Учитель из Меджибожа

И ЗАПРЯГЛИ СОЛДАТА

Ранним утром, усталый и взбудораженный после веселой встречи и острых переживаний, парень наконец-то добрался в часть, куда ему надлежало явиться и где он должен был вручить пакет с пятью сургучными печатями.

Здесь его встретили довольно приветливо и даже сделали вид, что не заметили небольшого опоздания…

Вскоре он узнал причину, зачем так срочно отправили его сюда, ознакомился с содержанием пакета.

Парень, оказывается, был послан сюда на специальные курсы военных переводчиков. То, что он хорошо знал немецкий язык, оказалось большим его преимуществом. И если серьезно возьмется за учебу, станет совершенствовать свои знания, быстро изучит военное дело, то не за горами время, когда сможет стать офицером-переводчиком.

Все, что Илья Френкис в этот день узнал, его очень порадовало. Занятия предстоят интересные. Кроме всего, исполняется давняя мечта — он будет служить в столице, в этом чудесном городе! По-видимому, служба будет для него не такой уж сложной, ибо язык знает неплохо, кроме того, военное дело ему нравится еще с тех пор, когда хотел стать Котовским… Должность эта очень почетная. К тому же часто сможет бывать в городе у своих знакомых и родичей, а самое главное, — встречаться с Ритой…

Подумать только, парень знал немало девчонок, красивых и хороших, проявлявших к нему интерес, да и он к ним бывал неравнодушен. Но все это было несерьезно, и не очень-то он и расстраивался, когда какая-нибудь из них вдруг отворачивалась и начинала встречаться о другим. Ни одна из них, кажется, не пленила его так, как эта Рита.

Однако долго думать о ней не пришлось.

В тот же день ему выдали новое обмундирование. Вместо неуклюжих кирзовых ботинок с обмотками он надел легкие хромовые сапоги, суконный курсантский мундир. В этом новом одеянии он сразу стал стройнее, выглядел бравым, подтянутым. А широкий кожаный ремень с блестящей пряжкой и красивая фуражка, которую он надевал чуть набекрень, придавали ему вид бывалого военного.

Эх, если бы сейчас показаться на глаза Рите! Что бы она подумала о нем!

Он стоял перед зеркалом, испытывая при этом истинную радость. Конечно, теперь у него совсем иной вид!

Отныне главное, чтобы его почаще отпускали в город хотя бы на пару часов. Так хочется появиться в этом новом курсантском мундире на глаза милой девушке!

Он достал из карманчика расческу и причесался. Ему не угрожало, кажется, что постригут его наголо машинкой. Курсантам, видимо, разрешают носить волосы. Надо будет купить в киоске тройного одеколона и баночку жира, чтобы смазывать волосы. Но в эту блаженную минуту, когда пришли к нему такие радужные мысли, старшина вызвал его:

— Курсант Френкис, ко мне!

Чеканным шагом парень подошел к своему младшему начальнику. Тот внимательным взглядом, но с едва заметной улыбкой оглядел его, затем посмотрел на шевелюру, повел в конец длинного казарменного коридора, где стояло большое кресло. Мрачноватый старик-парикмахер в белом халате усадил курсанта перед зеркалом, взял машинку-нолевку. И в одну минуту с головы курсанта слетела пышная его шевелюра.

Парень сидел с опущенной голой головой, словно только что родившийся на свет божий младенец, и на глазах чуть не выступили слезы. Он поглядел на себя в зеркало и совсем расстроился. Никакой он не бравый курсант, а просто местечковый чудак! Какая-то общипанная курица. Даже его шикарный курсантский мундир и блестящие хромовые сапоги не смогли заменить былую пышность его русых волос.

И настроение сразу испортилось. Его терзало одно: как он в таком виде покажется на глаза милой девушке? Она ведь его поднимет на смех!

И еще больше пал человек духом, когда он узнал, что объявлен карантин. Два месяца никто не сможет выйти из казарменных ворот, не говоря уже о каком-то увольнении в город.

Полковник сказал, что эти курсы особые: за шесть-восемь месяцев надо пройти курс, который в обычных условиях требует двух лет, курс ускоренный, и надо напрячь все свое внимание, всю волю, все силы, чтобы достичь успеха. Необходимо все постороннее выбросить из головы. Если они хотят стать хорошими офицерами, военными переводчиками, то должны взяться с душой за дело…

Френкис вслушивался в эти суровые слова и сперва подумал было, что это обычный прием начальника, — так говорят все в первый день с новичками. Пройдет какое-то время, и все станет на свое место, все эти строгости кончатся обычными занятиями.

Однако спустя несколько дней курсант убедился, что это не так. То были не привычные слова, не предупреждения для вида. Пришлось сразу же впрягаться и тащить тяжелейший воз. С рассвета до позднего вечера шла напряженная работа. И в самом деле, обо всем на свете пришлось забыть. Не оставалось и минутки, чтобы отдохнуть, заняться личными делами.

Два месяца объявленного карантина, казалось, тянулись как вечность. Илья собирался было написать девушке письмо, объяснить причину того, почему он не появляется, но как-то не решался. И с невероятным нетерпением ждал момента, когда сможет получить наконец увольнительную и отправиться к ней в город.

И время это настало. В один из светлых морозных дней, когда первый снежок припорошил оголенные деревья и тротуары, а холодное солнце светило, но не грело, курсант выскочил за ворота с заветной увольнительной, напоминая теленка, вырвавшегося впервые из коровника на луг.

С сильно бьющимся сердцем он отправился на Тургеневскую. Дома застал почти всех родичей — отца, мать, младшего братишку. Только Риты не оказалось, и настроение его сразу испортилось. Человек так ждал встречи с ней, а ее нет. Он, постеснявшись спросить, где дочь и скоро ли придет, сидел молчаливый и расстроенный.

Курсанта очень хорошо встретили, допытывались, почему так долго не давал знать о себе, щедро угощали, но все это было ему ни к чему, лишним, ненужным. И хотя на столе стояли очень вкусные блюда, которых в солдатской столовой и не увидишь, аппетит у него сразу пропал. Нет, не затем он сюда пришел!

— А где же дочка? — наконец осторожно спросил он, краснея до ушей. Оказывается, она недавно ушла к подружке, вместе с которой готовится к зачетам. И никто точно не мог сказать, когда Рита вернется.

Очень утешительное сообщение!

Неужели ему долго придется сидеть и ждать ее, ведя праздный разговор с ее отцом и матерью? Не об этом мечтал он эти долгие два месяца, находясь в аудиториях и казарме.

Явно не повезло. Отказавшись от угощения, сказал, что он ничуть не голоден. Сослался на то, что ему нужно кое к кому зайти, пообещал заскочить к концу дня и вышел на шумную площадь.

В расстроенных чувствах он отрешенно шагал по улицам незнакомого города, не зная, что предпринять. Времени до конца дня было предостаточно. Зайти ли в кино, в кафе? Но ему теперь ничего не хотелось. Кроме того, все, что он собирался ей сказать, как назло улетучилось из головы.

Он мерил одну улицу за другой, нетерпеливо посматривал на часы. Думал: вернулась домой девушка или все еще сидит с подружкой за книгами?

Мороз крепчал. Холод пробирал его до костей. Чтобы скоротать время, он все же зашел в кинотеатр, посмотрел какой-то устаревший скучный фильм, благодаря которому неплохо подремал. А когда проснулся, уборщица уже подметала пол. Вежливо выпроводила смущенного кинозрителя:

— Ну, как, сынок, понравилась картина? Следующий раз захвати с собой подушку…

— Спасибо за совет, мамаша…

Он направился на Тургеневскую ускоренным шагом. Время было довольно позднее. Надеялся, что на сей раз ему уже повезет. Но его ожидало новое разочарование. Девушка еще не вернулась, и он вовсе растерялся, не зная, как поступить. Ведь скоро ему надо будет возвращаться в казарму. Что же это получится? Уйдет, так и не повидавшись с Ритой? Когда на его долю снова выпадет увольнительная, он даже не представлял. Да и она может рассердиться…

А может быть, Рита о нем и не думает? И тут он спохватился, что незаслуженно укоряет ее. Разве знала, что именно сегодня он к ней придет? И хотя уже было довольно-таки поздно, Илья твердо решил дождаться ее.

