскадрильи истребителей для прикрытия? Не смешно! — все, что сказал Стаин после этого, заглушил протяжный паровозный гудок. Но то, как восторженно покрутил головой Коротков, выдавало виртуозность владения командным языком новоявленного комкора.

— Сань, ты не горячись. Тебе все равно в Ставку докладывать о нашем прибытии, вот заодно и узнаешь все.

— Узнаю, — и, отвернувшись, ворчливо буркнул, — Будут там со мной лясы точить. ЦУ выдадут и выполняйте товарищ Стаин. А когда тебя в госбезопасность перевести успели?

— Перед отправкой на фронт. И не только меня. Весь личный состав, за исключением курсантов.

— Там личного состава ты да я, да Петька Никифоров.

Коротков усмехнулся:

— Отстал ты от жизни на фронте. Весельская с Шадриной выпущены ускоренным порядком с присвоением звания сержантов госбезопасности. Техники тоже все сержанты госбезопасности. Да и личного состава нам добавили.

— Кого?

— Хозвзвод, рота аэродромного обслуживания, они раньше при первом истребительном авиаполку погранвойск были[i], теперь у нас. Связисты, интенданты, санитарная рота. Потом по бумагам покажу. Сашка опять витиевато выругался и злобно плюнул в черный от угольной пыли снег. — Ты чего? — удивился Виктор.

— Вот скажи мне, Витя, какой из меня командующий, если я не знаю, что у меня в подразделении творится? Мне назначают людей, придают какие-то части, обзывают корпусом, а я ни сном, ни духом! И все делают вид, что так и надо! Парень опять выругался. — Все, докладываю о вашем прибытии и подаю рапорт. Пусть ставят меня обычным летчиком! Никем никогда не командовал и не собираюсь в дальнейшем!

— И погубишь людей!

— Кого я погублю?! Совсем вы с ума все посходили?!

— А ты на меня не ори, — тоже вызверился Кортков, — девчонок погубишь, Никифорова друга своего, одноклассников.

— А так не погублю?! И одноклассники здесь причем?

— Они по три рапорта в день писали об отправке на фронт. Почему Волкову и Федоренко взяли, а их нет?! Вот и дописались! Бортстрелками едут…

Сашка схватился за голову. Еще и это! Нет, все, хватит с него! Он молча отошел от Короткова и, зачерпнув пригоршню снега, растер красное от злости лицо. На лице остались черные разводы от грязного снега. Немного остыв, повернулся к Виктору, который, понимая состояние парня, молчал, ожидая, когда он придет в норму.

— Как вертолеты с платформ снимать собираетесь?

— Это к Ловчеву. Они там какие-то приспособы придумали, тренировались. В общем, снимут.

— Пойдем к нему, — Сашка решительно направился в сторону вагона, с которого спрыгнул Коротков.

— Стой! Куда ты! Стаин, резко остановившись, обернулся. — Техники в другом вагоне.

— Веди!

Чтобы попасть в вагон пришлось предъявить документы настороженному немногословному бойцу НКВД. В прокуренном тамбуре дымили ядреным самосадом два пожилых сержанта госбезопасности на которых форма сидела, как на корове седло. Завидев забирающихся в вагон командиров, курильщики неуклюже вытянулись, пряча самокрутки за спину, чем вызвали недовольные гримасы на лицах обоих лейтенантов госбезопасности. И нарушение субординации тут было ни при чем. Просто эти кряжистые мужики отлично смотрелись бы в рабочих спецовках у станка, а не в форме.

— Ловчев где? — спросил у мужиков Коротков.

— Так на платформе, где ж ему быть. Как только встали, сразу полез проверять растяжки.

— Ясно. Позовите. Скажите — командир вызывает. Мы в вагоне будем.

— Есть. Заходя внутрь вагона, Сашка услышал, как кто-то из курильщиков крикнул на улицу: — Василич, подь сюда! Начальство вызывает!

