Его всадники въезжали в долину, в которой находились город и крепость Хлиат, когда принцы впервые нанесли по ним удар. Это не была атака всадников против всадников, которую его силы встретили бы с радостью. Но васпураканцы не горели желанием встретиться с ними лицом к лицу. И поэтому, вместо того, чтобы обнажить копья и броситься домой на своих некрасивых лошадях, они сбрасывали камни со склона горы, вызывая лавину, которая, как они надеялись, похоронит их врагов без необходимости сталкиваться с ними врукопашную.


Но они были немного чересчур нетерпеливы и начали толкать валуны слишком рано. Грохот и треск ударов камня о камень привлек внимание макуранцев к склонам над ними. Они отчаянно натянули поводья, за исключением нескольких человек в фургоне, которые поскакали вперед, надеясь обогнать падающие камни.


Не все спаслись. Люди кричали и выли в агонии, когда их били; лошади со сломанными ногами кричали. Но армия, как таковая, не сильно пострадала.


Абивард мрачно смотрел вперед, на стены Хлиата, пока его люди расчищали дорогу от валунов, чтобы фургоны с припасами могли проехать вперед. Солнце сверкало на оружии и доспехах воинов на этих стенах.


Он повернулся к Кардаригану. «Возьми своих солдат и сожги здесь поля и сады. Если васпураканцы не встретятся с нами в битве как мужчины, пусть они узнают цену трусости, как мы научили этому видессиан.»


«Да, повелитель», - покорно сказал великий капитан, хотя и без особого энтузиазма. Вскоре языки пламени уже лизали ветви фруктовых деревьев. Огромные черные клубы дыма поднимались к голубому куполу неба. Лошади скакали по пшеничным полям, топча растущее зерно. Затем поля тоже были подожжены. С приходом зимы в Хлиате станет голодно.


Васпураканцы, запертые в крепости, выкрикивали проклятия в адрес людей Абиварда, некоторые на макуранском, некоторые на видессианском, но большинство на своем родном языке. Абивард не понял почти ни слова из этого, но звучало это свирепо. Если звук имел какое-то отношение к силе проклятия, то васпураканский был прекрасным языком, на котором можно желать зла своим врагам.


«Перчатки сняты», - сказал Ромезан. «С этого момента мы упорно боремся за все, что получаем.» Казалось, он обрадовался такой перспективе.


Он также оказался таким же хорошим пророком, как и любой другой со времен Четырех. Хлиат был не в состоянии удержать захватчиков от продвижения на запад; это показывало, что он был построен в страхе перед Макураном, а не Видессосом. Абивард и его армия смогли обойти его, отбросить заслон васпураканских всадников, пытавшихся заблокировать проход впереди, и пробиться в долину Ханзит.


Как только Абивард увидел очертания гор вдоль неровной границы между землей и небом, он был уверен, что уже проходил этим путем раньше. И все же он был так же уверен, что никогда раньше за всю свою жизнь не проезжал через эту часть Васпуракана. Это было загадочно.


Нет, это было бы загадкой, если бы у него было больше, чем пара ударов сердца, чтобы беспокоиться об этом. Здесь вдоль долины не было кавалерийского заслона; васпураканцы собрали собственную армию, чтобы преградить ему путь к долине и крепости Посх. Всадников было слишком много, чтобы их можно было удержать в паре крепостей, контролирующих долину Ханзит. Их палатки раскинулись на том, что когда-то было пахотной землей, несколько ярких шелковых, больше серовато-коричневого полотна, которое трудно отличить на расстоянии от грязи.


Когда макуранцы ворвались в долину, рога протрубили тревогу по всей ее длине. Васпураканцы бросились готовиться к битве. Абивард приказал своим легковооруженным всадникам идти вперед, чтобы выиграть время для себя и остальной тяжелой конницы, чтобы сделать то же самое.


Если бы вы повсюду разъезжали в железе, покрывавшем вас с головы до ног, если бы вы завернули свою лошадь в нечто вроде одеяла и головного убора, покрытого железной чешуей, и если бы вы затем попытались путешествовать, вы достигли бы только одного: вы истощили животных. Ты приберег это снаряжение до тех пор, пока оно тебе действительно не понадобится. Это был один из таких случаев.


Повозки с припасами с грохотом двинулись вперед. Воины столпились вокруг них. Возницы и слуги раздавали им свои доспехи. Они помогали друг другу застегивать ремни и застежки своих костюмов: кольчужные рукава и перчатки, железные шины размером с палец, покрывающие торс, кольчужную юбку и железные кольца на ногах, все обтянутые кожей.


Абивард водрузил шлем обратно на голову, прикрепив к нему кольчужный козырек для защиты задней части шеи и кольчужную вуаль для защиты лица ниже глаз. Пот струился из каждой поры. Он понимал, что чувствует курица, когда она тушится в горшочке с тушеным мясом. Не зря видессиане называли макуранскую тяжелую кавалерию «бойлерными мальчиками».


Он чувствовал себя так, словно нес Вараза на плечах, когда шел обратно к своей лошади и кряхтел от усилий, с которыми забирался в седло. «Знаешь, » весело сказал он, садясь в седло, - я слышал о мужчинах, у которых не выдержали сердца, когда они пытались это сделать.»


«Дерзай, господи», - сказал кто-то рядом. Из-за металлических завес, скрывающих черты лица, и нечетких голосов было трудно сказать, кто. «Заставь меня почувствовать себя старым».


«Это делаю не я», ответил Абивард. «Это броня».


Он осмотрел васпураканцев, собирающихся против него. У них не было его численности, но большинство из них и их лошади носили доспехи, подобные доспехам его тяжелых всадников и их верховых животных. Железо в Васпуракане было в изобилии и дешево; в каждой деревне был один-два кузнеца, а в каждой крепости их было несколько, в основном занятых изготовлением доспехов. Торговцы продавали васпураканские кирасы в Машизе, и он видел их на рынках Амориона, Поперек и других видессианских городов.


«Вперед!» - крикнул он своим людям. «Как можно быстрее.» Кто развернулся первым и в каком количестве, многое скажет о том, как и где велась битва.


Васпураканские всадники начали рысью приближаться к его прикрывающему отряду легкой кавалерии еще до того, как у него было готово к бою более половины сил тяжелой кавалерии. Макуранцы кричали, устраивали шутливые атаки и пускали стрелы в приближающихся принцев. Одна или две лошади васпураканцев заржали; один или два всадника соскользнули с седел. Большинство продолжало наступать, как будто врагов перед ними не было. В их наступлении была пугающая неизбежность, как будто макуранцы пытались удержать море.


Копья в первых рядах васпураканского войска качнулись из вертикального положения вниз в горизонтальное. Принцы перевели своих лошадей с медленной рыси на быструю. Впереди сверкнула сталь обнаженных мечей, когда макуранская легкая кавалерия приготовилась принять атаку.


Она сломалась. Абивард знал, что она сломается. Некоторые макуранцы были выбиты копьями из седел, а на некоторых напали люди и лошади, слишком хорошо вооруженные и бронированные, чтобы противостоять. Большая часть его легкой кавалерии просто рассеялась по обоим флангам. Люди были храбры, но просить их надолго задерживать таких противников было просто ожиданием слишком многого.


Однако они уже сделали все, что он хотел от них: они выиграли время. Достаточное количество его собственных тяжелых всадников вооружилось, чтобы противостоять васпураканцам. Он махнул всадникам вперед, двигаясь рысью впереди них. Если они смогут некоторое время удерживать принцев на месте, у него скоро будет достаточно людей, чтобы как следует их сокрушить.


Рядом с ним гордый молодой человек нес знамя Макурана с красным львом. Васпураканцы сражались под самыми разнообразными знаменами, предположительно, тех нахараров, которые возглавляли их контингенты. Абивард увидел волка, медведя, полумесяц… Он посмотрел дальше вдоль их боевой линии. Нет, он не мог разобрать, что было на этих знаменах.


Тем не менее он уставился на них. Эти неразборчивые стандарты, установленные на фоне этих конкретных зубчатых гор, - это была первая из сцен, которые показал ему Богорз. Волшебник приоткрыл завесу над будущим, но что с того? Абивард понятия не имел, суждено ли ему выиграть или проиграть эту битву, и не осознавал, что оказался в эпицентре того, что предвидел, пока не стало слишком поздно что-либо с этим делать.


«Шевелитесь!» он крикнул своим людям. Инерция, исходящая от лошади, всадника и веса доспехов, была тем, что придавало его копейщикам силы удара. Последнее, чего он хотел, это застрять на месте и позволить васпураканцам обрушиться на него с грохотом. Чтобы встретиться с ними на равных, он должен был обладать такой же властью, как и они.


Звук столкновения был такой, словно тысяча кузнецов одновременно свалили свою работу на каменный пол, а затем закричали о том, что они натворили. Битва, по мере ее развития, была совершенно лишена тонкости: две большие группы мужчин колотили друг друга молотами, чтобы посмотреть, кто сломается первым.


Абивард выбил копьем васпураканца из седла. Его копье разбилось о щит второго человека. Он выхватил свой длинный прямой меч и лежал рядом с ним. Видессиане, чьи лучники и копьеметатели находились между его тяжелыми и легкими силами в доспехах и другом снаряжении, наслаждались уловками и стратегиями. Он прорвался сквозь них всех. Теперь васпураканцы пытались сокрушить его.


Один из принцев замахнулся на него сломанным обрубком копья, очень похожим на то, которое он отбросил. Он принял удар в бок. «Все!» - сказал он. Железные шины размером с палец на его доспехах, кожа и подкладка под ними уберегли его от переломов костей - по крайней мере, ни одно сломанное ребро не вонзалось в него, как ножи, когда он дышал, - но он знал, что у него будет большой темный синяк, когда он снимет свой корсет после окончания боя.


Он рубанул васпураканца тыльной стороной руки. Парень был одет в кольчужную вуаль, похожую на его собственную. Это означало, что меч Абиварда не срезал кусок с его лица, но удар наверняка сломал ему нос и, вероятно, зубы тоже. Васпураканец закричал, схватился за свою рану и отшатнулся, прежде чем Абивард смог прикончить его.


Заключенные в объятия, полные ненависти, две армии бились вместе, ни одна из них не могла оттеснить другую или прорваться. Теперь легковооруженные макуранцы, которых люди Васпуракана так внезапно оттеснили в сторону, вступили в свои права. С обоих флангов те из них, кто не бежал, осыпали васпураканцев стрелами и атаковали отставших четверо и пятеро против одного. У принцев не было подобных войск, чтобы отбросить их назад.


Крик «Хосиос Автократор!» раздался слева от макуранцев. Это, должно быть, был Тзикас; никому из макуранцев не было ни фига общего с марионеткой Шарбараза. Но Тзикас, даже не обладая престижем макуранского ранга или клана, был способен руководить благодаря мужеству и силе личности. Он убил васпураканского всадника, затем ворвался в ряды принцев. Макуранцы последовали за ним, расширяя брешь в линии обороны. Люди Васпуракана начали отступать, что побудило макуранцев продвигаться вперед еще упорнее, чем раньше.За то, что казалось всего несколькими ударами сердца, битва превратилась из сражения в разгром. Вместо того, чтобы продвигаться вперед так же отважно, как их противники, васпураканцы отступили и попытались спастись бегством. Как это часто бывает, это могло стоить им больше жертв, чем спасло. Абивард зарубил пару человек сзади; как ты мог сопротивляться, когда твои враги стояли к тебе спиной?


Некоторые из васпураканцев направились к замкам в долинах, которые держали свои ворота широко открытыми, пока макуранцы не подошли слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. Другие принцы поднялись в предгорья, которые вели к хребтам, отделяющим одну долину от другой. Некоторые устроили там засаду, в то время как другие просто пытались спрятаться от победоносных макуранцев.


Абивард не был заинтересован в осаде васпураканских замков. Его даже не интересовало очищение долины Ханзит от врагов. Годами, столетиями Васпуракан был полон людей, не испытывавших особой любви к Макурану. Царь Царей все равно извлек из этого огромную выгоду. Шарбараз снова мог получать большую прибыль - как только его марзбан был освобожден, чтобы контролировать сельскую местность. На первом месте было вызволение Михрана из замка Посх


Долина Посх простиралась к юго-западу от Ханзита. Абивард преодолел перевал незадолго до захода солнца. Он увидел крепость, серую и массивную вдалеке, с линиями васпураканцев вокруг нее. Они не отгородили его наглухо от внешнего мира, но фургонам с припасами было бы нелегко добраться до этого места. «Завтра мы атакуем», - сказал Ромезан, затачивая острие своего копья о точильный камень. «Дай Бог, чтобы я встретился с этим грубым васпураканским посланником. Мне придется кое-что сказать ему о хороших манерах».


«Я просто рад, что мы причинили васпураканцам боль большую, чем они причинили нам», - сказал Абивард. «Все могло бы пойти по-другому примерно так же легко - и даже если мы освободим Михран, будет ли это все, чего мы хотим?»


«Как нет?» Сказал Ромезан. «Мы вытащим его из крепости, объединим силы с его людьми, врежем несколько раз васпураканцам и напомним им, что им лучше бояться Бога. Он стукнул себя кулаком в мощную грудь; звук был почти как от удара камня о дерево.


«Они могут бояться Бога, но собираются ли они поклоняться ему?"» Спросил Абивард. «Мы правили ими долгое время, не требуя этого. Теперь, когда мы потребовали этого, можем ли мы заставить их подчиниться?»


«Либо они повинуются, либо уйдут в Пустоту, что доказало бы им истинность нашей религии, если бы только они могли вернуться туда, откуда никто не возвращается.»Ромезан был типичным человеком из Семи Кланов: он принимал полученные в детстве знания и убеждения как данность и ожидал, что все будут воспринимать их так же. В пределах своих возможностей он был тверд.


«Мы должны пытаться заставить принцев замолчать, чтобы мы могли сражаться с Видессосом, а не враждовать с ними тоже», Сказал Абивард. «Мы должны...» Он покачал головой. «Какой в этом смысл? У нас есть приказы, поэтому мы им следуем.»В конце концов, он не так уж отличался от ромезанца.


Если Газрик и участвовал в битве на следующий день, Абивард об этом не знал. С его войском, атаковавшим васпураканцев, осаждавших крепость Посх, с Михраном и его товарищами-макуранцами, совершившими вылазку из крепости, чтобы размолоть принцев между двух камней, битва была легче, чем предыдущие сражения. Если бы он командовал васпураканцами, он бы отступил ночью, а не принял бой на таких условиях. Иногда безрассудная храбрость сама по себе была наказанием.


К полудню его солдаты собирались на лошадях выбитых из седла васпураканцев и грабили оружие и доспехи, кольца и браслеты, и все остальное, что человек мог счесть сколько-нибудь ценным. Один солдат осторожно снял окрашенные в красный цвет плюмажи со шлема принца и заменил ими гребень своего головного убора. Абивард слишком часто видел, слышал и обонял последствия битвы, чтобы это могло удивить или ужаснуть его. Так и случилось. Он ехал по полю, пока не нашел Михрана марзбана. Он не знал нового макуранского губернатора Васпуракана в лицо, но, как и у него, у Михрана был знаменосец, державший неподалеку знамя их страны.


«Рад встрече, господин», - сказал Михран, понимая, кем он, должно быть, является. Марзбан был на несколько лет моложе его, с длинным, худым лицом, изборожденным озабоченными морщинами. Это лицо уже приобрело немало сторонников и, вероятно, с годами приобретет еще больше. «Спасибо вам за вашу помощь; без нее я узнал бы внутренности этого замка намного лучше, чем хотел».


«Рад, что помог», - ответил Абивард. «Я мог бы делать другие вещи со своей силой, я признаю, но это было то, что нужно было сделать».


Михран энергично кивнул. «Да, господин, так и было. И теперь, когда ты освободил меня из долины Посх и крепости Посх, наши шансы вернуть власть над всем Васпураканом равны... Абивард ждал, что он скажет что-нибудь вроде "Уверен" или "действительно очень хороший". Вместо этого он продолжил: «... не сильно отличается от того, какими они были, пока я отсиживался там».


Абивард посмотрел на него с внезапной симпатией. «Ты честный человек».


«Не больше, чем я должен быть», - ответил марзбан с ледяной улыбкой. «Но кем бы я ни был, я не слепой, и только слепой может не видеть, как князья ненавидят нас за то, что мы заставляем их поклоняться Богу».


«Такова объявленная воля Шарбараза, царя Царей, да продлятся его годы и увеличится его царство», - сказал Абивард. «Царь Царей считает, что, поскольку он является единственным правителем Макурана и поскольку эта земля перешла под власть макуранцев, ее следует привести в религиозное соответствие с остальным королевством: одно королевство, одна вера, одна преданность.» Он оглядел разбросанные тела и пролитую кровь, которая теперь становится черной. «Эту единственную преданность, кажется, немного трудно обнаружить в данный момент».


Скорбное выражение лица Михрана, которое еще больше исказилось, когда Абивард изложил доводы Царя Царей, немного смягчилось, когда он признал, что доводы, возможно, не идеальны. «Единственная лояльность принцев - это их собственная версия веры Фоса. Это заставило их убить Вшнаспа марзбана за попытку изменить ее», - Он задумчиво помолчал. «Однако я не думаю, что именно это заставило их отрезать ему половые органы и запихнуть их ему в рот, прежде чем выбросить его тело в канаву».


«Они сделали это?» Сказал Абивард. Когда Михран кивнул, его желудок попытался подняться. Ни в одной из депеш марзбана не было подробностей о том, как Вшнасп встретил свою безвременную кончину. Тщательно подбирая слова, Абивард заметил: «Я слышал, что Вшнасп марзбан обладал... несколько похотливым темпераментом».


«Он размахивал всем, что двигалось», - сказал Михран, «и если это не двигалось, он встряхивал это. Наши дворяне служили бы ему так же, если бы он оскорбил их женщин, как он оскорбил здешних нахараров ».


«Без сомнения, ты прав, Газрик сказал то же самое», - ответил Абивард, думая, что бы он сделал, если бы кто-нибудь попытался оскорбить Рошнани. Конечно, любой, кто попытался бы оскорбить Рошнани, мог бы в конечном итоге погибнуть от ее рук; она была из тех, к кому можно относиться легкомысленно, и не из тех, кто уклоняется от опасности.


«Я предупреждал его.»Слова Михрана звенели как печальный колокол. «Он сказал мне пойти пососать лимоны; он сам пошел бы пососал что-нибудь еще.» Он начал говорить что-то еще, затем явно прикусил язык. Он получил это, все в порядке, и именно так, как он того заслуживал, вот что промелькнуло в голове Абиварда. Нет, Михран марзбан не мог этого сказать, как бы громко он об этом ни думал


Абивард вздохнул. «Ты доказал, что ты мудрее человека, который был твоим учителем. Так что же нам теперь делать? Должен ли я провести остаток этого года, кочуя из долины в долину и избивая принцев? Полагаю, я сделаю это, если должен, но это приведет к неисчислимым бедам в западных землях Видессии. Хотел бы я знать, что Маниакес делает даже сейчас ».


«Часть проблемы разрешилась сама собой, когда гениталии Вшнаспа перестали беспокоить жен и дочерей знати Васпураканера», - сказал Михран. «Нахарары охотно вернулись бы к повиновению, если бы не это...»


За исключением того, что мы должны повиноваться Шарбаразу, Царю Царей. И снова Абивард произнес фразу, которую Михран марзбан не хотел произносить вслух. Неповиновение Царю Царей не было чем-то таким, о чем мог бы небрежно помышлять кто-либо из его слуг. Несмотря на то, что Бог передал сверхъестественную мудрость Царю Царей, Шарбараз не всегда был прав, Но он всегда думал, что прав.


Михран открыл седельную сумку, полез внутрь и вытащил бурдюк с вином. Он развязал полоску сыромятной кожи, удерживающую ее закрытой, затем вылил небольшое возлияние за каждого из Четырех Пророков на землю, которая уже выпила так много крови. После этого он сделал большой глоток для себя и передал мех Абиварду.


Вино потекло по горлу Абиварда, гладкое, как шелк, сладкое, как один из поцелуев Рошнани. Он вздохнул от удовольствия. «Здесь знают свой виноград, в этом нет сомнений», - сказал он. На склонах холмов вдалеке виднелись виноградники, темно-зеленые листья которых ни с чем не спутаешь.


«Это они делают.» Микран поколебался. Абивард вернул ему бурдюк с вином. Он снова отхлебнул, но это было не то, чего он хотел. Он спросил: «Чего теперь будет ожидать от нас Царь Царей?»


«Он будет ожидать, что мы вернем Васпуракан к повиновению, не меньше», - ответил Абивард. Золотое вино быстро ударило ему в голову, не в последнюю очередь потому, что он был так измотан утренним боем. Он продолжал. «Он также будет ожидать, что мы закончим это ко вчерашнему дню или, возможно, позавчера».


Слегка выпученное выражение глаз Михрана марзбана говорило о том, что он не просто переступил невидимую черту, он перешагнул далеко за ее пределы. Он пожалел, что не придержал язык, бесполезное желание, если таковое вообще существовало. Но, возможно, его откровенность, или глупость, или как бы это ни называлось, наконец завоевали доверие марзбана. Михран сказал: «Господь, пока мы подавляем это восстание в Васпуракане, что будут делать видессиане?»


«Я сам задавался тем же вопросом. Их худшее, если я не сильно ошибаюсь», - сказал Абивард. Он с удивлением прислушался к себе, как будто был кем-то другим. Если его язык и сообразительность участвовали в гонке, то его язык вырвался вперед на приличную дистанцию.


Но Михран марзбан кивнул. «Что предпочел бы Шарбараз, царь Царей, да продлятся его дни и увеличится его царство, скорее: войну здесь, и Видесс будет забыт, или мир здесь, и Видесс будет завоеван?»


«Оба», - без колебаний ответил Абивард. Но, несмотря на то, что его язык был свободен, как у необъезженного жеребенка, он знал, к чему клонит Михран. Марзбан не хотел быть тем, кому придется это говорить, за что Абивард вряд ли мог его винить: Михран не был шурином Шарбараза и не пользовался семейным иммунитетом от неудовольствия Царя Царей. Насколько Абиварду понравилось? Он подозревал, что узнает: «Если мы откажемся от попыток заставить принцев следовать за Богом, они будут достаточно мягки, чтобы позволить мне вернуться к борьбе с видессианцами».


Когда Микран сказал то же самое ранее, он говорил об этом как о очевидной невозможности. Тон Абиварда был совершенно другим. Теперь Михран сказал: «Господь, ты думаешь, мы сможем сделать это и сохранить головы на плечах, когда Царь Царей узнает об этом?»


«Это хороший вопрос», - заметил Абивард. «Это очень хороший вопрос.» Это был вопрос, и оба мужчины знали это. Поскольку Абивард не знал, каков будет ответ, он продолжил: «Другой вопрос, который сопутствует этому, заключается в том, какова цена отказа от этого? Я думаю, ты хорошо подытожил это: у нас здесь будет война, и мы потеряем завоевания, которых добились в Видессосе ».


«Ты прав, господин; я уверен в этом», - сказал Михран, добавив: «Тебе придется с большой тщательностью составить письмо, в котором ты проинформируешь Царя Царей о выбранном тобой курсе.» Через мгновение, чтобы это не показалось слишком трусливым, он добавил: «Конечно, я также поставлю свою подпись и печать к документу, как только вы его подготовите».


«Я был уверен, что ты это сделаешь», - солгал Абивард. И все же имело смысл, что именно он должен был написать Шарбаразу. К лучшему или к худшему - к лучшему или к худшему - он был шурином Царя Царей; его сестра Динак помогла бы унять любую вспышку гнева Шарбараза, когда он узнает, что на этот раз не все его желания будут удовлетворены. Но, конечно, Шарбараз понял бы, что изменение курса пойдет Макурану только на пользу.


Конечно, он увидит это. Абивард подумал о последнем письме, которое он получил от Царя Царей, еще в Поперечнике. Шарбараз тогда не видел мудрости. Но знамя с красным львом никогда прежде не развевалось над ними. Макуран столетиями боролся за господство в Васпуракане. Преследования местных жителей всегда терпели неудачу. Конечно, Шарбараз помнил бы это. Не так ли?


Михран сказал: «Если Бог будет милостив, мы так хорошо продвинемся по нашему новому курсу и получим от этого такие выгоды к тому времени, когда Шарбараз, Царь Царей, да продлятся его годы и увеличится его царство, получит твое послание, что он будет рад принять то, что мы сделали».


«Если Бог будет добр.» Левая рука Абиварда изогнулась в жесте, призывающем Четырех Пророков. «Но твоя точка зрения хорошо понята. Давайте поговорим с их здешними первосвященниками; давайте посмотрим, какие меры мы можем выработать, чтобы подавить восстание. Потом, когда у нас будут хотя бы первые признаки хороших новостей, чтобы сообщить о них, у нас будет достаточно времени, чтобы написать ».


«Если у нас есть хотя бы зачатки хороших новостей, чтобы сообщить», - сказал Михран, внезапно помрачнев. «Если нет, мы только навлечем еще больше неприятностей на свои головы».


Поначалу Абиварду было трудно представить себе большие проблемы, чем охваченный восстанием Васпуракан и западные земли Видессии, оставленные без охраны его мобильными войсками из-за этого восстания. Но потом он понял, что это были проблемы, относящиеся ко всему Макурану в целом. Если бы Шарбараз разозлился на то, как дела в Васпуракане ведутся вопреки его воле, он был бы зол не на Макуран в целом, а на Абиварда в частности.


Тем не менее - «Мы договорились о нашем курсе?» он спросил.


Михран марзбан оглядел поле боя, прежде чем ответить. Большинство погибших макуранцев были унесены, но некоторые все еще лежали мертвыми рядом с васпураканцами, чье поражение они не собирались праздновать. Он, в свою очередь, задал вопрос: «Можем ли мы позволить себе больше этого?»


«Мы не можем», - ответил Абивард, его цель была достигнута. «Тогда мы договоримся с принцами и посмотрим, что из этого выйдет» Он вздохнул. «А потом мы расскажем Шарбаразу, Царю Царей, о том, что мы сделали, и посмотрим, что из этого получится».



III



Укрепленный город Шахапиван лежал в долине к югу от Посха. Абивард приблизился к нему один, держа перед собой выкрашенный в белый цвет щит перемирия. «Чего ты хочешь, вестник?» Васпураканец воззвал со стен. «Почему мы должны разговаривать с каким-то макуранцем после того, что ты сделал с нашим народом и с нашим поклонением господу с великим и добрым умом, который создал нас раньше всех остальных людей?»


«Я не вестник. Я Абивард, сын Годарса, шурин Шарбараза, царя Царей, да продлятся его дни и увеличится его царство. Это достаточная причина, чтобы поговорить со мной?»


Он с удовлетворением наблюдал, как отвисла челюсть у парня, который заговорил с ним. Все принцы, находившиеся достаточно близко, чтобы слышать, уставились на него сверху вниз. Они спорили на своем родном языке. Он выучил несколько васпураканских проклятий, но не более того. Несмотря на то, что он не знал языка, он легко понял, что происходит: некоторые воины поверили ему, в то время как другие думали, что он лжец, который заслуживает наказания за свою самонадеянность.


Вскоре мужчина в позолоченном шлеме и огромной гривой бороды, ниспадающей на грудь, высунулся наружу и сказал на беглом макуранском: «Я Татул, нахарар из долины Шахапиван. Если ты действительно хочешь оказать услугу земле принцев, человек из Макурана, забирай своих солдат и отправляйся с ними домой.»


«Я не желаю говорить с тобой, Татул нахарар» Ответил Абивард. Несколько васпураканцев на стене зарычали, как волки, услышав это. Рычание распространилось, когда они перевели для своих товарищей, которые знали только свой собственный язык. Абивард продолжал: «Разве верховный жрец Шахапивана не является также верховным жрецом всех тех, кто поклоняется Фосу по вашему обряду?»