Мать присела возле него, стала допытываться, как подвигается у него учеба. Без особого воодушевления он отвечал на ее вопросы, отделываясь шутками. Он ведь не мог ей объяснить, что о службе не положено делиться с посторонними. Ведь у него не гражданская профессия, о которой можно распространяться с каждым встречным. Но вскоре та сама поняла, что не следует излишне расспрашивать.

А он все посматривал на часы, явно нервничая. Его время истекало, а добираться ему на противоположный конец города, на окраину.

Неудачливый влюбленный уже собрался было попрощаться с гостеприимными хозяевами, как вдруг услышал по коридору быстрые и легкие шаги.

Рита влетела в комнату раскрасневшаяся от мороза, изящная, элегантная, в отлично сшитой меховой шубке. Особенно была ей к лицу шапочка, едва прикрывавшая ее пышные волосы. Увидев его, остановилась в удивлении, и улыбка тронула ее пухлые губки.

— Алик? — обронила она, и лицо ее вытянулось. — А я думала, что вы куда-то уехали и даже забыли зайти с нами попрощаться…

Девушка рассмеялась, вспомнил, что, когда он в прошлый раз к ним пришел, у него была красивая шевелюра, она придавала ему больше солидности. Теперь же бедняга выглядел как новобранец, несмотря на щеголеватый мундир.

Рита сбросила шубку, сняла шапочку, подошла к зеркалу и поправила рукой растрепавшиеся на ветру волосы, что-то сказала матери. И по ее тону, по тому, как небрежно вела себя, Совсем не так, как в прошлый раз, — парень понял, что затаила на него обиду. И невольно почувствовал, что девушка совершенно равнодушна к нему, а значит — ему здесь больше нечего делать.

— Знаешь, мама, как я проголодалась! — без стеснения сказала она, взяв со стола ломтик хлеба. — Голова так и гудит от этих занятий! Хоть бы скорее каникулы, отдохнуть бы… Целый день грызи эту математику!.. Надоело, и мы с Анкой забежали в кино. Какой-то скучный фильм шел…

— Проголодалась и в кино пошла, ну и ну!.. — в тон ответила мать. — Что же ты, доченька, не сказала раньше, я бы тебе твой обед в кино принесла… Тут гость у нас, а ты где-то шастаешь…

Рита не отвечала, даже не смотрела в его сторону, а он все заметнее мрачнел. Жалел, что столько времени ждал ее. Надо было сразу уйти, а он, глупый, на что-то надеялся.

Но тут девушка подсела рядом, на диван, заглянула парню в лицо, пронзила его острым взглядом и вдруг сказала:

— Ну, Алик, расскажите, где пропадали так долго. Совсем нас забыли. А может, загордились? Расскажите, если это, конечно, не военная тайна…

— Служба… — после долгой паузы грустно проговорил он. И стал ей рассказывать, как занят, сколько приходится учиться. К тому еще этот карантин… Не выпускали столько времени. И только сегодня он получил первую увольнительную…

Тут уж мать не выдержала и, подав к столу ужин, сказала:

— Что же это ты, дочка, на человека нападаешь? Ты разве не знаешь, какие там строгости. Это тебе не техникум: надоело решать задачи, бросила все — и отправилась в кино… Помню, когда твой папа пошел на военную службу, его отпускали домой на побывку только по большим праздникам…

Илья слушал слова матери и улыбался. Ему веселее становилось на душе. Он заметил, как лицо девушки подобрело и стало светлее. Она, видимо, сменила гнев на милость и стала смотреть на него иными глазами, чуть ли не так же, как в тот памятный день первого знакомства. Пожалуй, сама укоряла себя, что так недружелюбно встретила парня. В самом деле, он теперь ведь солдат, а не вольная птица!..