В купе, куда Коротков привел Сашку, первыми, кого увидел Стаин, были два неразлучных друга Володя и Паша, товарищи по пребыванию на Ковчеге и на Ленинградском фронте в декабре. Только теперь парни были в форме с петлицами сержантов госбезопасности. И в отличие от мужиков, встреченных в тамбуре, форма им шла. Пашка, первым увидевший вошедших, вскочил и толкнул кулаком в бок Володю, увлеченно чего-то выискивающего в пухлом солдатском сидоре. Тычок, видать, получился болезненный, потому что Володя коротко ругнулся и подскочил, с глухим звуком стукнувшись головой о верхнюю полку. Послышался еще один матерок:

— Ты чего?! — обиженно и агрессивно накинулся было Володя на друга, но увидев командиров тоже вытянулся. — Извините, товарищи командиры. Не услышал, как вы зашли.

— Расслабьтесь, не на плацу, — махнул рукой Сашка, — Володя, Паша, рад вас видеть, — и Стаин крепко пожал техникам шершавые от мозолей ладони. Тут как раз появился Ловчев. В купе и коридоре перед ним стало тесно. — Ребята, вы покурите, а нам с Василь Василичем поговорить надо. Парни, протиснувшись мимо командиров, испарились в сторону тамбура. — Здравствуйте Василий Васильевич, все-таки и на вас форму надели, — Стаин, улыбаясь, смотрел на Ловчева. Инженер в гимнастерке с петлицами младшего лейтенанта государственной безопасности выглядел непривычно. Василий Васильевич, смущаясь, развел руками:

— Здравствуйте, товарищ лейтенант госбезопасности. Да вот, получилось так. Теперь и я в ГПУ, стало быть, служу, — скривился инженер, как будто откусил огромный кусок лимона. Сашка весело рассмеялся. Отношение Ловчева к органам государственной безопасности было известно всем, включая сами органы.

— Придется пересматривать принципы, Василь Василич.

Инженер гордо вскинул голову:

— Принципы, на то и принципы, что пересмотру не подлежат, — и видимо поняв, как смешно и пафосно это выглядит, смутился, а потом и улыбнулся. — Уговорили меня. Иначе на фронт не пускали. Сказали, что нечего гражданскому шпаку в военной части делать. А куда я этих обормотов одних отпущу, — словно оправдываясь, ворчливо проговорил инженер.

— Вот и отлично, что уговорили! Такой инженер, как Вы на вес золота! — ни капли не льстя, серьезно сказал Стаин и тут же перешел к делу: — Как вертолеты доехали?

— Нормально. Что с ними сделается?

— Как разгружать думаете? Специальное место или техника нужна?

— Нет. Было бы что нужно, заранее сообщили б. А так все еще на заводе подготовили. На месте соберем эстакаду да стянем трактором на жесткой сцепке. В общем, все будет в порядке, товарищ лейтенант государственной безопасности. Не переживайте.

— Хорошо. Надеюсь на вас. Когда машины будут готовы к полету?

— Через сутки после разгрузки.

— Долго, — нахмурился Сашка, — раньше никак?

— Нет, никак. Надо лопасти на место поставить, хвостовой винт. Сами же знаете, непросто это все.

— Хорошо, но через сутки три машины должны быть готовы.

— Две.

— Почему две? — Сашка с беспокойством посмотрел на Ловчева.

— Третья машина со вторым эшелоном идет.

— Плохо, — поморщился Стаин, — Ладно, тут ничего не сделаешь. Ко мне вопросы есть? — Сашка посмотрел на Ловчева.

— Нет.

— Виктор, я к начальнику станции. Договорюсь, чтоб быстрее протолкнул эшелон дальше.

— Разгружаться не здесь будем?

— Нет. В Войбокало. Километров тридцать отсюда. Там аэродром наш неподалеку. Да и лишних глаз нет. Заодно поговорю, чтоб и второй литерный сразу туда отправлял, мне сюда каждый день мотаться не улыбается. Потом сразу в дивизию. Там ВЧ есть, надо в Ставку доложить о вашем прибытии. И на счет рапорта поговорю. Так что ты тут сам. Если не успею встретить на месте, начинайте разгружаться без меня.

— Хорошо, не переживай, сделаем. Сань…

— Что?

— На счет рапорта не пори горячку. Кроме тебя некому вертолетами командовать. Нас тогда или в тыл вернут или, ничего не понимая, на убой бросят. В обоих случаях плохо. И училище закроют, и Михаилу Леонтьевичу КБ прикроют. Да и меня комиссуют к чертям собачьим!