«Это так.» В голосе Татула звенела гордость. «Значит, ты хотел бы поговорить с удивительно святым Хамайаком, не так ли?


«Я бы хотел», - ответил Абивард. «Пусть он придет в мой лагерь, где я буду относиться к нему со всеми почестями и постараюсь сгладить разногласия между нами».


«Нет», - категорично сказал нахарар. «Прошлой весной Вшнасп, который сейчас ушел в вечные льды, пытался подло убить удивительно святого Хайяка, над которым свет Фоса сияет с огромной силой. Если вы хотите быть озарены светом доброго бога, отраженным от его сияющей души, войдите в Шахапиван один и полностью самостоятельно. Отдайте себя в наши руки, и, возможно, мы сочтем вас достойным внимания ».


Улыбка Татула была широкой и неприятной, некоторые из васпураканцев на стене рассмеялись. «Я не Вшнасп», - сказал Абивард. «Я согласен».


«Ты - согласен?» Сказал Татул, как будто забыл, что означает макуранское слово. Принцы на стене Шахапивана разинули рты. Через мгновение Татул добавил: «Просто так?»


«Прошу прощения», - вежливо сказал Абивард. «Я должен заполнить анкету?» Когда она узнала, что он собирается в Шахапиван один, Рошнани поджарила бы его на медленном огне. Она, однако, вернулась в обоз с багажом, в то время как он был здесь, перед городскими воротами. Он вонзил нож немного глубже. «Или ты боишься, что я справлюсь с Шахапиваном в одиночку?»


Татул исчез со стены. Абивард гадал, означало ли это, что нахарар спустился, чтобы принять его, или решил, что он поражен и поэтому не стоит разговоров с васпураканским дворянином. Он почти решил, что это последнее, когда с металлическим скрежетом редко используемых петель задняя калитка рядом с главными воротами Шахапивана распахнулась. Там стоял Татул. Он поманил Абиварда вперед.


Ворота были достаточно высокими и широкими, чтобы пропустить одного всадника за раз. Когда Абивард поднял глаза, проходя через ворота, он увидел пару васпураканцев, смотревших на него сверху вниз через железную решетку, которая закрывала отверстие для убийства. Он слышал, как там, наверху, потрескивает огонь. Ему стало интересно, что принцы держат в котле над ним, что они выльют через решетку на любого, кто сломает ворота. Кипяток? Кипящее масло? Раскаленный песок? Он надеялся, что не узнает.


«У тебя есть дух, человек из Макурана», - сказал Татул, когда Абивард появился внутри Шахапивана. Абивард задавался вопросом, каким идиотом он был, придя сюда. Сотни враждебных васпураканцев уставились на него, их темные, глубоко посаженные глаза, казалось, горели огнем. Они были тихими, тише, чем такое же количество макуранцев, намного тише, чем такое же количество видессиан. Это не означало, что они не будут использовать оружие, которое носили при себе или на поясе.


Смелый фронт казался единственным выбором Абиварда. «Я здесь, как и сказал, что буду. Отведи меня сейчас к Амайяку, твоему священнику».


«Да, иди к нему», - сказал Татул. «Здесь, один, ты не сможешь служить ему так, как Вшнасп служил многим нашим священникам: ты не должен отрезать ему язык, чтобы помешать ему говорить правду о благом боге, ты не должен ломать ему пальцы, чтобы помешать ему написать эту правду, ты не должен выколоть ему глаза, чтобы помешать ему читать священные писания Фоса, ты не должен смачивать его бороду маслом и поджигать ее, говоря, что она излучает святой свет Фоса - Ничего из этого ты не должен делать, генерал Фоса. Макуран».


«Это сделал Вшнасп?» Спросил Абивард. Он не сомневался в Татуле; список злодеяний нахарара звучал слишком конкретно, чтобы его можно было выдумать. «Все - и даже больше», - ответил Татул. Слуга привел ему лошадь. Он вскочил в седло. «Пойдем теперь со мной».


Абивард ехал с ним, с любопытством оглядываясь по сторонам, пока Татул вел его по узким, извилистым улочкам Шахапивана. Машиз, столица Макурана, тоже был городом, выросшим из гор, но он сильно отличался от города Васпураканер. Несмотря на горы, Машиз смотрел на восток, на Тысячу городов в пойме рек Тутуб и Тиб. Его строители работали с древесиной, обожженным и необожженным кирпичом, а также с камнем.


Шахапиван, напротив, мог возникнуть прямо из серых гор Васпуракана. Все здания были из камня: мягкий известняк, легко обрабатываемый, заменил сырцовый кирпич и дешевую древесину, в то время как мрамор и гранит предназначались для более крупных и впечатляющих сооружений.


Принцы также мало что сделали для оживления своего города с помощью штукатурки или краски. Даже слои побелки были редкостью. Местные жители, казалось, были довольны жизнью среди серости.


Сами они не были серыми. Мужчины щеголяли в кафтанах более широкого покроя, чем обычно носили макуранцы, раскрашенных в полосы, точки и яркие узоры с завитушками. Их трехконечные шляпы с кисточками показались Абиварду глупыми, но они использовали их по максимуму, тряся и мотая головами во время разговора, так что кисточки, как и их проворные руки, помогали подчеркивать то, что они говорили.


Крестьянки и жены торговцев толпились на рыночных площадях, торговались и сплетничали. Солнце сверкало на их украшениях: отполированные медные браслеты и безвкусные стеклянные бусы на тех, кто не был так богат, массивные серебряные ожерелья или цепочки с нанизанными на них видессианскими золотыми украшениями - на тех, кто был богат. Их одежда была еще более яркой, чем у их мужчин. Вместо забавно выглядящих шляп, которые предпочитали мужчины, на головах у них были полотняные, хлопчатобумажные или переливающиеся шелковые ткани. Они указывали на Абиварда и отпускали громкие высказывания, которых он не мог понять, но и не считал лестными.


Среди всех этих огненно-красных, ярко-желтых, ярких зеленых и голубых оттенков неба и воды священники васпуракане выделялись контрастом. В отличие от видессианских синих одежд, они носили мрачный черный цвет. Они также не брили головы, но собирали свои волосы, будь то черные, седые или белые, в аккуратные пучки на затылках. У некоторых из них бороды, как у Татула, доходили до пояса.


Храмы, где они служили Фосу, были похожи на храмы их видессианских собратьев в том, что они были увенчаны позолоченными шарами. В остальном, однако, эти храмы были очень похожими на остальные здания Шахапивана: квадратные, прочные сооружения с вертикальными прямоугольными прорезями для окон, которые, казалось, были сделаны скорее для прочности и выносливости, чем для красоты и комфорта. Абивард отметил, сколько храмов было в этом городе средних размеров. Никто не мог сказать, что жители Васпуракани не принимали всерьез свою заблуждающуюся веру.


В целом они были трезвым народом, привыкшим заниматься своими делами. Толпы видессиан последовали бы за Татулом и Абивардом по улицам. То же самое могло быть верно и для макуранцев. Здесь это было не так. Васпураканцы позволили своим нахарарам разобраться с Абивардом.


Он ожидал, что Татул приведет его к самому прекрасному храму в Шахапиване. Однако, когда нахарар натянул поводья, он сделал это перед зданием, которое знавало не просто лучшие дни, но и лучшие столетия. Только позолота на его глобусе, казалось, была заменена в любое время на памяти живущих.


Татул взглянул на Абиварда. «Это храм, посвященный памяти святого Каджаджа. Вы, макуранцы, приняли его мученическую смерть - приковали к вертелу и зажарили над углями, как кабана, - за отказ отречься от святой веры Фоса и Васпура Перворожденного. Мы по сей день чтим его память».


«Я не убивал этого священника", - ответил Абивард. «Если ты винишь меня за это или даже если ты винишь меня за то, что сделал Вшнасп, ты совершаешь ошибку. Пришел бы я сюда, если бы не хотел сгладить разногласия между вами, принцами, и Шарбаразом, Царем Царей?»


«Ты храбрый человек», - сказал Татул. «Хороший ли ты человек, я еще не знаю достаточно, чтобы судить. Ибо злые люди могут быть храбрыми. Я видел это. Разве ты не сделал то же самое?»


«Немногие люди злы в своих собственных глазах», - сказал Абивард.


«Здесь ты прикасаешься к другой истине, - сказал Татул, - но не к той, которую я могу обсуждать с тобой сейчас. Подожди здесь. Я войду внутрь и принесу тебе удивительно священный Хайяк».


«Я думал пойти с тобой», Сказал Абивард.


«С кровью мучеников Васпураканера, запятнавшей твои руки?» Брови Татула взлетели к краю его шлема. «Ты сделал бы храм ритуально нечистым. Иногда мы приносим в жертву доброму богу овцу: ее плоть, сожженная в огне, излучает святой свет Фоса. Но из-за этого, однако, кровь и смерть оскверняют наши святилища.»


«Как бы ты этого ни пожелал.» Когда Абивард пожал плечами, его корсет издал негромкий дребезжащий звук. «Тогда я жду его здесь.»


Татул вошел в храм. Когда он вскоре вернулся, священник в черной мантии, которого он привел с собой, был сюрпризом. Абивард искал слабеющего седобородого старейшину. Но удивительно святой Хамайяк был в своих энергичных средних годах, его густая черная борода лишь слегка тронута сединой. Его плечи сделали бы честь Смиту


Он обратился к Татулу на гортанном языке васпураканцев. Нахарар перевел для Абиварда: «Святой священник просил передать тебе, что он не говорит на твоем языке. Он спрашивает, предпочитаете ли вы, чтобы я переводил, или вы предпочитаете использовать видессианский, который он знает.»


«Мы можем говорить по-видессиански, если хочешь», Абивард обратился непосредственно к Хмайеку. Он подозревал, что священник пытается досадить ему, отрицая знание языка макуранер, и отказался доставить ему удовольствие, показав раздражение.


«Да, очень хорошо. Давайте сделаем это.»Хмайяк говорил медленно и обдуманно, возможно, чтобы помочь Абиварду понять его, возможно, потому, что он сам не слишком свободно говорил по-видессиански. «Фос присвоил себе святых мучеников, которых вы, люди Макурана, создали.» Он нарисовал солнечный круг, который был его знаком благочестия к доброму богу, идущий в направлении, противоположном тому, которым воспользовался бы видессианин. «Как теперь ты собираешься загладить свою порочность, свою дикость, свою жестокость?»


«Они не были моими. Они не принадлежали Михрану марзбану. Они принадлежали Вшнаспу марзбану, который мертв.»Абивард осознавал, как многого он не договаривает. Политика, на которую жаловался Хмайяк, была политикой Вшнаспа, верно, но она также была - и остается - политикой Шарбараза. И Вшнасп был не просто мертв, но убит васпураканцами. Для Абиварда не заметить этого было равносильно признанию того, что марзбан сам напросился на это.


«Как ты собираешься загладить свою вину?» Повторил Хмайяк. Его голос звучал осторожно; возможно, он не ожидал, что Абивард уступит так быстро. Для него Васпуракан был не просто центром вселенной, но целой вселенной.


Для Абиварда это было всего лишь частью большей мозаики. Он ответил: «Удивительно, святой господин, я не могу вернуть мертвых к жизни, ни твоих людей, которые умерли за твою веру, ни Вшнаспа марзбана.»Если ты будешь давить на меня слишком сильно, ты заставишь меня вспомнить, как умер Вшнасп. Мог ли Хамайяк читать между строк?"


«Фос обладает силой воскрешать мертвых», Сказал Хамайяк на своем неторопливом видессианском, «но он предпочитает не использовать ее, чтобы мы не ожидали этого от него. Если Фос не использует эту силу, как я могу ожидать, что это сделает простой человек?»


«Чего ты ждешь от меня?» Спросил Абивард. Хмайяк посмотрел на него из-под густых, кустистых бровей. Его взгляд был очень проницательным, но в то же время почти детским в своей прямой простоте. Возможно, он заслуживал того, чтобы его называли удивительно святым; он не казался наполовину священником, наполовину политиком, как это делали многие видессианские прелаты.


«Ты пришел ко мне», - ответил он. «Это смело, верно, но это также показывает, что ты знаешь, что твой народ поступил неправильно. Это ты должен сказать мне, что ты будешь делать, а я должен сказать, чего достаточно ».


Абивард почти предупредил его вслух, чтобы он не давил слишком сильно. Но Хамайяк говорил не как человек, который давит, а как человек, утверждающий то, что он считает правдой. Абивард решил принять это и посмотреть, что из этого получится «Вот что я сделаю», - сказал он. «Я позволю вам поклоняться по-вашему, пока вы обещаете оставаться верными Шарбаразу, Царю Царей, пусть его дни будут долгими, а его царство увеличится. Если вы от имени вашего священства дадите это обещание и если нахарары и воины Васпуракана будут соблюдать его, восстание здесь будет таким, как будто его никогда не было ».


«Вы не будете добиваться репрессий против лидеров восстания?» Это говорил не Хамайяк, а Татул.


«Я не буду», - сказал Абивард. «Микран марзбан не будет. Но все должно вернуться к тому, что было до восстания. Там, где вы изгнали макуранские гарнизоны из городов и крепостей, вы должны позволить им вернуться ».


«Вы просите нас еще раз надеть цепи рабства, которые мы разорвали», - запротестовал Татул.


«Если дело дойдет до войны между Васпураканом и Макураном, вы проиграете», - прямо сказал Абивард. «Ты жил довольный тем, что было у тебя раньше, так почему бы не вернуться к этому?»


«Кто победит в войне между Васпураканом и Макураном - и Видессосом?» Татул выстрелил в ответ. «Маниакес, я слышал, не Генезий - он не совсем безнадежен в войне. И Видесс следует за Фосом, как и мы. Империя могла бы быть рада помочь нам против вашей ложной веры.»


Абивард на мгновение нахмурился, прежде чем ответить. Татул, в отличие от Хмайяка, мог видеть за пределами своей горной родины. Если прошлое предлагало какой-либо стандарт для суждения, он тоже мог оказаться прав - если у Видессоса хватило сил действовать так, как он надеялся. «Прежде чем тебе приснятся такие сны, Татул». Медленно произнес Абивард: «Вспомни, как далеко от Васпуракана находятся все видессианские солдаты».


«Видесс может быть далеко.» Татул указал на северо-восток: «Видессианское море близко».


Это снова заставило Абиварда нахмуриться. В Видессианском море, как и во всех морях, граничащих с Империей, плавали только видессианские корабли. Если бы Маниакес так сильно захотел послать армию в Васпуракан, он мог бы сделать это, не пробиваясь с боями через западные земли, удерживаемые макуранерами.


Хамайяк поднял правую руку. Средний палец был испачкан чернилами. Священник сказал: «Пусть у нас будет мир. Если нам позволено поклоняться так, как нам заблагорассудится, этого достаточно. Видесс, как наш учитель, попытался бы навязать нам то, что он называет ортодоксальностью, точно так же, как макуранцы пытаются заставить нас следовать за Богом и Четырьмя Пророками. Ты знаешь это, Татул; это случалось раньше ».


Нахарар неохотно кивнул. Но затем он сказал: «На этот раз этого может и не случиться. В конце концов, Маниакес - княжеской крови».


«Он не нашего вероисповедания», - сказал Хамайяк. «Видессиане никогда не смогли бы смириться с Автократором, который признал Васпура Перворожденным. Если он придет, чтобы изгнать людей Макурана, будьте уверены, он будет делать это для себя и для Видессоса, а не для нас. Давайте жить в мире.»


Татул пробормотал что-то себе под нос. Затем он снова повернулся к Абиварду. «Согласится ли Царь Царей на соглашение, которое ты предлагаешь?»


Если у него есть хоть капля здравого смысла в голове или спрятана где-нибудь еще в его личности. Но Абивард не мог этого сказать. «Если я заключу соглашение, он согласится на это», - сказал он, надеясь, что не лжет.


«Пусть будет так, как он говорит», - сказал Хмайяк Татулу. «За исключением Вшнаспа, макуранцы редко лгут, и он сделал себе доброе имя в войнах против Видессоса. Я не думаю, что он обманывает нас.» Он говорил по-видессиански, чтобы Абивард мог понять.


«Я сделаю то, что сказал», Заявил Абивард. «Пусть Четыре Пророка отвернутся от меня и пусть Бог сбросит меня в Пустоту, если я лгу».


«Я верю, что ты сделаешь так, как сказал», - ответил Татул. «Мне не нужен удивительно святой Хайяк, чтобы сказать мне, что ты благороден; своими сегодняшними словами ты убедил меня. Стал бы Вшнасп скрываться среди нас? Это для того, чтобы посмеяться. Нет, у тебя есть честь, шурин Царя Царей. Но есть ли честь у Шарбараза?»


«Он - Царь царей», - провозгласил Абивард. «Он - источник чести».


«Фос, да будет так», - сказал Татул и нарисовал знак солнца своего бога над сердцем.


Рошнани стояла, уперев руки в бока, возле фургона, в котором она проехала столько фарсангов по западным землям Видессии и Васпуракану. Встретиться с ней лицом к лицу, возможно, было труднее, чем въехать в Шахапиван. «Мой муж, » сладко сказала она, « ты дурак».


«Предположим, я скажу что-то вроде "Без сомнения, вы правы, но мне это сошло с рук"?» Ответил Абивард. «Если я это сделаю, можем ли мы считать спор уже оконченным?" Если я скажу тебе, что больше не буду так рисковать...»


«Ты лжешь», - прервала его Рошнани. «Ты вернулся, так что мы можем поспорить. Это отвлекает много скота от панического бегства, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но если бы ты не вернулся, у нас была бы яростная драка, позволь мне сказать тебе это ».


«Если бы я не вернулся...» Абивард устал. Он прошел четверть пути через это, прежде чем понял, что это не имеет логического смысла.


«Неважно», - сказала Рошнани. «Я полагаю, васпураканцы согласились. Если бы они этого не сделали, они бы начали отправлять вас по частям.» Когда Абивард не стал этого отрицать, его главная жена задала тот же вопрос, что и нахарар Татул: «Согласится ли Шарбараз, царь Царей?» Абивард мог бы быть с ней более откровенным, чем с Васпураканцем. «Сбрось меня в Пустоту, если я знаю», - сказал он. «Если Бог добр, он будет так рад услышать, что мы взяли восстание васпураканцев под контроль, не ввязываясь в бесконечные бои здесь, что ему будет все равно, как мы это сделали, если Бог не добр ...» Он пожал плечами.


«Пусть она будет такой», - сказала Рошнани. «Я буду молиться леди Шивини, чтобы она вступилась за нее и гарантировала, что она удовлетворит твою просьбу».


«Все будет так, как есть, и когда мы узнаем, как это происходит, мы разберемся с этим как можно лучше», - сказал Абивард, и эта фраза отвергла все гадания, если они когда-либо были. «Прямо сейчас я был бы не прочь выпить бокал вина.»


Рошнани подыграла шутке. «Я предсказываю одну ложь в вашем будущем».


Конечно же, появилось вино, и мир от этого стал выглядеть лучше. Жареная баранина с пастернаком и луком-пореем тоже улучшила настроение Абиварда. Затем Вараз спросил: «Что бы ты сделал, если бы они попытались удержать тебя в Шахапиване, отец?»


«Что бы я сделал?» Эхом отозвался Абивард. «Я бы сражался, я думаю. Я бы не хотел, чтобы они бросили меня в какую-нибудь камеру в цитадели и делали со мной, что хотели, столько, сколько хотели. Но после этого твоя мать расстроилась бы из-за меня еще больше, чем была на самом деле ».


Вараз обдумал это, а затем кивнул, ничего больше не сказав; он понял, что имел в виду его отец. Но Гульшар, которая была слишком мала, чтобы следить за разговорами так внимательно, как это мог Вараз, сказала: «Почему мама была расстроена, папа?»


Абивард не хотел произносить слов о дурном предзнаменовании, поэтому он ответил: «Потому что я бы сделал что-нибудь глупое - вроде этого.» Он щекотал ее ребра, пока она не завизжала, не забарабанила ногами и не забыла о заданном вопросе.


Он выпил еще вина. Одного за другим детям захотелось спать, и они отправились в свои тесные купе в фургоне. Абиварду тоже захотелось спать. Зевая, он шел, согнув шею, чтобы не удариться о крышу, вниз, в маленькую, занавешенную шторами комнату, которую он делил с Рошнани. Несколько ковров и овечьих шкур на полу делали сон мягким; когда наступала зима, они с Рошнани предпочитали спать под несколькими из них, а не сверху.


Сейчас в этом не было необходимости. В Васпуракане не было летней жары, сравнимой с жарой домена Век Руд, где Абивард вырос до зрелости. Когда вы вышли на солнце в жаркий день там, через несколько мгновений вы почувствовали, что ваши глазные яблоки начинают высыхать. Здесь, в долине Шахапиван, было тепло, но не настолько, чтобы вы задумались, не попали ли вы по ошибке в печь для выпечки. Абивард перевернулся бы на другой бок и заснул - или даже заснул бы, не переворачиваясь сначала, - но Рошнани чуть ли не приставала к нему после того, как задернула за собой входную занавеску . Позже он вгляделся в нее сквозь темноту и сказал: «Не то чтобы я жалуюсь, заметьте, но чему это помогло?»


Как и его, ее голос был тонким шепотом: «Иногда ты можешь быть очень глупым. Ты знаешь, что я провела весь этот день, гадая, увижу ли я тебя когда-нибудь снова?" Вот для чего это было сделано».


«О». Через мгновение Абивард сказал: «Знаешь, ты даешь мне неверное представление. Теперь, всякий раз, когда я вижу враждебный город, у меня возникает непреодолимое желание отправиться в него и обсудить все с тем, кто там командует »


Она ткнула его в ребра. «Не будь более абсурдным, чем ты можешь помочь», - сказала она, ее голос был резче, чем обычно.


«Я повинуюсь тебе, как повиновался бы Шарбаразу, Царю Царей, да продлятся его годы и увеличится его царство», - сказал Абивард с экстравагантным жестом, который пропал даром в темноте. Он снова сделал паузу, затем добавил: «На самом деле, я бы предпочел повиноваться тебе. У тебя больше здравого смысла».


«Я должна на это надеяться», - сказала Рошнани.


Пантел опустился на одно колено перед Абивардом, в шаге от полной прострации, которую видессианский волшебник даровал бы Маниакесу. «Чем я могу служить тебе, самый выдающийся господин?» спросил он, его темные глаза горели нетерпением и любопытством.


«У меня есть вопрос, на который я хотел бы получить ответ магическими средствами», - сказал Абивард.


Пантелей кашлянул и поднес руку, чтобы прикрыть рот. Как и его лицо, его руки были тонкими и с тонкой костью: быстрые руки, умные руки. «Какой сюрприз!» - воскликнул он сейчас. «А я-то думал, ты позвал меня, чтобы приготовить тебе рагу из чечевицы и речной рыбы».


«Одна из причин, почему я не вызову вас снова и снова, что гадюка вам держать во рту и называем языком,» Отправляясь сказал. Пантелеса это не смутило, но заставило его прихорашиваться, как павлина. Абивард вздохнул. Видессианцам иногда, к сожалению, не хватало понятий подобострастия и субординации. «Я полагаю, вы можете ответить на такой вопрос.»


«О, я могу с уверенностью ответить на это, самый выдающийся господин», - ответил Пантел. У него не было недостатка в уверенности: Абивард иногда думал, что если бы видессиане были хотя бы наполовину такими умными, какими они себя считали, они правили бы всем миром, а не только Империей. «Принесет ли вам пользу знание ответа - это совсем другой вопрос».


«Да, я начал понимать, что пророчество доставляет ровно столько хлопот, сколько оно того стоит», - сказал Абивард. - «Я не прошу о предсказании, только о подсказке. Одобрит ли Шарбараз, царь Царей, соглашение, которое я заключил здесь, в Васпуракане?»


«Я могу сказать тебе вот что», - сказал Пантел. По тому, как он стряхнул воображаемую пылинку с рукава своей мантии, он ожидал чего-то более сложного. Но затем он наклонился вперед, как охотничья собака, почуявшая запах: «Почему ты не попросишь об этой услуге своих собственных магов, а не меня?»


«Потому что новости, о которых я задал вопрос, с меньшей вероятностью дойдут от вас до Шарбараза, чем от макуранского волшебника», - ответил Абивард.


«А». Пантел кивнул. «Как и Автократор, Царь Царей чувствителен, когда магия направлена в его сторону, не так ли? Я могу это понять».


«Да.» На этом Абивард остановился. Он подумал о Чикасе, который пытался убить Маниакеса с помощью колдовства и которому посчастливилось сбежать после того, как его попытка провалилась. У Правителей были веские причины желать, чтобы маги оставили их в покое.


«Простого "да" или "нет" будет достаточно?» - Спросил Пантел. Не дожидаясь ответа, он достал свои принадлежности и приступил к работе. Среди волшебных материалов была пара круглых пирожных васпураканер, покрытых сахарной пудрой.


Указывая на них, Абивард сказал: «Тебе нужны яйца принцев, чтобы сотворить твое заклинание?»


«Они символ Васпуракана, не так ли?"» Сказал Пантел. Затем он издал отчетливо нехорошее фырканье. Он разрезал одно из пирожных пополам, положив каждый кусочек в отдельную миску. Затем он полил обе половинки светлым вином из васпураканера.


Покончив с этим, он разрезал оставшееся тесто пополам. Эти половинки он положил на стол, рядом с двумя мисками. Он постучал по краю одной чаши и сказал: «Вы увидите реакцию здесь, самый выдающийся сэр, если Царь Царей, вероятно, одобрит соглашение, которое вы заключили».


«И я увижу одного в другой чаше, если он будет против?» - Спросил Абивард.


Пантел кивнул. Абивард нашел другой вопрос: «Какого рода реакция?»


«Не прибегая фактически к колдовству, достопочтенный сэр, я не могу сказать, поскольку это зависит от ряда факторов: силы чувств испытуемого, точной природы вопроса и так далее».


«Полагаю, в этом есть смысл», - сказал Абивард. «Давайте посмотрим, что получится.»


Еще раз кивнув, Пантелей начал петь на языке, в котором через мгновение Абивард узнал видессианский, но настолько архаичный, что он мог понимать не больше любого другого слова. Волшебник сделал быстрые пассы правой рукой, сначала над чашей, где должно было быть указано одобрение Шарбараза. Там ничего не произошло. Абивард вздохнул. Он действительно не ожидал, что Царь Царей обрадуется его плану. Но насколько несчастным был бы Шарбараз?


Пантелей переключил свое внимание на шар принцев, отмокающий в другой чаше. Почти сразу белое вино приобрело цвет крови. Брови волшебника - так тщательно изогнутые, что Абивард подумал, не выщипал ли он их - взлетели вверх, но он продолжил свое заклинание. Внезапно красное вино начало пузыриться и поднимать пар. От васпураканского теста в миске с ним начал подниматься дым.


И затем, для пущей убедительности, вторая половина этого бала принцев, та, что не была пропитана вином, загорелась прямо на столе. Испуганно выругавшись, Пантелей схватил кувшин с васпураканским вином и вылил то, что в нем оставалось, на выпечку. На мгновение Абивард задумался, будет ли бал принцев продолжать гореть в любом случае, поскольку огонь, который бросали некоторые видессианские дромоны, продолжал гореть, даже когда они плыли по морю. К его облегчению, пылающее кондитерское изделие было потушено.


«Я верю», - сказал Пантелес с показным спокойствием, которое маскирует потрясенный до глубины души дух, «Я верю, как я уже сказал, Шарбараз слышал идеи, которые ему понравились больше».


«Неужели?» Абивард намеренно сделал свои глаза большими и круглыми. «Никогда бы не подумал».


Посланник покачал головой. «Нет, повелитель», - повторил он. «Насколько я знаю, видессийцы не перешли через пролив, чтобы пересечь его».


Абивард пнул землю перед своим фургоном. Он хотел, чтобы Маниакес делал приятные, простые, очевидные вещи. Если бы Автократор видессиан переехал, чтобы вновь занять пригород на дальней стороне Переправы для скота, Абиварду не составило бы труда выяснить, что он задумал и почему. Как обстояли дела - «Ну, и что сделали видессиане?»


«Почти ничего, господин», - ответил посланник. «Я видел столько же - или, скорее, так же мало - своими глазами. Их военные корабли постоянно находятся в патруле. У нас были сообщения, что они снова сражаются с варварами на севере, но мы не знаем этого наверняка. Кажется, они собирают корабли в столице, но в этом году для них становится поздно отправляться в полномасштабную кампанию ».


«Это так», - согласился Абивард. В скором времени штормы сделают моря смертельно опасными, а осенние дожди превратят дороги в грязь, по которой невозможно будет передвигаться быстро, а иногда и вообще невозможно. Никто в здравом уме или даже не в своем уме не хотел влипать в подобную неразбериху. И после осенних дождей пошел снег, а затем еще один ливень.… Он немного подумал. «Вы полагаете, Маниакес намерен дождаться начала дождей, а затем вернуться на ту сторону, зная, что у нас будут проблемы с продвижением против него?»


«Прошу у тебя прощения, господь, но я даже не мог предположить», - сказал посланник.


«Ты, конечно, прав», - сказал Абивард. Посланник был молодым человеком, который знал, что сказал ему его командир и что он видел собственными глазами. Ожидать от него каких-либо глубоких прозрений в отношении предстоящей видессианской стратегии было чересчур.


Поднялось еще больше пыли, когда Абивард снова ударил ногой. Если он сейчас уйдет из Васпуракана, поселение, которое он почти собрал здесь, развалится. Она все равно могла развалиться; жители Васпуракани, хотя и были убеждены в его добросовестности, все еще не доверяли Михрану, который служил под началом ненавистного Вшнаспа и который формально оставался их губернатором. Абивард мог заставить их поверить, что он пойдет против воли Шарбараза; Михран не мог.


«Есть ли что-нибудь еще, господин?» посланник спросил.


«Нет, если только ты...» Абивард остановился. «Я беру свои слова обратно. Как прошло твое путешествие по западным землям?" У вас были какие-нибудь проблемы с видессианцами, пытавшимися убедиться, что вы никогда сюда не попадете?»


«Нет, господин, ничего подобного», - ответил посланник. «Мне было труднее вытащить новых лошадей из некоторых наших конюшен, чем с любым из видессиан. На самом деле, там была одна девушка... Он заколебался. «Но ты не захочешь об этом слышать».


«О, я мог бы, за кружкой вина в таверне», - сказал Абивард. «Однако сейчас не время и не место для подобных историй; в этом ты прав. Кстати, о вине, выпейте себе кружечку-другую, затем идите и скажите повару, чтобы он накормил вас до отвала.»


Он задумчиво смотрел в спину посыльного, когда юноша отправился подкрепиться. Если видессиане больше не беспокоили одиноких макуранцев, путешествующих по их территории, они не думали, что у Маниакеса были какие-то планы на этот год. Возможно, это был хороший знак.


Дождь барабанил по матерчатой крыше фургона. Абивард напомнил себе, что нужно сказать своим детям, чтобы они не тыкали указательным пальцем в ткань, чтобы вода не проходила сквозь нее и не стекала по ней. Он напоминал им об этом в начале каждого сезона дождей, и обычно ему приходилось сопровождать напоминания похлопываниями по заднице, пока они не получали сообщение.


Дождь еще не был сильным, как это должно было случиться в ближайшее время. Пока он просто покрывал пыль, а не превращал все в трясину. Вероятно, к полудню погода ослабнет, и после этого у них может быть пара солнечных дней, возможно, даже пара дней летней жары.


Снаружи фургона возница Пашанг крикнул Абиварду: «Господин, сюда идет васпураканец; похоже, он ищет тебя. Через мгновение он добавил: «Я бы не хотел, чтобы он искал меня».


Никто никогда не обвинял Пашанга в том, что он герой. Тем не менее, Абивард пристегнул свой меч, прежде чем выглянуть наружу. Когда капли дождя брызнули ему в лицо, он пожалел, что у пилоса, который он носил, не было полей.


Он быстро обнаружил, что надевание меча было бесполезным жестом. Васпураканец был верхом на бронированном коне и носил полную броню. Он смазал его жиром; вода капала на его шлем и доспехи, но не доходила до железа.


«Я приветствую тебя, Газрик, сын Бардзрабола», - мягко сказал Абивард. «Ты пришел на мои поиски, вооруженный с головы до ног?»


«Не в поисках тебя, шурин Царя Царей.» Газрик покачал головой. Из его бороды брызнула вода. «Ты отнесся ко мне с честью там, когда я велел тебе свернуть с Васпуракана. Ты не прислушался ко мне, но и не презирал меня. Однако один из ваших маршалов назвал меня псом. Я надеялся найти его на поле боя, когда наши войска сражались с вашими, но Фос не оказал мне такой милости. И поэтому я пришел сейчас, чтобы найти его»


«Тогда мы были врагами», - напомнил ему Абивард. «Сейчас между Макураном и Васпураканом перемирие. Я хочу, чтобы это перемирие стало крепче и глубже, а не видеть, как оно нарушается ».


Газрик поднял густую кустистую бровь. «Ты неправильно понял меня, Абивард, сын Годарса. Это не вопрос Васпуракана и Макурана; это вопрос человека и человека. Если бы нахарар нанес мне подобное оскорбление, я бы тоже обратился к нему. Разве у вас не то же самое? Или знатный житель Макурана терпит, чтобы его сосед превращал его имя в предмет поношения?»


Абивард вздохнул. Газрик усложнял ситуацию настолько, насколько мог, без сомнения, намеренно. Васпураканец тоже знал, о чем он говорил. Макуранская знать была гордым и обидчивым народом, и мужчины одного домена часто сражались с жителями соседнего из-за какой-нибудь провинности, реальной или воображаемой.


«Назови мне имя мужлана, который назвал меня наглым псом», - сказал Газрик.


«Ромезан, сын Бижана, благороден из Семи кланов Макурана», - ответил Абивард, словно отсталому ребенку. По крови Ромезан был более благороден, чем Абивард, который принадлежал всего лишь к классу дихганов, мелкой знати ... но который был шурин и маршал Шарбараза.


В любом случае, различие было потеряно для Газрика, который судил по другим стандартам. «Ни один человек, кроме принца Васпуракана, не может по-настоящему считаться благородной крови», - заявил он; как и Абивард, он объяснял нечто настолько очевидное для него, что это вряд ли нуждалось в объяснении. Он продолжал: «Несмотря ни на что, меня не волнует, какую кровь он несет, потому что я намеренно ее проливаю. Где в этом вашем лагере я могу его найти?»


«Ты здесь один», - напомнил ему Абивард.


Брови Газрика снова дернулись. «И так? Ты бы убрал гончую со следа? Ты бы убрал медведя с медового дерева?" Удержали бы вы оскорбленного человека от мести? За исключением Вшнаспа, у вас, макуранцев, есть репутация людей чести; вы сами показали это. Ты бы отказался от этого доброго имени?»


Что сделал бы Абивард, так это вышвырнул бы Газрика из лагеря, что, однако, выглядело скорее всего как создание большего количества проблем, чем решение. «Вы не нападете на Ромезан без предупреждения?»


«Я человек чести, шурин Царя Царей», - сказал Газрик с заметным достоинством. «Я хочу назначить время и место, где мы двое могли бы встретиться, чтобы сгладить наши разногласия».


Составляя их различия, он имел в виду, что один из них начнет разлагаться. Макуранская знать, как известно, разрешала споры подобным образом, хотя простой дихган редко осмеливался бросить вызов человеку из Семи Кланов. Однако, судя по поведению Газрика, он считал всех не-васпураканцев ниже себя и оказывал ромезану честь, снисходительно замечая, что его оскорбили.


Абивард указал на раскинувшийся шелковый павильон в паре фарлонгов от нас. Пероз, царь Царей, мог бы взять с собой на поле боя кого-нибудь понарошку, когда переходил Дегирд в своей злополучной экспедиции против Хамора, но ненамного - а Ромезан, какой бы знатной крови он ни был, не был Царем царей. «Он обитает там».


Голова Газрика повернулась к павильону. «Это очень красиво», - сказал он. «Я не сомневаюсь, что какой-нибудь другой человек из вашей армии насладится этим, когда Ромезан больше не будет в этом нуждаться».


Он поклонился в седле Абиварду, затем поскакал к палатке Ромезана. Абивард с беспокойством ждал, что вот-вот раздадутся крики, как могло бы случиться, если бы Газрик солгал о том, что отправился туда просто для того, чтобы бросить вызов. Но, очевидно, Газрик сказал правду. И если Ромезан признает его достаточно благородным, чтобы сражаться, человек Семи Кланов будет оказывать своему врагу всяческую любезность - пока не наступит назначенный час, после чего он сделает все возможное, чтобы убить его.


Абивард хотел бы, чтобы королевства и империи могли улаживать свои дела так же экономно.


Это был участок земли длиной в фарлонг и шириной в несколько ярдов: совершенно обычный участок земли, по которому иногда проходил васпураканец или даже макуранец, но ни один из них не был запечатлен в памяти людей, по крайней мере до сегодняшнего дня.


Однако с этого момента менестрели будут петь об этом довольно грязном клочке земли. Будут ли менестрели, сочинившие самые смелые, задорные песни, носить пилос или шапочки с тремя коронами, определится сегодня.


Воины из Макурана и Васпуракана столпились вокруг длинной, узкой полосы земли, толкая друг друга и бросая подозрительные взгляды, когда они слышали, как люди рядом говорят не на том языке, каким бы он ни был. Иногда свирепые взгляды и рычание сохранялись; иногда они растворялись в азарте ставок.


Абивард стоял посреди согласованной площадки для дуэлей. Когда он жестом подозвал к себе Ромезана и Газрика с противоположных концов поля, толпа зрителей погрузилась в выжидательное молчание. Благородный из Семи Кланов и Васпураканец нахарар медленно приближались, каждый на своем бронированном коне. Оба мужчины тоже были в доспехах. В своих кольчугах с головы до ног и пластинчатых доспехах они отличались друг от друга только своими плащами и красным львом, нарисованным на маленьком круглом щите ромезанца. Покрывало из макуранской кольчуги скрывало навощенные шипы его усов, в то время как покрывало Газрика опускалось на его внушительную бороду.


«Вы оба согласны, что бой - это единственный способ разрешить разногласия между вами?"» Спросил Абивард. Со слабым звоном металла две головы качнулись вверх и вниз. Абивард настаивал: «Разве вы не будете удовлетворены первой кровью здесь сегодня?»


Теперь, с более хриплыми звуками, обе головы двигались из стороны в сторону. «Драка не имеет смысла, будь то не до смерти», - заявил Ромезан.


«В этом, если не в каком-либо другом мнении, я согласен со своим оппонентом», - сказал Газрик.


Абивард вздохнул. Оба мужчины были слишком упрямы для их же блага. Каждый видел это в другом, а не в себе. Абивард громко провозгласил: «Это битва между двумя мужчинами, каждый из которых зол на другого, а не между Макураном и Васпураканом. Что бы здесь ни произошло, это никак не повлияет на перемирие, которое сейчас продолжается между двумя землями. Это согласовано?»


Он задал этот вопрос не Ромезану и Газрику, а толпе зрителей, толпе, которая в любую минуту могла перерасти в драку. Воины кивнули в торжественном согласии. Насколько хорошо они будут соблюдать соглашение, когда один из их чемпионов будет лежать мертвым, еще предстоит выяснить.


«Пусть Бог дарует победу правым», - сказал Абивард. «Нет, Фос и Васпур Перворожденный, который присматривает за своими детьми, принцами Васпуракана», - сказал Газрик, очерчивая рукой в перчатке солнечный круг своего божества над левой грудью. Многие из васпураканцев среди зрителей подражали его жесту. Многие из макуранцев ответили своим собственным жестом, чтобы отвести любое пагубное влияние.


«Возвращайтесь на свои концы поля здесь», - сказал Абивард, полный дурных предчувствий, но неспособный остановить драку, которой так хотели оба участника. «Когда я подам сигнал, набросьтесь друг на друга. Я говорю вам вот что: несмотря на то, что вы сказали, вы можете сдаться в любое время, без ущерба для чести.» Ромезан и Газрик кивнули. В кивках не говорилось: "Мы понимаем и согласны". Они сказали: "Заткнись, убирайся с дороги и дай нам сражаться".


У Ромезана, по мнению Абиварда, была лошадь получше, чем у Газрика, который сидел верхом на крепком, но в остальном невпечатляющем мерине васпураканского происхождения. Кроме этого, он не смог найти разницы между этими двумя мужчинами ни на грош. Он знал, насколько хорошим воином был Ромезан; он не знал Газрика, но Васпураканец производил впечатление человека, способного постоять за себя. Абивард поднял руку. Оба мужчины наклонились вперед в седле, выставив копья. Он позволил своей руке упасть. Поскольку их лошади носили скобяные изделия, как и их собственные, ни ромезан , ни Газрик не носили шпор. Они использовали поводья, голос, колени и иногда удар ботинком по ребрам, чтобы заставить своих животных делать то, что они требовали. Лошади были хорошо обучены. Они с грохотом неслись навстречу друг другу, грязь фонтанировала из-под их копыт.


Каждый всадник поднял свой щит, чтобы защитить левую часть груди и большую часть лица. Столкновение! Оба копья попали в цель. Ромезан и Газрик перелетели через хвосты своих лошадей, когда толпа закричала от искусных ударов. Лошади галопом понеслись к дальним концам поля. Слуги каждого поймали зверя другого.


Газрик и Ромезан медленно поднялись на ноги. Они двигались неуверенно, словно полупьяные; падения, которые они совершили, оглушили их. От удара копье Газрика дрогнуло. Он отбросил в сторону огрызок и обнажил свой длинный прямой меч. Копье Ромезана все еще было цело. Он атаковал Газрика: теперь у него было большое преимущество в досягаемости.


Лязг! Газрик рубанул древком копья ниже головы, надеясь отсечь эту голову, как если бы она принадлежала осужденному грабителю. Но у копья была железная полоска, привинченная к дереву, чтобы отразить любой такой удар.


Тыкай, тыкай. Словно кошка, играющая с мышью, Ромезан оттеснил Газрика вниз по расчищенной полосе, где они сражались, не давая ему шанса нанести свой собственный решающий удар - до тех пор, пока с громким криком васпураканец не отбил щитом нацеленный наконечник копья и не бросился на своего врага.


Ромезан не мог отступить так быстро, как Газрик надвигался на него. Он ударил Газрика древком копья по ребрам, пытаясь вывести его противника из равновесия. Это была ошибка. Газрик снова рубанул по древку и на этот раз попал ниже защитной полосы железа. Древко раскололось. Выругавшись, Ромезан бросил его на землю и выдернул свой меч.


Внезапно оба мужчины казались неуверенными. Они привыкли сражаться на мечах верхом, а не пешими, как пара пехотинцев. Вместо того, чтобы бросаться друг на друга в полную силу, они обменивались ударами, каждый отступал на шаг, как бы оценивая силу и скорость другого, а затем приближался для еще одного короткого столкновения.


«Сражайся!» - крикнул кто-то из толпы, и в одно мгновение сотня глоток выкрикнула это слово.


Ромезан был тем, кто предпринял атаку. Газрик, казалось, был доволен тем, что защищался и ждал ошибки. Абивард думал, что Ромезан сражался так же, как вел своих людей: прямо вперед, более чем храбро и с полным пренебрежением ко всему, кроме того, что лежало перед ним. Тикас пару раз использовал фланговые атаки, чтобы растерзать своих солдат.


Столкнувшись лицом к лицу только с одним врагом, Ромезану не нужно было беспокоиться о нападении сбоку. Железо звякнуло о железо, когда он рубил Газрика. Полетели искры, как бывает, когда кузнец точит меч на шлифовальном круге. А затем, с резким щелчком, клинок Газрика переломился надвое.


Ромезан занес свой собственный меч для смертельного удара. Газрик, у которого было лишнее самообладание, метнул обрубок и рукоять своего сломанного оружия в голову макуранца. Затем он прыгнул на ромезанца, обеими руками схватив его за правое запястье


Ромезан попытался выбить у него из-под ног ноги и сделал это, но Газрик и его потащил вниз. Они упали вместе, и их доспехи загремели вокруг них. Газрик вытащил кинжал и ударил ромезанца, пытаясь просунуть острие между пластинками его корсета. Абивард думал, что ему это удалось, но Ромезан не закричал и продолжал сражаться.


Газрик отпустил руку Ромезана с мечом, чтобы высвободить свой собственный нож. У Ромезана не было места, чтобы взмахнуть мечом или нанести им удар. Вместо этого он использовал его как кастет, ударив Газрика по лицу украшенной драгоценными камнями тяжелой рукоятью. Васпураканец застонал, как и его соотечественники.


Ромезан ударил его снова. Теперь Газрик завыл. Ромезану удалось повернуть клинок вспять и вонзить его острием вперед, чуть выше кольчужной вуали, которая защищала большую часть лица Газрика, но не все. Тело Газрика содрогнулось, и его ноги забарабанили по грязи. Затем он затих.


Очень медленно, в полной тишине, Ромезан с трудом поднялся на ноги. Он снял шлем. Его лицо было в крови. Он поклонился трупу Газрика, затем мрачным жителям Васпуракана в толпе. «Это был храбрый человек», - сказал он, сначала на своем родном языке, затем на их.


Абивард надеялся, что это успокоит васпураканцев в толпе. Никто не обнажил мечей, но один человек сказал: «Если ты называешь его храбрым сейчас, почему ты назвал его собакой раньше?»


Прежде чем Ромезан ответил, он сбросил перчатки. Он вытер лоб тыльной стороной ладони, смешав пот, грязь и кровь, но не сделав ничего большего. Наконец он сказал: «По той же причине, по которой любой человек оскорбляет своего врага во время войны. Как вы, принцы, назвали нас? Но когда война закончилась, я был готов оставить все как есть. Газрик пришел искать меня; я не пошел искать его ».


Хотя ты, конечно, сделал это на поле боя, и хотя ты был рад сразиться с ним, когда он пришел к тебе, подумал Абивард. Но Ромезан дал настолько хороший ответ, насколько мог. Абивард сказал: «Генерал Макурана прав. Война окончена. Давайте помнить об этом, и пусть это будет последняя кровь, пролитая между нами».


Вместе со своими соотечественниками он ждал, будет ли этого ответа достаточно или васпураканцы, несмотря на его слова и слова Ромезана, заставят кровь заплатить за кровь. Он держал руку подальше от рукояти своего меча, но был готов выхватить его в одно мгновение.


На несколько мгновений вопрос повис на волоске. Затем из задних рядов толпы несколько васпураканцев повернулись и поплелись обратно к хмурым серым стенам Шахапивана, опустив головы, ссутулив плечи, являя собой само воплощение уныния. Если бы Абивард имел хоть малейшее представление, кто они такие, он бы заплатил им кругленькую сумму серебряными аркетами или даже видессианскими золотыми монетами. Мирный, разочарованный уход дал их соотечественникам повод и стимул покинуть место дуэли, не пытаясь изменить результат.


Абивард позволил себе роскошь протяжно вздохнуть с облегчением. Вряд ли все могло сложиться лучше: Ромезан не только победил своего соперника, но и сумел сделать это таким образом, чтобы не спровоцировать восстание принцев.


Он подошел к своему генералу. «Что ж, мой великий кабан из Макурана, мы справились с этим».


«Да, мы так и сделали», - ответил Ромезан, - «и я растянул пса мертвым в грязи, как он того заслуживал.» Он рассмеялся над ошеломленным выражением лица Абиварда. «О, я говорил с ним справедливо ради его собственного народа, господь. Я не дурак: я знаю, что нужно было делать. Но он был собакой, и он мертвый пес, и я наслаждался каждым моментом его убийства.»Всего на мгновение его фасад бравады дал трещину, потому что он добавил: «За исключением пары мест, где я думал, что он собирается убить меня».


«Как ты жил там, когда он вонзал в тебя нож через твой костюм?"» Спросил Абивард. «Я думал, он проткнул его пару раз, но ты продолжал».


Ромезан рассмеялся. «Да, я так и сделал, и знаешь почему? Под ним я носил защитное кольцо "железное сердце", такие надевают пехотинцы, когда не могут позволить себе никаких других доспехов. Никогда не знаешь, подумал я, когда это пригодится, и, клянусь Богом, я был прав. Итак, он не убил меня, а я убил его, и это все, что имеет значение ».


«Сказано как воин», - сказал Абивард. Ромезан, насколько он мог судить, не отличался большим умом, но иногда, как сейчас, было достаточно готовности приложить дополнительные усилия и большой порции прямолинейной храбрости.


Приближалась осень. Абивард много думал о том, чтобы вернуться в западные земли Видессии до того, как дожди закончат превращать дороги в грязь, но в конце концов решил оставить свои мобильные силы в Васпуракане. Если принцы нарушат свое хрупкое соглашение с Макураном, он не хотел давать им зиму, за которую они могли бы укрепиться.


Также его суждению придавало значение то, насколько спокойным был Маниакес. Вместо того, чтобы броситься вперед, независимо от того, были ли у него силы для этого, как он делал раньше, видессианский Автократор вел осторожную игру. В некотором смысле это беспокоило Абиварда, поскольку он не был уверен, что задумал Маниакес. С другой стороны, однако, это принесло ему облегчение: даже если бы он оставил мобильные силы здесь, в Васпуракане, он мог быть совершенно уверен, что Автократор не нападет на западные земли.


Сохранение мобильных сил в Васпуракане также позволило ему представить Шарбаразу соглашение, которое он заключил с принцами, в качестве отвоевания и оккупации их земель. Он в полной мере использовал этот аспект ситуации, когда, наконец, написал письмо, в котором объяснил Царю Царей все, что он сделал. Если бы кто-то не прочитал это письмо с величайшим вниманием, то никогда бы не заметил, что жители Васпуракани все еще поклонялись в своих старых храмах Фосу и что Абивард согласился не пытаться удерживать их от этого.


«Царь царей, да продлятся его дни и увеличится его царство, очень занятой человек», - сказал он, передавая тщательно составленное письмо Михрану марзбану на подпись. «Если хоть немного повезет, он пролистает это, даже не заметив тонкостей оформления.» Он надеялся, что это правда, учитывая то, что Пантелес сказал ему о том, как Шарбараз, вероятно, отреагирует, если заметит. Он не упомянул об этом марзбану.


«Это было бы прекрасно, не так ли?» Сказал Михран, нацарапав свое имя под именем Абиварда. «Это было бы действительно очень здорово, и я думаю, у тебя есть шанс осуществить это».


«Что бы он ни делал, ему придется делать это быстро», - сказал Абивард. «Это письмо должно дойти до него до того, как дороги станут слишком грязными для движения, но не задолго до этого. Ему нужно поторопиться, если он собирается дать какой-либо ответ до зимы или, может быть, даже до весны. Я надеюсь, что к тому времени, как он соберется с силами, чтобы ответить мне, произойдет так много других событий, что он совсем забудет о моем письме ».


«Это было бы прекрасно», - повторил Михран. «На самом деле, может быть, вам даже следует устроить так, чтобы ваш посыльный задерживался так долго, чтобы он застрял в грязи и еще позже доставил ваше письмо».


«Я думал об этом», Сказал Абивард. «Я решил, что не смею рисковать. Я не знаю, кто еще писал Царю Царей и что он или они могли сказать, но я должен думать, что некоторые из моих офицеров жаловались на заключенное нами соглашение. Шарбаразу нужно, чтобы мы изложили ему нашу точку зрения, иначе он может немедленно осудить нас ».


Марзбан обдумал это, затем неохотно кивнул. «Я полагаю, ты прав, повелитель, но я боюсь, что этого письма будет достаточно, чтобы самого по себе обвинить нас в неповиновении. Жители Васпуракани не поклоняются Богу».


«Они также не убивают марзбанов и не подстерегают солдат», - ответил Абивард. «Шарбаразу придется решить, что имеет больший вес».


На этом вопрос был решен. Как только письмо было должным образом подписано и запечатано, курьер отправился с ним на запад. Оно должно было пройти через западные районы Васпуракана и Тысячи городов, прежде чем попасть в Машиз - и в поле зрения Шарбараза. Насколько Абивард мог видеть, он, очевидно, поступал правильно. Но магия Пантелеса заставила его усомниться в том, что Царь Царей согласится.


Через несколько дней после того, как письмо покинуло его руки, он пожалел, что не вернул его обратно, чтобы он мог изменить его - или чтобы он мог передумать и вообще не отправлять его. Он даже начал призывать Пантелеса, чтобы тот попытался очистить пергамент колдовством издалека, но в итоге воздержался. Если бы Шарбараз получил от него письмо без слов, он бы задался вопросом, почему, и продолжал бы копать, пока не выяснил. Лучше дать ему что-то осязаемое, на чем можно сосредоточить свой гнев.


Абивард медленно пришел к выводу, что ему тоже придется дать Чикасу что-то осязаемое. Видессианский перебежчик очень хорошо сражался в Васпуракане; как, по справедливости, Абивард мог отказать ему в командовании, соответствующем его таланту? Простая правда заключалась в том, что он не мог.


«Но, о, как бы я хотел, чтобы я мог», - сказал он Рошнани однажды утром перед встречей с Чикасом, которой он пытался, но не смог избежать. «Он такой ... вежливый.» Он сделал жест, источающий отвращение.


«Иногда все, что ты можешь сделать, - это извлечь из всего лучшее», - сказала Рошнани. Она говорила очевидную правду, но от того, как Тзикас улыбнулся, Абиварду не стало легче.


Тзикас низко поклонился, когда Абивард приблизился к его шатру. «Я приветствую тебя, шурин Царя Царей, да продлятся его дни и увеличится его царство. Пусть он и его королевство оба процветают».


«Я приветствую тебя, выдающийся сэр», - ответил Абивард на видессианском, гораздо более неровном, чем несколько месяцев назад. Он обнаружил, что не используй язык, и ты его забудешь.


Тзикас ответил по-макурански, то ли просто из вежливости, то ли чтобы подчеркнуть, насколько он сам был макуранцем, Абивард не мог догадаться. Вероятно, и то, и другое, подумал он, и задался вопросом, знал ли сам Тикас пропорции смеси. «Шурин Царя Царей, я каким-то образом стал тебе ненавистен? Скажи мне, в чем мой грех, и я искуплю его, если это в моих силах. Если нет, я могу сделать не больше, чем просить прощения ».


«Вы не сделали ничего, что могло бы оскорбить меня, достопочтенный сэр.» Абивард упрямо придерживался видессианского. Его мотивы тоже были неоднозначными: ему не только нужна была практика, но и используя язык Империи, он напоминал Чикасу, что тот остается аутсайдером, какие бы услуги ни оказывал Макурану.


Видессианский генерал уловил этот сигнал: Цикас иногда был таким тонким, что воображал сигналы, которых там не было, но не сегодня. Он поколебался, затем сказал: «Шурин Царя Царей, стал бы я более приемлемым в твоих глазах, если бы отказался от поклонения Фосу и публично принял Бога и Четырех Пророков?»


Абивард уставился на него. «Ты бы сделал такое?»


