Тысяча и одна ночь. В 12 томах

ЧУДЕСНАЯ ИСТОРИЯ О ЗЕРКАЛЕ ДЕВСТВЕННИЦ

Жил-был в древности времен и давно минувшую пору мгновений и веков в городе Басре некий султан, юноша очаровательный и прелестный, полный доблести и великодушия, благородства и силы, и назывался он султан Зеин. Но этот юный и прекрасный султан Зеин, несмотря на все свои достоинства и всякого рода дарования, вследствие которых не было ему равных во всем свете ни в длину, ни в ширину, был совершенно необыкновенный расточитель богатств, мотовство которого не знало ни удержу, ни меры. И щедростью, всегда открытой для юных и жадных любимцев руки своей, огромными тратами на бесчисленных женщин всевозможных цветов и сложения, которых он содержал в роскошных дворцах, и непристойной покупкой все новых и новых молодых девушек, которых ежедневно доставляли ему за безумные цены, дабы он насладился девственностью их, он наконец совсем истощил наследственные богатства, веками накопленные предками его, завоевателями и султанами. И визирь его однажды явился к нему и, облобызав землю у ног его, объявил ему, что все сундуки для золота опустошены и поставщикам дворца нечем уплатить за следующий день; и, сделав это мрачное сообщение, он поспешил, опасаясь опалы, удалиться так же, как пришел.

Когда юный султан Зеин узнал таким образом, что все богатства его истощены, он пожалел, что не подумал раньше сберечь хоть что-нибудь на черный день; и он опечалился в душе своей до чрезвычайности. И сказал он себе: «Тебе ничего не остается более, султан Зеин, как бежать отсюда тайком, предоставив на произвол судьбы всех любимцев твоих, юных наложниц, жен и все государственные дела, и оставить обесславленный престол царства отцов твоих тому, кто пожелает его занять. Ибо предпочтительнее быть нищим, который просит милостыни на дороге, благословляемый Аллахом, чем царем без богатства и без славы, и ты знаешь пословицу: «Лучше быть в могиле, чем жить в бедности»».

И, думая так, он ожидал наступления ночи, чтобы, переодевшись, незаметно ускользнуть через потайную дверь дворца. И он уже собирался взять посох и пуститься в путь, как вдруг Аллах Всевидящий и Всезнающий вызвал в памяти его последние слова и наставления отца его. Ибо отец его перед смертью призвал его к себе и в числе прочего сказал ему: «И в особенности, о сын мой, не забывай, что если судьба когда-нибудь обратится против тебя, то ты найдешь в шкафу для бумаг сокровище, которое даст тебе силу выдержать все удары судьбы».

Когда Зеин вспомнил слова эти, которые совсем было исчезли из его памяти, он, не медля ни минуты, бросился к шкафу для бумаг и открыл его, весь дрожа от радости. Но тщетно он искал, осматривал, перебирал, рылся в бумагах и книгах для записей, смешав в кучу летопись царствований; он не нашел в этом шкафу ни золота, ни даже запаха золота, ни серебра, ни намека на серебро, ни драгоценностей, ни самоцветных камней, ни чего-либо хоть сколько-нибудь похожего на это. И, придя в отчаяние свыше меры, которую только могло вместить стесненное сердце его, и взбешенный, что обманулся в ожиданиях, он принялся рвать все, что попадалось, швыряя во все стороны государственные бумаги и с бешенством топча их ногами, как вдруг почувствовал под всесокрушающей рукою своею нечто твердое, как металл. И, вытащив этот предмет и осмотрев его, он увидел, что это небольшая, но тяжелая шкатулка из красной меди. И он поспешил открыть ее и нашел в ней лишь маленькую сложенную записочку, запечатанную печатью отца его. Тогда, хотя и сильно раздосадованный, он взломал печать и прочел следующие слова, начертанные на этом листе бумаги рукой отца: «Пойди, о сын мой, в такое-то место дворца, возьми заступ и самолично, своими руками рой землю, призывая имя Аллаха».

Прочитав эту записку, Зеин сказал себе: «Пожалуй, понадобится, чтобы я исполнил тяжелую работу пахаря. Но если такова последняя воля отца моего, я не могу ослушаться».

И он вышел в дворцовый сад, взял заступ у стены дома садовника и направился к указанному месту, а именно в находившееся под дворцом подземелье.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

маленькая Доньязада, сестра Шахерезады, поднялась с ковра, на котором примостилась, и воскликнула:

— О сестра моя, как сладостны, милы, завлекательны и свежи слова твои!

И Шахерезада сказала, целуя в глаза младшую сестру свою:

— Да. Но это ничто в сравнении с тем, что я расскажу в сегодняшнюю ночь, если только разрешит мне царь наш, отличающийся прекрасными манерами и обходительностью.

И царь Шахрияр сказал:

— Можешь рассказывать!

Тогда Шахерезада продолжила:

Между тем юный султан Зеин захватил кирку и направился в подземелье, находящееся под дворцом. И он зажег факел и при свете его начал постукивать рукояткой заступа по полу подземелья и наконец услышал глухой звук пустоты. И он сказал себе: «Вот где нужно работать».

И принялся он усердно рыть и поднял больше половины каменных плит пола, не находя ни малейшего признака сокровищ. И затем оставил работу, чтобы немного отдохнуть, и, прислонившись к стене, подумал: «Клянусь Аллахом! С каких это пор, султан Зеин, должен ты следовать за своей судьбой и искать счастье глубоко под землей, вместо того чтобы ожидать его без забот, без волнений и без труда?! Разве не знаешь ты: что прошло, то прошло, а что суждено — сбудется?!»

Тем не менее, немного отдохнув, он вновь принялся за работу и продолжал поднимать плиты одну за другою, не особенно надеясь на успех, как вдруг обнаружил под одной из плит белый камень, который и приподнял, и под ним оказалась дверь, на которой был привешен стальной замок. И он разбил замок этот ударами заступа и открыл дверь.

Тогда он увидел перед собой великолепную лестницу из белого мрамора, которая вела в обширную залу из белого китайского фарфора и хрусталя, все украшения, потолок и колоннада которой были из лазуревого камня. И он увидел в зале этой четыре возвышения из перламутра, на каждом из которых стояли десять больших урн из алебастра и порфира, поочередно. И он спросил себя: «Кто знает, что заключается в этих прекрасных сосудах? Весьма вероятно, что покойный отец мой велел наполнить их старым вином, которое должно быть теперь самого превосходного качества».

И, думая так, он поднялся на одно из возвышений, подошел к одной из урн и снял крышку с нее. И — о удивление! о радость! о ликование! — он увидел, что она была полна до краев золотым песком. И чтобы лучше убедиться в этом, он погрузил в нее руку и, не достав до дна, вынул ее, всю в золоте, точно залитую солнечными лучами. И он поспешил снять крышку со следующей урны и увидел, что она наполнена до краев золотыми динарами и золотыми цехинами всевозможной величины. И он осмотрел одну за другой все сорок урн и увидел, что все алебастровые были до краев полны золотого песка, а все порфировые сестры их наполнены золотыми динарами и цехинами.

При виде этого юный Зеин успокоился, развеселился и стал прыгать и кричать от радости, и, воткнув факел свой в углубление хрустального свода, он наклонил к себе один из алебастровых сосудов и стал сыпать золотой песок на голову, на плечи, на живот и на все тело свое; и он купался в нем с большим сладострастием, чем в самых изысканных хаммамах, и восклицал:

— Ха! Ха! Султан Зеин, ты уже взял было посох дервиша и собирался бродить по дорогам и просить милостыню. Но вот теперь благословение Аллаха снизошло на главу твою за то, что ты не усомнился в благости Подателя благ и еще за то, что ты тратил рукой, широко открытой для всех, богатства, которые Он раньше даровал тебе. Осуши же глаза твои и успокой милую душу свою! И не бойся снова черпать из неиссякаемых даров Того, Кто создал тебя!

И в то же время он поочередно наклонял алебастровые урны и высыпал содержимое их на пол фарфоровой залы. Затем то же сделал он и с урнами из порфира; и золотые динары и цехины шумно посыпались на пол, будя звоном и звяканьем своего падения дрожащее эхо фарфоровых сводов и мелодичный отзвук хрусталя. И он любовно погрузил тело свое в эту груду золота; и при мерцающем свете факела чудный блеск стен и сводов белой с голубым залы чудно сочетался со сверкающими, лучезарными искрами и снопами, падавшими от холодного пламени этого золотого пожара.

Когда юный султан Зеин искупался таким образом в золоте, наслаждаясь им, чтобы скорей забыть призрак нищеты, который еще так недавно грозил ему и чуть не заставил его покинуть дворец отцов его, он поднялся, весь блестя золотыми струями песка, и, несколько успокоившись, принялся тщательно осматривать все с величайшим любопытством, удивляясь, что отец его, царь, сумел вырыть это подземелье и выстроить эту восхитительную залу настолько втайне, что никто во дворце никогда ничего не слышал о ней. И внимательный взгляд его заметил в уголке скрытую между двумя хрустальными колоннами маленькую шкатулочку, точь-в-точь похожую, но только меньшего размера, на ту, которую он нашел в шкафу для бумаг.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И внимательный взгляд его заметил в уголке скрытую между двумя хрустальными колоннами маленькую шкатулочку, точь-в-точь похожую, но только меньшего размера, на ту, которую он нашел в шкафу для бумаг. И он открыл ее и нашел там золотой ключик, украшенный драгоценными камнями. И он сказал себе: «Клянусь Аллахом! Это, должно быть, ключ от того замка, который я разбил».

Но, поразмыслив еще, он сказал себе: «Но как же мог бы тогда этот замок быть запертым снаружи? Ключ этот, несомненно, должен иметь другое назначение».

И он принялся искать повсюду, для чего он мог бы предназначаться. И он с величайшим вниманием принялся осматривать все стены и своды и наконец нашел в одном из стенных украшений заметную скважину. И, полагая, что это именно та, для которой предназначался этот ключ, он сейчас же сделал пробу. И пружина тотчас подалась, и потайная дверь открылась настежь. И он проник в другую залу, еще более великолепную, чем первая, ибо вся она, от пола до потолка, была из зеленого фаянса с золотыми жилками, и можно было подумать, что она высечена в изумрудной скале. И она была так удивительно красива в своей простоте, без единого украшения, что и во сне бы такого не приснилось. И посреди этой залы, под средним сводом, стояли шесть молодых девушек, подобные лунам и блиставшие так ярко, что вся зала была, казалось, ими освещена. И так стояли они на подставках из массивного золота и не говорили ни слова. И Зеин, в одно и то же время восхищенный и изумленный, подошел к ним, чтобы лучше рассмотреть их и обратиться с приветом, и увидел, что они были не живые, а сделанные из одного цельного алмаза каждая.

При виде этого Зеин, пораженный до крайности, воскликнул:

— Йа Аллах! Как это удалось покойному отцу моему приобрести такие диковины?!

И он стал внимательнее рассматривать их и заметил, что, стоя на подставках своих, они окружали седьмую подставку, еще не занятую алмазной девушкой, и на ней лежала полоса шелковой ткани, на которой были вышиты следующие слова:

Когда юный Зеин прочитал эти слова, он сказал себе: «Уж конечно, я не буду откладывать этого путешествия в Каир. Эта седьмая алмазная дева, должно быть, действительно нечто дивное, если отец мой уверяет, что она одна стоит всех этих, вместе взятых, и еще тысячи подобных же».

И таким образом решив насчет отъезда, он на минуту вышел из подземелья, чтобы возвратиться с корзиной, которую наполнил золотыми динариями и цехинами. Затем он отнес ее в свои покои и потом еще часть ночи переносил к себе все это золото, не обратив ничьего внимания на все свои выходы и приходы.

Потом он снова запер дверь подземелья и поднялся во дворец, чтобы хоть немного отдохнуть.

На следующий же день он созвал визирей, эмиров и всех вельмож царства своего и сообщил им о своем намерении отправиться в Египет, чтобы несколько освежиться. И он поручил великому визирю своему, тому самому, который опасался опалы за принесенное им дурное известие, управлять страной во время его отсутствия. Почетная стража, которая должна была сопровождать его в путешествии, состояла лишь из небольшого числа избранных любимых невольников, и он пустился в путь без торжественных проводов и без обычной свиты. И Аллах судил ему благополучие и безопасность, и он беспрепятственно прибыл в Каир.

^{И он стал внимательнее рассматривать их и заметил, что, стоя на подставках своих, они окружали седьмую подставку, еще не занятую алмазной девушкой.}

Там поспешил он осведомиться о Мубараке; и ему сообщили, что в Каире под этим именем известен лишь весьма богатый купец, старшина купеческого общества, проживающий в полном довольствии и благости во дворце своем, двери которого всегда открыты для бедняков и для чужестранцев. И Зеин велел, чтобы его проводили во дворец этого Мубарака; и он увидел у ворот множество невольников и евнухов, которые поспешили, доложив о нем господину своему, приветствовать его с прибытием, и они провели его через обширный двор в великолепную, всю изукрашенную залу, где, сидя на шелковом диване, ожидал его хозяин дворца. И затем они удалились.

Тогда Зеин приблизился к хозяину, который поднялся в честь его и после обычных приветствий попросил его сесть с ним рядом, говоря ему:

— О господин мой, благословение Аллаха снизошло на дом мой с твоим приходом!

И он стал беседовать с ним с большим радушием, тщательно соблюдая обязанности гостеприимства, и не спрашивал его ни об имени его, ни о цели его посещения. И потому Зеин первый стал расспрашивать его, говоря:

— О господин мой, вот я только что приехал из Басры, родины моей, чтобы найти человека по имени Мубарак, который был некогда в числе невольников покойного султана, которому я прихожусь сыном. И если ты спросишь, как имя мое, то я скажу тебе, что зовут меня Зеин, я-то и есть теперь султан Басры.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Только что приехал я из Басры, родины моей, чтобы найти человека по имени Мубарак, который был некогда в числе невольников покойного царя, которому я прихожусь сыном. И если ты спросишь, как имя мое, то я скажу тебе, что зовут меня Зеин, я-то и есть теперь султан Басры.

При этих словах купец Мубарак, до крайности взволнованный, поднялся с дивана и, бросившись на колени перед Зеином, облобызал землю у ног его и воскликнул:

— Хвала Аллаху, о государь мой, дозволившему соединение господина с рабом его! Приказывай — и я отвечу тебе покорностью и послушанием, ибо я тот самый Мубарак, невольник покойного султана, отца твоего! Человек, рождающий потомство, не умирает! О сын господина моего, дворец этот — твой дворец, и я сам — собственность твоя!

Тогда Зеин, подняв Мубарака, рассказал ему все, что с ним случилось, от начала и до конца, не пропуская ни одной подробности. Но нет надобности повторять это теперь.

И он прибавил:

— Итак, я приехал в Египет, дабы ты помог мне отыскать эту диковинную алмазную деву.

И Мубарак ответил:

— От всего верноподданного сердца моего и вменив себе это в первейшую обязанность! Я раб твой, не отпущенный на волю, жизнь моя и имущество мое принадлежат тебе по праву. Но прежде чем отправиться на поиски алмазной девы, о повелитель мой, хорошо было бы, чтобы ты отдохнул здесь от утомления долгого пути и позволил мне дать пир в честь твоего прибытия.

Но Зеин ответил:

— Знай, о Мубарак, что относительно рабства своего ты можешь считать себя свободным, ибо я отпускаю тебя на волю и вычеркиваю имя твое из числа имений и владений моих, что же до алмазной девы, то нужно немедля отправиться на ее поиски, ибо путешествие нисколько не утомило меня, а нетерпение, которым я сгораю, не позволило бы мне ни минуты насладиться отдыхом.

Тогда Мубарак, видя, что решение султана Зеина вполне твердо, не захотел противоречить ему; и, еще раз облобызав землю у ног его, чтобы поблагодарить его за дарованную ему свободу, и поцеловав полу плаща его и прикрыв ею голову свою, он поднялся и сказал Зеину:

— О повелитель мой, подумал ли ты хоть раз об опасностях, которым подвергнешься во дворце старика с Трех Островов? А эти Три Острова расположены в стране, доступ в которую воспрещен обыкновенным людям. Тем не менее я могу проводить тебя туда, ибо знаю заклинание, которое нужно произнести, чтобы проникнуть туда.

И султан Зеин ответил:

— Я готов испытать все опасности, чтобы приобрести эту дивную алмазную деву, ибо ничего не случится, кроме того, что должно случиться. И я готов хоть сейчас с наполняющим грудь мою мужеством идти против старика с Трех Островов.

Тогда Мубарак приказал невольникам своим быть наготове. И, совершив омовения и молитву, они сели на коней и тронулись в путь. И они ехали много дней и ночей по долинам, и пустыням, и по безлюдным местностям, где росла лишь трава и парил Аллах.

И в течение всего странствования они беспрестанно поражались вещам, все более и более странным, которые встречались им в первый раз в жизни. И наконец они выехали на прелестный луг, где и спешились; и Мубарак, обратившись к рабам, которые следовали за ним, сказал им:

— Вы все оставайтесь на этом лугу до нашего возвращения, чтобы сторожить лошадей и припасы.

И затем он попросил Зеина следовать за собой и сказал ему:

— О повелитель мой, нет спасения и силы, кроме как у Аллаха Всемогущего! Мы стоим на пороге запретных земель, где находится алмазная дева. Но нужно, чтобы мы шли вперед одни, не поддаваясь отныне ни на миг малейшему колебанию. И теперь-то должны мы выказать твердость нашу и мужество.

И султан Зеин последовал за ним; и они шли долго не останавливаясь, пока не дошли до подошвы высокой горы с остроконечной вершиной, заслонявшей весь горизонт своей непроницаемой стеной.

Тогда султан Зеин обратился к Мубараку и сказал ему:

— О Мубарак, какая сила поможет нам теперь взобраться на эту неприступную гору? Кто даст нам крылья, чтобы взлететь на ее вершину?

И Мубарак ответил:

— Нам не нужно ни взбираться на нее, ни перелетать на крыльях через ее вершину!

И он вытащил из кармана старую книгу, в которой были начертаны в обратном направлении неизвестные письмена, похожие на муравьиные лапки; и, стоя пред горою, он принялся громко читать, покачивая в такт головой, духовные стихи на каком-то непонятном языке. И гора тотчас расступилась в обе стороны и разделилась на две части, оставив на уровне земли проход, достаточно широкий, чтобы мог пройти один человек. И Мубарак взял султана за руку и решительно вступил первым в этот узкий проход. И они шли так друг за другом в течение часа и дошли до другого конца прохода. И лишь только они вышли из него, как обе половины горы сошлись и сомкнулись вновь настолько плотно, что между ними не осталось даже малейшей трещины, в которую можно было бы вонзить кончик иглы.

И они очутились таким образом на берегу озера величиной с море, из глубины которого поднимались вдалеке Три Острова, покрытые растительностью. И берег, на котором они находились, радовал взор деревьями, кустарниками и цветами, которые смотрелись в зеркальную гладь воды и наполняли воздух нежнейшими благоуханиями, в то время как птицы распевали на разные голоса свои песни, восхищавшие дух и пленявшие сердце.

И Мубарак присел на берегу и сказал Зеину:

— О повелитель мой, ты видишь, так же как и я, вон те острова вдалеке. Так вот туда-то нам и нужно ехать!

И Зеин, весьма изумленный, спросил:

— А как же переправимся мы через это озеро, обширное, как море, чтобы достигнуть этих островов?

Он ответил:

— Не беспокойся об этом, ибо через несколько минут подойдет лодка и переправит нас на эти острова, прекрасные, как земля, обетованная Аллахом правоверным Своим. Ибо там находится старик, владетель алмазной девы. Только умоляю тебя, о повелитель мой, что бы ни случилось и что бы тебе ни пришлось увидеть, не высказывай никаких размышлений об этом. И в особенности, о господин мой, сколь ни покажется тебе странным лицо лодочника и что бы ты ни заметил в нем необычайного, берегись сделать малейшее движение. Ибо, если, уже войдя в лодку, ты будешь иметь несчастье произнести хоть одно слово, лодка вместе с нами пойдет ко дну!

И Зеин, сильно взволнованный, ответил:

— Я буду держать свой язык за зубами, а рассуждения свои — в уме.

В эту минуту Шахерезада заметила, что занимается утренняя заря, и с присущей ей скромностью умолкла.

А когда наступила

она продолжила:

Зеин, сильно взволнованный, ответил:

— Я буду держать свой язык за зубами, а рассуждения свои — в уме.

Но в то время как они разговаривали таким образом, они увидели, что на озере вдруг появилась лодка с лодочником и была уже так близко от них, что они не знали, поднялась ли она из лона вод или же спустилась с воздушной высоты. И лодка эта была из красного сандалового дерева с тройной мачтой из янтаря посредине и со снастями из шелка. Что же до лодочника, то тело у него было, как у человеческого существа, сына Адамова; но голова его походила на голову слона и была снабжена двумя большими ушами, ниспадавшими до земли и тащившимися сзади, как шлейф Хаджар[34].

Когда лодка была уже не более как на пять локтей от берега, то она остановилась; и лодочник с головою слона вытянул хобот свой и схватил одного за другим обоих путешественников; и он перенес их в лодку и бережно опустил в нее. И тотчас же, погрузив свой хобот в воду и работая им как веслами и как рулем в одно и то же время, отчалил от берега. И затем он приподнял свои огромные висячие уши и развернул их над головой своей по ветру, который с шумом надул их, точно паруса. И он управлял ими, поворачивая по направлению ветра с большой уверенностью, как капитан управляет снастями своего корабля. И лодка, движимая таким образом, понеслась по озеру, точно большая птица.

Когда они подъехали к берегу одного из островов, лодочник опять взял их одного за другим своим хоботом и осторожно поставил на берег, после чего тотчас же исчез вместе со своей лодкой.

Тогда Мубарак снова взял султана за руку и направился вместе с ним вглубь острова по дорожке, вымощенной вместо булыжника драгоценными камнями всех цветов. И они шли так до тех пор, пока не подошли к дворцу, выстроенному целиком из изумрудов и окруженному широким рвом, по краям которого были посажены на некотором расстоянии друг от друга деревья такой вышины, что тенью своей покрывали весь дворец. И напротив главных ворот, выкованных из золота, находился мост из драгоценного черепахового панциря, имевший по меньшей мере шесть сажень в длину и три в ширину. Мубарак, не решаясь перейти через этот мост, остановился и сказал султан:

— Мы не можем идти дальше. Но если мы хотим видеть старика с Трех Островов, то должны совершить волшебный обряд.

И, говоря это, он вытащил из мешка, который был спрятан у него под платьем, четыре полосы желтой шелковой ткани. Одною из них он обвил себя вокруг стана, а другую положил себе на спину. Затем он подал две другие полосы султану, который сделал то же самое.

И также Мубарак вытащил из мешка два молитвенных коврика из легкого шелка, расстелил их на земле и посыпал на них несколько зерен мускуса и амбры, бормоча какие-то волшебные заклинания. Затем он сел, поджав ноги, посредине одного из ковриков и сказал султан:

— Сядь посредине другого коврика.

И Зеин исполнил его приказание

И Мубарак сказал ему:

— Я буду сейчас вызывать старика Трех Островов, который живет в этом дворце. Но да даст нам Аллах, чтобы старик явился к нам без гнева! Ибо признаюсь тебе, о господин мой, что я далеко не уверен относительно того, как он нас примет и неспокоен относительно последствий нашего предприятия. Если прибытие наше на этот остров не нравится ему, то он явится взорам нашим в виде ужаснейшего чудовища; если же он не рассержен нашим появлением, то покажется в образе Ибн-Адама, приятного на вид. Но ты, лишь только он будет перед нами, должен будешь подняться в честь него, не сходя с середины ковра, высказать ему почтительнейшие приветствия и потом сказать: «О могущественный властитель, о повелитель повелителей, мы стоим пред тобой в пределах владения твоего и вошли в пределы твоего покровительства! Я же раб твой, я Зеин, султан Басры, сын покойного султана, который унесен был ангелом смерти, после того как отошел в мире к Господу своему. И я пришел просить от великодушия и могущества твоего тех же милостей, какие ты даровал покойному моему отцу, служителю твоему». И если он спросит тебя, какую милость просишь ты даровать тебе, то ответь: «О повелитель мой, седьмую алмазную деву пришел я просить от щедрот твоих!»

И Зеин ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

^{И они шли так до тех пор, пока не подошли к дворцу, выстроенному целиком из изумрудов и окруженному широким рвом.}

Тогда Мубарак, дав султану Зеину все нужные наставления, начал свои заклинания, курения, заговоры, заклятия и колдовство, не имевшие для Зеина никакого смысла. И тотчас вслед за тем солнце скрылось за тяжелыми черными тучами, и весь остров окутала густая тьма, и блеснула длинная молния, за которой последовал удар грома. И поднялся вдруг страшный ветер, дувший по направлению к ним; и они услышали ужасающий крик, который потряс воздух; и земля содрогнулась, как заставит ее содрогнуться ангел Исрафил[35]в день Страшного суда.

Когда Зеин увидел и услышал все это, то почувствовал, что его охватило сильное волнение, но он постарался не показать этого и подумал: «Клянусь Аллахом! Это весьма дурное предзнаменование».

Но Мубарак, угадывавший чувства его, улыбнулся и сказал ему:

— Не бойся, о господин мой! Знамения эти, напротив, должны успокоить нас. С помощью Аллаха все пока идет хорошо!

И действительно, в ту минуту, как он произносил эти слова…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И действительно, в ту минуту, как он произносил эти слова, старик с Трех Островов появился перед ними в образе Ибн-Адама почтенной наружности и столь прекрасный, что не было во всем свете никого, кто бы превосходил его совершенством, кроме Того, Кто один обладает великой красотой, добродетелью и славой (да будет прославлено имя Его!). И он приблизился к Зеину, улыбаясь ему, как отец улыбается своему ребенку. И Зеин поспешил подняться в его честь, не покидая, однако, середины ковра, и затем склонился перед ним и облобызал землю у ног его. И он не забыл высказать ему все приветствия и похвалы, которым научил его Мубарак. И тогда только он изложил ему цель своего прибытия на Три Острова.

Когда старик услышал слова Зеина и ясно понял их значение, то улыбнулся еще более ласковой улыбкой и сказал Зеину:

— О Зеин, это правда, что я любил отца твоего великой любовью; и всякий раз, как он навещал меня, я дарил ему алмазную деву и брал на свое попечение даже доставку их в Басру из опасения, чтобы проводники караванов не попортили их. Но не думай, что я менее расположен к тебе, Зеин, и знай, что это я сам по собственному своему побуждению обещал отцу твоему взять тебя под свое покровительство и побудил его написать те два сообщения и спрятать — один в шкафу для бумаг, а другой в шкатулке в подземелье. И теперь я готов отдать тебе алмазную деву, которая одна стоит всех других, вместе взятых, и еще тысячи других таких же. Но только, о Зеин, я смогу сделать тебе этот дивный подарок не иначе как в обмен за другой, о котором я попрошу тебя.

И Зеин ответил:

— Клянусь Аллахом! О повелитель мой, все, что принадлежит мне, — твоя собственность, и сам я в том числе принадлежу тебе!

И старик улыбнулся и ответил:

— Так, о Зеин, но требование мое будет очень трудно исполнить! И я не знаю, удастся ли тебе когда-либо удовлетворить мое желание?

Он спросил:

— Какое же это требование?

Он сказал:

— Дело в том, что ты должен отыскать и привести ко мне на Три Острова девушку пятнадцати лет, которая была бы в одно и то же время девственна и несравненная красавица!

И Зеин воскликнул:

— Если в этом все твое требование, о повелитель мой, то, клянусь Аллахом, мне будет очень легко удовлетворить тебя. Ибо ничто не встречается так часто в наших краях, как пятнадцатилетние девушки, одновременно и девственные и прекрасные!

При этих словах старик взглянул на Зеина и так расхохотался, что опрокинулся на спину. И когда он несколько успокоился, то спросил Зеина:

— Разве так легко найти то, чего я требую от тебя, о Зеин?

И Зеин ответил:

— О господин мой, я могу доставить тебе не то что одну, а десять девушек, таких, как ты желаешь! Что же до меня, я уже имел во дворце у себя значительное число такого рода девушек, и они были совершенно девственны, и я немало наслаждался!

Но старик, услышав слова эти, не мог удержаться, чтобы не расхохотаться вторично. Затем он сказал Зеину с жалостью в голосе:

— Знай, сын мой, то, что я требую от тебя — такая редкость, что никто до сегодняшнего дня не мог доставить мне этого. И если ты думаешь, что девушки, которыми ты обладал, были девственны, то заблуждаешься и обманываешь себя. Ибо ты не знаешь, что женщины имеют тысячи способов, чтобы заставить поверить девственной чистоте своей; и они ухитряются обманывать самых опытных в этом деле мужчин. Но так как я вижу по уверенности речей твоих, что ты ничего не знаешь о них, то дам тебе средство проверить, девственны они или нет, не прикасаясь к ним ни одним пальцем, не обнажая их и так, что они не будут даже подозревать об этом. Ибо раз я требую, чтобы ты доставил мне девственницу, то необходимо, чтобы ни один мужчина не касался ее и не видел собственными глазами ее интимные органы.

Когда юный Зеин услышал эти слова старика с Трех Островов, он сказал себе: «Клянусь Аллахом! Он, должно быть, сумасшедший.

Уж если, как он сам утверждает, настолько трудно узнать, чиста ли девушка, то как же хочет он, чтобы я нашел ему такую, не увидев ее и не прикоснувшись к ней?!»

И он подумал с минуту и вдруг воскликнул:

— Клянусь Аллахом! Я теперь знаю как! Верно, запах ее подскажет мне это!

Старик улыбнулся и сказал:

— Девственность не имеет запаха!

— Так, верно, нужно пристально посмотреть ей в глаза!

— Девственность нельзя узнать по глазам.

— Но что же тогда должен я сделать, о господин мой?

— Это-то я и скажу тебе сейчас!

И он внезапно исчез из глаз их, но лишь для того, чтобы появиться вновь спустя мгновение; и в руках он держал зеркало. И, обратившись к Зеину, он сказал:

— Я должен сказать тебе, о Зеин, что невозможно сыну Адама узнать по лицу дочери Евы, девственна она или нет. Это знание принадлежит лишь Аллаху и избранникам Его. И так как я не могу положиться на тебя в этом отношении, то пришел, чтобы передать тебе зеркало, которое вернее, чем все людские уверения. Так вот, как только ты увидишь пятнадцатилетнюю девушку безупречной красоты, которая покажется тебе девственной или же которую будут выдавать за таковую, тебе нужно будет только заглянуть в это зеркало — и в нем тотчас же появится образ этой самой девушки. Ты же не бойся подробно рассматривать это изображение, ибо, глядя на изображение в зеркале, ты тем не посягнешь на чистоту тела ее, как это бывает, когда смотрят на само тело. Так вот если девушка окажется уже не девственной, то ты сейчас же увидишь ее «историю», которая покажется тебе глубокой и зияющей, как бездна, и ты увидишь также, что само зеркало как будто запотело и подернулось дымкой. Если же, напротив, Аллаху будет угодно, чтобы девушка эта оставалась девственницей, то ты увидишь, что ее «история» не больше миндального орешка, а поверхность зеркала останется при этом светлой, ясной и чистой.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

А если же, напротив, Аллаху будет угодно, чтобы девушка эта оставалась девственницей, то ты увидишь, что ее «история» не больше миндального орешка, а поверхность зеркала останется при этом светлой, ясной и чистой.

И, сказав это, старик с Трех Островов передал волшебное зеркало Зеину и прибавил:

— Желаю тебе, о Зеин, чтобы судьба послала тебе как можно скорее пятнадцатилетнюю девушку, которую я требую от тебя. И не забудь, что она должна быть при этом безупречной красоты! Ибо на что нужна невинность без красоты! И береги хорошенько это зеркало, ибо потеря его была бы для тебя невознаградимой утратой!

И Зеин, выслушав это, повиновался и, простившись со стариком с Трех Островов, направился вместе с Мубараком обратно к озеру. И лодочник с головой слона явился к ним со своей лодкой и привез их так же, как в первый раз. И гора снова расступилась, чтобы дать им пройти. И они поспешили отыскать своих невольников, которые стерегли лошадей, и возвратились наконец в Каир.

Султан Зеин согласился отдохнуть несколько дней во дворце Мубарака, чтобы прийти в себя после утомления и волнений путешествия.

И он думал: «Йа Аллах, как он наивен, этот старик с Трех Островов, что не колеблется отдать мне самую дивную алмазную деву в обмен за девственную дочь Адама! И он воображает, что род девственниц уже угас на земле!»

Затем, когда он нашел, что отдохнул достаточно, он призвал Му-барака и сказал ему:

— О Мубарак, поднимемся и поедем в Багдад и в Басру, где девственно-чистые девушки бесчисленны, как стрекозы. И мы выберем среди них самую прекрасную и отвезем ее старику с Трех Островов в обмен за алмазную деву!

Но Мубарак ответил:

— Зачем же, о повелитель мой, ехать так далеко за тем, что есть у нас под руками? Разве не находимся мы в Каире, городе из городов, любимом местопребывании прекраснейших людей, куда стекаются все красавицы мира? Не беспокойся же относительно этих поисков и предоставь мне действовать по своему разумению.

— А что же ты предпримешь?

— У меня есть среди прочих знакомств одна изворотливая старуха, весьма опытная в том, что касается девушек, которая доставит их нам даже больше, чем мы пожелаем. Так вот, я поручу ей привести сюда всех молодых девушек пятнадцати лет, какие только есть не только в Каире, но и во всем Египте. И я скажу ей, дабы облегчить нашу задачу, чтобы она сама сделала предварительный выбор и приводила сюда лишь тех, которых она сочтет достойными для подарка царям и султанам. И я пообещаю ей, чтобы разжечь ее усердие, богатый бакшиш[36], и тогда она не оставит в покое ни одной молодой девушки, сколько-нибудь представительной, не приведя ее к нам с ведома или без ведома ее родителей. Мы же остановим выбор свой на той, которая покажется нам самой прекрасной из числа египтянок, и купим ее, или же, если окажется, что она знатного рода, я посватаю ее за тебя, и ты обвенчаешься с ней для виду, ибо условлено, что ты не прикоснешься к ней. После чего мы поедем в Дамаск, затем в Багдад и в Басру и там произведем те же поиски. И в каждом городе будем мы покупать или приобретать посредством условного брака ту, которая наиболее поразит нас своей красотой, после того, разумеется, как мы убедимся в ее девственности при помощи зеркала. И тогда только мы соберем вместе всех этих девушек, которых приобретем уже указанным способом, и выберем из них ту, которая, без сомнения, будет самой восхитительной. И таким образом, господин мой, ты сдержишь свое слово, данное старику с Трех Островов, который, в свою очередь, исполнит свое обещание и в обмен за прекрасную пятнадцатилетнюю девушку отдаст тебе алмазную деву.

И Зеин ответил:

— Мысль твоя, о Мубарак, превосходна! И язык твой произносит слова, полные мудрости и красноречия!

Тогда Мубарак пошел к упомянутой старухе, которая не имела себе равной в различных хитростях и проделках, ибо могла бы давать уроки плутовства, изобретательности и лукавства самому Иблису. И, вложив ей в руку для начала довольно значительный бакшиш, он сообщил ей о цели, приведшей его к ней, и прибавил:

— Ибо девушка эта, несравненной красоты и девственная, которую я поручаю тебе выбрать из всех пятнадцатилетних девушек Египта, предназначается сыну господина моего. И ты можешь быть уверена, что поиски и труды твои будут щедро вознаграждены. И ты не сможешь нахвалиться великодушием нашим!

И старуха ответила:

— О господин мой, успокой дух твой и осуши глаза твои, ибо я, клянусь Аллахом, посвящу себя тому, чтобы угодить тебе свыше твоего требования. Ибо знай, что у меня под рукой есть юные девственницы пятнадцатилетнего возраста, несравненной грации и красоты, и притом все дочери почтенных и именитых людей. И я приведу к тебе их всех одну за другой. И ты будешь в большом затруднении, когда придется тебе выбирать между этими лунами, которые все одна другой восхитительнее.

Так говорила старая плутовка. Но, несмотря на всю свою опытность и сметливость, она ничего не знала о зеркале. И потому-то она так уверенно вышла из дому и пошла бродить по городу, чтобы путем обычных своих уловок и приемов отыскать нужных ей молодых девушек.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И потому-то она так уверенно пошла бродить по городу, чтобы путем обычных приемов и уловок своих найти нужных ей молодых девушек.

И действительно, она не замедлила привести во дворец Мубарака первую, весьма значительную партию отобранных молодых девушек: все были пятнадцатилетнего возраста (но на вид казались несколько моложе) и безупречно чистые в отношении девственности. И она вводила их одну за другой, закутанных в покрывала, со скромно потупленными ниц глазами, в залу, где ожидал их султан Зеин, вооруженный волшебным зеркалом, и рядом с ним купец Мубарак. И право, глядя на все эти опущенные глаза, на эти невинные лица и скромные манеры, никто бы не мог усомниться в чистоте этих молоденьких девушек, которых вводила старуха. Но — вот ведь! — здесь было зеркало, и ничто не могло обмануть его: ни опущенные веки, ни невинные лица, ни целомудренная осанка. Ибо каждый раз, как в залу входила новая девушка, султан Зеин, не говоря ни слова, поворачивал зеркало к осматриваемой девушке и потом смотрел на него. И она появлялась в нем совершенно обнаженная, несмотря на окутывавшие ее многочисленные одежды; и ни одна часть тела ее не оставалась скрытой, и ее «история» отражалась со всеми подробностями, как если бы находилась в ящике из прозрачного хрусталя.

И каждый раз, как султан Зеин осматривал в зеркале нововведенную юницу, он был крайне далек от того, чтобы увидеть крошечную «историю» в форме ядрышка миндаля, и он был удивлен, в какую глубокую бездну он мог бездумно бросить себя или старика Трех Островов, если бы не было у него волшебного зеркала. И он отсылал после этого осмотра всех, которые приходили, не объясняя старухе причины своего отказа, ибо он не желал вредить этим девушкам, показывая то, что Аллах окутывал тайной, открывая то, что было скрыто. И он только обтирал каждый раз обшлагом своего рукава густой пот, покрывавший поверхность зеркала после каждого такого отражения. Но старуха, не отчаиваясь в успехе и поощряемая надеждой на вознаграждение, привела к нему вторую партию девушек, еще более значительную, чем первая, и третью, и четвертую, и пятую партию, но с таким же «успехом», как и в первый раз.

И таким образом, о Зеин, видел ты и египтянок, и копток, и нубиек, и абиссинок, и суданок, и магрибинок, и аравитянок, и бедуинок. И без сомнения, в числе их было несколько девушек бесподобной красоты и привлекательности. Но среди всех них не нашлось ни одной, которая была бы девственна, чиста, невинна.

И потому-то султан и Мубарак, не найдя в Египте ни среди дочерей знатных людей, ни среди дочерей простого народа девушку, которая бы удовлетворяла поставленным требованиям, решили, что им ничего более не остается, как покинуть эту страну, чтобы отправиться продолжать поиски свои, и прежде всего в Сирии. И они поехали в Дамаск и наняли там великолепный дворец в лучшей части города. И Мубарак вступил в сношение с различными старыми свахами и сводницами и сообщил им то, что следовало сообщить. И все они, выслушав его, поспешили повиноваться. И они вступили в переговоры с разными девушками, дочерьми великих и малых людей, как с мусульманками, так и с еврейками и христианками. И, не подозревая о свойствах волшебного зеркала, самое существование которого было им неизвестно, они приводили их поочередно в залу, предназначенную для смотрин. Но с уроженками Сирии случилось то же, что и с египтянками, и с другими, ибо, несмотря на скромные манеры и чистоту взоров их, все они оказались лишенными невинности.

А при таких условиях ни одна из них не могла быть взята. И все сводницы и другие старухи вынуждены были убраться восвояси с носом, вытянувшимся до земли.

Вот и все, что было с ними.

А что до султана Зеина и Мубарака, то с ними случилось вот что. Когда они убедились, что и Сирия, так же как Египет, совершенно лишена юных девственниц, то были весьма смущены; и Зеин подумал: «Это поразительно!»

И он сказал Мубараку:

— О Мубарак, мне кажется, нам нечего больше делать в этой стране, и мы должны искать в иных краях то, чего мы желаем. Ибо сердце мое и ум полны мыслей о седьмой алмазной деве, и я готов продолжать наши поиски, чтобы найти пятнадцатилетнюю девственницу, которая должна быть доставлена старику с Трех Островов в обмен за его подарок.

И Мубарак ответил:

— Слушаю и повинуюсь! — и прибавил: — По-моему, бесполезно ехать куда-либо, кроме как в Ирак, ибо только там можем мы надеяться, что найдем то, что ищем. Снарядим же наш караван и отправимся в Багдад, Город мира.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она продолжила:

По-моему, бесполезно ехать куда-либо, кроме как в Ирак, ибо только там можем мы надеяться, что найдем то, что ищем. Снарядим же наш караван и отправимся в Багдад, Город мира.

И Мубарак сделал нужные приготовления к отъезду, и, когда караван был снаряжен, он вместе с султаном Зеином двинулся через пустыню по дороге, которая ведет в Багдад. И Аллаху угодно было, чтобы они совершили путешествие свое благополучно; и ни разу не преградили им путь, и они прибыли в Город мира целыми и невредимыми.

Там, так же как и в Дамаске, они прежде всего наняли дворец, расположенный на берегу Тигра, с великолепным видом и с садом, подобным Саду Утех халифа Гаруна аль-Рашида. И они стали вести роскошный образ жизни, держа открытый стол и задавая неслыханные пиры. И каждый раз, когда все гости наедались и напивались досыта и пир был окончен, они приказывали раздавать оставшееся беднякам и дервишам. Но среди этих дервишей был один по имени Абу Бакр, который был противнейшим обжорой и негодяем, и он ненавидел всех богачей за одно то, что они были богаты, тогда как он был беден. Ибо нужда ожесточает сердце человека с низменной душою, тогда как человека с душой возвышенной она облагораживает. И так как он видел изобилие и блага Аллаха в жилище пришельцев, то ему этого было достаточно, чтобы их возненавидеть. И вот в один из дней он пришел в мечеть к послеполуденной молитве и, став посредине толпы молящихся, воскликнул:

— О правоверные, вы должны, конечно, знать, что в нашем околотке поселились с некоторых пор два чужестранца, которые тратят ежедневно огромнейшие суммы и выставляют на вид свое богатство единственно для того, чтобы пускать пыль в глаза таким беднякам, как мы. Но мы не знаем, что за люди эти чужестранцы, и не можем быть уверены, что это не мошенники, награбившие у себя на родине значительные богатства, чтобы приехать затем в Багдад проматывать мошеннически доставшиеся им деньги вдов и сирот. Заклинаю вас именем Аллаха и заслугами господина нашего Мухаммеда (да пребудет мир и молитва над ним!) остерегаться этих незнакомцев и ничего не принимать от щедрот их. К тому же если бы господин наш халиф узнал, что в нашем околотке находятся такого рода люди, то он признал бы всех нас ответственными за их проступки и наказал бы нас за то, что мы не сообщили ему об этом. Что же до меня, то я теперь же заявляю всем вам, что совершенно умываю руки в этом деле и не имею ничего общего с этими чужаками и с теми, которые принимают их приглашения и входят в дом к ним.

И все присутствующие ответили в один голос:

— Конечно, это так! Ты прав, о Абу Бакр. И мы поручаем тебе составить по этому поводу жалобу к халифу, дабы он велел разобрать это дело.

Затем все собравшиеся вышли из мечети. А Абу Бакр вернулся домой, чтобы подумать, как вернее навредить этим чужестранцам.

Между тем по велению судьбы Мубараку стало известно обо всем происшедшем в мечети; и он возымел серьезные опасения по поводу происков дервиша; и он подумал, что если слухи об этом распространятся, то он не сможет более внушать доверие разным сводницам и свахам. И потому, не теряя времени, он положил шестьсот золотых динаров в мешок и поспешил к дому дервиша. И он постучал в дверь, и дервиш открыл ему и, узнав его, спросил сердитым голосом:

— Кто ты? И что тебе нужно?

И он ответил:

— Я Мубарак, раб твой, о господин мой Абу Бакр. И пришел к тебе от имени эмира Зеина, который много слышал о мудрости твоей, познаниях и влиятельном положении твоем в этом городе; и он послал меня засвидетельствовать тебе его почтение и сказать, что он всецело в твоем распоряжении. И чтобы доказать свои добрые намерения, он поручил мне передать тебе как дар подчиненного повелителю своему этот кошелек с шестьюстами золотыми динарами, весьма извиняясь перед тобой, что подарок этот так мало соответствует громадным заслугам и достоинствам твоим. Но если Аллаху будет угодно, он не замедлит в ближайшие дни доказать тебе еще лучше, насколько он чувствует себя обязанным тебе и затерявшимся в беспредельной пустыне благодушия твоего!

Когда дервиш Абу Бакр увидел мешок с золотом и выложил содержимое его, то он стал очень нежен во взорах своих и весьма кроток в своих намерениях. И он ответил:

— О господин мой, я пламенно молю прощения у господина твоего эмира за все, что язык мой когда-либо необдуманно болтал о нем, и я раскаиваюсь, как только можно раскаиваться, что погрешил в своих обязанностях по отношению к нему! И я очень прошу тебя быть моим уполномоченным перед ним и выразить ему мое глубочайшее сожаление относительно прошедшего и мои лучшие намерения относительно будущего. Ибо я хочу сегодня же, если будет угодно Аллаху, загладить перед всеми все, в чем мог я легкомысленно погрешить перед ним, и заслужить таким образом милость эмира!

И Мубарак ответил:

— Хвала Аллаху, наполнившему сердце твое добрыми намерениями, о господин мой Абу Бакр. Но я умоляю тебя не забыть прийти после молитвы почтить дом наш своим присутствием и усладить дух наш обществом своим, ибо мы знаем, что благословение Аллаха проникает в жилище наше по следам святости твоей!

И, сказав это, он поцеловал руку дервиша и возвратился домой.

Что же касается Абу Бакра, то он не преминул пойти в мечеть в час молитвы и там, поднявшись среди собравшихся верующих, воскликнул:

— О правоверные, братья мои, вы знаете, что нет никого, кто бы не имел врагов, и знаете также, что зависть преследует больше всего тех, на кого снизошли благословение и милость Аллаха! И я спешу, чтобы облегчить совесть свою, сегодня же сказать вам, что те два чужестранца, о которых я необдуманно отзывался вчера, оказались людьми, полными благородства, такта и других бесценных достоинств. Сверх того, сведения, которые я собрал о них, дали мне возможность установить, что один из них — эмир высокого звания и с большими заслугами, и присутствие его может быть благодетельным для нашего околотка. Итак, вам следует выказывать ему почтение везде, где бы вы его ни встретили, и оказывать ему почести, подобающие его сану и доблести. Уассалам!

И дервиш Абу Бакр изгладил таким образом в уме своих слушателей впечатление от речи, произнесенной им накануне. И затем он оставил их, чтобы пойти домой переодеться и надеть совершенно новый кафтан, полы которого волочились по земле, а длиннущие рукава ниспадали до колен. И тогда он пошел навестить султана Зеина и вошел в залу, предназначенную для посетителей.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметала, что брезжит утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И тогда он пошел навестить султана Зеина и вошел в залу, предназначенную для посетителей. И он склонился до земли перед султаном, который ответил ему на его приветствие и, радушно встретив его, пригласил сесть рядом с собою на диван. Затем он велел подать ему кушаний и напитков и разделил трапезу с ним и Мубараком. И они принялись беседовать, как хорошие друзья. И дервиш, совершенно очарованный обхождением султана, спросил его:

— О повелитель мой Зеин, долго ли думаешь ты освещать город наш своим присутствием?

А Зеин, который, несмотря на юный возраст свой, был весьма опытен и умел извлекать выгоду из случайностей, которые посылала ему судьба, ответил:

— Да, о господин мой Абу Бакр. Я намерен оставаться в Багдаде до тех пор, пока цель моя не будет достигнута!

И Абу Бакр сказал:

— О господин мой эмир, какую же благородную цель ты преследуешь? Раб твой был бы весьма счастлив, если бы мог помочь тебе в чем-нибудь и от всего дружеского сердца отдался бы служению на пользу твою!

И султан Зеин ответил:

— Знай в таком случае, о почтенный Абу Бакр, что мечта моя — жениться. Но я желал бы найти и взять в жены себе молодую девушку пятнадцати лет, которая была бы в одно и то же время и необычайно прекрасна и девственна. И нужно, чтобы красота ее была совершенна, чтобы она не имела себе равных среди юных дев нашего времени и чтобы девственность ее была безупречна, — вот цель, которую я преследую, и причина, побудившая меня приехать в Багдад после того, как побывал я в Египте и в Сирии.

И дервиш ответил:

— Конечно, о господин мой, это вещь очень редкая, и очень трудно ее найти. И если бы Аллах не поставил меня на пути твоем, пребывание твое в Багдаде никогда бы не закончилось и все свахи понапрасну теряли бы время в поисках. Я же знаю, где ты сможешь найти эту редчайшую жемчужину, и я скажу тебе это, если только ты позволишь мне.

При этих словах Зеин и Мубарак не могли удержаться от улыбки.

И Зеин сказал ему:

— О святой дервиш, вполне ли ты уверен в девственности той, о которой говоришь? И если так, каким образом ты убедился в этом? Если ты сам осматривал эту девушку, то как же может она быть девственной? Ибо девственность не только в том, чтобы никто не касался тела ее, но и в том, чтобы никто его не видел!

И Абу Бакр ответил:

— Конечно, сам я не видел ее! Но я готов отрезать себе правую руку, если она не такова, как я говорю тебе! Да и притом сам ты, о господин мой, как можешь убедиться в этом до свадебной ночи?

И Зеин ответил:

— Очень просто: мне нужно видеть ее, совершенно одетую и закутанную в покрывало, лишь одно мгновение!

И дервиш из уважения к хозяину своему удержался от смеха и ответил только:

— Господин наш эмир, вероятно, хорошо умеет понимать выражение лиц, если может угадать таким образом, видя только одни глаза из-под покрывала, чиста ли стоящая перед ним девушка, которую он никогда раньше не знал!

И Зеин сказал:

— Да, это так. И ты должен только дать мне взглянуть на эту девушку, если думаешь, что дело это действительно может состояться. И будь уверен, что я сумею оценить твои услуги и с лихвою вознаградить тебя за них.

И дервиш ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

И он тотчас же отправился разыскивать девушку, о которой шла речь.

Ибо Абу Бакр действительно знал одну молодую девушку, которая обладала нужными качествами и которая была не кто иная, как дочь старшины дервишей Багдада. И отец воспитал ее вдали от нескромных взоров в простоте, согласно божественным наставлениям священной книги. И она выросла дома, не зная зла, как растет цветок. Она была бела, и изящна, и прекрасного сложения, выйдя без малейшего изъяна из формы красоты. И восхитительна была соразмерность тела ее, и черные очи ее, и гладки, как частицы луны, нежные члены ее. И над широкими, округлыми бедрами ее возвышался тонкий стан, что же до прочих прелестей, то никто не смог бы описать их, ибо никто никогда не видел тела ее. И лишь в волшебном зеркале впервые отразилась красота ее — и лишь благодаря этому появилась возможность описать ее, если на то будет воля Аллаха!

И вот дервиш Абу Бакр явился в дом шейха дервишей и после обмена обычными приветствиями и любезностями произнес длиннейшую речь, подкрепленную различными выдержками из священной книги относительно необходимости замужества для молодых девушек, достигших зрелости; и под конец он сообщил ему во всех подробностях, как обстоит дело, и прибавил:

— И эмир этот столь благородный, столь богатый и столь великодушный, готов заплатить тебе какой угодно выкуп, какой только ты потребуешь за дочь свою; но за это он требует, чтобы ему позволили раз взглянуть на нее, в то время как она будет совершенно одета, скрыта и закутана в изар.

И старшина дервишей, отец молодой девушки, размышлял об этом в течение часа и потом ответил:

— Это возможно.

И он пошел к супруге своей, матери молодой девушки, и сказал ей…

В эту минуту Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Это возможно!

И он пошел к супруге своей, матери молодой девушки, и сказал ей:

— О мать Латифы, встань, возьми дочь нашу и следуй за сыном нашим, дервишем Абу Бакром, который отведет тебя во дворец, где судьба дочери нашей сегодня ожидает ее!

И супруга шейха дервишей тотчас же повиновалась и, укутавшись покрывалом своим, вошла в комнату дочери своей и сказала ей:

— О дочь моя Латифа, отец твой желает, чтобы сегодня ты впервые вышла из дому вместе со мною!

И, причесав и одев ее, она вышла вместе с ней и следовала в десяти шагах за дервишем Абу Бакром, который привел их во дворец, где, сидя на диване в приемной зале, ожидали их Зеин и Мубарак.

И ты вошла, о Латифа, с широко открытыми от изумления черными глазами, блестевшими из-под маленького личного покрывала, ибо во всю твою жизнь не видала ты другого мужского лица, кроме почтенного лица отца твоего, шейха дервишей! И ты не опустила глаз своих, ибо не ведала ни ложной скромности, ни лицемерной стыдливости — ничего из того, чему научают обыкновенно дочерей человеческих, чтобы пленять сердца!

Но ты смотрела на все вокруг своими чудными черными глазами дрожащей, робкой и очаровательной газели. И султан Зеин при твоем появлении почувствовал, что разум покидает его, ибо среди всех женщин во дворце своем и всех молодых девушек Египта и Сирии он не видел ни одной, которая могла бы хоть сколько-нибудь равняться в красоте с тобою. И ты отразилась в зеркале нагая. И он мог видеть, как голубок, примостившийся наверху колонны, твою чудную «историю», запечатанную неповрежденной печатью Сулеймана (мир и молитва над ним!), и он присмотрелся к ней повнимательнее и увидел, что твоя «история», о Латифа, во всех отношениях похожа на очищенный миндаль. Хвала Аллаху, сохраняющему сокровища и отдающему их верным Своим!

Когда же султан Зеин благодаря волшебному зеркалу нашел наконец девушку, которую искал, он поручил Мубараку немедленно пойти сватать ее. И Мубарак, сопровождаемый дервишем Абу Бакром, тотчас же пошел к шейху дервишей, чтобы передать ему предложение султана, и получил его согласие. И он проводил его во дворец; и тотчас вызвали кади и свидетелей и заключили брачный договор. И свадьба была отпразднована с необычайною пышностью. И Зеин дал несколько больших пиров и щедро одарил всех бедняков околотка. И когда все гости удалились, Зеин удержал у себя дервиша Абу Бакра и сказал ему:

— Знай, о Абу Бакр, что мы уезжаем сегодня же вечером в далекую страну. И в ожидании возвращения моего в Басру, родину мою, вот тебе десять тысяч золотых динаров в награду за твои ценные услуги. Но Аллах еще щедрей! И настанет день, когда я смогу лучше доказать тебе свою признательность.

И он дал ему десять тысяч динаров, решив про себя впоследствии, по возвращении в царство свое, назначить его первым придворным. И после того как дервиш поцеловал руки его, он дал знак трогаться в путь. И юная девственница была помещена в паланкин на спину верблюда. И Мубарак открывал шествие, а Зеин шел последним. И, сопровождаемые свитой своей, они вновь направились к Трем Островам.

Но Три Острова эти находились очень далеко от Багдада, и путешествие длилось целые месяцы, в течение которых Зеин чувствовал себя с каждым днем все более и более очарованным прелестью обворожительной невинной девушки, ставшей законной супругой его. И он полюбил ее в сердце своем за кротость, и прелесть, и приветливость, и достоинства, которые были в ней. И в первый раз испытал он силу настоящей любви, о которой до сих пор и не подозревал, и потому с большой горестью в сердце думал он о той минуте, когда нужно будет отдать ее старику с Трех Островов. И не раз соблазняла его мысль повернуть назад, возвратиться в Басру и увезти эту девушку к себе. Но он чувствовал себя связанным клятвой, данной старику с Трех Островов, и не мог не сдержать ее.

Между тем они вступили в запретную землю и тем же путем и теми же способами, что и прежде, достигли Трех Островов, где жил старик. И после приветствий и обмена любезностями Зеин представил ему девушку, закутанную в покрывало. И он вручил ему и зеркало. И старик с Трех Островов внимательно посмотрел на нее, не пользуясь зеркалом; и, казалось, глаза его были как два зеркала. И спустя несколько мгновений он подошел к Зеину и, бросившись ему на шею, горячо расцеловал его и сказал:

— Султан Зеин, я поистине весьма доволен твоим старанием угодить мне и плодом трудов твоих, ибо девушка, которую ты привез мне, именно такая, как я желал. Она очаровательно прекрасна и превосходит прелестью и совершенствами всех юных дев земли. Сверх того, она девственна, и девственность ее запечатлена печатью господина нашего Сулеймана ибн Дауда (да пребудет над ним мир и молитва!). Что же касается тебя, то тебе остается только возвратиться в государство твое; и когда ты войдешь во вторую залу, — из фаянса, где находятся шесть алмазных дев, — то ты найдешь там седьмую, которую я обещал тебе и которая одна стоит больше, чем тысяча других, вместе взятых. — И он прибавил: — Объясни теперь девушке, что ты оставляешь ее у меня и что она не имеет больше ничего общего с тобою.

При этих словах прелестная Латифа, которая, в свою очередь, также сильно привязалась к прекрасному султану Зеину, испустила глубокий вздох и заплакала. И, весьма опечаленный, он объяснил ей все, что было условлено между ним и стариком с Трех Островов, и сказал ей:

— Ты разведена!

И, рыдая, вышел он от старика с Трех Островов, в то время как Латифа от горя упала в обморок. И, поцеловав руку старика, он пустился вместе с Мубараком в обратный путь, в Басру. И в продолжение всего путешествия он не переставал думать об этой столь очаровательной и кроткой Латифе; и он горько упрекал себя в том, что обманул ее, дав ей поверить, что она стала супругой его; и он считал себя виновным в несчастье их обоих и не мог утешиться.

В этом-то горестном настроении прибыл он наконец в Басру, где все великие и малые, обрадованные его возвращением, встретили его ликованиями. Но султан Зеин, ставший очень печальным, не принимал никакого участия во всех этих празднествах и, несмотря на все настояния верного Мубарака, отказывался спуститься в подземелье, где должна была находиться алмазная дева, которую он так долго ждал и о которой так много мечтал. Наконец, уступая советам Мубарака, которого он назначил визирем тотчас по прибытии в Басру, он согласился сойти в подземелье. И он прошел через залу из хрусталя и фарфора, блиставшую золотыми монетами и золотым песком, и проник в залу из зеленого фаянса с золотыми жилками. И он увидел прежние шесть фигур на прежних местах и нехотя взглянул на седьмую золотую подставку.

И вот что он увидел.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Фигуры стояли на прежних местах, и нехотя взглянул султан Зеин на седьмую золотую подставку.

И вот что он увидел. На подставке во весь рост стояла, улыбаясь, нагая девушка, блиставшая ярче алмаза, в которой султан Зеин с величайшим волнением узнал ту, которую отвез на Три Острова. И, оцепенев, он мог только открыть рот, будучи не в состоянии произнести ни слова.

И Латифа сказала ему:

— Да, это я, Латифа, которую ты никак не ожидал здесь увидеть! Увы! Ты шел с надеждой найти здесь нечто более драгоценное, чем я!

И Зеин обрел наконец дар речи и воскликнул:

— Нет, клянусь Аллахом, о госпожа моя, я сошел сюда лишь против желания сердца моего, занятого лишь тобою! Да будет благословен Аллах, дозволивший нам соединиться!

И в то время как он произносил эти последние слова, раздался удар грома, от которого содрогнулось все подземелье, и в то же мгновение появился старик с Трех Островов. И он улыбался доброй улыбкой. И, приблизившись к Зеину, он взял руку его и вложил ее в руку девушки, говоря:

— О Зеин, знай, что с самого рождения твоего я взял тебя под свое покровительство. И я должен был упрочить твое счастье. Но я не мог сделать этого вернее, чем дав тебе единственное сокровище, которое поистине бесценно. И сокровище это, которое прекраснее всех алмазных статуй и всех драгоценных камней на свете, есть эта юная девственница. Ибо девственность в соединении с красотою тела и достоинством души есть противоядие, которое избавляет от всяких лекарств и заменяет все богатства!

И, сказав это, он поцеловал Зеина и исчез.

Султан Зеин и супруга его Латифа, будучи на вершине счастья, полюбили друг друга великой любовью и жили долгие годы жизнью самой изысканной и полной наслаждений до тех пор, пока не явилась к ним неизбежная разлучница друзей и сообществ — смерть. Слава Единому Хранителю жизни, не ведающему смерти!

Когда Шахерезада закончила эту историю, она умолкла. И царь Шахрияр сказал:

— Это зеркало девственниц, Шахерезада, чрезвычайно удивительно!

И Шахерезада улыбнулась и сказала:

— Да, о царь! Но может ли оно сравниться с волшебной лампой?

И царь Шахрияр спросил:

— Какая же это волшебная лампа, о которой я ничего не знаю?

И Шахерезада сказала:

— Это лампа Аладдина! И именно о ней я и буду рассказывать тебе!

И она сказала: