Марджи позвонила в середине недели:
— Соломона больше нет, а вашу книгу я прочитала.
— Соболезную, — ответила я.
— Старый он был, тринадцать лет. Билл подобрал его диким котенком в сарае.
— А еще кошки у вас есть? — поинтересовалась я.
Я не очень люблю животных, но при этом понимаю, что некоторые вещи обо мне другим знать не обязательно. Кроме того, это же такой восторг — говорить с собственным литературным агентом про книгу. Правда, мы говорили не про книгу.
— Семь штук. — Она кашлянула. — А у меня аллергия. — Отдышалась. — Расскажите мне про себя.
Я рассказала все: про детей, отданных персонажу из прошлого, про работу с корреспонденцией, про отца. Даже ляпнула, что люблю готовить.
В трубке что-то грохнуло — Марджи объяснила, что один из котов опрокинул ее бутылку «Кристаллайта», она сейчас пьет вишневый.
— Давайте пообедаем вместе, — предложила Марджи.
— Давайте, — согласилась я, искренне надеясь, что мой восторг не проявился в голосе. Я ведь слышала, что у агентов это принято, они приглашают вас на обед. Мне очень хотелось пойти в хороший местный ресторан — например, в бистро «Мутард», но можно и в любой другой — с настоящим агентом.
— В час вас устроит? — Дожидаться ответа она не стала. — Приезжайте ко мне. Билл покажет дорогу.
И она повесила трубку.
Я вытащила из шкафа все свои шмотки и попыталась одеться подходящим образом. Натянула чертовы Брюки, добавила замшевые сапожки и оранжевую водолазку. Стала похожей на дорожного рабочего. Было слышно, что фургон Билла стоит с работающим двигателем у моего ящика — Билл гудел в гудок, пока я не вышла. Он объяснил мне, как доехать до их дома на Люси-лейн.
— Это недалеко, — сказал он, — Семь десятых мили.
Я переоделась еще раз шесть, вернувшись в итоге практически к той же комбинации, уж всяко к тем же штанам. Время поджимало, я проголодалась и вылетела из дома, даже не взглянув в зеркало. Будь мне лет двадцать, я бы никогда так не поступила, но на подступах к сорока, да еще в столице мировой моды, городе Онкведо, не отвязаться от мысли: а может, и так сойдет?
Дом представлял из себя беленую переоборудованную ферму — как и большинство домов в Онкведо. Внутри стены были желтыми, а отделано все было в этаком деревенском ситцевом стиле. Впрочем, я ничего этого не заметила, потому что смотрела на своего агента. Была она высокой и статной — можно подумать, кто-то, прежде чем создавать ее, аккуратно вымерил все пропорции. Одета как на журнальной фотографии — все со всем сочеталось. Все одежки были одного и того же темно-серого цвета, но разной фактуры — что-то мягкое и пушистое, что-то гладкое.
— Проходите. — Марджи взяла мою куртку. — Ну не куколка ли?
Я, признаться, не считала себя куклой, тем более куколкой, хотя, пожалуй, рядом с Марджи выглядела кукольно.
— Любите горячие бутерброды с сыром?
— Да, — выдавила я и пошла за Марджи на кухню. По всему дому были расставлены пепельницы в форме кошек, наверное штук двадцать пять, в том числе и на кухне. По большей части они стояли на полках вдоль стены.
— Садитесь, — пригласила Марджи.
Скатерть была льняной, и по ней были вышиты крестиком разные слова — походило на игру в «Эрудит». Я села. Марджи сооружала мне бутерброд на электрогриле. Я внимательно наблюдала. Пыталась припомнить, когда мне последний раз готовили горячий бутерброд с сыром. Она не спросила, положить ли мне горчицы, просто намазала, а точнее, выдавила, потому что в ее кухне, похоже, все содержалось в тюбиках. Она даже выдавила на гриль немножко маргарина.
— Ноль калорий, — сообщила она.
Интересно, что это за штука — бескалорийное масло? Свечной воск, что ли?
Поставив на стол бутерброды и два стакана синего «Кристаллайта», Марджи села. Теперь я наконец могла как следует рассмотреть ее лицо. Марджи оказалась красавицей. У нее были хорошо развитые лицевые мышцы — наверное, много улыбается, или много говорит, или много жует резинку. Все на ее лице было приподнятым.
Горячие бутерброды с сыром претерпели долгую эволюцию с тех пор, как мама давала мне их в школу на завтрак. Эти выглядели вполне правильными, но в них содержались новомодные продукты, на деле не вполне съедобные. Сыр назывался соярелла. Марджи посолила свой бутерброд и — я это заметила — практически к нему не прикоснулась.
— Как вам нравится ваш новый адвокат? — поинтересовалась она.
Я все еще пропихивала в горло первый кусок, но с энтузиазмом закивала.
— Отличная голова. В колледже у него было прозвище Сумчатый, из-за summa cum laude. Деньги на учебу он заработал уроками, поступил в Вайнделл — и только тут выяснил, что отец пропил все его сбережения. Тогда он перешел в наш бесплатный колледж.
Я еще покивала — зубы слиплись от сояреллы.
— Папаша был тот еще пропойца, единственный алкоголик-еврей на моей памяти.
Я подумала, что тоже не знаю ни одного алкоголика-еврея, но, наверное, где-то такие водятся.
— Он вам показывал фотографии своих детей? — Голос Марджи зазвучал мечтательно. — Замечательные дети.
Я содрала языком липкую пленку с зубов:
— Я познакомилась с его ассистентом, Максом.
— Он нанимает мальчишек, которые похожи на него в молодости: ума палата, а в кармане пусто.
Я дожевала полбутерброда, запила «Кристаллайтом» — цвет у него был в точности как у омывателя для унитаза. Вкус оказался какой-то невнятный, вроде жевательной резинки.
— Офис у него впечатляющий, — сказала я.
— Место просто отличное, — похвалила Марджи. — Чуть не дверь в дверь с самым крутым домом свиданий Нью-Йорка.
Я улыбнулась, поскольку понятия не имела, о чем она говорит и почему, — но мне очень хотелось ей понравиться.
Один из котов скреб когтями обитый тканью столбик в углу комнаты — у меня от этого звука волоски на руках встали дыбом.
— А вы с кем-нибудь встречаетесь? — поинтересовалась Марджи.
Я покачала головой. И зачем-то засунула в рот остатки бутерброда.
— Кто-нибудь подходящий на свете точно есть, — заявила она. — Кто-то замечательный. Вселенная подготавливает его ко встрече с вами. — Она позвенела льдом в стакане. — Ну а теперь поговорим о книге.
Пока Марджи говорила, я сидела не дыша. Любовные сцены показались ей отличными, фон — тоже (она не упомянула о том, что фоном является Онкведо, только под другим названием). Диалоги ей тоже показались отличными.
— Кто бы это ни написал — а мы не узнаем, пока специалисты из «Сотби» нам не расскажут, — у него, чертяки, было великолепное ухо, просто гениальное.
— А что, как вы думаете, будет с этой книгой дальше? — спросила я.
— Про деньги я никогда заранее не загадываю, — предупредила Марджи. — А то крыша поедет. — Она отодвинула бутерброд и закурила. — Беда в том, что там и про любовь, и про бейсбол. Никуда не годное сочетание.
Мы с котами следили, как всплывает вверх кольцо дыма.
— Ему что, трудно было сделать сюжет не таким вялым? — Она затушила едва начатую сигарету об тарелку с нетронутым бутербродом. — Что теперь говорить.
Коты терлись у ее ног. Один вспрыгнул на спинку ее стула и таращился на меня, выгнув спину и поставив хвост трубой — ну чистый ведьмин кот. Хорошо, что ко мне они пока не липнут, но я знала: скоро доберутся и до меня, это только вопрос времени.
Мы встали. Точнее, встала Марджи, а я за ней. Она смерила меня взглядом:
— Когда снова поедете в Нью-Йорк, повидаться с Сумчатым или с ребятами из «Сотби», я ссужу вам свой свитер.
Я решила не говорить, что терпеть не могу кусачую шерсть. Что ни даст мне Марджи, все хорошо.
— Спасибо. И спасибо за обед.
Как же быстро все кончилось…
Да только, похоже, не кончилось. Через гостиную, напоминающую внутренность трейлера, Марджи отвела меня в квадратную комнату со стеклянным потолком. Чтобы войти, ей пришлось открыть деревянные ворота. Здесь были сплошные книжные полки, а еще сиденья возле окон, кресла с подголовниками и читальными лампами и большой письменный стол.
— Это мой кабинет, — сказала Марджи. — Билл отделал его на деньги, которые я заработала на первой большой сделке.
— А какой именно? — спросила я не без опаски, — может, еще рано задавать столь интимные вопросы.
— Еще какой! Вы, наверное, видели такую книжку в мягкой обложке: «Сплю и ем», мемуары.
Снаружи на деревьях висели кормушки. Сквозь закрытые окна проникал птичий щебет.
— Котов я сюда не пускаю, такой тут мяв разведут, пытаясь сцапать птичку.
Я заметила, что пепельниц в кабинете тоже нет.
— Вы что же, не курите, когда работаете? — спросила я. И только тут сообразила, что это очень личный вопрос; впрочем, Марджи не обиделась.
— Я курю, чтобы не есть, — сказала она. — А что до кошек, я их, конечно, люблю, но не терплю их запаха.
Книжные полки вдоль стен были забиты под завязку. На одной стене все корешки были в розовом, алом и золоте — любовные романы.
На стульях возле окон лежали подушки с вышитыми словами. На одной красовалась красная надпись: «Французский поцелуй». Другие я читать побоялась. Вместо этого выразила восхищение стеклянным потолком.
— Не течет, — с гордостью сообщила Марджи. — Если уж Билл что делает, то на совесть.
Похоже, у них был настоящий брак, с полным взаимопониманием.
Я решила, что пора уходить. Надевая куртку, я обнаружила, что с обшлага свисает длинная нитка. Марджи ее тоже заметила.
— Внешний вид имеет немалое значение. — Марджи внимательно смотрела мне в лицо, проверяя, воспринимаю ли я ее слова. — Особенно в Нью-Йорке. В двадцать лет это не столь уж принципиально — в этом возрасте почти все сойдет.
Я слушала и ждала.
— А вот как станешь постарше, тут уже важно выглядеть преуспевающей — чтобы все видели, что свою жизнь ты прожила не зря.
— Да, про свитер… — начала было я.
Она явно ждала этих слов, потому что сразу же нашарила за дверью пакет из химчистки. Полиэтилен зашуршал, и у котов от этого шерсть встала дыбом.
— Просто будьте собой — именно это им и нужно.
— Но зачем я вообще им нужна? — спросила я.
— Вы же нашли эту рукопись, — ответила Марджи. — Если ее признают подлинной, они должны поверить, что вы как раз тот человек, который и мог найти ценную рукопись. По сути говоря, вы продаете им себя.
Уж не знаю, обрадовалась ли я тому, что оказалась выставленной на продажу, но, как только дом Марджи скрылся за поворотом, оставшиеся шесть десятых мили до своего порога я одолела вприпрыжку — а пакет болтался за плечом, как неудачно склеенный воздушный змей.