Убийство по лицензии

Глава 18

После посещения пещеры вся жизнь Батырина в племени была сплошь усыпана поклонением и почестями. Ему отвели для персонального пользования лучшую, самую большую и прохладную хижину. Ему привели трех молоденьких, с упругой коричневой кожей обворожительных аборигенок и знаками показали, что это его служанки, рабыни, наложницы. Его кормили и поили, не требуя взамен никакой работы. Целыми днями Батырин валялся в прохладной хижине, попивая местный горячительный напиток с запахом гнилой капусты и принимая обожание своих новых подчиненных.

Глубокой ночью, когда спадала одуряющая жара, его выносили из обжитого жилища, ставили посреди площади и громко молились у ног, сопровождая молитвы завываниями и ритмичными танцами. Все более-менее молодые (и не только) женщины племени мечтали затащить белого бога в свою постель и использовали для этого весь доступный им арсенал обольщения — от желто-красной раскраски на лице до эротических танцев, напоминавших движения половозрелой кошки во время мартовского сезона. Даже мужья этих дам были бы несказанно счастливы, если бы божество выбрало именно их подругу.

Очевидно, туземцы не считали внебрачные связи с богом супружеской изменой, в отличие от отношений с другими членами племени. (Батырин был свидетелем, как сладкую парочку, застуканную ревнивым мужем, безжалостно закололи копьями, а потом съели всем скопом, причем осиротевшие дети принимали активное участие в пиршестве и с нескрываемым удовольствием обгладывали кусочки мяса с родительских мослов.)

Кроме того, в почетные обязанности белого божества входило несложное участие в племенном судействе и напутствие воинов на охоту, а женщин — на работу в поле. Собственно говоря, судейство осуществлял непосредственно вождь племени, а Батырин только скреплял его своим важным «оле» и поднятием ладони кверху — придавал ему, так сказать, юридическую силу. Напутствовать селян на охоту оказалось тоже не слишком сложно — надо было только взять два слоновьих бивня, правда тяжелых, скользких и неудобных, и протанцевать с ними вокруг кострища, потрясая волшебным инструментом и периодически выкрикивая традиционный рекламный слоган: «Макумба бебе, оле, оле!»

Всей этой премудростью белое божество овладело всего за пару дней, проявив недюжинные способности к обучению. Авторитет российского политика в племени поднялся еще выше после удачной охоты, когда мужчины племени вернулись, неся на жердях двух привязанных за щиколотки антилоп с жалобно закинутыми на спину рогами. Вновь все племя ползало в пыли у ног макумба бебе и лобызало его стопы.

«Вот она, слава, вот она, власть, — с философской грустью размышлял в это время политик, он же племенной бог. — Не есть ли это мое призвание на земле? Чем не высшая цель — сделать хотя бы нескольких людей, пусть диких и необразованных, счастливыми?..»

Однако делать людей счастливыми вскоре прискучило Батырину. Ему отчего-то захотелось домой, в Москву, в прокуренные коридоры Думы, к своим соратникам по партии, в пламя вечной борьбы. Отчего-то ему надоела любимая жена Ньяма, одна из трех отроковиц, презентованных макумба бебе вождем, прелестная девушка с точеным шоколадным телом, души не чаявшая в своем белокожем муже. И захотелось вдруг вернуться под бок к законной супруге, услышать ее привычный утренний храп, увидеть полное плечо, выглядывающее из сбившейся набок сорочки нежного сиреневого цвета, ощутить ее верную руку и зоркий глаз, бдящий его.

Ему надоели набедренные одежды из травы и вызывающая желто-оранжевая пожарная раскраска кожи. Ему захотелось надеть пиджак, галстук, прокатиться в быстрой машине по Кутузовскому с мигалкой, разгоняя ошалелые «шестерки», «Москвичи» и даже иномарки попроще. Наверное, это была та самая ностальгия, о которой Батырин много читал, но никогда ее до сих пор не испытывал. Он снова стал подумывать о том, как бы ему выбраться из африканской глуши. Однако сказывалось расслабляющее действие южной природы: когда тебе на тарелочке с голубой каемочкой три раза в день приносят пищу и не требуют ничего взамен, кроме нескромных выкриков «макумба бебе», а три прелестные шоколадки с приплюснутыми носами стараются перещеголять одна другую в любовной эквилибристике, невольно оттаиваешь душою.

Однако с течением времени положение Батырина в племени значительно ухудшилось по сравнению с первоначальным. Божество — оно на то и божество, чтобы карать и миловать. Если перестает карать, забывает про свои должностные обязанности, то начинает терять авторитет. Батырин вплотную столкнулся с разложением в некогда благожелательных и послушных рядах туземцев.

Все началось с мелочей. Несколько раз мужчины вернулись с охоты только с мелкой добычей, а потом стали возвращаться вообще без трофеев — наивные аборигены, должно быть, думали, что раз у них в приятелях сам макумба бебе, то дичь должна самостоятельно лезть к ним в сети, связывать себе ноги и вешаться на жерди кверху копытами. Дичь, однако же, так не считала, она по-прежнему резво убегала при появлении охотников, удивленных своими неудачами. В среде воинов росло недовольство.

Кроме того, на поля возле деревни напало стадо диких обезьян и подчистую вымело все огороды, оставив племя без пропитания. Теперь и женщины перестали виться перед Батыриным влюбленными кошками и лишь презрительно фыркали, а некоторые даже плевали в его сторону, проходя мимо. Надо сказать, что они плевали довольно метко, попадая иной раз божеству прямо в лицо.

Ощутимая конфронтация наступила у Батырина и с вождем — тот почувствовал, что падение авторитета божества влечет за собой и прямо пропорциональное падение рейтинга самого вождя, и это ему не понравилось.

Прохладца в отношениях вождя с божеством, начавшаяся с недоброжелательных взглядов и неодобрительных покачиваний головой, вскоре сменилась открытой оппозицией: в одно прекрасное африканское утро Батырин услышал выразительный шепот у себя за спиной. По роду своей деятельности он хорошо знал интонацию этого шепота — сам не раз участвовал вот в таких шепотках, заканчивавшихся обычно свержением правящего кабинета и отставкой правительства. Поэтому он понял, что дело плохо и надо срочно завоевывать авторитет в племени и готовить пути к отступлению — из лона матери-природы в лоно воспитавшей его цивилизации.

Однако как это сделать, он плохо пока представлял. Грозное сведение бровей на переносице, долженствующее укрепить авторитет гостя среди туземцев, несколько озадачило членов племени, но не возымело должного эффекта. Грозные крики «макумба бебе, на хрен!» и топанье ногами также остались без особого внимания. Далее неприятности продолжали нарастать с печальной регулярностью, и вина за них ложилась непосредственно на само божество. Ряд событий еще более обострил напряженную ситуацию в племени.

Во-первых, однажды ночью на деревню напал раненый леопард, который не мог охотиться в джунглях из-за своего увечья и предпочитал более легкую добычу. Он перетаскал всех кур. Утром Батырина разбудил вой горевавших по своим квохчущим любимицам женщин и плач испуганных детей. Поскольку теперь Батырину любое лыко ставилось в строку, он понял, что в происшествии обвиняют именно его, как лицо, прошляпившее нападение леопарда.

Во-вторых, начался сезон дождей, и безжалостный тропический ливень, безрассудно швырявшийся молниями, будто это были бумажные фантики, убил двух туземцев, забывших о технике безопасности и пережидавших ливень под раскидистым, одиноко растущим на поляне деревом. Все бы ничего, об убиенных воинах даже никто и не вспомнил бы за сытой отрыжкой после их съедения, однако этот тропический ливень убил также еще трех свиней, что было гораздо хуже. Такая халатность племенного бога, допустившего резкое падение поголовья домашних животных, жестоко преследовалась аборигенами. Батырин чувствовал, как над его головой сгущаются тучи.

Катастрофа разразилась неожиданно. В деревню прибежал испуганный мальчик лет десяти, который доложил, что тигр только что задрал одну из жен вождя, причем, что обидно, самую молодую и аппетитную, которую, вполне возможно, сластолюбивый старец оставил персонально для себя на черный день.

В племени начались горькие стенания. Немилость судьбы и бездеятельность племенного божества жестоко огорчили бедных туземцев. Женщины рыдали, посыпая себе головы пылью, а мужчины вообще обрились наголо, пытаясь умилостивить безжалостный рок. При этом склочный вождь что-то пламенно декламировал и выразительно простирал руку в сторону хижины макумбы бебе, призывая закончить дело самосудом.

Осознав все это, Батырин принял единственно верное в этих жутких условиях решение — бежать. Тем более, что и его любимая жена Ньяма знаками предлагала ему спастись бегством, умоляюще показывая в сторону леса. Немного останавливала политика мысль о голодном тигре, бродящем по периметру деревни, как голодная овчарка на привязи, но туземцы в данной ситуации казались еще страшнее. Они уже пританцовывали вокруг костра, точили каменные ножи, били в барабаны и угрожающе выкрикивали некогда доброжелательно звучащие слова «оле, оле».

Когда депутат Государственной Думы Батырин, предводитель Партии национального единства, авторитетный политик, примерный муж и семьянин, добрый друг, любящий отец и прочая, прочая, прочая, решил удирать, было уже поздно — хижину окружили голодные дикари, напряженно сглатывая слюну в предвкушении ужина.

Ньяму оторвали от ее любимого супруга и божества. Некогда уважаемого члена племени, великого макумба бебе, грубо вытащили за руки и за ноги из хижины и с восторженными криками понесли к костру. Напрасно Батырин пытался на весу держать речь, говоря:

— Товарищи… Ваши действия чреваты осложнением международной обстановки и политическим конфликтом с Россией… Одумайтесь, товарищи, можно разрешить ситуацию мирным путем…

Но его никто не слушал. Женщины деловито подкладывали веточки в костер, украдкой поглядывая на аппетитное жирное тело низложенного божества. Мужчины тащили толстый заостренный кол, о назначении которого Батырин догадывался еще в начале своей африканской эпопеи. Столетние старушки, тряся черными отвисшими грудями, напоминавшими вывернутые наизнанку карманы старого демисезонного пальто, удовлетворенно кивали, деловито готовя посуду для порционных кусочков. Старики оценивающе оглядывали тушу, предназначенную к съедению, судача о том, какой величины шматки мяса достанутся им. Вождь в это время молился, грозно сверкая белками на черном морщинистом лице, и плотоядно облизывался.

А Ньяма, его любимая, обожаемая жена Ньяма, так любившая дремать рядом со своим господином и повелителем, доверчиво положив свою черную эбонитовую голову на его белое плечо, успевшее покрыться в джунглях золотистым загаром, в это время деловито достала из-под изголовья жесткой циновки обыкновенный черный радиотелефон и что-то озабоченно залопотала на неизвестном языке, встревоженно поглядывая на тлеющие угли костра и столбик дыма, вызывавший слюноотделение у аборигенов.

Батырин закрыл глаза и приготовился к смерти. «Господи, — взмолился он, не думая, насколько анекдотична ситуация, когда один «бог» молит о защите другого, очевидно, более сильного. — Спаси и пронеси. Если мне удастся выбраться…»

Он не успел пообещать, что он сделает, если останется жив, и это, возможно, спасло его от больших материальных трат в будущем. В это время послышался странный стрекот, напоминавший жужжание обыкновенной кофемолки. Батырин, не раз посещавший воинские части с пропагандистскими целями, замер, не веря своим ушам. Туземцы тоже озадаченно притихли и задрали головы, уже занеся кол над жертвой. Ньяма же аккуратно сложила радиотелефон и спрятала его под циновку.

Стрекот усилился. Поднялся ветер, деревья зашумели и пригнулись, трава стлалась по земле, волнуясь, как морской прибой, — в небе показался ярко раскрашенный вертолет. Он завис над поляной и стал постепенно спускаться, вызывая небольшие смерчи. Аборигены в ужасе разбегались, затыкая уши руками и нагибая головы. Батырин не верил своим глазам.

Вертолет приземлился. Из него вышли трое мужчин в пятнистой форме и в пилотках с эмблемой воздушно-десантных войск. Грозно ступая по земле в ботинках с высоким берцем, они приблизились к костру, вежливо подняли Батырина с земли и, отдавая честь, сказали:

— Добро пожаловать на борт нашего вертолета, Евсей Самойлович…

Аборигены затравленным взглядом проводили огромную стрекозу, которая не торопясь исчезла в высоком небе. В их глазах светились страх и сожаление о потерянном ужине. Примятая воздушным потоком трава распрямилась, деревья, грозно шумящие листвой, притихли.

Лишь через полчаса после того как вертолет скрылся за облаками, вождь отважился выползти из своего укрытия. Он собрал все племя вокруг костра и долго рассказывал потрясенным односельчанам древнюю легенду о том, как белое божество с желтыми глазами по имени макумба бебе спустилось на землю к людям, чтобы помочь им. Однако люди восстали против него и решили его съесть. Тогда прилетели другие боги и унесли макумба бебе к звездам. И теперь макумба бебе смотрит на людей с высоты и насылает на них бедствия, когда люди ведут себя неправильно, например, не отдают своему вождю причитающуюся ему четвертую долю всякой дичи, рыбы или птицы или не хотят вести в жены вождю своих дочерей. Тогда он сердится. А когда он сердится, небо хмурится, мечет в разные стороны горячие молнии, посылая людям горе и бедствия…

Точно подтверждая справедливость слов вождя, небо действительно нахмурилось и началась гроза. Люди закрыли головы руками и поплелись к себе в хижины спать, размышляя о могуществе макумба бебе, о мудрости вождя и о своей несчастной доле. Их пустые животы печально урчали, и звук этот сливался с раскатами грома.

А переодетый в цивильный костюм макумба бебе в это время летел из столицы Намибии рейсом на Москву с промежуточной посадкой в Лондоне. По его правую руку сидел некто Павел Вельяминов и строчил подробный отчет об успешном проведении второго этапа сценария и о психофизических параметрах состояния клиента.

Состояние клиента казалось ему удовлетворительным.

В «Нескучном саду» Славу Воронцова встретили как старого знакомого.

— Очень рада вас видеть, — с легкой улыбкой произнесла директриса.

У людей, которые никогда не встречали госпожу Резник, эта улыбка, представлявшая собой механическое растяжение углов рта с показом верхних зубов, оставляла тяжелое впечатление чего-то мучительно-насильственного, но те, кто долго общался с ней, находили улыбку милой и даже обаятельной. Воронцов тоже нашел ее милой и обаятельной, тем более что весь сегодняшний день складывался замечательно с самого утра.

— Восхитительная статья!

— Ну что вы… — Слава смутился и покраснел.

— У вас большие задатки. Вы так талантливы…

— Спасибо. — Гость, казалось, не знал, куда девать глаза и руки.

— Вас как журналиста, безусловно, интересуют вести, так сказать, с переднего края событий…

— Конечно!

— А вы хотели бы сами поучаствовать в программе, разработанной для одного очень важного клиента?

— О, было бы очень интересно! — загорелся Слава.

— Мы сможем устроить это, — кивнула фигура, укутанная пледом, несмотря на жару. — Но при одном условии… Условие такое — полная и безусловная конфиденциальность.

— Я понимаю, — согласился Воронцов. — Я готов… Что нужно делать?

Ароматный дымок табака поплыл в воздухе, распрямляя свои кольца, как прозрачный удав.

— У нас есть сценарий для одного важного клиента… Этот человек — особый случай. Впрочем, каждый человек особый случай, но этот… Вы уже знаете наш метод — вымысел должен стать реальностью. Реальность же должна исчезнуть, а вместо нее превратятся в действительность самые невероятные мечты. Мы создаем для наших клиентов новый мир, мир, в котором исполнятся их самые невероятные фантазии. Там все должно быть так же, как и в жизни, только намного интересней и динамичней. Участие в сценарии требует от всех действующих лиц, в том числе и от вас, полной отдачи, полного вживления в ткань действительности, виртуозной артистической игры. Вы должны сами поверить в то, что вы играете!

— Не знаю, смогу ли, — заколебался Слава.

— Конечно сможете, — заверил его хрипловатый бархатный голос. — Тем более, что вы будете играть практически самого себя — нам не нужно ничего сверхъестественного. Вы будете тем, кем являетесь на самом деле, — молодой, перспективный журналист. О, не краснейте, не краснейте, Слава. Отзыв вашего шефа о вас был выдержан в самых превосходных тонах — красивый молодой человек, который так нравится женщинам, — Слава стал почти багровым от смущения, — влюбленный в свою юную супругу, веселый спортивный юноша, имеющий кучу друзей, всеми любимый, человек с великолепными способностями, с отличием закончивший журфак. Короче, ваша артистическая маска — это вы сами…

Слава был немного разочарован. Он ожидал предложения поучаствовать в каком-нибудь экзотическом шоу типа катания на львах или полета на воздушном шаре через океан.

— А зачем это нужно? — спросил он.

— Наш клиент, насколько мы смогли разобраться в его душевных переживаниях, нуждается не в рядовой психологической стимуляции, поскольку напрочь лишен ее в обыкновенной жизни. Им движет некая странная идея. Идефикс гнетет его, не дает ему спокойно существовать и высасывает из него все соки — это желание отыскать сына. Вы, вероятно, изучали в университете теорию архетипов Юнга?

— Да, да. — Слава значительно закивал.

— Так вот, наш клиент, участвуя в коллективном бессознательном процессе как член человеческого сообщества, усвоил в качестве элемента этого процесса архетип сына, причем его фиксация на этом моменте носит характер болезненный… Говоря обыкновенным русским языком, над ним довлеет фантастическая идея, не имеющая под собой ничего реального, будто бы когда-то и где-то у него родился ребенок и он должен его отыскать. Естественно, надо ли говорить, что никакого сына у него никогда не было. Эта фантазия угнетает нашего клиента, он потерял сон, аппетит, испытывает скуку, нежелание жить. Все это говорит о том, что идея найти сына уже прочно прописалась у него в мозгу, и в наши обязанности входит, грубо говоря, выбить ее оттуда. Надеюсь, ясно почему?

— Еще бы, — заверил ее Слава. — Чтобы он освободился от своих фантазий и почувствовал себя нормальным человеком.

— Соображаете, юноша, — с удовольствием резюмировал голос с хрипотцой. — Кажется, я в вас не ошиблась… Так вот, освободиться от этой идеи он может двумя способами. Первый способ: наш клиент находит своего сына и встречается с ним. Второй: он убеждается в том, что никакого сына никогда не существовало в природе. Второй способ нам не подходит, потому что в мозгу непременно останется лазейка для больного воображения, которое будет твердить: мол, бывают чудеса, бывают самые немыслимые случаи — короче, воспаленная фантазия хватается за самое невероятное, чтобы придать нездоровому субъективизму объективный вид. Поскольку второй способ отпадает, нам остается первый. Ясно?

— Предельно, — кивнул Слава. Он почувствовал себя заправским психотерапевтом.

— Но и у этого способа есть один очень существенный недостаток: если сын найдется, то после встречи с отцом он уже никак не может исчезнуть, иначе его внезапное исчезновение нанесет новую психологическую травму нашему клиенту. Эту дилемму мы должны решить следующим образом: допустим, отец находит сына и даже встречается с ним. Естественно, после встречи столь близких родственников между ними должны завязаться более или менее тесные отношения, которые не могут прерваться иначе, чем по инициативе одной из сторон. Трудно ждать этой инициативы со стороны нашего клиента. Ведь отказ от отношений с сыном значил бы для него отказ от идефикс, а это равносильно жизненному краху. Улавливаете, Слава?

— Да.

— Следовательно, чтобы поставить точку в подобных отношениях, инициатива должна исходить с другой стороны, то есть со стороны сына. Он должен…

— Я не понял, — нахмурился Слава. — А зачем вообще ставить какую-то точку? Ну, встретились они, и ради Бога… Пусть наслаждаются обществом друг друга…

Ироническая улыбка вновь раздвинула серые губы.

— Вы забываете, дорогой Слава, что встреча отца и сына — это такой же продукт субъективной реальности, как и идея клиента. То есть отец реальный, сын — вымышленный. Да он и не сын вовсе, а актер в жизненной драме, прилежно играющий свою небольшую роль. Не потребуете же вы от актера, чтобы он до конца дней своих представлял Гамлета только потому, что когда-то режиссер назначил ему роль! В том-то и состоит преимущество игры: от надоевшей роли можно в любой момент отказаться, в реальной же жизни мы не можем позволить себе этого, хотя тоже ежедневно играем свой маленький спектакль…

— Да, действительно, — согласился Воронцов. — Если кому-то придется играть роль сына, то потом придется и до конца жизни поддерживать родственные отношения с совершенно чужим человеком.

— Кроме одного-единственного случая, — предупредительно взлетел в воздух палец с острым ноготком. — Кроме случая, если сын категорически не желает поддерживать с отцом никаких отношений, например, пылает ненавистью к нему.

— Кажется, я начинаю догадываться, — сказал Воронцов. — Вы хотите, чтобы я, так сказать, сыграл роль сына и…

— Вы читаете мои мысли, юный вундеркинд! — восхищенно всплеснула руками собеседница. — Вам достался прекрасный шанс поучаствовать в одном из наших сложнейших по психологической нюансировке сценариев! Очень легко, например, напялить какие-нибудь средневековые латы и изображать из себя рыцаря Ланселота! Очень легко обвязаться набедренной повязкой и инсценировать оргию дикарей в дремучих джунглях Амазонки. Нет ничего проще и приятнее, чем сыграть свою роль по африканскому сценарию, созданному причудливой фантазией нашего Коли Ершова… А вот сыграть жизнь так, чтобы никто не догадался, что это игра, — вот высшая задача, достойная восхищения немногих посвященных зрителей!

— И что я должен делать?

— Практически ничего. У вас не будет листочка с ролью, вы не должны будете учить наизусть текст и вслушиваться в реплики партнера. Но вы должны забыть о нашем разговоре и поступать так, как будто вы на самом деле встретили своего биологического отца, который в незапамятные времена бросил вашу мать, оставил ее в нищете и в одиночестве, а по истечении двадцати двух лет…

Слава наливался краской, как будто услышал что-то очень неприятное для себя, на его скулах ходили ходуном желваки.

— Двадцати трех, — сжав кулаки, проговорил он. Темные внимательные глаза пристально глядели на него.

— Пусть двадцати трех, — поправился глуховатый голос и, немного помолчав, осторожно произнес: — Извините, очевидно, и вам эта тема близка…

Слава внимательно разглядывал свои руки, сцепленные в замок перед грудью. Севшим голосом он произнес:

— Да, близка. Очень близка. Я тоже не знаю своего отца. Меня воспитывали мать и бабушка. Отец бросил нас, когда мне было полгода. — Слава замолчал.

Холодное удовлетворение промелькнуло в темных глазах и бесследно растворилось в сочувствующем взгляде. Директриса имела хорошую привычку перед любой встречей узнавать подноготную своих партнеров и клиентов. Иногда это приносило фирме «Нескучный сад» неплохие дивиденды.

— Итак, что я должен делать? — В голосе Славы звучала решимость.

— Значит, в общих чертах вам ясна ваша роль?

— Он получит от меня от ворот поворот, — жестко произнес Воронцов.

— Именно этого мы и ждем от вас, — раздвинулись в улыбке серые губы. В знак окончания разговора к посетителю протянулась сухая птичья лапка.

Итак, подготовка к сценарию велась уже полным ходом. Клиент, которому предназначались столь виртуозные развлечения, даже не подозревал об этом.