Тысяча и одна ночь. В 12 томах

ИСТОРИЧЕСКИЙ ПУК

Сказывают — но Аллаху все лучше известно, — что в городе Каукабане, в Йемене, жил бедуин из племени Разли, по имени Абул Госсейн, который давно уже отказался от кочевой жизни и сделался именитым горожанином и одним из богатейших купцов. В первый раз женился он еще в молодости, но Аллах призвал к Себе его жену после года супружества. Поэтому друзья Абул Госсейна постоянно уговаривали его вступить в новый брак, повторяя ему слова поэта:

Наконец Абул Госсейн, будучи не в силах противиться настояниям своих друзей, решился вступить в переговоры со старухами, устроительницами браков; и нашел он невесту, молодую девушку, прекрасную, как луна, когда она отражается в море. И по случаю свадьбы своей он задал большие пиры, на которые пригласил всех друзей и знакомых, а также улемов[1], факиров, дервишей[2]и сантонов[3]. И широко открыл он двери своего дома и угощал гостей всякого рода яствами и между прочим рисом семи различных цветов, шербетом, ягнятами, нафаршированными орехами, миндалем, фисташками, изюмом и, наконец, целым жареным молодым верблюдом. И все ели, пили, радовались и веселились. И молодую провели семь раз и показали каждый раз в другом платье, и одно было великолепнее другого. И провели ее даже в восьмой раз ради удовольствия тех гостей, которые недостаточно насмотрелись на нее. Затем старухи отвели ее в брачную комнату и уложили на кровати, высокой, как трон, и всячески приготовили ее в ожидании супруга.

Тогда Абул Госсейн, окруженный свадебным кортежем, вошел к новобрачной медленно и с достоинством. И, войдя, присел на диван, чтобы показать себе, супруге и окружавшим дамам, как много у него такта и умения держать себя. Потом степенно поднялся с дивана, чтобы принять пожелания дам и отпустить их, а затем уже приблизиться к ложу, на котором скромно ждала его юница, как вдруг — о несчастье! — он испустил из живота своего, который был полон тяжелым мясом и напитками, шумный до предела пук, страшный и великий. Прочь от нас нечистая сила!

При этом каждая из дам повернулась к соседке и заговорила громким голосом, делая вид, что ничего не слышала, и юница тоже не засмеялась, а принялась звонить в свои браслеты. Но Абул Госсейн, смущенный до последней степени, под предлогом неотложной надобности вышел во двор, оседлал свою лошадь, вскочил в седло и, покидая и дом, и гостей, и новобрачную, умчался в сумрак ночи. И прискакал он на берег моря, где стоял готовый к отплытию в Индию корабль.

^{В городе Каукабане жил бедуин Абул Госсейн, который отказался от кочевой жизни и сделался именитым горожанином и одним из богатейших купцов.}

И сел он на корабль и высадился на Малабарском берегу[4]. Там он познакомился с несколькими уроженцами Йемена, которые представили его царю того края. И царь назначил его на важную должность и дал ему звание капитана своей стражи. И жил он в той стране десять лет, уважаемый и почитаемый всеми, и вел спокойную и приятнейшую жизнь. И каждый раз, как вспоминалось ему неприятное приключение, он гнал от себя это воспоминание, как гонят зловоние.

Но к концу этих десяти лет им овладела тоска по родине, и мало-помалу он стал чахнуть, и беспрестанно вздыхал он, думая о своем доме и о родном городе, и едва не умер он от этой тоски.

Однажды, будучи не в силах подавить желание души своей, он, не простившись даже с царем, уехал тайно в свой родной Хадрамаут в Йемене. Там нарядился он дервишем и пешком пришел в город Каукабан; и никому ничего не говоря о себе, не называя своего имени, взошел на холм, с которого виден был город. И глазами, полными слез, взглянул он на крышу своего старого дома и на соседние кровли и сказал он себе: «Только бы никто не узнал меня! Дай Аллах, чтобы они все забыли о моем приключении!»

И с такими мыслями спустился он с холма и окольною дорогою направился к своему дому. И на пути увидел он старуху, сидевшую у своего порога и искавшую в голове у девочки лет десяти; и девочка говорила старухе:

— О матушка, я очень хотела бы знать, сколько мне лет, потому что одна из подруг хочет погадать мне. Скажи же мне, в каком году я родилась?

Старуха подумала немного и ответила:

— Ты родилась, о дочь моя, как раз в ту ночь, когда Абул Госсейн испустил свой пук.