— Я подумаю…

Настя смотрела в мутное вагонное стекло, как фигура Стаина, широко размахивая руками, удаляется в сторону здания вокзала и слезы сами наворачивались на глаза. Не зашел. Даже не поздоровался. Неужели он не понимает, как она скучала, думала о нем, как ждала эту встречу?! А он даже не вспомнил о ней! Настя уткнулась лбом в холодное стекло и с всхлипом втянула воздух.

— Настьк, ты чего? — с беспокойством свесилась с верхней полки Ленка Волкова.

— Ничего…

— От ничего не плачут.

— А я и не плачу! — ну вот что она пристала?! К ней вон Литвинов каждые полчаса заглядывает. Леночка то, Леночка се. Фи! А еще и комсорг с командиром отряда самообороны! От обиды в голову лезли мысли не достойные хорошей подруги и комсомолки, но ничего поделать с этим она не могла. Отчего становилось еще хуже. Волкова ловко спрыгнула сверху и села рядом с Настей.

— Подруга, ты чего? — обняла она Настю за плечи и, бросив взгляд в окно, тоже увидела Стаина, — Из-за Сашки что ли?

— Нет! Нужен он мне! — излишне резко ответила девушка.

— Ой, дура!!! — протянула Ленка.

— Сама дура! К тебе вон Колька каждую минутку бегает…

— Кольке делать нечего! Как и всем нам!

Дверь в купе открылась и зашли Шадрина с Весельской.

— Что у вас тут происходит? — строго спросила Ида, заметив слезы у Насти и сердитое лицо Ленки.

— Да вот, Анастасия убивается, что Сашка не зашел.

— Сашка в школе остался, а тут лейтенант государственной безопасности Стаин, Вам ясно товарищ курсант?! — в отсутствие Никифорова, едущего со вторым эшелоном, Весельская оказалось старшей среди экипажей вертолетов.

— Ясно, товарищ сержант государственной безопасности! — вытянулась Волкова, недовольно стрельнув глазами из-под челки.

— И глазками мне тут не стреляй! А ты не реви! С чего ты решила, что товарищ лейтенант государственной безопасности первым делом к тебе помчится?! У него забот других нет?! Настя, всхлипнув, пожала плечами. — У него эшелон пришел! Организовать разгрузку техники, людей принять, разместить! А он побежит к Насте Федоренко обниматься! Ну а почему нет-то?! А мы подождем. Война подождет. Командование. Товарищ нарком тоже подождет, — голос Иды сочился ядом. — Смотрю, вы тут от безделья совсем с ума сходить начали! Но я это быстро исправлю! Литвинов! — рявкнула она в коридор. Из соседнего купе тут же выскочил встрепанный Колька.

— А?!

— Еще один, — скривилась Ида, — как надо отвечать?!

— Товарищ сержант государственной безопасности, курсант Литвинов по Вашему приказанию прибыл.

— Значит так, берешь Бунина, эти двух раскрасавиц, получаете у дежурного по вагону ведра, тряпки и чтоб вагон блестел, как… — Ида замялась, — в общем, чтоб идеальная чистота была. Я проверю. А пока курсанты Федоренко, Волкова и Бунин будут заниматься общественно полезным трудом, Вы, товарищ Литвинов громко, внятно и с выражением, будете читать своим товарищам замечательную книжку «Устав внутренней службы». На отповедь Весельской из соседних купе стали выглядывать штабные. Ида не обращала на них внимания, ей они не подчинялись, пусть с этими бездельниками товарищ Коротков разбирается.

— Ну, товарищ сержант государственной безопасности, можно я тоже убирать буду? — попытался отбиться от декламации Устава Колька.

— Я что-то не ясно приказала?!

Колька вытянулся:

— Есть получить у дежурного по вагону ведра и тряпки и курсантам Бунину, Федоренко и Волковой приступить к уборке, а мне читать Устав внутренней службы!

— Громко, внятно и с выражением!

— Есть громко, внятно и с выражением читать Устав внутренней службы!

— Приступайте!

Литвинов скрылся у себя в купе. А Настя с Ленкой мухой выскочили из своего, прикрыв за собой дверь. Лида осуждающе посмотрела на Весельскую:

— Зачем ты так? Она же переживает!

— Она не переживает, — жестко осадила подругу Ида, — она треплет нервы себе и окружающим.

— А остальные причем тогда?