Мать пригласила гостя отужинать, но он опять отказался, хоть был очень голоден. Сказал, что недавно заходил в столовку. Но тут Рита взяла его за руку и решительно подвела к столу.

— Человек не должен стесняться! — скачала она.

И гость покорился.

Они ели молча. В комнате воцарилась тишина. Никто слова не проронил. Долго длилось томительное молчание, Илья очистил тарелку и выпил стакан крепкого чая.

— Спасибо!.. — громко произнес он и встал из-за стола.

— Почему спасибо? — удивилась хозяйка дома. — Пей еще…

— Нет, нет, больше не хочу… И к тому же я уже сказал вам «спасибо»…

— Это неважно, что сказал «спасибо». Труд невелик. Выпей еще… — попросила мать. — Потом скажешь «спасибо»…

Илья громко рассмеялся.

— Чего ты смеешься?

— Просто так… Я вспомнил одну историю, — заговорил он смелее, — связанную с чаем…

— Так расскажите! — уставилась на него девушка.

— Ну, это про нашего Гершелэ из Острополья, — чуть смущенно ответил парень. — Наш знаменитый шутник как-то попал в Ярмолинец, что неподалеку от нашего Меджибожа, проголодался, как волк, а к столу никто не приглашает. Ну, думал найти какое-то занятие, может, подработает себе на пропитание. И тут ему рассказали об одном старом холостяке, резнике, которого много раз сватали, а ничего у него не получалось. Придет на смотрины к невесте и не знает, как себя вести, что сказать. Бухнет что-то ни к селу ни к городу, не подойдет он ко двору, его и прогоняют.

Гершелэ из Острополья обрадовался случаю и сказал, что сам возьмется за это дело: подготовит неудачливого жениха, чтобы невесты не прогоняли. Наш Гершелэ целую неделю рубил дрова с чудаковатым женихом, учил его, как вести себя в гостях. Зайдешь, мол, сказал он ему, в дом, непременно поздоровайся, скажи какие-нибудь ласковые слова, словом, не сиди как остолоп и не молчи. К тому же, продолжал тот, если угостят, не стесняйся. Стесняться — это первый признак глупости. Да, еще одна вещь: чай подадут — пей. Больше не хочешь пить, скажи «спасибо». И, как полагается, это будет означать, что ты больше но хочешь.

Казалось, все было уже налажено. Тот вроде усвоил. Заявил, что понял и что можно уже идти на смотрины. Пришел и сразу позабыл обо всем на свете! Вся наука пошла прахом. Домашние что-то спрашивают его, а он молчит. Бабушка невесты решила было, что жених голоден, и поставила ему миску супа. Тот вспомнил, что нельзя отказываться, нельзя стесняться, что это является признаком глупости. И хоть голоден он не был, а выхлебал суп и отодвинул тарелку. Опять молчит. Хозяйка дома подумала, что гость не насытился, и налила еще тарелку. И эту опорожнил. «Спасибо» так и не сказал. А молчание означало — можно еще! Обливаясь потом, он съел третью тарелку супа и опять молчит. Тогда стала насыпать четвертую. Жених тут совсем растерялся и, поднявшись с места, закричал не своим голосом: «Все! Хватит, пусть помолвка летит ко всем чертям, но больше супа есть не буду! Хоть убейте!» И, разгневанный, выбежал из дому. И все из-за того, что человек забыл вовремя сказать «спасибо».

Все весело смеялись, а громче всех девушка.

— Но мы вам, Алик, супа давать не будем, — сказала мать. Вышла в кухню и принесла шумящий самовар.

Оживленнее стало за столом. Хозяин дома, который стоял у окна и курил, тоже что-то рассказал о знаменитом шутнике. И никто не заметил, как пролетело время.

