Убийство по лицензии

Глава 27

На одутловатом, с солидными брылями лице Димки Елисеева не написалось ничего, кроме неумело маскируемого раздражения.

— И как ты меня отыскал? — с неудовольствием отозвался он на явление в дверном проеме своего однокашника, с которым сутки назад расстался в подъезде дома на Тверской-Ямской при довольно странных обстоятельствах.

— Димон, выручи меня еще раз, — напрямик попросил Парнов. — Веришь ли, ночевать негде.

— Верю, — брюзгливо отозвался Елисеев. — Я же тебе предлагал на работу устроить… Говорю тебе, Алексей, хватит бомжевать! В твои-то годы! Ну, была у тебя неудача, так ведь от неудач никто не застрахован. Вот я, например…

Но все равно душ, еда и чистая постель были Парнову обеспечены — это он понял сразу.

Ранним утром сквозь дрему Парнов услышал, как супруга Елисеева раздраженно говорила мужу:

— Да, тебе хорошо… Ты на работу идешь, а я с ним остаюсь? А вдруг он меня изнасилует? Или обворует квартиру и меня ножом прибьет? Привел бомжа ночевать!

Хотя изнасилование этой даме не грозило, если бы даже она сама об этом очень просила, Алексей понял, что ему надо уходить.

— Давай я тебя довезу, — предложил однокашник, усаживаясь за руль старенькой, но бодрой «девятки». — Куда тебе?

У Парнова был уже заготовлен список адресов (шесть Вешневых). Лицо Елисеева, увидевшего список, вытянулось. Он понял, что не сможет вынести всех тягот и лишений мужской дружбы.

Однако ему повезло. Уже на третьем адресе (милая квартирка на улице Живописной, с видом на аэродром и игрушечные самолеты, парящие над домами) они попали в точку. Симпатичная девушка, открывшая дверь, подтвердила, что Константин Вешнев живет именно здесь, но в данный момент его нет дома.

— Скажите, он работает в фирме «Нескучный сад»? — спросил Парнов, его сердце билось в предчувствии удачи.

— Да, кажется, его фирма называется «Нескучный ад», — равнодушно подтвердила девушка.

— Как вы сказали? — встрепенулся Парнов. — «Нескучный ад»?!

— Ад? Какой ад? — удивилась девушка. — Я сказала «сад», вы не расслышали.

— Нет, я прекрасно расслышал, вы сказали «ад».

Молодая особа пожала плечами и возмущенно закатила глаза, не желая ввязываться в спор.

— А где Вешнев?

— Уехал в командировку, куда-то на Север…

— Надолго?

— На месяц или больше.

— А давно?

— Ну, может быть, с полчаса назад.

— Чем? Поездом? Самолетом?

— Самолетом.

Парнов, не оглядываясь, побежал вниз по лестнице.

— Вылет из Шереметьево-1! — любезно крикнула вдогонку девушка, сложив ладони трубочкой.

Елисеев выразительно посматривал на часы. Шел второй час его бесценного рабочего времени.

— Гони в аэропорт! — бросил Парнов, падая на сиденье. — Я его поймаю!

После часа бешеной гонки «девятка» Елисеева высадила пассажира около входа в аэропорт и, обрадованно визжа шинами, скрылась в голубой дали. Елисеев надеялся, что его дружеские обязанности полностью и навсегда выполнены.

В ближайшие два часа улетали три рейса на Север — на Архангельск, Мурманск, Воркуту. На архангельский рейс уже объявили посадку, на Мурманск регистрацию еще даже не объявляли, а на Воркуту регистрация уже закончилась. Парнов метался с вопросом о Вешневе между тремя стойками, где миловидные девушки в синей форме проверяли списки пассажиров.

— Таких справок не выдаем, — давали ему стереотипный ответ.

Бюро объявлений за скромную сумму стало взывать к невидимому Константину Вешневу и просило его подойти к справочному бюро. Но никто не спешил отзываться на страстные призывы. Около справочного бюро никого не было.

Парнов проверил всех пассажиров воркутинского рейса, вливавшихся тоненькой струйкой через контроль, — Вешнева там не было.

Не было его и среди пассажиров мурманского рейса, которые неторопливо подтягивались к стойке регистрации. В это время объявили окончание посадки на Архангельск.

— Пустите, я на минуточку, — умолял Парнов строгих служителей, чтобы его пропустили на летное поле. Напрасно — служащие аэропорта, кажется, уже родились со специально устроенным слуховым аппаратом, не пропускавшим никаких просьб.

Парнов метался по аэропорту. Пот тек с него градом, сердце прыгало до самого горла.

— Слышь, мужик, — ласково обратился к нему невысокий дедок в форменной тужурке грузчика. — Тебе на поле надо? Пошли проведу! Сотня.

Парнов обрадованно вцепился в рукав своего спасителя, свалившегося прямиком с небес.

Дедок завел его в небольшую каморку и протянул синюю куртку с нашивками.

— Надевай, — сказал он и строго добавил: — Только потом вернешь, понял?

Парнов обрадованно закивал.

Дедок, спокойно насвистывая какую-то мелодию, повесил на плечо моток свернутого в кольцо шланга, вручил Парнову ящик с инструментом и весело подмигнул: «Пошли».

Путаными переходами они вышли на летное поле.

— Во-он, архангельский-то, — кивнул старичок на белый лайнер, около которого толпились пассажиры.

Они подошли ближе.

— Его здесь нет! — панически охнул Парнов, оглядывая пассажиров в теплой одежде.

— Значит, уже там, в самолете, — развел руками дедок и, видя отчаяние своего спутника, предложил: — Сходи, внутри-то посмотри.

— Как?!

— Через багажный отсек. Там дверка в салон такая есть. Найдешь!

На грузчиков никто не обращал внимания. Багажный отсек был открыт. Подтянувшись на руках, Парнов залез внутрь и, наступая на чемоданы, баулы, сумки, пробрался в глубину. Пока он бродил в темном нутре самолета, посадка закончилась.

Багажный отсек захлопнулся, стюардесса задраила дверь пассажирского салона, трап отъехал в сторону, и самолет, подрагивая крыльями, покатился к взлетно-посадочной полосе. В своем брюхе он содержал одного безбилетного пассажира. Заяц сидел на чемоданах и с тоской раздумывал, что ему теперь делать. Кричать ли, звать на помощь или лететь зачем-то в Архангельск?

Самолет взмыл в небо.

— Клиент на месте, сценарий, начался, — послышалось в трубке сотового телефона. — Высылаю группу в район действия.

— Спасибо, — сухо поблагодарил голос с хрипотцой.

Голова с гладкими тусклыми волосами с облегчением откинулась на спинку кресла, тяжелые веки опустились, скрывая лихорадочный блеск глаз. Ну что ж, еще немного, и ее мечта сбудется. Как, оказывается, тоскливо и скучно, когда осуществляются мечты. Как обидно и грустно, когда цель жизни достигнута. Кажется, у нее осталось совсем немного сил, чтобы дождаться результата. Совсем немного.

Желтоватый палец с длинным ногтем надавил кнопку на столе.

— Костя, зайди ко мне…

— Час X наступил, — произнес Вешнев, входя в кабинет. — Клиент заглотил наживку. К вечеру будет на месте.

— Обзвони всех участников, предупреди — завтра вылет.

— Лучше послезавтра. Пусть он пока акклиматизируется.

— Хорошо, пусть… Как ты думаешь, Костя…

— Что, Раиса Александровна?

— Он догадался?

— Нет. Думаю, пока нет…

В архангельском аэропорту было холодно. Моросил мокрый дождь, переходящий в снег. Окончательно задубевший Парнов вывалился через багажный отсек и, не обращая внимания на удивленные физиономии местных грузчиков, зашагал на одеревеневших ногах к трапу. По лестнице уже сходили рваной цепочкой московские пассажиры. Вешнева среди них не было. Пока Парнов с надеждой всматривался в лица, появляющиеся из чрева самолета, пассажиры, дрожа от пронизывающего ветра, погрузились в автобус и уехали.

Парнов остался один на летном поле. Он растерянно оглядывался по сторонам, не зная, что делать. Вновь залезть в самолет и там ждать обратного рейса на Москву? Опять с ним случилась старая история — он один, в чужом городе, без документов и денег.

Вдруг он заметил неподалеку на летном поле белую машину с тонированными стеклами. Яркая надпись на ее борту разлетелась от капота до багажника. Надпись гласила: «Нескучный сад».

«Встречают Вешнева, — догадался Парнов. — Отлично, и я его встречу…»

Он подошел к машине и молча сел на заднее сиденье. Шофер — лысый парень в кожаной куртке — равнодушно погасил сигарету и спросил:

— Ну что, шеф, трогаем?

— Трогай, — автоматически произнес Парнов.

Машина рванула с места.

Мелькнули дома большого города — и остались позади. Шофер включил на полную громкость радио и что-то самозабвенно мурлыкал себе под нос. Докричаться до него было невозможно. Минут через сорок машина остановилась на причале. Множество мелких и крупных суденышек сновали по заливу. Впереди расстилалось сумрачное море, по которому бродили темные барашки. Небо грозно хмурилось и, казалось, сжимало в своих объятиях землю. Того и гляди, грозился пойти снег.

Шофер, ни слова не сказавший пассажиру за все время езды, наконец выдавил из себя: «Приехали» — и распахнул дверцу машины. Холодный безжалостный ветер ворвался в теплый салон. Парнов поежился в своей фирменной тужурке грузчика.

— Вас ждут, — заметил шофер и показал рукой на белый катер, прыгавший на волнах возле причала. На боку катера было ярко выведено голубой краской: «Нескучный сад».

На нетвердых ногах Парнов сделал несколько шагов. Кто его ждет на катере? Ждут, наверное, Вешнева, а появится он… Может, все же спросить, когда появится Вешнев? Пока он размышлял, машина развернулась и уехала.

Ветер рвал куртку и брюки, закидывал волосы на лоб. Масса свинцовой воды билась о берег, выплевывая в воздух белые комочки пены. Парнов нетвердым шагом спустился по сходням на палубу катера.

И никого вокруг. Парнов пошел вдоль борта. Где-то здесь должен быть вход во внутренние помещения… В это время катер вздрогнул, за спиной лязгнули убираемые сходни. Двигатель зачихал, и суденышко, поворачиваясь правым бортом, отошло от берега.

Парнов шел по палубе, поочередно дергая двери. Все было закрыто. Он отыскал трап, ведущий вниз, и осторожно спустился, держась руками за поручни. Здесь было значительно теплее, чем наверху. В очень теплой каюте, где на столе валялись открытая банка тушенки, полбуханки черного хлеба и испачканный жиром нож, также было пусто. Парнов почувствовал, что страшно проголодался. Он присел к столу, отрезал хлеба, зачерпнул тушенку и стал жадно есть.

Насытившись, он отвалился от стола и почувствовал, что глаза помимо его воли смыкаются. Он хотел было встать и продолжить поиски экипажа или пассажиров катера, но не смог справиться с внезапной дремотой. Уронив голову на телогрейку, пропахшую рыбой и испачканную чешуей, он задремал…

— Эй, там, внизу! Выходи! — хлестнул, как плеть, чей-то громкий окрик.

Он вскочил. Сверху тянуло холодом. Со сна его бил озноб.

Парнов натянул на себя телогрейку, на которой спал, и вышел на палубу. Небо над водой темнело. Невдалеке вставала темная громада земли.

Катер, напряженно дрожа, стал подходить к небольшому причалу. Коснувшись его резиновыми камерами, подвешенными к бортам, чтобы не оцарапать краску, судно замерло, слегка покачиваясь на волнах. Один шаг — и одинокий пассажир очутился на твердой земле.

Где он? Зачем он сюда приехал? Где Вешнев? Голова была чумная и тяжелая. Снова вокруг — никого. Сурово шумел лес на берегу. За спиной невидимая рука зашвырнула далеко на настил причала тощий рюкзак, из которого выглядывало дуло охотничьего ружья.

Ватными ногами Парнов сделал шаг вперед, на причал, приблизился к рюкзаку и наклонился, рассматривая его содержимое. На клапане кармана ярко выделялась этикетка «Саяны» с контурами гор, поперек которых четкими чернильными буквами было написано: «Вешнев К.С.». «Он здесь», — мелькнула мысль. В это время катер за спиной, мелко задрожав, стал отходить от причала.

— Эй, вы! — крикнул Парнов, бросая рюкзак и отбегая назад. — Эй-эй! А я?..

Он замахал руками и заметался по берегу. Катер, дав прощальный визгливый гудок, деловито запыхтел, борясь с волнами, вышел на открытую воду и, быстро удаляясь, вскоре превратился в светлую точку.

Парнов остался абсолютно один на берегу. Страшное, тоскливое чувство навалилось на него, точно клещ высасывая жизненные соки. Голова страшно болела, его мутило. Начал накрапывать дождь.

Парнов развязал рюкзак. Там лежали топор, спички, коробка патронов, упаковка сухого спирта, болотные сапоги, несколько банок тушенки, нож, хлеб, соль и еще какая-то мелочь. Парнов вынул ружье, осмотрел его и повесил через плечо.

«Меня приняли за Вешнева, — понял он. — Этот тип, видно, собрался на охоту, да не успел на рейс. Может, в пробке застрял или машина сломалась… Все равно он сюда приедет! А я его здесь подожду! — Парнов тряхнул ружьем и зло рассмеялся. — С такой экипировкой я смогу диктовать ему свои условия».

Стремительно темнело. Парнов натянул болотные сапоги, вскинул рюкзак на спину и решительно зашагал к берегу.

— Ну что, где тут у вас кемпинг или турбаза на худой конец, — произнес он вслух.

Он не знал, что ни кемпинга, ни турбазы ни даже охотничьей избушки на этом острове не было. А с моря надвигалась холодная северная ночь.

Едва катер с голубой надписью по борту приблизился к берегу с подветренной стороны, Лиза Дубровинская первая соскочила в шлюпку и, еле дождавшись, когда лодка заскребла по дну, выпрыгнула на сырой песок у кромки воды. Ее щеки раскраснелись от холодного ветра и горели румянцем, юное курносое лицо казалось от этого еще более молодым и привлекательным. В ярко-красной альпинистской куртке на гагачьем пуху и в таких же обтягивающих брюках ей было жарко. Лиза расстегнулась и брызнула холодной солоноватой водой на щеки. Ей было весело и от предстоящей охоты, и от ощущения праздника, и от заинтересованных взглядов этого парня, ну, певца, которого она недавно видела по ТВ.

— Здесь классно! — закричала она во все горло, перекрывая рев катера. — Где мы будем ставить палатку?

— Орет как ненормальная, — сквозь зубы процедил недовольный Стеценко, выбрасывая на берег из лодки рюкзаки с едой и запасной одеждой, канистры с керосином, свернутую палатку. — А если он услышит? Бабы нам как пить дать все испортят. Эх, говорил я Вешневу… Мы бы вчетвером отлично справились!

— Не испортят, — легкомысленно заметил Андрюша Губкин, не сводя глаз с яркой фигурки на берегу. — Да и он вряд ли услышит. Здесь добрых пять километров по берегу…

— Звук над водой, знаешь, на сколько километров распространяется? — спросил было Стеценко, но Андрюша Губкин уже заспешил к сходням трапа, чтобы подать руку Лидии Марушкиной, которая не спеша и с достоинством истинной звезды сходила на берег.

Стеценко посмотрел в их сторону и с негодованием сплюнул сквозь зубы: дурак, что согласился на эту авантюру. Он думал, что это серьезное мероприятие, а на самом деле из опасного дела устроили цирковой балаган, развлечение для скучающих дамочек.

Точно полугодовалый щенок, выпущенный на волю, Лиза весело носилась по берегу, задирала голову, рассматривая встревоженных людским десантом чаек, швыряла камешки в воду и была вполне довольна жизнью. Еще бы — она никогда не была в северных широтах. Еще несколько десятков километров — и Полярный круг. Будет о чем рассказать своим богемным друзьям! Может быть, после этой поездки у нее даже появится серия картин, например «Будни Севера» или что-то в этом роде.

Батырин с плохо скрываемым раздражением смотрел на опередившего его Губкина. Этот мальчишка не дурак! Строит глазки девчонке и любезничает с гранд-дамой. Он, Батырин, всю дорогу галантно ухаживал за женщиной, чье фото в «Плейбое» поразило его несколько месяцев назад (правда, большего, чем просто ухаживание, он, видный политик, не может себе позволить), а этот петушок горластый задумал его обскакать. Эх, а дамочка-то недурна, совсем недурна!

Лидия Марушкина с некоторой опаской вступила на землю северного острова. Ее, конечно, занимала вся эта экспедиция, но природная осторожность и жизненный опыт говорили: ты ввязалась в опасное дело. «Впрочем, — подумала она, — у нас такие защитники… Такой защитник…» Затуманившимся взглядом она посмотрела на крепкую фигуру Игоря Стеценко, обтянутую полевой формой цвета хаки. Как жаль, что он совсем не обращает на нее внимания. А ее отчего-то привлекает этот хмурый, неразговорчивый человек…

Слава Воронцов взобрался на круглый валун на берегу и принялся рассматривать окрестности в бинокль. Вот красотища-то! Хмурое море, суровое небо, неяркая северная природа… В его голове стали складываться готовые строчки репортажа: «Мы стояли на земле, куда так редко ступает нога человека…»

Между тем катер, разрезая носом морскую гладь, взревел двигателем и вышел на открытую воду. Рулевой приветливо махнул оставшимся на берегу людям, но гудок давать не стал — из соображений конспирации. Шесть человек и груда рюкзаков остались на берегу.

— Палатку будем ставить здесь, — решительно заявил Стеценко, выбрав место посреди невысокого склона, поросшего мхом, в глубине леса.

— Почему здесь? — капризно спросила Лиза Дубровинская. — Давайте на берегу, там красивее. А то здесь деревья весь вид загораживают!

— Это не обсуждается, — категорически заявил Стеценко. Он, очевидно, чувствовал себя за главного.

Обиженно надув губки, Лиза отошла в сторону, всем своим видом демонстрируя обиду.

— А правда, почему не на берегу? — поддержал ее Губкин.

Стеценко нехотя разогнулся (он разбирал рюкзак, доставая колья для палатки):

— Во-первых, потому что я так сказал, — ответил он тихо, — а во-вторых, потому что только полоумные дамочки могут ставить палатки на берегу. Вам, Андрей, я могу объяснить: потому что там ветер и нет защиты над головой. А здесь склон, вода будет стекать по каменистому грунту во время дождя да и деревья защищают от ветра. Кроме того, труднее заметить нашу палатку с берега, если он сюда забредет.

— Ясно, — согласился Губкин и подтвердил по-французски: — Уи, мон женераль!

— Капитан запаса, — улыбнувшись, поправил Стеценко.

Когда среди ярко-зеленых ветвей елей появился купол палатки, а внутри зашумела небольшая керосиновая печка, разогревая чайник с водой, Стеценко объявил общий сбор.

— Самый главный вопрос, — жестко заявил он, — это вопрос о дисциплине. Не кричать, не стрелять, не шляться без дела по берегу, не жечь костров, не уходить дальше километра от лагеря. Особенно это касается женщин. Здесь вам не пионерлагерь и не турбаза! Мы на военном положении, и карать нарушителей будем по законам военного времени!

— Будете расстреливать? — дерзко спросила Лиза, усмехаясь.

— Расстреливать не будем, — без улыбки ответил Игорь. — Но если из-за нарушения приказа вы встретитесь один на один с ним… то думаю, вам не поздоровится! Он может появиться в любую минуту! Вы, дамы, должны понимать, что опасность подстерегает за каждым кустом, за каждым камнем. Если у нас, мужчин, еще есть кое-какие шансы справиться с ним один на один, то ваши шансы на это равны нулю!

— У нас есть защита! — гордо заявила Лиза. Она потянулась к боковому карману, и на свету холодно блеснул ствол небольшого пистолета. — И стреляю я неплохо!

— Он отнимет у вас оружие, вы даже пикнуть не успеете! И тогда вас убьют из вашего же «пээма»! А потом и кого-нибудь из нас. Послушайте, Андрей, Слава, и вы, Евсей Самойлович, — обратился Игорь к мужчинам, — может быть, все-таки лучше изъять у женщин оружие? Боюсь, что это дает лишний шанс нашему противнику.

— И оставить женщин совершенно беззащитными? — возразил Воронцов. — Мы же не можем охранять их все 86 400 секунд в сутки. А кроме того, он может взять безоружных женщин в заложницы…

— Я никому не отдам пистолет! — решительно заявила Лиза, изо всех сил сжимая рукоятку. — Это нечестно!

— Действительно, Игорь, — примиряюще произнес Губкин. — Слава прав. Если женщины одни останутся в лагере, им даже защититься будет нечем.

«Понабрали баб…» — недовольно проскрежетал Стеценко сквозь стиснутые зубы, но вслух произнес:

— Хорошо, вопрос решен. Оружие остается при вас, но пользоваться им только в крайнем случае!

— А как определить, что случай крайний? — уголком губ улыбнулась Марушкина. — Если он появится — стрелять? Или если вдруг выйдет из чащи медведь?

— Скорее всего, медведей здесь нет, — сказал Игорь. — Это остров, до суши здесь километров семь по воде, сохатый вряд ли одолеет такое пространство. А если появится он… Тогда действовать по обстоятельствам. Если он вас не видит, а вы его заметили, тихо уходить или, еще лучше, затаиться, чтобы случайно не выдать себя. А если он вас увидел первым… Впрочем, этого мы, мужчины, постараемся не допустить.

Лидия благодарно улыбнулась, выразительно глядя прямо в глаза Стеценко. Тот спокойно выдержал взгляд.

— На все про все у нас есть три дня, — продолжал он. — За три дня мы должны его выследить и убрать, а останки по возможности утилизовать. После обеда я и Губкин идем в разведку. Евсей Самойлович и Слава останутся охранять женщин. А наши дамы, — он слегка поклонился в сторону Лизы и Марушкиной, — надеюсь, позаботятся об ужине. Тем более, что нужно только разогреть на плитке полуфабрикаты, вскипятить чай и расставить пластиковую посуду. Кстати, все отходы после ужина надо закапывать, чтобы он случайно не наткнулся на наши следы.

— Конечно, Игорь, не волнуйтесь, мы все сделаем, — мелодично прожурчала Марушкина, красиво опуская ресницы.

— Ну вот, как всегда… — недовольно проворчала Лиза, — мужчины занимаются самым интересным, а нам доверяют только еду готовить… Туда не ходи, то не делай…

Стеценко оставил воркотню вечной бунтарки без внимания. Наверное, лишь он один понимал всю серьезность положения.

Парнов жил на острове уже два дня. Точнее, два дня и три ночи. О, это были ужасные, бесконечно длинные и бесконечно холодные ночи, полные завывания холодного ветра, снежной крупы, больно секущей лицо, тщательно и тщетно заглушаемого страха перед темнотой и неизвестностью. Он ждал, когда кто-нибудь появится на острове. В том, что кто-то должен приехать, он даже не сомневался. В этом его убеждал и маленький запас консервов в рюкзаке, и небольшая стопка дров у построенного на берегу шалаша, и общая уверенность в том, что если его приняли за Вешнева, то недоразумение должно вскоре разрешиться. Остров явно готовили к приезду гостей. Спил веток для шалаша был свежий, дрова казались недавно нарубленными, старый ветхий причал носил следы недавнего ремонта. Или Вешнев явится собственной персоной, или моторист с катера вернется за ним, сообразив, что ошибся, высадив на острове не того человека.

А пока Парнов грелся у костра, пережидал дождь со снегом в утепленном еловым лапником шалаше, исследовал остров, ел зеленоватую клюкву и морошку и даже пытался охотиться, благо дичи здесь было полно. Остров оказался огромным, совершенно пустынным и необитаемым. Ни малейшего следа пребывания человека — ни консервной банки, ни следа топора, ни кострища обнаружить не удалось. Признаки цивилизации были только в одном месте — том, где Парнова высадил катер. Там имелись хотя бы старый причал, шалаш и наколотые дрова. И все! Впрочем, весь остров досконально Парнов обследовать не мог — непролазная вековая чаща и крутые валуны на берегу затрудняли передвижение. Оставалась слабая надежда, что он находится на огромном мысу, который острым клином вдается в водную гладь. Может быть, где-нибудь подальше есть перешеек, соединяющий остров с сушей? В ходе поисков удалось обнаружить русло пересохшей речушки с каменистым дном, которая извилистой лентой врезалась в глухой лес.

Два дня он грелся у костра и питался тушенкой и хлебом. То и дело прислушивался — не заурчит ли в туманной штормовой дали катер. Но нет, только ветер гудел в верхушках деревьев и хрустел сухой валежник под ногами. К исходу вторых суток, когда осталась последняя банка тушенки и краюха хлеба, Парнов понял, что надеяться на скорую помощь нельзя. У него есть ружье — надо охотиться. Тем более, что непуганая дичь буквально порскала из-под ног, пугая его шумным хлопаньем крыльев. Пушистые белки лениво перепрыгивали с ветки на ветку — казалось, их можно было схватить рукой, горностаи пушистыми змеями перебегали дорогу.

Ружье было явно старым, потрепанным, но вполне исправным. Напрягая память, Парнов вспомнил, как с ним обращаться, и углубился в лес, мечтая о том, как он набьет дичи и запечет ее прямо в угольях, обернув в широкие листья лопуха. Что-то подобное они ели с женой в Малайзии, у туземцев, и заплатили за это… Позвольте, позвольте… Чуть меньше двух сотен! А здесь все будет бесплатно…

Однако охота оказалась неудачной, несмотря на то что птицы спокойно сидели и терпеливо ждали, когда охотник изволит прицелиться. Но после выстрела, вспугнутые шумом, грохотом и пороховыми газами, они испуганно хлопали крыльями и взлетали целые и невредимые, не оставляя в качестве трофея даже перышка. Сначала Парнов думал, что ружье кривое и бьет в сторону. Он старался целиться немного вбок, чтобы внести поправку на точность, но это не помогало. Тогда, раздосадованный неудачами, он приблизился к столетней ели и выстрелил в упор в ее толстый, в обхват руки, ствол. Сизый дым рассеялся, лесное эхо стихло, а ствол остался стоять целый, без единой царапинки. Тогда Парнов понял — патроны холостые.

Он провел третью беспокойную ночь возле костра, вглядываясь в желтые языки пламени, лижущие черное небо. Утром жухлая трава под ногой хрустела как стеклянная и было так холодно, что, казалось, деревья звенели, качаясь на ветру. Потом, когда сквозь свинцовые тучи проглянуло робкое солнце, немного потеплело, и Парнов повеселел. Лес украсился золотом, кое-где в разрывах туч засветилось голубое небо.

Ближе к обеду раздался далекий глухой стрекот. Парнов насторожился — неужели катер? Он вышел на берег и до боли в глазах вглядывался в подернутую туманной дымкой водяную гладь. Но он ничего не увидел. Стрекот еще какое-то время повисел над водой, постепенно ослабевая, а потом затих вдали. Парнов вспомнил, как поступали герои кораблекрушений, оказавшиеся на необитаемом острове: они разжигали костры на берегу, чтобы их могли увидеть проходящие корабли. И в лесу загрохотал топор, разрубая поваленные ветром деревья.

У него еще оставалась надежда.

После обеда, когда участники экспедиции, разморенные свежим воздухом и сытостью, были бы не прочь вздремнуть, ветер нагнал свинцовые тучи с севера и пошел мелкий снег. Несмотря на это, Стеценко и Андрей Губкин стали собираться на разведку. Они проверили оружие, надели высокие охотничьи сапоги — вдруг придется пробираться через болото, захватили бинокль, фляжку с водой и немного сухарей на случай непредвиденных обстоятельств. На них была пятнистая форма защитного цвета, благодаря которой, едва шагнув в чащу, они тут же слились с листвой деревьев.

— Возвращайтесь скорее, мы будем вас ждать! — негромко крикнула Марушкина вслед. Но лес ответил ей лишь шорохом листвы и скрипом рассохшихся стволов.

После ухода разведчиков в лагере наступило сонное послеобеденное время. Забравшись в палатку и застегнув вход, чтобы не поступал холодный воздух, оставшиеся члены экспедиции принялись играть в карты. На них были надеты канадские полярные костюмы с электрическим подогревом, которые работали от батареек (подобную экипировку имеют серьезные полярники), маленькая керосиновая печка исправно гудела, распространяя теплый воздух, двойная прослойка палатки не пропускала холод извне, и игроки чувствовали себя вполне комфортно.

— Девятка пик! — Батырин, сто лет не игравший в дурака, вошел во вкус и эффектно шлепал картами об импровизированный стол. — А вот мы вашего валетика козырями-то и покроем…

— Интересно, когда они вернутся, — задумчиво произнесла Марушкина, посматривая на часы. — Три часа их уже нет.

— Разве что к вечеру, — вздохнул Слава Воронцов. — Семь километров по бурелому — это часа на три ходу да обратно… Да там еще… Раньше ночи и не ждите.

— Ой, я так волнуюсь отчего-то, — призналась Марушкина.

— А я вот нисколько, — беззаботно произнесла Лиза, издалека наблюдавшая за игрой. Она сидела, плотно обхватив руками коленки. — Ничего особенного… Подумаешь, я бы тоже могла, только меня не взяли! А этот Стеценко… Тоже мне командир-восемь дыр!.. Я, например…

Она не успела договорить, как раздался дальний выстрел, эхом прокатившийся по острову. Марушкина побледнела, Батырин вскочил на ноги. Лиза удивленно раскрыла рот.

— Что это? — ошеломленно прошептала она.

— Стреляли, — также шепотом ответил Батырин.

— Ясно, что стреляли, — почти насмешливо сказала Лиза. — Но кто стрелял?

Она на четвереньках выползла из палатки. Холодный ветер бросил в лицо горсть дождя со снегом. Вслед за Лизой из палатки выбрались и остальные.

— Это наши стреляли? — недоуменно спросила Марушкина.

— Наши, конечно, — уверенно сказал Слава. — У них же самозарядное ружье, оно…

Новый выстрел прокатился по лесу. А за ним и второй, и третий.

У Марушкиной испуганно задрожали губы.

— А что, если это он?

Слава Воронцов пожал плечами:

— Но их же двое, они справятся с ним!

— Но ведь он бандит! — истерически взвизгнула Лидия. — Он может сделать все, что угодно! Застрелит сначала их, а потом ночью придет к нам и вырежет всех подчистую в палатке.

— Нет, он только изнасилует нас и выколет нам глаза, — насмешливо проговорила Лиза. Судя по ее виду, она нисколько не боялась.

— Мы защитим вас, — галантно заверил Батырин и убедительно похлопал себя по оттопыренному карману, где лежал пистолет.

— А вы стрелять-то умеете? — с сомнением спросила Лидия.

— Конечно, ведь я не раз бывал с проверками в дивизиях.

Еще два выстрела ухнули один за другим.

— Это они его добивают, — авторитетно сказала Лиза, вслушиваясь в завывания ветра. — Ну, я им этого не прощу!

— Чего? — не понял Слава.

— Как — чего? Если они его уберут без меня — я им этого никогда не прощу! Я не для того ехала чуть ли не две тысячи километров, чтобы прозябать в палатке! Хотя бы один выстрел должен быть мой!

Они еще постояли, напрасно вслушиваясь в гудение леса.

— Вот что, девочки, — веско заявил Батырин, — паниковать нечего. Если ребята к ночи не вернутся, мы свяжемся с базой по спутниковому телефону и вызовем подкрепление. А пока не волнуйтесь, я верю Игорю Стеценко! Да и Губкин тоже парень не промах…

— Я тоже верю, — пересохшими губами прошептала Марушкина.

— Разумное решение, — одобрил Слава.

— Хотя бы один выстрел! — простонала Лиза.

И они снова забрались в теплую палатку доигрывать партию.