— А остальные за компанию, — криво усмехнулась Ида. — Ты что не понимаешь ничего? Они же боятся! И стараются не показать свой страх. Бунин в книгу уткнулся, а глаза на одном месте стоят, Колька к Ленке своей бегает постоянно, Волкова в себя ушла, а Настя, это Настя, она, как книга открытая. Ей и Стаин нужен был сейчас, чтобы от страха своего спрятаться у него за спиной. Он для них всех пример и спасение. Только не понимают они, что Саше, — Ида запнулась и поправилась, — товарищу лейтенанту госбезопасности самому поддержка нужна. А ребят я просто отвлекла. Раньше надо было. Не догадалась.

— А ты? — тихо спросила Лида.

— Что я?

— А ты не боишься? — Шадриной самой было очень страшно. И чем ближе подъезжали они к фронту, тем сильнее внутри сжималась невидимая пружина этого страха. И ей тоже очень хотелось, чтобы Петя сейчас был рядом. Обнял, закрыл своими сильными руками от страха и неуверенности. Все чаще и чаще ей вспоминалась бомбежка в Тамбове и мальчишка с развороченным животом и стеклянными глазами, невидяще смотрящими в дымное небо. Стоны, крики и запах. Запах смерти — крови, человеческих внутренностей и взрывчатки. А еще холмик земли рядом с рельсами — все что осталось от незнакомой девочки-зенитчицы, когда разбомбили их эшелон. И Лидочке казалось, что стоит ей попасть на фронт и ее тоже убьют, и останется от нее такой же холмик и деревянная табличка с фамилией написанной химическим карандашом.

— Только дураки не боятся. И я боюсь. Тем более я там была уже, — Ида махнула головой на запад, в сторону фронта. — Так давайте все бояться начнем, а товарищ лейтенант госбезопасности нам сопельки будет утирать и успокаивать. Будто ему не страшно…

— Ты знаешь, мне кажется, они с Петей вообще ничего не боятся. Мне тогда в городе, когда бомбежка была, так жутко было, что я ничего не соображала, как в тумане. А Петя… Он спокойный такой, будто ничего особенного не произошло. Командовал, словно вокруг ни раненых, ни убитых. Как работу делал привычную. И товарищ Стаин он такой же. Смелый и надежный. И бездушный. Понимаешь, бездушные они стали. И Петя тоже. Я порой боюсь, когда он сквозь меня смотрит и взгляд такой пустой-пустой. Мертвый, холодный. Как у змеи.

В глазах Иды мелькнула боль, на Лиду хоть так кто-то смотрит, а на нее и посмотреть некому. Ида вроде начала оттаивать душой и сердцем, когда рядом с ней появился Иса Харуев. Хищный и жесткий, как стальной клинок и в то же время спокойный и понимающий. Но он внезапно, ни слова не говоря исчез, не оставив даже записки на пол строчки. Да и почему он должен был что-то ей говорить или писать? Между ними ничего и не было толком. Ходили под ручку к Сашке с Зиной в госпиталь, да один раз в кино. А остальное она просто себе напридумывала. И хорошо, и правильно. Не должно быть на войне привязанностей, а уж тем более любви. Слишком больно потом терять. Слишком тяжело привыкать к потере. Ида приобняла подругу за плечи, усаживая на полку:

— Это война, Лид. Тут иначе нельзя. Привыкай.

У начальника станции все вопросы решились быстро. Задерганный и нервный майор-железнодорожник был только рад спихнуть лишний эшелон подальше. Заодно он же сообщил Стаину, что второй литерный придет ночью, а не через сутки, как доложил Коротков и ознакомил лейтенанта госбезопасности с приказом по фронту — все погрузочно-разгрузочные работы, перемещение крупных соединений живой силы и техники производить только ночью, во избежание демаскировки. Пришлось возвращаться к Короткову с Ловчевым и сообщать им новые вводные. Виктор с Вась Васем приняли изменения в графике с философским спокойствием. Коротков так вообще сказал, что именно такого приказа он и ждал. И что сейчас февраль 42-го, а не июнь 41-го, чтобы по собственной дурости подставляться под немецкие бомбы.

Командующий 39-ой истребительной авиадивизией полковник Литвинов принял Сашку тепло, несмотря на то, что Стаин фактический отжал у дивизии авиаполк. Борис Иванович прекрасно понимал, что сам лейтенант госбезопасности тут ни при чем, приказ о передаче полка пришел из Ставки. Доступ к аппарату ВЧ был получен буквально мгновенно:

— С товарищем Ивановым соедините. Товарищ Шмелев говорит, — позывной у Сашки остался тот же, что и был в декабре. Минута ожидания и в трубке послышался тихий, неторопливый, слегка хрипловатый голос Сталина:

— Иванов слушает.

— Товарищ Иванов, докладывает Шмелев. Первый эшелон Первого отдельного смешанного авиакорпуса особого назначения НКВД СССР Резерва Главного командования на станцию Волхов прибыл, второй эшелон прибывает ночью. Ночью приступаем к разгрузке.

— Спасибо, товарищ Шмелев, я ждал Вашего доклада. Полк ночников уже прибыл в Ваше распоряжение?

— Да, товарищ Иванов. Ночники прибыли еще вчера. Истребительный авиаполк прикрытия тоже передан в наш Корпус.

— Товарищи Журавлев с Литвиновым не возмущались, что мы их ограбили?!

— Нет, товарищ Иванов. Все понимают — одно дело делаем.

— Это правильно, это по-большевистски. У Вас все, товарищ Шмелев?

— Никак нет, товарищ Иванов.

— Слушаю Вас?

— Товарищ Иванов, прошу пояснить мне мою должность и обязанности.

— А Вы разве не получали пакет?!

Сашка только сейчас вспомнил, что в сердцах так и не ознакомился с пакетом, о котором ему говори Коротков:

— Нет, товарищ Иванов. В штабе фронта мне ничего не передавали. Штаба корпуса еще как такого нет. Встретив эшелон, я сразу отправился докладывать Вам!

— Хорошо, раз Вам еще не сообщили, придется это сделать мне. Ваша авиагруппа, как вы уже поняли, переименована в авиакорпус. Так надо для дезинформации противника. По всем бумагам, Ваш авиакорпус сейчас перебрасывается на Северо-западный фронт. Исполняющим обязанности командующего корпусом пока назначаетесь Вы. После проведения операции посмотрим, утверждать вас в этой новой должности или нет. Мы очень хорошо понимаем все риски назначения на такой важный пост столь молодого, я бы даже сказал очень юного командира. Но мы верим в Вас, товарищ Шмелев. Товарищ Берия верит, товарищ Мехлис, Шапошников, Василевский. Я в Вас верю. Не подведите нас товарищ Шмелев. У нас сейчас нет командиров, способных командовать новой, незнакомой им техникой, а вы хорошо знаете боевые возможности и слабые стороны ваших машин. Заодно и убедите недоверчивых товарищей, которые есть среди нас, в эффективности вертолетов.

— Есть — не подвести доверия, товарищ Иванов, — радости в голосе у Сашки не было. Этот хитрый, страшный дед, вроде, как и похвалил, и в то же время в его голосе явно чувствовалась угроза.

— До свидания, товарищ Шмелев.

— До свидания, товарищ Иванов, — положив трубку, Сашка почувствовал, как по спине пробежал ручеек пота. Да что же это такое, каждый раз при разговоре со Сталиным у него нервы, как натянутые струны. Вроде уже и привыкнуть пора, а никак не получается. И как с ним люди работают годами?! А ведь так и не спросил, что это за корпус такой из двух полков и вертолетного звена?! «Перезвонить что ли, спросить? — нервно усмехнулся парень и пошел на выход из штаба дивизии.

Надо было поторапливаться к себе в Тобино, пока доедет уже вечер настанет. Эх, не спать ему сегодня! Надо хоть в машине попытаться выспаться. Хотя, поспишь в этом чуде советского автопрома, именуемом «полуторка». Она даже на идеально ровной дороге, наверное, будет подпрыгивать, вытрясая кости и кроша зубы, не говоря уже о прифронтовой разбитой дороге.

По пути из штаба дивизии сделали небольшой крюк для заезда на станцию, а вдруг эшелон еще не отправили. Тогда можно с особым комфортом доехать в теплом, уютном вагоне, развалившись во весь рост на полке. А ведь уважает их командование. Не в теплушках везли, как всех, а пассажирские вагоны выделили. Но мечта не сбылась, состава на путях уже не было. Пришлось трястись в полуторке. Сашка сначала залез в кабину, но там, скрючившись, было не подремать и он, попросив водителя остановиться, перебрался в кузов, к двум нахохлившимся бойцам НКВД, на присутствии которых настоял младлей госбезопасности, отвечающий за охрану аэродрома.

До места добрались уже в сумерках. На путях у вагонов суетились люди, с платформ порыкивая моторами, сползали трактора и автомобили. Да уж. У полка ночников меньше обслуживающей техники, чем у его звена из трех вертолетов. У двух негабаритных длинных платформ, крутились технари, собирая какое-то сооружение из металлических балок. Сашка нашел Короткова и, убедившись, что тут его присутствие не нужно, рванул на аэродром. Надо проверить готовность к приемке техники и личного состава. Подготовлено-то было все еще со вчерашнего дня, спасибо Расковой, Рачкевич и Бершанской — помогли, хотя у них и своих забот хватало. Ничего, он тоже в долгу не останется.

Так половину ночи и промотался он между аэродромом и станцией. Один раз показалось, что рядом мелькнула знакомая и родная фигурка Насти. Надо было, наверное, подойти, поздороваться, но его опять отвлекли. А потом он уже забыл о девушке. Сильно много вопросов было к нему и у него, каждую минуту кто-то подходил, что-то спрашивал. Он командовал, направлял, распределял. Наверное, у кого-то опытнее Сашки все это получилось бы лучше, организованней, правильней, но что есть, то есть. Не занимался он никогда разгрузкой воинских эшелонов. И даже предположить не мог, что когда-нибудь ему придется этим заниматься.

Ближе к трем часам ночи суета стала успокаиваться. Люди отправлены на аэродром и размещены по казармам, техника выгружена, какая-то часть тоже отправлена на аэродром, какая-то осталась на станции, укрытая маскировочными сетями. Оба вертолета были сняты с платформ и на жесткой сцепке утащены в лесок неподалеку, где механики с приданными им в помощь бойцами НКВД до сих пор занимались их маскировкой. Сашка расслабленно присел на рельсы. Наконец-то можно маленько отдохнуть. Ага, как бы ни так! Рельсы завибрировали, и послышался звук приближающегося поезда. Транзитный состав или это второй литерный подходит? Оказалось, что пришел второй эшелон. Эх, не получилось отдохнуть! Парень тяжело поднялся.

Словно дежа-вю мимо проплыл паровоз, платформа с зениткой, вагоны… Из одного появилась знакомая фигура и так же на ходу спрыгнула на грязный снег. Только в отличие от утра, был это не Коротков, а Никифоров. От усталости радость встречи была какой-то смазанной, тусклой. Петька доложил о прибытии, они обнялись и все. Сашка хотел было уже приказать начать разгрузку, как Никифоров сказал:

— Саня, а у нас ведь сюрприз для тебя.

— Что за сюрприз? — раздраженно и настороженно спросил Стаин. Что-то эти сюрпризы стали напрягать.

— Пойдем, — и Петр потянул Сашку к группе людей, только выбравшихся из одного из вагонов. Подойдя ближе, Никифоров окликнул одного из военных. — Товарищ капитан! Отделившись от группы, к ним подошел капитан ВВС. Лет тридцати пяти-сорока, с открытым лицом и серьезными внимательными глазами.

— Слушаю Вас, товарищ лейтенант государственной безопасности.

— Товарищ капитан, лейтенант государственной безопасности Стаин, командир нашей авиагруппы.

— Командующий, — поправил Сашка.

— Не понял, — удивленно спросил Никифоров.

— Исполняющий обязанности Командующего Первого отдельного смешанного авиакорпуса особого назначения НКВД СССР Резерва Главного командования, лейтенант государственной безопасности Стаин, — Сашка вскинул руку к шапке, вопросительно глядя на незнакомого капитана. Никифоров сейчас поставил их в очень неудобное положение, за что еще получит по башке. Представляться первым должен был капитан.

— Летчик-испытатель Конструкторского бюро винтокрылых аппаратов капитан Байкалов[ii].

Тот самый?! Все, Никифоров прощен!

— Сделали вертолет?! Привезли?! — усталость куда-то пропала сама собой. Пришли радость и легкое сожаление, что не он впервые поднял новую машину в воздух. Но это сделал Байкалов! И пусть! Матвей Карлович всей прошлой жизнью заслужил такую привилегию, хотя сейчас и не знает об этом. Байкалов спокойно кивнул:

— Сделали, товарищ лейтенант государственной безопасности. Привезли одну машину на войсковые испытания. И еще, — Байкалов замялся, — я двух ваших курсантов себе в экипаж стажерами взял. Майор госбезопасности Максимов разрешил, но сказал с Вами согласовать.

— Кого?

— Поляковы. Братья.

Сашкино лицо удивленно вытянулось:

— О как! И чем они заслужили?

— Нормальные парни. Помогали при сборке на добровольных началах в свободное время, да так и остались при мне, — улыбнулся капитан. — Из Виктора хороший летчик-испытатель должен получиться, умный. А вот Ивану дорога в истребители. Слишком импульсивный, слишком быстрый. А в нашей работе головой думать надо. Хотя истребителям тоже думать надо, но там как раз думалка, как у Ваньки нужна, а пока пусть у меня бортстрелком побудет.

— А что за вооружение поставили?

— Спаренный ШВАК[iii] 12,7 курсовым и ДШК[iv] на специальных турелях по бортам.

— Ого, солидно! Не кидает машину при стрельбе?

— Да есть маленько. Но это же не самолет, тут не критично.

— Я хочу на нем полетать! — категорично заявил Стаин.

Байкалов улыбнулся:

— Михаил Леонтьевич меня предупредил, что вы сразу же за штурвал попроситесь!

— А что, есть запрет для меня? — насторожился Сашка. Если ему не разрешать полететь на первом вертолете Миля, это будет обидно!

— Нет, что вы! Но под моим присмотром.

— Это само собой, — радостно улыбнулся Сашка. — Ну, что? За разгрузку? Чем быстрее разгрузимся, тем быстрее полетим!

Он сейчас был так похож на маленького мальчишку, в нетерпении приплясывающего в ожидании долгожданного подарка от родителей, что Никифоров с Байкаловым невольно рассмеялись. Ну и пусть себе смеются. Они живы и их ждет небо. А Сашка он и есть мальчишка, просто достались ему вместо детства две войны — ядерная и Великая Отечественная, а вместо игрушек боевые вертолеты.

[i] 1-й истребительный авиационный полк пограничных войск НКВД сформирован 02 сентября 1941 года как истребительный авиационный полк Погранвойск НКВД на самолётах МиГ-3 в составе Отдельной авиационной бригады ПВ НКВД. 06 декабря 1941 года переименован в 1-й истребительный авиационный полк пограничных войск НКВД. Ничем особенным полк не отличился и в феврале 1943 года переименован в 11 ИАП ПВО.

[ii] Байкалов Матвей Карлович (22 ноября 1904 — 7 марта 1949, Москва) — советский лётчик-испытатель самолётов и вертолётов. Выполнил первый полёт и провёл испытания вертолёта Г-4 (1947) КБ Братухина. В 1948 году он перешёл в ОКБ М. Л. Миля, где испытывал Ми-1. 7 марта при перегонке Ми-1 заказчику у вертолёта обломилась балка рулевого винта. Высота была слишком маленькой, и Матвей Карлович не стал прыгать с парашютом. Катастрофа случилась на глазах у Генерального конструктора. Миль тяжело переживал смерть летчика, но на работоспособности Михаила Леонтьевича это не сказалось. Наоборот, проблема была решена в кратчайшие сроки. Карданный вал хвостовой трансмиссии стали изготавливать из стволов артиллерийских орудий.

[iii] ШВАК (Шпитальный-Владимиров авиационный крупнокалиберный) — первый советский крупнокалиберный авиационный пулемёт, спроектированный к 1931 году С. В. Владимировым. Был принят на вооружение под названием 12,7-мм авиационный пулемёт системы Шпитального и Владимирова.

[iv] ДШК (Индекс ГРАУ — 56-П-542) — советский станковый крупнокалиберный пулемёт под патрон 12,7×108 мм. Разработан на основе конструкции крупнокалиберного станкового пулемёта ДК.

В феврале 1939 года ДШК был принят на вооружение РККА под обозначением «12,7 мм крупнокалиберный пулемёт Дегтярёва — Шпагина образца 1938 года».