Гость вскочил из-за стола:

— Боже, мне пора!

И стал прощаться. Девушка посмотрела на него долгим, сочувствующим взглядом и, набросив на плечи шубку, пошла вместе с гостем к выходу.

— Я сейчас вернусь…

Парень весь просиял.

Они спустились с крыльца. Ветер взлохматил ее пышные волосы. Илья хотел было взять ее за руку, но не отважился. Рита показалась ему несколько капризной. Не угоди ей, сделай неверный шаг, того и гляди — отчитает тебя. И заговорить с ней он не решался, долго подбирал нужные слова, которые, как на грех, не приходили в голову.

Они приближались к остановке, прислушиваясь, не идет ли трамвай. Но вокруг стояла тишина. Им было приятно так стоять и молчать. Ждали, кто окажется смелее и начнет разговор. И наконец Рита, вскинув на него испытующий взгляд, негромко спросила:

— Вы, кажется, говорили, что, когда вокруг царит тишина и все молчат, это значит, что в данную минуту рождается на свет или большой глупец…

— Не я это утверждал, а опять-таки наш знаменитый Гершелэ из Острополья… — прервал он ее.

— А вы, Алик, ничего не хотите мне сказать?

— Почему? — оживился он. — Мне хотелось бы многое сказать… Я все время думал…

— Это неплохо, когда думают много…

Он перехватил ее сосредоточенный взгляд и совсем смутился. Черт возьми, в ее доме был такой разговорчивый, шутил, что-то рассказывал, а тут под ее пытливым взором совсем утратил дар речи, не мог высказать того, о чем все время думал.

— Я хотел многое сказать вам, но вот… Может быть, в другой раз… Не знаю, что со мной творится сегодня…

— Ну, что ж, можно и в другой раз… — усмехнулась она, отворачивая голову от ветра. — Если глупость хотели сказать, то, пожалуй, лучше отложить… Может, придут более умные мысли…

— Нет, не то! — возразил он, боясь, что Рита опять рассердится и убежит. — Я хотел сказать очень хорошее… С того вечера, когда впервые пришел к вам, много думал о вас…

Она теплой, нежной ладонью прикрыла ему рот и улыбнулась:

— Не надо… Боюсь, что в самом деле глупость какую-то скажете… Давайте отложим на другой раз… Тем более, что этот «другой раз» может у вас наступить снова через два месяца. А за это время обдумаете, что сказать…

— Что вы! Карантин у нас уже кончился, — поспешил он ее заверить. — Теперь меня чаще будут отпускать… Скоро снова приду!

Добрая улыбка озарила ее нежное лицо. Глаза сверкнули лукаво.

— Вот, кстати, и трамвай уже приближается. Вам нельзя опаздывать… — И протянула ему руку: — Спокойной ночи. Знаю… если будет спокойно на свете, мы еще успеем поговорить… Я люблю, когда мне говорят то, что хорошо продумали, а не то, что приходит в голову при первой встрече. Спокойной ночи, Алик… Будет время и желание, приходите…

— Да, непременно! — крепко пожимая ее руку и сияя от волнения, проговорил он. — Скоро приду!.. А вы меня будете ждать?

Она на минутку задумалась и ответила:

— Не знаю. Если заслужите, конечно, буду!..

Он не успел ничего сказать. Грохоча, подошел почти пустой трамвай. Вагоновожатый, не постояв положенной минуты, тут же тронулся с места.

— Езжайте! Уже поздно! — крикнула девушка.

Илья, ухватившись за поручни, одним прыжком вскочил на ступеньку, помахал рукой, что-то крикнул на прощание, но ветер отнес его слова.

Рита стояла, сосредоточенно глядела на убегающий трамвай. Видно, и ей нелегко было так быстро и неожиданно расстаться.

Да, он ей сегодня понравился, кажется, больше, чем в прошлый раз. И почувствовала, что будет ждать его с нетерпением.