Удача

Глава 6 ГУТЕН ТАГ, ГЕНОССЕ МЮЛЛЕР!

Проснувшись, я потянулся и открыл глаза.

За окном легкий ветерок шевелил тихо шелестевшую листву тополя, доносились гудки автомобилей, крики детей и прочий городской шум.

Я лежал в постели один и это доставляло мне немалое удовольствие.

Женщина, тем более красивая женщина – это хорошо. Но жизнь одинокого мужчины тоже не так плоха, как может показаться на первый взгляд.

Это – свобода.

Тебе не нужно помнить о том, что рядом с тобой находится существо, присутствие которого нужно постоянно иметь в виду при всех своих передвижениях и действиях. Я не говорю, что это плохо, наоборот, иногда это доставляет удовольствие и даже наслаждение, но, как говорится, сделав вдох, нужно не забыть сделать выдох.

Вот и я сейчас – выдох, ноги на ширине плеч.

Один в тихой комнате, за окном лето, где-то в доме ходит ирландская красавица Молли, которая по первому требованию принесет завтрак и не будет при этом задавать лишних вопросов – куда да когда…

Бодренько вскочив с постели, я позвонил в старинный колокольчик, стоявший на каминной полке и направился в ванную.

Напевая свою любимую песенку «Ничего на свете лучше нету», я встал под душ и добрых пятнадцать совершал водные процедуры, намыливаясь душистым мылом, которое пахло полынью. Наконец я весь аж заскрипел от чистоты и свежести и вылез из итальянской душевой кабины. Посмотрев на себя в огромное зеркало, я увидел не очень знакомого крепкого парня, который улыбался, как школьник в первый день каникул.

Свое тело я узнал, конечно, сразу, а вот лицо…

Здорово поработали немецкие косметологи, ничего не скажешь.

Приблизившись к зеркалу, я поворачивался так и этак, придирчиво рассматривая свое новое табло. Нет, догадаться можно было, но для этого требовалось знать меня долго и близко. А людей, которые имели такое удовольствие, на американском континенте вроде бы не было.

Разве что Рита приедет…

Ну вот.

А все так хорошо начиналось – проснулся один, свободный, этакий одинокий пират, все отлично, впереди великие дела, и на тебе – вспомнил о Рите…

Конечно, воспоминания о ней были исключительно приятны, но когда вспоминаешь о женщине, с которой у тебя связано столько хорошего и нежного, перестаешь принадлежать исключительно себе.

Начинаешь думать, желать, и это, между прочим, вредит делам.

Накинув мохнатый халат, я туго подпоясался и, выйдя из ванной, увидел рыжую зеленоглазую Молли, которая заботливо расставляла на столе завтрак, достойный английского лорда.

Она повернулась ко мне и, улыбнувшись, сказала:

– Доброе утро, сэр Майкл!

– Доброе утро, мисс Молли, – ответил я.

Такое старинное обращение друг к другу мы практиковали уже третий день, и это доставляло нам обоим удовольствие.

А еще я научил Молли говорить по-русски «овсянка, сэр», и теперь каждый раз, принося мне какую-нибудь еду, она торжественно провозглашала с милым акцентом:

– Овсьянка, сэр!

«Сэр» у нее получалось, естественно, без всякого акцента, зато от ее «овсьянки» я кайфовал, как кот от валерьянки.

Закончив сервировку, Молли придирчиво осмотрела стол и сказала:

– Овсьянка, сэр!

Я почувствовал, как дурацкая улыбка растягивает мой рот, а кроме того…

Кроме того – мне захотелось крепко и нежно обнять Молли.

Вот, блин, приехали.

Ну что это такое – стоит рядом со мной появиться красивой девушке, и я уже готов! А как же Рита? Да я и Риту не прочь обнять! Крепко и нежно.

И как это теперь называется? То ли я кобелина позорный, который под каждую юбку нос сует, то ли, если говорить другим языком – любвеобильный мужчина с просторным сердцем.

Ну, это кому как больше нравится.

Тут я, к счастью, уловил запах, исходивший из-под фарфоровой крышки, которая прикрывала что-то, лежавшее на фарфоровом блюде, и этот инстинкт, тоже, между прочим, один из основных, победил любовную лирику.

Я почувствовал, что во мне проснулся аппетит, а любой нормальный голодный мужчина, если его поставить между женщиной и едой, выберет еду.

Потом можно и женщиной заняться, но сначала – еда.

Закон жизни!

Я потер руки и сел за стол.

Молли подошла ко мне и, перегнувшись через мое плечо, подняла фарфоровую крышку. И тут я почувствовал себя настоящим ослом, стоящим перед двумя кормушками.

Я глядел на огромного дымящегося омара, лежавшего на блюде, а плечом почувствовал, как Молли на секунду прижалась ко мне маленькой твердой грудью. Мне захотелось повалиться на пол и заколотить пятками по паркету. Но я взял себя в руки и, изо всех сил сохраняя на лице выражение снисходительной доброжелательности, сказал:

– Прекрасно! Обожаю омаров.

– Вот и хорошо, – ответила Молли. – Бон аппетит! Я кивнул и потащил блюдо к себе.

Молли пошла к двери и, уже открыв ее, быстро оглянулась.

Я успел поймать ее веселый зеленый взгляд и все понял.

Конечно же, для нее не были секретом ни мое замешательство, когда она ткнулась грудью в мое плечо, ни мой истерический внутренний импульс.

Она видела все это так же ясно, как я видел ее тонкие пальцы,

Наверное, я все-таки не такой уж умелый лицедей, чтобы тягаться в этом с женщинами, ведь они животные интуитивные и чувствуют все нутром.

Баба, она, так сказать, сердцем чует.

А моих талантов, как видно, хватает лишь на то, чтобы обводить вокруг пальца тупых и примитивных мужиков, каким я и сам являюсь.

Эх, блин!

Я тяжело вздохнул и отвернул омару хвост.