Сегодня с самого утра у нее все валилось из рук. За завтраком она уронила и разбила тарелку с кашей, получив выговор от поварихи тети Даши. Не за разбитую тарелку, а за то, что кинулась собирать кашу руками с пола, частью кидая вкусное варево в рот, а частью складывая на самый большой осколок, чтобы съесть потом.
— Валька, ну-ка перестань. Выкинь сейчас же это в бачок и иди сюда я тебя новую порцию положу! Да как же так! Разве ж можно это в бачок! Ей бы в Ленинграде столько еды, может и мама живая осталась бы! И тетя Капа! А тут в бачок!
— Не выкину! — насупилась девочка, — это хорошая каша! Я ее съем!
— Да зачем? Выкинь в бачок, мы потом ее поросяткам отдадим. Им тоже кушать надо, — заворковала, уговаривая девочку, сердобольная повариха.
— Не выкину! — уперлась Валя, отступая спиной от тети Даши.
— Да как же так? — запричитала повариха со слезами на глазах, — Выкинь! — застрожилась она и, всхлипнув, жалобно добавила: — Пожалуйста. По дряблым морщинистым щекам женщины текли слезы. Ей было жалко эту девочку, дорожащую каждым зернышком поднятой с пола каши. Валя сдалась. Она не хотела, чтобы тетя Даша плакала. Она была хорошая, добрая. Но выкидывать кашу девочка не стала. Подойдя к столу, куда они с девочками составляли грязную посуду, чтобы потом дежурные забрали ее и помыли, она положила туда осколок тарелки с кашей и сказала:
— Не плачьте, теть Даш. Вот, я ее уже не кушаю. Только сами выкиньте, — девочка подняла на повариху виноватый взгляд, — я не могу.
— Выкину, Валечка, конечно выкину. Пойдем, солнышко. Я тебе еще кашки положу. Только ты аккуратненько, не роняй больше. Хорошо?
— Хорошо. Спасибо, тетя Даша.
После завтрака на школьных занятиях тоже ничего не получалось. Мысли разбегались, она была рассеянной, все, что говорили учителя, ускользало от нее. За что и поплатилось. «Неуд» по математике и «удовлетворительно» по русскому языку. Вале было очень-очень стыдно. Вот приедет братик с фронта, спросит, как она училась, пока он воевал. А у нее такие оценки! Ну, и что, что все остальные сплошь «отлично»! Валя сидела на подоконнике и выводила пальцем на заклеенном газетными полосами окне видимые только ей фигуры. Баловаться с подружками не хотелось. Делать уроки тоже. Потом она пойдет и все сделает. И плохие оценки исправит! Но не сейчас. Сейчас ей хотелось побыть одной. Поэтому она и ушла из комнаты сюда, на окно в самом конце коридора. Это было ее любимое «размышлятельное» место. Тут она вспоминала маму, думала о Саше, тут она пряталась от своих детских проблем.
В другом конце коридора раздались чьи-то шаги. Валя не стала оборачиваться, чтобы посмотреть, кто там шагает по коридору. Ей было плохо и одиноко. А шаги были все ближе и ближе, пока не затихли прямо рядом с ней. Сердце девочки вдруг замерло. Не веря своему чувству, она медленно, боясь ошибиться, повернулась к подошедшему, и с визгом соскочила с подоконника, бросившись на шею, стоявшему перед ней с улыбкой парню:
— Браааатик! — из глаз девочки брызнули слезы.
— Привет, сестренка, — Сашка бережно обнял девочку, гладя ее по голове, — вот я и вернулся. Поехали домой.