Когда несчастный Абул Госсейн услышал эти слова, он повернул обратно и побежал так, что только пятки засверкали. И говорил он себе: «Ну вот, теперь ведут и летосчисление с той несчастной ночи. И будут передавать об этом во веки веков, пока цветы будут появляться на пальмах».

И бежал он и путешествовал до тех пор, пока не прибыл в страну Индию. И вел он горькую жизнь на чужбине до самой смерти. Да сжалится над ним и да помилует его Аллах!

Потом Шахерезада в ту же ночь рассказала следующее:

ДВА ШУТНИКА

Рассказывали мне также, о благословенный царь, что в былое время в городе Дамаске, в Сирии, жил человек, славившийся своими веселыми проделками, шутками и грубостями, а другой, пользовавшийся известностью по причине таких же качеств, жил в Каире. Дамасский шутник, много слышавший о каирском, очень желал с ним познакомиться, тем более что обычные клиенты его беспрестанно говорили ему: «Нет уж, без сомнения, египтянин гораздо хитрее тебя, умнее, способнее и забавнее. С ним веселее, чем с тобой. Впрочем, если не веришь нам, тебе стоит только поехать в Каир посмотреть на него, и ты сам убедишься, что он лучше тебя».

И так они старались, что человек сказал себе: «О Аллах! Вижу, что мне остается только ехать в Каир и собственными глазами проверить то, что говорят об этом человеке».

И собрался он, покинул свой родной город Дамаск и отправился в Каир, куда волею Аллаха и прибыл в добром здравии. И тотчас же осведомился он о местожительстве соперника и посетил его. И он был принят со всяким вниманием, широким гостеприимством, почетом и угощением после первых самых сердечных приветствий. Потом оба стали рассказывать друг другу о важных делах на белом свете и провели всю ночь в приятных разговорах.

На другой же день человек из Дамаска сказал человеку из Каира: — Клянусь Аллахом, о товарищ, я приехал из Дамаска в Каир только для того, чтобы собственными глазами посмотреть на веселые проделки и шутки, которыми ты беспрестанно смешишь город. И хотел бы я возвратиться на родину, научившись от тебя многому. Не хочешь ли показать мне свое искусство?

Тот сказал:

— Клянусь Аллахом, о товарищ, те, кто говорили обо мне, обманывали тебя! Я-то?! Да я едва умею отличить левую руку от правой! Чему же буду я учить такого благородного жителя Дамаска, как ты?! Но так как я по долгу гостеприимства обязан показать тебе все, что есть хорошего в нашем городе, то пойдем погуляем.

И вышли они вместе, и повел он его прежде всего к мечети Аль-Азхар для того, чтобы он мог рассказать жителям Дамаска о чудесах науки и образованности. По дороге, проходя по цветочному рынку, он составил себе букет из цветов и ароматических трав — гвоздик, роз, майорана, жасмина, мяты и базилика. И пришли они в мечеть и вошли во двор. И, входя, они увидели перед фонтаном для омовений присевших на корточки людей, которые справляли свои насущные потребности. И человек из Каира сказал человеку из Дамаска:

— Ну, товарищ, если бы тебе предстояло сыграть шутку над этими людьми, сидящими на корточках, как ты бы взялся за это дело?

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

А если бы тебе, товарищ, предстояло сыграть шутку над этими людьми, сидящими на корточках, как ты бы взялся за это дело?

Тот ответил:

— Нет ничего проще! Я бы прошелся позади них с метлой из колючки и как будто нечаянно исколол бы им зады! Человек же из Каира сказал:

— Эта шутка, товарищ, несколько тяжеловесна и груба. Право, неделикатно так шутить! Я же вот бы что сделал. — И, сказав это, он с любезным и предупредительным видом подошел к людям, сидевшим на корточках и каждому по очереди предложил пучок цветов, говоря: — Не позволишь ли предложить тебе, о господин мой?

И каждый отвечал ему в крайнем смущении и бешенстве:

— Да разорит Аллах дом твой, о сын сводника! Да разве мы на пиру сидим?!

А все собравшиеся во дворе мечети при виде негодующих лиц тех людей покатывались со смеху.

Поэтому, когда человек из Дамаска увидел это собственными глазами, он обратился к человеку из Каира и сказал ему:

— Клянусь Аллахом, ты победил меня, о шейх шутников! И справедлива пословица: «Хитер и тонок, как египтянин, он и в игольное ушко пролезет».