«Я бы хотел», - ответил Тзикас. «Я оставил Видессос позади; я стер его пыль с подошв своих сандалий.» Словно подчеркивая свои слова, он заскреб сначала одной ногой, а затем другой по земле Васпуракана. «Я также отвернусь от Фоса; господь с великим и благим умом доказал, что он не может сравниться с силой Бога».


«Вы...» Абиварду пришлось поискать нужное слово, но он нашел его: "гибкий человек, выдающийся сэр.» Он не совсем хотел сделать это комплиментом; гибкость Тзикаса, его готовность присоединиться к любому делу, которое выглядело выгодным, были тем, что больше всего беспокоило Абиварда в нем.


Но видессианский отступник кивнул. «Я такой», - заявил он. «Как я мог не быть таким, когда непоколебимая преданность Видессосу не принесла мне заслуженных наград?»


Что было у Тикаса, так это непоколебимая верность Тикасу. Но если бы это можно было превратить в непоколебимую верность Макурану… это было бы чудом, достойным Фраортиша, старейшего из всех. Абивард упрекнул себя за то, что позволил этой почти богохульной мысли прийти ему в голову. Цикас был инструментом, подобным острому ножу, и, подобно острому ножу, он мог порезать тебе руку, если ты не будешь осторожен.


Абивард без труда разглядел это. То, что лежало за этим, было вычислить сложнее. Однако одно казалось вероятным: «Приняв Бога, ты не посмеешь позволить видессианцам снова наложить на тебя руки. Что они делают с теми, кто оставляет свою веру?»


«Ничего приятного, уверяю тебя, » ответил Тзикас, « но не хуже того, что они сделали бы с человеком, который пытался убить Автократора, но потерпел неудачу».


«Мм, это так», Сказал Абивард. «Очень хорошо, достопочтенный сэр. Если вы примете Бога, мы сделаем из этого все, что сможем».


Он не обещал Чикасу свой полк. Он ждал, что отступник будет умолять об этом, или требовать, или попытается выманить это у него - все уловки, которые Тикас пробовал раньше. Но Цикас, на этот раз, не стал настаивать. Он ответил только: «Как ты и сказал, шурин Царя Царей, Видесс отвергнет меня, как я отверг ее. И поэтому я принимаю Бога в надежде, что Макуран примет меня в ответ.» Он поклонился и нырнул обратно в свой шатер.


Абивард задумчиво смотрел ему вслед. Тикас должен был знать, что, независимо от того, насколько горячо и публично он поклонялся Богу, гранды Макурана никогда не перестанут смотреть на него как на иностранца. Возможно, однажды они начнут смотреть на него как на иностранца, обретшего могущественного союзника, возможно, даже как на иностранца, за которого было бы разумно выдать дочь замуж. С точки зрения Тикаса, это, вероятно, означало бы принятие.


Шарбараз уже был хорошего мнения о Чикасе из-за его поддержки последнего «Хосиос Автократор.» Добавьте поддержку Царя Царей к религиозному обращению перебежчика, и он мог бы даже заполучить дочь знатного человека из Семи Кланов в качестве главной жены. Абивард усмехнулся. Привнесение некоторой видессианской хитрости в эти родословные, несомненно, улучшило бы поголовье. Как человек, который много знал о разведении лошадей, он одобрил.


Позже в тот же день Рошнани рассмеялась, когда он рассказал ей о своем тщеславии, но она не пыталась убедить его, что он неправ.


Первая снежная буря без предупреждения налетела на Васпуракан с северо-запада. Однажды воздух все еще благоухал воспоминаниями о фруктах, только что сорванных с деревьев и виноградных лоз; на следующий день небо стало желто-серым, завыл ветер и повалил снег. Абивард думал, что знает о зиме все, что стоит знать, но это внезапное нападение напомнило ему, что он никогда не переживал тяжелого сезона в горной местности.


«О, да, мы теряем мужчин, женщин, семьи, стада из-за лавин каждый год», - сказал Татул, отвечая на его вопрос. «Снег становится слишком толстым на склонах холмов, и он стекает вниз».


«Ты можешь что-нибудь сделать, чтобы остановить это?» - Спросил Абивард.


Васпураканец пожал плечами, как мог бы пожать Абивард, если бы его спросили, что он может сделать с летней жарой во владениях Век Руд. «Мы могли бы молиться о том, чтобы снега было меньше», - ответил Татул, «но если господь с великим и благоразумным разумом решит ответить на эту молитву, следующей весной реки иссякнут, а посевы вдали от них погибнут из-за нехватки воды».


«Никогда ничего не бывает просто», - пробормотал Абивард, скорее себе, чем нахарарам. Татул кивнул; он принимал это как должное.


Абивард позаботился о том, чтобы у всех его людей было подходящее укрытие от холода. Он хотел бы подражать медведю и свернуться калачиком в пещере до прихода весны. Это сделало бы жизнь проще и приятнее. Однако при таких обстоятельствах он оставался занят всю зиму. Отчасти это была рутина: он муштровал солдат, когда позволяла погода, и устраивал инспекции их жилищ и стойл их лошадей, когда этого не позволяла погода


И часть была чем угодно, только не рутиной. Несколько его воинов - большинство из них были легкой кавалерией без семейных связей, но один был вторым сыном дихгана - так сильно влюбились в женщин васпуракане, что ничто меньшее, чем брак, не могло их удовлетворить. Каждый из этих случаев требовал сложных переговоров между слугами Бога и васпураканскими священниками Фоса, чтобы определить, какие святые люди проведут церемонию бракосочетания.


Некоторые солдаты были удовлетворены гораздо меньшим, чем брак. Значительное число женщин-васпураканцев подали заявления об изнасиловании против его мужчин. Ему было трудно на это решиться, поскольку они так часто сводились к противоречивым утверждениям о том, что произошло на самом деле. Некоторые из его солдат сказали, что женщины согласились, а теперь передумали; другие отрицали какую-либо связь с ними.


В итоге он отклонил примерно половину дел. В другой половине он отправил женщин обратно по домам, заплатив серебром - больше, если нападавшие забеременели от них, - и нанес полосы на спины мужчин, которые, по его убеждению, надругались над ними.


Нахарар Татул вышел из-за хмурых стен Шахапивана, чтобы посмотреть, как один из насильников принимает удары. Встретив там Абиварда по той же причине, он поклонился и сказал: «Ты вершишь честное правосудие, шурин Царя Царей. После нечестивого пребывания здесь Вшнаспа это то, что мы, принцы, отмечаем с удивлением и радостью ».


Крэк! Удар хлыстом пришелся по спине негодяя. Он взвыл. Нет сомнений в его вине: он задушил свою жертву и оставил ее умирать, но она не умерла. Абивард сказал: «Это грязное преступление. Моя сестра, главная жена Царя Царей, не позволила бы мне взглянуть ей в лицо, если бы я проигнорировал это.» Крэк!


Татул снова поклонился. «Твоя сестра - великая леди».


«Это она и есть.» Больше Абивард ничего не сказал. Он не рассказал Татулу, как Динак позволила одному из охранников Шарбараза изнасиловать себя, когда узурпатор Смердис заточил законного Царя Царей в крепости Налгис Крэг, тем самым получив возможность передавать сообщения пленнику и от него и оказав большую помощь в его возможном побеге. У его сестры была бы особая причина отвергнуть его, если бы он здесь смягчился. Крэк!


После сотни ударов плетью заключенный был снят с рамы. Он закричал в последний раз, когда целительница плеснула теплой соленой водой на его искалеченную спину, чтобы остановить кровотечение и ускорить срастание плоти.


Как только все свидетели-васпураканцы ушли, а наказанного насильника уволокли, чтобы он оправился от порки, Фаррух-Зад подошел к Абиварду. В отличие от Татула, вспыльчивый молодой подчиненный Кардариган не одобрил приговор, вынесенный Абивардом. «Есть хороший человек, от которого месяцами не будет никакой пользы в бою, господин», - проворчал он. «Резвиться с иностранной шлюхой - это не настолько большое дело, чтобы из-за этого у тебя на спине были полосы».


«Я думаю, что да», - ответил Абивард. «Если бы васпураканцы пришли в ваши владения в Макуране и один из их солдат силой раздвинул ноги вашей сестре, что бы вы хотели, чтобы с ним сделали?»


«Я бы сам перерезал ему горло», - быстро ответил Фаррух-Зад.


«Что ж, тогда», - сказал Абивард.


Но Фаррух-Зад не увидел этого даже после того, как Абивард написал это огненными буквами в футе от его носа. Что касается Фаррух-Зада, то любой, кто не был макуранцем, не заслуживал никакого внимания; что бы ни случилось, это случилось, и больше ничего не оставалось. Время, проведенное Абивардом в Видессосе и Васпуракане, убедило его, что иностранцы, несмотря на различия в языке и вере, в глубине души гораздо ближе к народу Макурана, чем он представлял до того, как покинул домен Век Руд. Очевидно, однако, что не все его соотечественники усвоили один и тот же урок.


Возможно, эта мрачная мысль и вызвала очередное периодическое ухудшение погоды. Как бы то ни было, на следующий день после полудня завыла новая метель. Если бы Абивард назначил наказание насильника на этот день, парень, возможно, замерз бы до смерти, пока получал свои удары плетью. Абивард бы ни капельки не скучал по нему.


При таких штормах, как этот, вы могли только оставаться в любом укрытии, которое у вас было, пытаться согреться - или не слишком замерзнуть - и ждать, пока снова не выглянет солнце. Даже тогда вам было бы некомфортно, но, по крайней мере, вы могли бы выйти из своего логова и передвигаться по миру, ставшему белым.


Осенние и весенние дожди останавливали все движение на дорогах на недели кряду. Пока шел дождь, дорога представляла собой просто полосу грязи, которая тянулась по прямой линии. Вы могли передвигаться зимой при условии, что у вас хватило ума найти дом или караван-сарай, пока бушевала снежная буря.


Во время затишья в долину Шахапиван с запада прискакал курьер. Он нашел повозку Абиварда и объявил о себе, сказав: «Я привез послание от Шарбараза, царя Царей, да продлятся его дни и увеличится его царство.» Он протянул конверт с посланием, на котором был выгравирован лев Макурана.


Абивард воспринял это без особого энтузиазма. Открутив пробку, он вытащил лежавший внутри свернутый пергамент и ногтем большого пальца сломал красную восковую печать, также украшенную львом с печатки Шарбараза, которая удерживала письмо закрытым. Затем, не имея лучшего выбора, он открыл его и начал читать.


Он быстро пробежался по высокопарным титулам, которыми Царь Царей украсил документ: он охотился за мясом. Он также пропустил несколько строк упреков; он уже слышал их предостаточно. Наконец он перешел к предложению, отдающему ему приказы: «Вы должны немедленно предстать перед нами в Машизе, чтобы объясниться и понести ответственность за последствия вашего преднамеренного неповиновения нашей воле в Васпуракане.» Он вздохнул. Этого он и боялся.



IV



Михран марзбан положил руку на плечо Абиварда. «Я должен пойти с тобой. Вы пришли мне на помощь, вы провозгласили эту политику в моих интересах, и вам, похоже, придется страдать от последствий в одиночку ».


«Нет, не будь дураком - оставайся здесь», - сказал ему Абивард. «Не только это: продолжай делать то, что мы делали, пока Шарбараз напрямую не прикажет тебе остановиться. Тогда тоже продолжай, если осмелишься. Если князья восстанут против нас, мы не сможем завоевать Видессос.»


«Что...?» Михран поколебался, но закончил вопрос: «Как ты думаешь, что Царь Царей сделает с тобой?»


«Это то, что я собираюсь выяснить», ответил Абивард. «Если повезет, он будет кричать и суетиться, а затем успокоится и позволит мне рассказать ему, что мы делали и почему. Если не повезет - что ж, надеюсь, у меня будут причины радоваться, что он женат на моей сестре ».


Марзбан кивнул, затем спросил: «Кого ты оставишь здесь командовать армией?»


«Это должен быть ромезан», С сожалением ответил Абивард. «Он старший, и он пользуется авторитетом среди наших людей после убийства Газрика. Я бы отдал эту работу Кардариган, если бы мог, но я не могу ».


«Возможно, у него больше авторитета среди нас, но принцы не будут рады видеть его во главе наших воинов», - сказал Михран.


«С этим я тоже ничего не могу поделать», - сказал Абивард. «Ты здесь главный, помни: над Ромезаном, над всеми теперь, когда меня некоторое время не будет рядом. Используй эту силу как следует, и васпураканцы не заметят, что Ромезан возглавляет армию.»


«Я попытаюсь», - сказал Михран. «Но я не был частью этой армии, так что нет никакой гарантии, что они прислушаются ко мне, как к одному из своих».


«Веди себя при этом так естественно, что им и в голову не придет поступить иначе», - посоветовал ему Абивард. «Один из секретов командования - никогда не давать людям, которыми ты командуешь, ни малейшего шанса усомниться в твоем праве. Это не та магия, о которой знает Богорз, да и Пантелей тоже, но, тем не менее, она реальна, несмотря на это ».


«Вшнасп тоже говорил об этом виде магии», - сказал Михран, - «за исключением того, что он сказал, что до тех пор, пока ты, казалось, никогда не сомневался, что женщина придет в твою постель, в конце концов, она тоже не будет сомневаться в этом. Я бы предпочел не повторять его судьбу.»


«Я не ожидаю, что ты соблазнишь ромезанца - за что, я надеюсь, ты испытываешь облегчение», - сказал Абивард, вызвав у марзбана кривой смешок. «Я только хочу, чтобы ты держал его в узде, пока я не вернусь. Не слишком ли многого я прошу?»


«Время покажет», - ответил Михран тоном, который не источал оптимизма.


Рошнани, понимая, почему Абиварда отозвали в Машиз, разделяла его опасения. Как и он, она понятия не имела, вернутся ли они в Васпуракан. Их дети, однако, были вне себя от восторга при этих новостях, и Абивард вряд ли мог их винить. Теперь, наконец, они возвращались в Макуран, страну, которая в их сознании приобрела почти легендарные масштабы. Почему бы и нет? Они слышали о ней, но почти не помнили, что видели ее.


Когда Царь Царей приказал своему генералу немедленно прибыть к нему, он получил то, что желал. На следующий день после того, как его команда достигла Шахапивана, Пашанг получил повозку, в которой Абивард и его семья с грохотом отправились на запад. С ними ехал эскорт из восьмидесяти тяжелых кавалеристов, отчасти для того, чтобы помочь расчистить дорогу в случае необходимости, а отчасти для того, чтобы убедить бандитов, что нападение на фургон было бы не лучшей идеей, которая им когда-либо приходила в голову. За Марагой горы Васпуракана снова начали сужаться к холмам, а затем к холмистой степной местности, которая была сухой, унылой и прохладной зимой, сухой и унылой и обжигающе жаркой летом.


«Мне не нравится эта земля», - сказал Абивард, когда они остановились у одного из редких ручьев, чтобы напоить лошадей.


«Я тоже», - согласилась Рошнани. «В конце концов, в первый раз мы прошли через это - о, к югу отсюда, но по такой же местности - когда мы бежали из Тысячи городов и надеялись, что видессиане дадут нам убежище».


«Ты прав», - воскликнул он. «Должно быть, так оно и есть, потому что это не сильно отличается от бесплодных земель к западу от гор Дилбат, таких земель, которые можно найти между твердынями. И все же волосы у меня на затылке встали дыбом, и я не знал почему ».


После нескольких дней пересечения бесплодных земель, дней, в течение которых единственной жизнью, которую они видели за пределами собственной компании, была горстка кроликов, лиса и высоко в небе бесконечно кружащий ястреб, на западном горизонте загорелась зелень, почти как если бы впереди лежало море. Но Абивард в последние месяцы отвернулся от моря. Он указал вперед, спрашивая своих детей, знают ли они, что означает зеленый цвет.


Вараз, очевидно, знал, но посмотрел на вопрос свысока, как на слишком легкий для него, чтобы соизволить ответить. После небольшого колебания Шахин сказал: «Это начало Тысячи городов, не так ли? Земли между реками, я имею в виду, эти, эти...» Он нахмурился. Он забыл их названия.


«Тутуб и Тиб», - важно сказал Вараз. Затем, внезапно, он отчасти утратил свою важность. «Прости, папа, но я забыл, кто из них кто».


«Это Тутуб прямо впереди», ответил Абивард. «Тиб отмечает западную границу Тысячи городов.»


На самом деле, две реки были не совсем границами богатой, заселенной страны. Вытекающие из них каналы были границами. Пара из Тысячи городов лежала к востоку от Тутуба. Там, куда каналы приносили свои живительные воды, все было зеленым и растущим, а фермеры ухаживали за своим луком, огурцами, кресс-салатом, латуком и финиковыми пальмами. В нескольких ярдах за каналами земля была сухой, коричневой и бесполезной.


Рошнани выглянула из фургона. «Каналы всегда кажутся такими ... расточительными», - сказала она. «Вся эта вода на поверхности земли и открыта для жаждущего воздуха. Канаты были бы лучше ».


«Ты можешь вести канат сквозь скалы и переносить воду под землю», - сказал Абивард. Затем он махнул рукой. «Здесь не так много скал. Если разобраться, в Тысяче городов не так уж много всего, кроме грязи, воды и людей - много людей ».


Фургон и его сопровождающие обогнули некоторые каналы по дамбам, идущим в нужном направлении, и пересекли другие по плоским узким мостам из пальмового дерева. Их было достаточно для того, чтобы перебраться через оросительные канавы; когда они добрались до Тутуба, потребовалось нечто большее, ибо даже спустя месяцы после весеннего подъема она оставалась грозной рекой.


Через него был перекинут мост из лодок с перекинутыми через него бревнами - настоящими бревнами от деревьев, отличных от финиковых пальм. Люди в гребных лодках перенесли мост с западного берега Тутуба, чтобы Абивард и его спутники могли переправиться по нему. Он знал, что к северу и югу вдоль Тутуба и Тиба, а также на некоторых их притоках и некоторых главных каналах между ними есть другие похожие мосты. Такие переходы были быстрыми в изготовлении и простыми в обслуживании.


Они также были полезны во время войны: если вы не хотели, чтобы ваши враги пересекали водный участок, все, что вам нужно было сделать, это убедиться, что мост из лодок не простирается на ту сторону реки или канала, которую он удерживал. Во время гражданской войны против приспешников Смердиса узурпатора, которые контролировали большую часть Тысячи городов, такие средства сильно препятствовали передвижениям Шарбараза.


В народе, который жил между Тутубом и Тибом, не было макуранской крови, хотя Царь Царей веками правил Тысячью городов из Машиза. Крестьяне были маленькими и смуглыми, с волосами такими черными, что в них виднелись синие отблески. Они носили льняные туники, женские длиной до щиколоток, мужские доходили до середины бедра и колена. Они смотрели на фургон и сопровождавших его воинов с мрачными лицами, затем пожимали плечами и возвращались к работе.


Когда фургон останавливался на ночь в одном из Тысяч городов, Пашангу неизменно приходилось подгонять команду вверх по короткому, но крутому холму, чтобы добраться до ворот. Это озадачило Вараза, который спросил: «Почему города здесь всегда на вершинах холмов? В Видессосе они не такие. И почему нет холмов без городов на них?" Это не похоже на местность, где должны быть холмы. Они торчат, как бородавки ».


«Если бы не люди, которые живут между Тутубом и Тибом, не было бы никаких холмов», - ответил Абивард. «Тысяча городов стары; я не думаю, что кто-либо из жителей Макурана знает, насколько они стары. Возможно, здесь тоже не знают. Но когда Шиппурак - этот город здесь - был впервые построен, он находился на том же уровне, что и равнина вокруг; то же самое и со всеми другими городами. Но что они используют здесь для строительства?


Вараз огляделся. «Похоже, что в основном из сырцового кирпича».


«Это верно. Это то, что у них есть: много грязи, нет камня, о котором можно было бы говорить, и только финиковые пальмы вместо древесины. А сырцовый кирпич недолговечен. Когда дом начинал рушиться, они сносили его и строили новый поверх обломков. Когда они выбрасывали мусор на улицу так долго, что им приходилось подниматься изнутри, чтобы выйти через свои двери, они делали то же самое - сносили здание и отстраивали заново с новым полом на ладонь выше, может быть, на две ладони выше, чем старый. Ты делаешь это снова, и снова, и снова, и по прошествии достаточного количества лет у тебя вырастает холм ».


«Они живут поверх собственного мусора?» Спросил Вараз. Абивард кивнул. Его сын еще раз огляделся вокруг, более продолжительным взглядом. «Они живут на куче собственного мусора.» Абивард снова кивнул.


Губернатор города Шиппурак, худощавый чернобородый макуранец по имени Харрад, приветствовал Абиварда и его эскорт с осторожной экспансивностью, за которую Абивард его нисколько не винил. Он был шурином Царя Царей и автором великих побед над Видессосом, и это объясняло его расточительность. Его также отозвали в Машиз при обстоятельствах, о которых Харрад, очевидно, не знал в деталях, но которые столь же очевидно означали, что он в какой-то степени впал в немилость. Но насколько? Неудивительно, что губернатор города был настороже.


Он подал нежные бобы, нут, вареный лук и скрученные буханки хлеба, посыпанные кунжутом и маком. Он не подал виду, что шокирован, когда Абивард привел Рошнани на ужин, хотя его собственная жена не появилась. Когда он увидел, что Рошнани останется, он тихо переговорил с одним из своих секретарей. Мужчина кивнул и поспешил прочь. Представление после ужина было необычно коротким: только пара певцов и арфистов. Абивард задумался, не исключили ли внезапно из программы труппу обнаженных танцующих девушек.


Харрад сказал: «Должно быть, странно возвращаться ко двору Царя Царей, да продлятся его годы и увеличится его королевство, после столь долгого отсутствия».


«Я с нетерпением жду встречи со своей сестрой», - ответил Абивард. Пусть губернатор города делает с этим что хочет.


«Э-э... да», - сказал Харрад и быстро сменил тему. Он не хотел придавать этому значения, не там, где его слушал Абивард.


Прием Харрада был более или менее точно подобран другими местными лидерами в Тысяче городов в течение следующих нескольких дней. Единственное реальное отличие, которое отметил Абивард, заключалось в том, что пара губернаторов городов происходили из рядов народа, которым они управляли, родившись между Тутубом и Тибом. Они принимали Рошнани не так, как будто делали ей одолжение, а как нечто само собой разумеющееся, и их собственные жены, а иногда даже дочери присоединялись к ужинам.


«Большую часть времени, - сказал один из них после того, что, возможно, было слишком большим количеством финикового вина, - вы, макуранцы, слишком чванливы по этому поводу. Моя жена пилит меня, но что я могу поделать? Если я ее обижаю, она пилит меня. Если я оскорбляю человека на глазах у Царя Царей, он заставляет меня пожалеть, что я вообще родился, и, возможно, причиняет боль и моей семье тоже. Но ты, шурин Царя Царей, ты не обижен. Моя жена может выйти и поговорить как цивилизованный человек, так что она тоже не обижена. Все счастливы. Разве не так и должно быть?»


«Конечно, это так», - сказала Рошнани. «Женские кварталы были ошибкой с самого начала. Я желаю, чтобы Шарбараз, царь Царей, да продлятся его дни и увеличится его царство, полностью объявил их вне закона ».


«Да, клянусь Богом!» - воскликнула жена губернатора города. «Пусть она прочно внедрит эту идею в разум и сердце его Величества».


Чуть дальше за низким столиком Туран, командир солдат, сопровождавших Абиварда и его семью, поперхнулся финиковым вином. «Слаще, чем я привык», - прохрипел он, вытирая рот рукавом своего кафтана.


Это было правдой; Абивард тоже нашел липкую дрянь приторной. Он не думал, что Туран неправильно проглотил ее из-за этого. Некоторые аристократы подражали Шарбаразу и ему самому и предоставляли своим главным женам больше свободы, чем обычно пользовались макуранские женщины из высших слоев общества. Другие, однако, мрачно бормотали о вырождении. Абивард не думал, что ему придется гадать дважды, чтобы выяснить, в какой лагерь попал командир эскорта.


Они пересекли Тиб по мосту из лодок, очень похожему на тот, которым они пользовались, чтобы пересечь Тутуб и попасть в междуречье. Только узкая полоска обработанной земли тянулась вдоль западного берега Тиба. Каналы не могли протянуться далеко туда, потому что страна вскоре начала подниматься к горам Дилбат, у подножия которых находился Машиз.


Абивард указал на город и поднимающийся от него дым. «Вот куда мы направляемся», - сказал он. Его дети взволнованно завизжали. Для них Машиз был скорее легендой, чем город Видесс. Они видели столицу Империи Видесс, окутанную морской дымкой, на дальней стороне Переправы для скота. Машиз был новым и потому захватывающим местом.


«Именно туда мы и направляемся», - тихо согласилась Рошнани. «Как мы выйдем оттуда - это другой вопрос».


Чтобы войти в Машиз, кавалеристы, сопровождавшие Абиварда и его семью, облачились в доспехи, а также разукрасили своих лошадей фаской и подбитыми железом попонами. Они несли копья, которые оставались связанными в кузове повозки с тех пор, как они пересекли Тутуб. Это было прекрасное воинственное зрелище, отчего казалось, что Абивард возвращается в столицу своей родины с триумфом. Ему хотелось, чтобы реальность лучше соответствовала внешности.


Люди глазели на звенящую боевую процессию, которая спешила по улицам ко дворцу Царя Царей. Некоторые показывали пальцами, некоторые приветствовали, а некоторые громко интересовались, что празднуется и почему. Даже когда всадники выкрикивали имя Абиварда, не все знали, кто он такой. Вот и вся слава, подумал он с кривой усмешкой.


На рыночных площадях его сопровождающим пришлось перейти с рыси на шаг. Они злились, но Абивард воспринял это как хороший знак. Если так много людей покупали и продавали вещи, что они заполонили площади, Макуран должен был быть процветающим.


Дворец Царя Царей отличался от своего аналога в Видессосе - городе, на который Абивард так часто смотрел с тоской. У автократора видессиан и его двора было немало зданий, разбросанных среди лужаек и рощ. Здесь, в Машизе, дворец Царя Царей располагался под одной крышей, окруженный темной каменной стеной, превратившей его в цитадель в центре города.


Чтобы сохранить военную полезность внешней стены, на площади вокруг нее не было зданий на расстоянии выстрела из лука. Когда Смердис узурпатор удерживал Машиз, Абивард пробился во дворец с боем против солдат и колдовства. Теперь, годы спустя, призванный человеком, которого он помог посадить на трон, он приближался с едва ли меньшим опасением.


«Кто идет?» позвал часовой над воротами. О, он знал, но формы должны были быть соблюдены.


«Абивард, сын Годарса, вернулся в Машиз из Видесса и Васпуракана по приказу Шарбараза, царя Царей, да продлятся его дни и увеличится его царство».


«Входи, Абивард, сын Годарса, послушный приказу Шарбараза, Царя Царей», - сказал часовой. Он позвал команду у ворот. Со скрипом петель, которые требовалось смазать, ворота распахнулись. Абивард вошел во дворец.


Почти сразу армия сервиторов набросилась на его маленькую армию воинов и сокрушила ее. Конюхи победили всадников. Они нетерпеливо ждали, когда кавалеристы спешатся, чтобы отвести лошадей в конюшни. Их сопровождали всадники в доспехах, доведенные почти до бессилия необходимостью передвигаться с одного места на другое с помощью собственных ног.


Высокопоставленные слуги присматривали за Абивардом и Рошнани. Пухлый евнух сказал: «Если ты соблаговолишь пойти со мной, шурин Царя Царей, да, со своей превосходной семьей, конечно. О, да, » продолжил он, отвечая на вопрос, который Абивард собирался задать, « о вашем транспорте и вашем водителе позаботятся: на это есть слово Секандара.»Он слегка приосанился, чтобы они знали, что он Секандар.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги