Парнов вышел на залитую приветливым светом фонарей узкую улочку. Постепенно наступал вечер, тихий мирный вечер, полный огней и шума многочисленных кафе и ресторанов. Освобожденный не верил своему счастью и не знал, кого за него благодарить.
«Вот это правосудие, — с улыбкой счастливого человека думал он. — У нас бы дома ни за что не отпустили за просто так! Мурыжили бы еще полгода!»
Однако слова переводчика не давали ему покоя. Неужели и знакомство с Мари, и ее незабываемые объятия, и встречи с деловыми людьми — все было подстроено заранее?
«Наверное, нескучновцы постарались, — размышлял Парнов. — Вытащили меня из тюряги при первой возможности… Все-таки я их клиент! Все-таки это они меня втравили в грязную историю! Затащили в эту чертову Швейцарию, познакомили с Мари! — Вдруг его окатила холодная волна догадки: — А может быть, и убийство Мари они организовали?»
Волосы зашевелились на голове. Перед глазами всплыло бледное бесчувственное тело, разметавшиеся по подушке темные волосы, багровая полоса поперек шеи… Нет, не может быть! Убить человека специально для того, чтобы пощекотать нервишки клиенту, — такое в добропорядочной Европе невозможно. У нас — пожалуйста, но здесь… Скорее всего, вместо тела была просто искусно загримированная актриса. Валялась себе и изображала труп!
Однако какая она была холодная! Живой человек не может быть таким холодным. Парнова передернуло. Прочь дурацкие мысли и воспоминания! Не важно, живая была Мари или мертвая, главное, что он сейчас свободен и может вернуться домой. Вот дурак, а он еще хотел бежать под видом мелкого уголовника Петрунина! Очки дебильные нацепил… Ну и работают в этом «Нескучном саду» — комар носа не подточит. И убийство подстроили, и в тюрьму его засадили — чтобы после шикарной жизни председателя комиссии привередливый клиент острее ощутил пряный вкус бытия. А он и поверил… Провели как мальчишку, — ухмыльнулся про себя Парнов и радостно осклабился: он не ошибся в выборе фирмы, которой можно доверить собственные развлечения!
К краю тротуара подкатило такси с темными стеклами.
— Отель «Риц», — все еще улыбаясь, произнес Парнов по русской привычке, так поражающей всех таксистов за рубежом, усаживаясь на переднее сиденье, а не на заднее.
И сразу почувствовал на своем виске холодный ствол пистолета.
— Не дергайся, падла, урою, — просипел сдавленный голос, и Парнов застыл, будто пришпиленный к сиденью.
Рука в черной перчатке тронул шофера за плечо: — Трогай, Гроб, потихоньку… Да смотри, чтобы хвоста не было…
Машина мягко тронулась с места и покатилась по улицам, приветливо сиявшим огнями ярких неоновых вывесок.
За городом его связали, заткнули рот кляпом, завязали глаза. И вновь повезли. Везли сначала в машине, потом вывели, втолкнули куда-то. Ровно, на высоких оборотах завыл двигатель, тело прижало к креслу, заложило уши — кажется, это был самолет. Похитители вполголоса переговаривались между собой, называя друг друга ласковыми кличками: Гроб, Жмурик, Кацап. Главным среди них был, очевидно, грубый тип по прозвищу Штурман. Этот почти не говорил, но его короткие односложные приказания бандиты выполняли беспрекословно.
Еще в машине Парнов сообразил, что бояться нечего — это опять милые шутки ребят из «Нескучного».
«Ну и фантазия у ваших шефов, — иронически сказал бы он, если бы ему развязали рот, — несколько однообразная. Не могли что-нибудь пооригинальнее придумать?»
Но рот ему не развязывали, и поэтому Парнов был вынужден хранить свое мнение при себе. Он только возмущенно мычал, требуя смягчения условий своего содержания, — например, повязка на руках была не по условиям игры тугой. А мешок, накинутый на голову, плохо вентилировался, и поэтому в нем было ужасно душно.
«Что ж, игра так игра, — молча ухмыляясь про себя, думал пленник. — Эти дилетанты, наверное, воображают себя крутыми парнями. Дешевые актеришки… Вот прилетим на место, я от них быстро слиняю. Один раз я уже убежал от них, когда они меня пытались заставить на заводе вкалывать, и еще раз сбегу. Посмотрим, что они тогда будут делать…»
И он хитро улыбался, представляя себе растерянные рожи своих конвоиров в момент, когда они обнаружат его пропажу. Влетит же им за срыв сценария! А можно еще неустойку с фирмы потребовать — за нарушение пункта пятого договора, который гласит, что за срыв программы релаксации по вине фирмы-производителя работ клиенту выплачивается неустойка в двукратном размере от суммы оговоренного гонорара. И если клиент сбежит, так это уж вина его охранников — недосмотрели, недоглядели, проворонили… А он может прикинуться валенком — и знать ничего не знал, и ведать ничего не ведал, даже не подозревал. Думал, что бандюги-то настоящие…
Так, составляя коварные планы, как перехитрить своих похитителей, Парнов корчился в зародышевой согбенности на полу, где его время от времени пинали пудовые ботинки не слишком-то любезных охранников — чтобы меньше ерзал.
Вскоре вновь заложило уши, пол накренился вперед, завыли двигатели — самолет начал снижение. Потом ощутимо тряхнуло, колеса затряслись по взлетно-посадочной полосе.
«Вот мы и дома, — подумал пленник и решил: — Забавно, конечно, они меня развлекают, но… Лучше бы оставили в Женеве, доучаствовать в работе комиссии по нефти и газу. С господином Липскером так я и не порыбачил, хотя обещал ему… Эх, дурьи головы, так хорошо начали и так банально кончают. Промурыжат пару дней, может, устроят для понта какую-нибудь погоню со стрельбой и отпустят. И все тебе развлечение. А у меня в Женеве такой бизнес сорвался… Вот если бы сценарий с самого начала согласовали со мной — было бы отлично!» Правда, вспоминая оскаленное лицо герцогини Мари де Гито и черную струйку крови, прикипевшую к подбородку, Парнов прекращал жалеть о безвременно покинутой Женеве. Дело для него могло закончиться куда более неприятно, пронюхай о случившемся вездесущие папарацци, — огласка, репортажи в газетах «Новый русский убивает в постели свою высокородную любовницу!» и прочие малоприятные аспекты уголовной хроники. После такой шумихи никто из щепетильных западных бизнесменов не захочет вести дело с подозрительным предпринимателем, который недавно еще валялся в одной постели с трупом! И не важно, был труп настоящим или поддельным!
«Ах, Мари, Мари, — вздыхал про себя любовник, вспоминая страстные объятия элегантной аристократки, причем реальность путалась у него в голове с вымыслом и наоборот. — Ведь мы могли бы с ней… У нее такой замок… Столько акций… Такое состояние… Жаль, что наш роман закончился, едва успев начаться, — размышлял Парнов, валяясь на полу со скотчем, противно стянувшим губы, — из этого флирта мог бы получиться неплохой бизнес…»
Вскоре пленника грубо выволокли из самолета (его волочащиеся на весу ноги пересчитали все ступеньки трапа) и кинули, кажется, в кузов крытого грузовика. Грозно взвыл мотор, машина помчалась, взвизгивая тормозами на поворотах.
Через полчаса тряски пленник ступил на твердую землю, мешок наконец-то сняли и вынули изо рта кляп. Парнов выдохнул с облегчением: ну, слава Богу! Луч фонарика скользнул по стенам, осветив неприглядные стены с потеками воды. Из-под ног порскнули темные тени, свет выхватил из мрака серо-коричневые спины и длинные омерзительные хвосты — крысы!
— Вы не имеете права! — откашлявшись, заговорил Парнов, как только понял, что ему предстоит пара дней интимного тет-а-тет с грызунами. — По условиям контракта фирма не должна причинять своим клиентам физический вред! Не должна грубым образом травмировать психику! А вы травмируете! Крысы могут меня покусать!
— Гля на него, Жмурик! — с удивлением выслушал один из конвоиров пламенную речь. — Кажись, он права решил качать!
Луч фонаря ослепил отвыкшие от света глаза, пленник зажмурился, заслоняясь рукавом.
— А вот мы ща тебе покажем физический вред, — угрожающе заявил Жмурик, после чего Парнов почувствовал чувствительный тычок в живот и согнулся пополам, как книжка.
— Вы не имеете права, — хрипло пробормотал он. — Я пожалуюсь вашему начальству, я подам в суд, фирма будет платить неустойку!
Новый тычок поставил любителя справедливости на колени.
— Ну, борзеж! — удивился первый голос. — Я такого придурка еще не видел! А ты, Жмурик?
— И я не видел, — изумленно подтвердил второй голос. — Давай ему, что ли, пасть заткнем?
Они принялись в четыре руки обрабатывать лежащее на земле тело. Ребята распалились не на шутку — легкие, сперва даже как бы дружеские удары становились все сильнее и ощутимее — парни входили в раж. Парнов понял, что с рядовыми исполнителями разговаривать бесполезно. Лучше не злить их, может, они и правил игры не знают! Лучше уж сразу иметь дело с руководством…
— Гля, заткнулся, — почему-то шепотом произнес первый голос. — Слышь, Жмурик, как бы нам его до смерти не уходить…
— Ничего, — хмыкнул второй тип. — Главное, чтобы он ручку смог завтра держать, а остальное ему уже ни к чему…
Полуизбитый Парнов тихонько отполз в угол, чтобы не связываться с тупоумными исполнителями чужих приказов. Ну, это избиение он еще им припомнит! Они у него еще попляшут!
Значит, завтра, они потребуют, чтобы он подписал какие-то бумаги. Ясно какие — что, значит, претензий у него к фирме нет и никто его не бил. Фиг вам, ничего он подписывать не будет, поигрались, и хватит! Может, чего еще потребуют… Только чего?
Ночь прошла относительно спокойно — то ли крысы были сытые, то ли пища им казалась неаппетитной.
Утром пленника выволокли из подвала и притащили в какой-то сарай. За столом сидел широкоплечий тип с ежиком коротко стриженных волос на голове и развитой челюстью серийного убийцы. За поясом его широченных брюк виднелась вороненая рукоятка пистолета.
— Ну что, живой? — иронически хмыкнул он, оглядывая потрепанную фигуру презрительным взглядом, и добавил: — Ну вот что, мужик… Если хочешь еще пожить, подпиши бумаги и можешь дальше отдыхать. И мы к тебе свои претензии снимаем. По счетам-то нужно платить!
Парнова подвели к столу, сунули в руку ручку, выложили перед ним стопку отксеренных листов.
— По каким счетам, позвольте узнать, я должен платить? — ядовито улыбнувшись, спросил пленник, демонстративно закладывая руки за спину. — Мы с вами, кажется, не имели чести встречаться на деловом поприще.
— Чего? — не понял витиеватого слога широкоплечий. — Короче, не тяни, в натуре. Как договаривались, бабки на стол.
— Когда это мы с вами договаривались, позвольте узнать?
— Когда, когда… В тюряге, в натуре! Вышел на волю — гони бабки!
— Но ведь не вы меня освободили! Меня отпустила полиция, потому что я не виновен!
— Договор был такой, — не унимался широкоплечий, — вышел на свободу — плати!
«Идиоты! — ухмыльнулся про себя Парнов. — И они думают, что я поверю им и испугаюсь!» А вслух он произнес с иронической усмешкой:
— А что будет, если я не подпишу?
Пленник открыто улыбался узколобому типу с пистолетом, как будто кокетничал, хотел, чтобы его уговаривали.
— Не подпишешь? — Узколобый, очевидно, был настроен по-деловому и вытащил из-за пояса пистолет. — А вот это ты видал? Хочешь проверить, работает ли он?
— Вот что, парни, — лениво произнес Парнов, деланно зевая, чтобы продемонстрировать, как ему осточертело это дешевое актерское любительство. — Звякните-ка своему начальству… Вешневу или там еще кому… Скажите, что я прерываю сценарий! Мне ваши дешевые поделки надоели!
Тип с пистолетом тихонечко моргнул в сторону своих приспешников, и те с готовностью сжали кулаки, подступая к пленнику. Парнов понял, что его сейчас начнут бить, и решил, что второй раунд ему не выдержать.
— Прекратите это безобразие! — истерически взвизгнул он. — Я в ваши игры не желаю играть! Слышите, не же-ла-ю!..
Первый же меткий удар опрокинул его на стул и вызвал кратковременное помутнение сознания.
— Ну что, будем подписывать? Или будем дальше базарить? — участливо спросил широкоплечий, пододвигая к пленнику бумаги и вкладывая в руку ручку. — Лучше бы по-хорошему, — предупредил он.
Парнов еще нашел в себе силы просипеть «козлы» и со злостью уставился на бланк, в котором значилось, что он передает все свои права — юридические, материальные и прочие — некоему гражданину Титаренко Е.М. Еле двигая ручкой, пленник начертал на бумаге свою подпись, опасливо косясь на пудовые кулаки Жмурика.
Широкоплечий забрал листок и удовлетворенно произнес:
— Ну и ладненько, ну и хорошо…
— Дураки, — спокойно улыбнулся Парнов, вытирая тыльной стороной ладони кровь, выступившую на губе. — Честное слово, игра в скаутов… Без нотариуса документ недействительный!
— Так вот же он, нотариус, — кивнул широкоплечий на мелкого мужичка, тихонько блестевшего лысиной в углу сарая.
Тот с готовностью вскочил и даже слегка поклонился.
— Все равно я подам в суд! Я поговорю с вашим начальником, Вешневым, и он вам шеи намылит! — угрожающе произнес Парнов, держась за живот, который противно ныл после удара. — Это произвол! Превышение полномочий! А этой филькиной грамотой, — он кивнул на стол, — вы меня не запугаете! Вам всем вкатят выговор и уволят с работы за дурное обращение с клиентом! Ясно?
Бандиты заржали. Их смех прокатился громовыми раскатами по комнате и затих, троекратно отразившись эхом от стен. Широкоплечий выразительно покрутил пальцем у виска, и Парнова, подхватив под белы руки, повели дальше охлаждаться в подвал.
«Вот только выйду… Я вам устрою, — злобно шептал пленник, потирая ушибленные места. — Да я вас всех под монастырь подведу! Ишь придумали игру в казаки-разбойники!»
— Ну что вы, дорогой, — развел руками Евсей Самойлович Батырин. — Не могу, никак не могу… У меня в это время заседания в Думе по военной реформе, партийный съезд вот намечается… Нет, и не уговаривайте, никак не могу!
— Но, Евсей Самойлович, — изображая лицом глубокое почтение и льстиво улыбаясь, уговаривал Константин Вешнев, — вы просто не понимаете всех выгод нашего предложения. Вы не представляете, какой приятной стороной это обернется для вас!
— Нет, — качал головой Батырин. — Лишняя шумиха, нечистые дела… А пресса! Да все СМИ завопят в один голос, что я его лично отправил на тот свет!
— Ну что вы! Пресса скажет только то, что мы ей позволим сказать… Все будет представлено самым выгодным образом… Компания друзей отдыхает на лоне природы, на них нападает озверевший бандит, но известный политический деятель Батырин в честной борьбе одерживает верх… Вы представляете, какой это будет иметь резонанс по всей стране! Колоссальный, оглушительный успех! А ведь скоро новые выборы…
Батырин глубоко задумался…
— И потом, Евсей Самойлович, вы же знаете нашу фирму, — уговаривал Вешнев. — Конфиденциальность и безопасность гарантированы, вам совершенно не о чем волноваться. Проверенные люди, стопроцентная гарантия успеха… Вам ничего не придется делать, только, так сказать, освятить своим присутствием… Придать, так сказать, законный статус… Все будет сделано чисто, аккуратно, благородно… И главное, какие люди в этом участвуют!
— Какие люди? — полюбопытствовал Батырин.
— Одна дочка Дубровинского чего стоит… Вы же знаете, мы всякую шушеру не обслуживаем.
Депутат глубоко задумался. Дело, конечно, весьма странное, но для него может оказаться весьма выгодным. Давно уже не было в прессе ничего такого, что поддержало бы его положительный имидж… Надо как-то затушевать в памяти народной бесчисленные заметки о том, как его сынишка попался, продавая таблетки экстази в ночном клубе. Да и его имиджмейкер говорит, что для кандидата в президенты очень важно иметь мужественный облик, облик воина-защитника, отца нации. Да, ему не хватает чего-нибудь такого… Даже в армии он не служил — по здоровью.
Даже если сейчас все это пройдет незамеченным, то во время предвыборной президентской кампании вспомнят обязательно. Вытащат на свет Божий всякую дрянь. А чем крыть-то? Строительством коровника на 1200 голов в селе Калабахово во время оно? Крыть-то и нечем… А вот если бы ему козырная карта досталась… Сейчас такая преступность — это всех волнует! Имидж борца с уголовниками дорогого стоит… А здесь предлагают — все чисто, мирно, бесплатно, только нужно формально поучаствовать… Он поучаствует, а грязную работу пусть выполнят другие. Те, кому положено.
— Не могу обещать, — тяжело вздохнул Батырин, — и хочется, и колется. — Я подумаю… Последнего слова пока дать не могу.
— А предпоследнее какое? — улыбнулся Вешнев. — Да или нет?
Батырин пожевал губами, как будто пробуя на вкус каждый звук, и наконец нехотя обронил:
— Скорее да, чем нет…
После двух дней, проведенных в застенках у бандитов, Парнов чувствовал себя отвратительно. От лежания на каменном полу ныло тело. Суставы ломило от сырости, желудок, давно уже забывший о том, что такое гастрит, сводили мучительные спазмы — бандиты не слишком-то заботились о достаточных калориях для пленника.
Разгневанный последними событиями, Парнов расхаживал по своему темному обиталищу, распугивая крыс, и яростно бормотал:
— Вы у меня дождетесь, дорогие… Вот вы у меня на суде попляшете! Вот вы у меня попрыгаете! Что это такое — на обед кусок черного хлеба, прошлогодняя манная каша без масла и гнилая вода, пахнущая водопроводными трубами. Ну и удовольствие же я себе купил за кругленькую сумму! Ничего, дайте срок, и я с вами расквитаюсь! Нарушение условий контракта по четырем пунктам!..
Однако телохранителей мало волновало нарушение ими контракта по четырем пунктам. Они по-прежнему вели себя наплевательски по отношению к своему подопечному. На ужин ему достался лишь хвост протухшей селедки с черным хлебом.
Парнов оттянул пояс изрядно помятых, некогда светлых и очень дорогих брюк. Брюки, еще недавно плотно сидевшие на его кругленьких бедрах, теперь свешивались бесформенным мешком с похудевшего зада. Пиджак болтался как на вешалке.
Утром второго дня загремел засов на двери.
— Эй, где ты там! — крикнул в темноту, кажется, Гроб. — Выходи!
— Зачем? — мрачно огрызнулся пленник, не двигаясь с места.
— Тебя не спрашивают, — грубо отозвался Гроб.
Его втолкнули в машину. По бокам уселись мрачные типы в растянутых на коленках спортивных штанах и с отчетливыми выпуклостями на боку, по форме напоминавшими оружие, и старая ржавая «шестерка», скрипя всеми частями своего избитого тела, нехотя двинулась вперед.
«Ну вот, — решил пленник. — Наконец-то этот дурацкий спектакль закончится».
Однако дурацкий спектакль не заканчивался. В предутренней сырой полумгле машина мчалась по загородному шоссе. Парнов посматривал по сторонам, пытаясь определить, куда его везут, но безуспешно. Встречные машины не попадались, вокруг дороги высились вековые черные ели и грозно смыкались кронами над асфальтовой лентой.
Машина свернула с асфальта на сырую грунтовую дорогу и минут через пять остановилась на поляне среди мокрого леса — очевидно, ночью шел дождь. Солнце нехотя выглядывало из-за туч, денек обещал быть хмурым и невеселым.
— Ну что, здесь? — спросил водитель машины у Жмурика.
— Ну давай здесь, — равнодушно отозвался тот.
Водитель достал из багажника лопату и небрежно швырнул ее под ноги Парнову.
— Бери, — не то попросил, не то приказал он.
— Зачем? — строптиво отозвался пленник.
Ему не ответили. Гроб, придирчиво осматривая окрестности, выбирал место. Наконец он кивнул на раскидистый дуб рядом с высокими густыми кустами лещины:
— Вот тут копай.
— Не буду, — воспротивился Парнов. — Вам надо, вы и копайте.
— Ошибаешься, — спокойно заметил Гроб, раскуривая сигарету. — Это тебе надо.
«Что за ерунда, — испуганно подумал про себя Парнов. — Пугают. Может быть, они надеются, что я им клад с золотыми монетами отрою?»
— Что копать-то? — на всякий случай спросил он.
Гроб смерил его фигуру оценивающим взглядом.
— Яму примерно вот такой длины и вот такой ширины, — показал он руками.
Сердце Парнова учащенно забилось.
«Могилу для меня самого заставляют рыть, — похолодел он и тут же одернул себя: — Это невозможно! Это не предусмотрено условиями контракта!» Он испуганно замер — а вдруг эти типы не знают о контракте?
— Вот что, ребята, — начал он несмело, не желая обострять отношения с узколобыми исполнителями дурацких приказов. — Мне бы позвонить Вешневу…
— Копай, — был категорический ответ.
Делать было нечего. Парнов взял лопату в руки и стал неумело выворачивать пласты черной слежавшейся земли. Он ворочал инструментом медленно и с неохотой. Мысль о том, что он копает себе могилу, наполняла его неизъяснимым отвращением к тяжелому физическому труду. В это время водитель деловито копошился в моторе, три других отморозка сидели на поваленном стволе дерева и молча курили.
Наконец один из них не выдержал и предложил:
— Может, черт с ним… Обольем бензином и пусть горит?
Гроб равнодушно выпустил изо рта дым:
— Полностью не сгорит.
— Ну и хрен с ним. Слишком уж долго возится.
— А он никуда не торопится, — гыгыкнул бандит.
Парнов инстинктивно быстрее заработал лопатой. Яма росла и углублялась прямо на глазах.
«Это невозможно, — пульсировала в голове только одна мысль. — Этого не может быть. Они просто хотят пощекотать мне нервы. Сейчас я выкопаю яму, они рассмеются и скажут: мы пошутили. И отвезут меня домой. Потому что не может быть, чтобы меня вот так просто убили».
Однако могила вскоре была закончена. Гроб подошел к ее краю, заглянул вниз и махнул рукой:
— Хорэ, разогнался…
Потом повернулся к Жмурику и сказал:
— Ну давай, кончай его… Жмурик удивленно отозвался:
— Почему я-то?
— Потому что, — медленно произнес Гроб, — ты у нас всегда чистенький, запачкаться боишься. Давай…
— Не, чего я, рыжий…
Парнов стоял на краю собственной могилы и полуобморочно слушал препирательства бандитов. Он все еще не верил в дурной исход спора.
Наконец Гроб достал из-за пояса вороненый «Макаров» и презрительно сплюнул сквозь зубы:
— Хрен с тобой. Я сам…
Пистолет медленно поднялся, и бездонное дуло уставилось прямо в глаза Парнову. Вдруг вдалеке послышался неясный шум.
— Кто это прется? — удивленно пробормотал Гроб, оглядываясь.
За деревьями мелькнул белый корпус машины с синими полосками на борту.
— Менты, тикаем! — завопил Жмурик и бросился к своей «шестерке».
Милицейская машина остановилась, из нее посыпались серые фигуры, раздался грозный окрик:
— Стой! Ни с места! Сдать оружие! — и сразу же запели одиночные выстрелы.
Бандиты бросились врассыпную. Не соображая, что делает, за ними бросился и Парнов.