В ту же ночь Шахерезада рассказала следующее:

ЖЕНСКАЯ ХИТРОСТЬ

Слышала я, о благословенный царь, что в городе из городов одна женщина высокого звания, муж которой часто отлучался, совершая долгие и короткие путешествия, в конце концов не выдержала мучений и выбрала себе в качестве успокоительного бальзама юношу, подобного которому не было среди всех юношей того времени. И полюбили они друг друга до чрезвычайности; и удовлетворяли друг друга со всей радостью и в спокойствии, вставая, чтобы насыщаться, и насыщаясь, чтобы возлежать на ложе, и возлежа, чтобы совокупляться. И жили они так, наслаждаясь, долгое время.

Однажды седобородый шейх пристал к юноше с недостойными предложениями, но юноша не согласился, поссорился с шейхом, ударил его по лицу и вырвал у него бороду. Шейх пожаловался городскому вали на такое обращение; а вали велел арестовать юношу и заключить его в тюрьму.

Между тем молодая женщина узнала о том, что случилось с ее возлюбленным, и сильно опечалилась. Поэтому она тотчас же придумала способ для освобождения своего друга из тюрьмы и, нарядившись в лучшие одежды свои, отправилась во дворец к вали, испросила аудиенцию и была введена в залу, где подавали прошения. Клянусь Аллахом, одного появления ее гибкого стана было бы достаточно, чтобы исполнены были все просьбы на земле вдоль и поперек! Поклонившись вали, она сказала ему:

— О господин наш вали, юноша такой-то, которого ты велел посадить в тюрьму, мой родной брат и единственная опора семьи. Его оклеветали свидетели шейха, а сам шейх — лживый и развратный человек. Я пришла в надежде на твою справедливость просить тебя освободить юношу, иначе дом мой будет совершенно разорен, я же умру с голоду!

Вали же, как только увидел молодую женщину, прельстился ею и немедленно влюбился в нее, и сказал он ей:

— Конечно, так я готов освободить твоего брата! Но сперва войди в гарем моего дома, а я по окончании присутствия приду поговорить с тобой об этом деле.

Но она поняла, чего он хочет, и сказала себе: «Клянусь Аллахом! Ах ты, прилипало, ты коснешься меня лишь тогда, когда перестанут расти абрикосы!»

И отвечала она ему:

— О господин наш вали, лучше было бы, если бы ты сам пришел переговорить ко мне в дом, и там удобнее будет говорить о деле, чем здесь, где я чужая!

Вали беспредельно обрадовался и спросил:

— А где дом твой?

Она сказала:

— Там-то. Я буду ждать тебя вечером на закате солнца.

И вышла она от вали, оставив его взволнованного, как бурное море, и отправилась к городскому кади.

И вошла она к кади, который был уже человек в летах, и сказала ему:

— О господин наш кади…

А он сказал:

— Да.

Она же продолжала:

— Умоляю тебя, обрати внимание на мое дело, и Аллах наградит тебя за это!

Он спросил:

— Кто обидел тебя?

Она ответила:

— Вероломный шейх, который благодаря лжесвидетелям добился заключения в тюрьму моего брата, единственной опоры семьи. Я пришла просить тебя, чтобы ты исходатайствовал у вали освобождения брата моего.

Когда кади увидел и услышал молодую женщину, он сейчас же без памяти влюбился в нее и сказал ей:

— Хорошо, я займусь делом твоего брата. Ты же иди в гарем и жди там моего прихода. И тогда мы поговорим об этом деле. И все будет исполнено по твоему желанию.

А молодая женщина сказала себе: «Ах ты, сын сводника, не видать тебе меня как своих ушей!»

И отвечала она:

— О господин наш, лучше буду ждать тебя в своем доме, где никто не помешает нам.

Он же спросил:

— А где твой дом?

Она сказала:

— Там-то. Буду ждать тебя после заката солнца.

И вышла она от кади и пошла к царскому визирю.

Визирю она также рассказала о заключении в тюрьму юноши, также выдала его за брата и умоляла отдать приказ об освобождении. И визирь сказал:

— Этому нет препятствий. А пока зайди в гарем, и я приду туда к тебе, чтобы переговорить об этом деле.

Она же сказала на это:

— Клянусь твоею жизнью, о господин наш, я очень робка и не сумела бы даже найти дорогу в гарем твоей милости. Но в моем доме удобнее вести такого рода разговоры, и я буду ждать тебя там час спустя после захода солнца.

И указала она ему место, где стоит ее дом, и вышла от него, и отправилась во дворец к царю того города.

Когда же она вошла в тронную залу, царь, восхищенный ее красотой, сказал себе: «О Аллах! Какой лакомый кусочек!»

И спросил он ее:

— Кто же обидел тебя?

Она сказала:

— Я не обижена, так как имеется царское правосудие!

Он сказал:

— Один Аллах справедлив! Но скажи мне, что я могу сделать для тебя?

Она сказала:

— Отдать приказ об освобождении несправедливо заключенного в тюрьму брата моего!

Он сказал на это:

— Это нетрудно. Ступай, дочь моя, и жди меня в гареме. И все будет так, как ты того желаешь.

Она же ответила:

— Если так, то я буду лучше ждать тебя у себя в доме. Ведь царю нашему известно, что для такого рода вещей требуется немало приготовлений, ванна, чистота и тому подобное. А все это я могу исполнить только у себя дома, и дом мой от присутствия царя будет навсегда почтен и благословен.

Царь сказал:

— Пусть будет так.

И назначили они час и место для своей встречи.

А молодая женщина, выйдя из дворца, отправилась к столяру…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она продолжила:

Столяру, к которому и пришла, молодая женщина сказала:

— Сегодня вечером пришли самый большой шкаф с четырьмя ярусами, расположенными один над другим, и чтобы в каждом ярусе была отдельная дверь, которую можно было бы хорошенько запирать на висячий замок.

Столяр ответил:

— Клянусь Аллахом, о госпожа моя, шкаф не может быть готов к вечеру!

Она сказала:

— Я заплачу тебе, сколько ты захочешь.

Он сказал:

— В таком случае все будет готово. Но не нужно мне ни золота, ни серебра, о госпожа моя, заплати мне иным образом, ты понимаешь каким. Зайди в заднюю комнату, чтобы я мог поговорить с тобой.

На такие слова столяра молодая женщина ответила:

— О благословенный плотник, не понимаешь ты ничего! Клянусь Аллахом, разве пригодна эта жалкая комната за твоей лавкой для такой беседы, какую ты желаешь повести? Приходи лучше сегодня вечером ко мне в дом, после того как отошлешь шкаф, и ты найдешь меня готовой беседовать с тобою до утра.

И столяр отвечал:

— От души готов и почту долгом!

А молодая женщина продолжала:

— Да. Но шкаф ты сделаешь уже не в четыре, а в пять ярусов. Мне нужно именно пять, для того чтобы спрятать в него все, что имею.

И, оставив ему свой адрес, она простилась с ним и вернулась домой. Вынула она из сундука пять платьев разного цвета и покроя, тщательно расправила их, велела приготовить яства и напитки, убрать комнату цветами и накурить благовониями. И стала она ждать приглашенных.

К вечеру носильщики принесли от столяра заказанный шкаф, и молодая женщина велела поставить его в приемной зале. Потом отослала она носильщиков, и не успела она попробовать замки у нового шкафа, как в дверь постучали. И вскоре вошел первый из приглашенных, и это был вали этого города. И встала она ему навстречу и поцеловала землю между рук его, посадила и предложила прохладительные напитки. Потом стала она бросать в его сторону жгучие и долгие взгляды, так что вали задрожал, замахал руками и захотел овладеть ею, не медля ни минуты. Но молодая женщина вырвалась из его объятий и сказала ему:

— О господин мой, какой же ты неутонченный человек! Начни с того, что сними свое платье, чтобы не быть стесненным в движениях.

И вали сказал:

— Что ж, это можно.

И снял он свою одежду, а она подала ему, как это обыкновенно делается на пирах распутных людей, вместо его одежд темных цветов платье из желтого шелка необыкновенного покроя и колпак такого же цвета. И вали нарядился в желтое платье и в желтый колпак и приготовился веселиться. Но в эту самую минуту кто-то сильно постучал в дверь. Озадаченный вали спросил:

— Разве ты ждешь соседку или товарку?[6]

Она ответила с испуганным видом:

— Нет, клянусь Аллахом! Но я забыла, что сегодня вечером возвращается из путешествия муж мой. Это он стучится.

Вали спросил:

— А со мною что же будет? И что должен я делать?

Она сказала:

— Тебе остается только одно спасение — спрятаться в этот шкаф.

И отворила она дверцу первого яруса шкафа и сказала вали:

— Полезай туда!

А он:

— Да каким же образом?

Она сказала:

— Садись там на корточки.

И вали, перегнувшись пополам, влез в шкаф и сел там на корточки. А молодая женщина заперла дверцу на ключ и пошла отворять тому, кто стучал.

То был кади. Она приняла его так же, как принимала вали, и в должную минуту нарядила его в красное платье необыкновенного покроя и в колпак того же цвета; а когда он захотел обнять ее, она сказала ему:

— Нет, клянусь Аллахом, прежде всего напиши приказ об освобождении моего брата!

И в ту самую минуту, когда он подавал его ей только что написанный приказ, снова постучали у дверей. Молодая женщина испугалась и закричала:

— Это возвращается муж мой!

И заставила она кади влезть во второй ярус шкафа, а сама пошла отворять дверь.

Это пришел визирь. И с ним случилось то же самое, что и с двумя первыми посетителями; и, наряженный в зеленое платье и в зеленый колпак, он был втиснут в третий ярус шкафа в ту самую минуту, как явился, в свою очередь, и царь того города. И царя нарядили в голубое платье и голубой колпак, а в ту минуту, как он хотел исполнить то, зачем пришел, в дверь постучали. Молодая женщина перепугалась, и пришлось царю лезть в четвертый ярус шкафа, где он и присел в весьма неудобном положении, так как был очень толст.

Тогда вошел столяр, глаза которого имели пожирающее выражение, и в виде платы за шкаф хотел немедленно наброситься на молодую женщину. Но она сказала ему:

— О столяр, зачем ты сделал пятый ярус шкафа таким низким? В него с трудом можно уложить содержимое маленького сундучка!

А он сказал:

— Клянусь Аллахом! В этом ярусе можно поместить и меня, и еще четверых более толстых людей!

Она же сказала:

— Попробуй влезть туда!

И столяр, взгромоздясь на несколько табуретов, поставленных один на другой, влез в пятый ярус, где и был заперт на ключ.

Тогда молодая женщина взяла приказ, данный ей кади, отправилась к тюремщикам, которые, увидав печать самого кади на бумаге, выпустили юношу из тюрьмы. Затем оба они поспешили домой и, радуясь свиданию, долго и много совокуплялись с большим шумом и вздохами. А сидевшие в шкафу слышали все это, но не смели и не могли пошевелиться. И, сидя на корточках один над другим в разных ярусах, они не знали, когда их освободят.

Однако, когда молодой человек и молодая женщина закончили свои любовные дела, они собрали в доме все ценные вещи, которые могли собрать, уложили их в сундук, продали все остальное и покинули этот город ради другого города и другого царства.

Вот и все, что случилось с ними.

А что до этих пятерых, то с ними было вот что. После двух дней, проведенных в шкафу, у всех пятерых возникла неотложная необходимость помочиться. И первым мочиться стал плотник. И таким образом, его моча полилась на голову царя. И царь в то же время помочился на голову своего визиря, который помочился на голову кади, который помочился на голову вали. Тогда все они начали вопить, кроме царя и плотника, крича:

— О, какое осквернение!

И кади узнал голос визиря, который узнал голос кади. И они сказали друг другу:

— Мы попались в ловушку! Какое счастье, что об этом не знает царь!

Однако в этот момент царь, который до этого молчал, сохраняя свою честь и достоинство, крикнул им:

— Заткнитесь! И я здесь, но я не знаю, кто из вас на меня помочился!

Тогда плотник воскликнул:

— Пусть Аллах высоко несет достоинство царя! Думаю, что это я, потому что я на пятом ярусе. — И затем он добавил: — Ради Аллаха! Я всему виной, потому что этот шкаф — моя работа.

Тем временем супруг молодой женщины возвратился из путешествия, и соседи, не заметившие отъезда женщины, видели, как он напрасно стучится в дверь своего дома. И спросил он их, почему никто не откликается ему изнутри. Но они не могли ничего сказать. Тогда после напрасных ожиданий все вместе выломали они дверь и вошли в дом; но в доме все было пусто, внутри стоял только один шкаф. А из шкафа доносились человеческие голоса. И они решили, что в нем поселились джинны.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

А из шкафа доносились человеческие голоса. И они решили, что в нем поселились джинны. И предложили они (причем очень громко) поджечь шкаф и сжечь его со всем, что в нем заключалось. Когда же приступили к исполнению своего намерения, из глубины шкафа послышался голос кади, который кричал:

— Остановитесь, добрые люди! Мы не джинны и не воры! Мы такие-то и такие-то!

И в коротких словах рассказал он о хитрости, жертвой которой они все сделались. Тогда соседи с хозяином дома во главе разбили замки и освободили пятерых заключенных, которые предстали в надетых на них молодою женщиною странных нарядах. И, увидев их в таких одеяниях, никто не мог удержаться от смеха. А царь, чтобы утешить мужа, от которого сбежала жена, сказал ему:

— Назначаю тебя моим вторым визирем.

Таково было происшествие. Но Аллаху все лучше известно.

И, закончив так рассказ свой, Шахерезада сказала царю Шахрияру:

— Но не думай, о царь, что все это может сравниться с рассказом о сне наяву.

А когда, услышав это незнакомое ему название, царь Шахрияр насупил брови, Шахерезада, не медля ни минуты, начала: