У границы


Лошадки тихонько трусили, я задумчиво жевал стебелёк моровки. В груди разлилась какая-то холодная пустота. Нет, ну что такое я себе воображал, а? Что девица из благородных замуж за меня пойдёт? — нет, разумеется, не выйдет. Тем более, что мы в дороге постоянно цапались по пустякам. У нас, конечно, случались и весёлые моменты, но ведь подурачиться можно и с княгиней, и с графиней (а то!), но замуж такую вовек не возьмёшь: не твоя ровня.

Опять-таки, она — образованная, а я — так себе: читать-писать кое-как умею — и слава богу. У них, дворян, всё не как у людей: они же сперва лямуры-тужуры крутят, а потом только женятся. Я ж ведь не мог поверить, что перезревшая девица никогда ни в кого не влюблялась, и любовью ни с кем не занималась, ведь правда? А уж если влюблялась, то, конечно, не в бродягу, а в равного себе по общественному положению. А, раз так, то куды же я лезу к благородной девице со своими чувствами и планами дурацкими о женитьбе, о своём доме? Слава богу, что я ей ни в чём таком не признавался, ни единым словом- не успел, а то вот позорище-то стало бы командиру отряда сов, на старости лет…

— Ты какой-то не такой, Клёст. Что случилось? Все дни ходишь смурной, — спросила меня Ведит, когда мы уже отъехали от деревни на приличное расстояние.

— Послушай, студент, сколько раз я тебе говорил, что я должен знать ВСЁ. И даже объяснял, что это нужно для выживания, — я тяжко вздохнул, раздражённый. — Но почему-то каждый день я узнаю всё новые и новые подробности. Когда это кончится?

— Ты это о чём? — чертовка рисовалась самим обаянием и недоумением.

— О беременности твоей, — ляпнул я в сердцах.

Ведит дёрнула поводья — Чалка ошарашенно всхрапнула и сбилась с шага; Леший на неё покосился.

— Ты!.. Да ты!.. Что ты выдумываешь?!

— Бабка так сказала, — меня обескуражила такая яркая вспышка эмоций, не пойми, чем вызванная. — Ты ещё скажи, что не знаешь, откуда дети бывают. Или скажешь, что знахарка врёт?

Девица раскрыла пошире рот, чтобы крикнуть что-то ещё злое, но её как будто заклинило. Несколько секунд она яростно жгла меня взглядом, который стал вдруг затухать; ротик закрылся. Последовал бурный взрыв эмоций: Ведит разревелась, как деревенская девчонка, прикрывая глаза ладонями, и размазывая руками слёзы, сильно вздрагивая от каждого приступа. Чалка, у которой она бросила поводья, покорно стояла, переступая с ноги на ногу, лишь изредка дёргая кожей и помахивая хвостом, отпугивая приставучих насекомых.

Я подождал, пока девица успокоится.

— Ты что, не знала?

Ведит, задыхаясь от удушья, лишь помотала головой. Я молчал. А, собственно, что я мог сказать? Это всё было не моё дело.

Я встряхнул поводья — Леший осторожно пошёл вперёд. Чалка, немного подумав, потрусила за нами следом.

— Он работал моим помощником в лаборатории в замке… Он — хороший парень. Нас никуда не выпускали, нам было скучно — вот и… Мы могли бы пожениться, остаться в замке и жить как другие, семейные. Я, когда всё поняла, рассказала ему, а он испугался, стал что-то мямлить: мол, у него невеста осталась в городе, и он так не может… Вот я и решила сбежать.

— Ты же химик, ты могла бы настойку какую-нибудь сделать… Ну, чтобы ребёнка не завелось.

Она мгновенно стала прежней и огрызнулась язвительно:

— Я, вообще-то, химик по огневой части, а не по этой самой!

— Вот и не надо было заниматься этим самым, если не понимаешь ни хрена!

Нет, эта женская логика меня с ума сведёт. Если залетела, то, разумеется, нужно срочно сбегать из охраняемого державниками замка и стать врагом всей страны, чтобы тебя искали повсюду, даже в этом богом забытом Верстеке. А то ведь начальству признаваться стыдно: заругают, засмеют. А ты, солдат, переживай за неё, защищай…

А, ну его: на девчонок злиться — всё равно как на плохую погоду. Не факт вообще, что она мне правду рассказала про отца ребёнка: обычно люди врут, как дышат.

Чтобы не искушать судьбу, я опять свернул в лес.

Всего лишь одна ночёвка — и вот она, Божегория: виднеется на противоположном берегу Роганы. И даже видно, как синеют вершины её далёких гор. Только вот сущий пустячок: ширина реки — двести локтей, а вода уже не летняя. И глубина такая, что всадника накроет по маковку уже локтей через тридцать. Девчонка только-только с кровати встала после жестокой простуды, и посылать её сейчас в холодную реку — да уж лучше сразу убить на месте, чтобы без мучений.

Мой прежний опыт хождения по этим местам говорил: если для переправы через Рогану нужна лодка, то её нужно пойти и украсть в Ветдорвине — рыбацкой деревушке выше по течению. Лодка — не лошадь, за её кражу смертная казнь не полагается. Штраф там, битьё плетьми — это да, но казнить — ни боже мой. Решено: едем.

Возле реки лес стоял не такой густой, поэтому мы довольно легко ехали верхами. Через несколько часов пути мы уже прибыли на место.

— Слушай сюда, студент. Жди меня здесь. Деревня отсюда менее, чем в полчаса ходу. Я вернусь на лодке. Если через два часа меня не будет — уходи, да и поможет тебе Пресветлый.

— Ты что, меня одну бросаешь? — запаниковала моя беглянка. — И как же я буду одна?..

— Ну, в лесу ты не заблудишься, — это точно, и не пропадёшь. В обратной стороне, менее дня пути, есть мост через реку. Конечно, сейчас его охраняют с обоих сторон, но ты уж что-нибудь придумай…

— Сволочь ты, Клёст!

— Да уж какой есть! Но я пока не прощаюсь. Запомни: два часа. Солнышко будет во-о-о-н в той точке.

— Фи, — презрительно скривила губки «девица от науки» и демонстративно отвернулась.

— Вот и договорились, — я резко привлёк её к себе и поцеловал в лобик. — Будь умницей и не тыкай своим ножиком всех подряд. Сначала хотя бы спроси: чо надо?

Она резко отпихнула меня:

— Иди давай, вояка… Пока самого не ткнула.

И отвернулась, изо всех сил пряча улыбку, которая пыталась прорваться сквозь её плотно сжатые губы, забавно их выгибая.


Загрузка...