Когда мы с Петровичем, накатавшись по центру до опупения, вернулись в автосалон, Толян со своим корешем уже ждали нас.
Перед вагончиком стояла серебристая «Нексия», которая почти ничем не отличалась от обычного «Опеля» восьмидесятых годов. Точно такие же обводы, та же форма, только задние фонари были какими-то другими.
А так – «Опель Кадет» и все тут.
Толян почтительно вручил мне мою ксиву, пачку документов на машину и даже открыл передо мной дверь.
Я попытался дать Петровичу еще одну сотню, но он наотрез отказался, заявив, что получит долю за клиента с продавцов. При этом он заржал и чувствительно пихнул Толяна локтем в бок. Тот засмущался и сказал:
– Разберемся.
Мне уже порядком надоела эта компания, поэтому я, не задерживаясь, пожал всем руки, поблагодарил Петровича и, закинув чемодан в багажник «Нексии», уехал.
Машинка оказалась скромной, но очень резвой.
Осторожно выкатившись по колдобинам на Бухарестскую, я утопил железку в пол, и «Нексия» рванула вперед не хуже какого-нибудь американского «Корвета». Меня вдавило в спинку сиденья, и стрелка спидометра сразу же показала сотню.
Одобрительно кивнув, я скинул газ и спокойно поехал в центр.
Новая жизнь…
Я чувствовал себя человеком-невидимкой.
Никто не мог узнать меня с моим новым лицом, и я с удовольствием представлял себе, как спокойно захожу куда угодно, и никто меня не узнает, никто не шепчет соседу – Знахарь пришел, никто не хватается за пистолет и никто не говорит – будем брать живым.
Я мог заявиться в любое место, где собирается братва, и никто меня бы не узнал.
Можно было, например, посетить ресторан «На нарах».
В последний раз я был в этом шалмане для избранных в качестве распорядителя на поминках Стилета, который, падла, на самом деле и не собирался умирать.
Можно было спокойно гулять на глазах у эфэсбэшников и не опасаться того, что они меня опознают и повяжут.
Можно было…
Да много чего можно было.
А пока мне нужно было снять номер в какой-нибудь приличной гостинице, помыться, переодеться и просто отдохнуть.
Рассуждая таким нехитрым образом, я доехал до площади Восстания и повернул налево, на Невский. Впереди, в мутном мареве, виднелась Адмиралтейская игла, и я вспомнил, как много лет назад гулял по Невскому с молоденькими красивыми девушками. Сам я в то время тоже был молоденьким. Насчет красоты – не знаю, но юным и непорочным я точно был, хотя теперь и сам с трудом верил в это.
Я недолго думал о том, какую гостиницу выбрать.
Больше всего меня привлекала «Прибалтийская», и чтобы окна были на запад, на залив. Вот туда-то я сейчас и направлялся.
Переехав через Дворцовый мост, я принял вправо и оказался на Стрелке Васильевского острова. Над Ростральными колоннами болтался небольшой дирижабль, под которым реяло полотнище с надписью «Мы веселимся или как?».
Я ничего не понял и проехал мимо, соображая, что бы это могло значить.
Веселятся они, блин…
В стране черт знает что делается, а они – веселятся. Наверно, если бы они знали, что дон Хуан Гарсиа готовится осчастливить Россию кокаиновым снегопадом, они веселились бы еще больше.
Промчавшись по набережной Макарова, я повернул на Малый и, увидев впереди несколько зеленых светофоров, поддал газу. Пролетев без остановки до Восемнадцатой линии, я сбавил скорость, и тут из-за стоявшего у поребрика «Уазика» выскочил мент.
В одной руке он держал радар, в другой – полосатую палку, которой указал сначала на меня, потом повелительным жестом на свободное место рядом с «Уазиком».
Чертыхнувшись, я нажал на тормоз и, резко вильнув, остановился в десятке метров от мента. Он закинул радар в «Уазик» и неторопливо направился ко мне. Я никогда не видел, чтобы люди ходили так неторопливо и лениво, как этот сытый подонок. Даже на похоронах убитые горем родственники переставляют ласты быстрее.
Из машины я, естественно, выходить не стал, а просто открыл до отказа окно и приготовил документы. Подойдя к окну, гаишник сделал ленивое движение правой рукой, приподняв ее сантиметров на двадцать и снова безвольно уронив. Это, по всей видимости, заменяло отдание чести.
– Сержант Брдргрищенко. Документики… – сказал мент.
Я протянул ему документы, и он начал изучать их.
Прошла целая минута, которую он отпустил мне на то, чтобы я сам начал разговор, но я молчал, и, не дождавшись заветного предложения разобраться на месте, он тяжело вздохнул и сказал:
– Нарушаем… Вы знаете, с какой скоростью ехали?
– Конечно, знаю, – бодро ответил я, – примерно сто тридцать.
– Вот видите, – горестно отозвался мент. – Значит – нарушаем сознательно. И что будем делать?
– Я не знаю, что вы собираетесь делать, – равнодушно сказал я. – Мое дело – нарушать, а уж вы сами решайте, что дальше.
Мент крякнул и вдруг шумно потянул носом.
Видимо, из салона понесло пивом, которого я, катаясь по Городу с Петровичем, выпил ровно шесть бутылочек.
– Сколько сегодня выпили? – спросил мент уже другим, строгим голосом.
Видимо, почувствовал, что добыча может быть более крупной, чем при превышении скорости.
– Шесть бутылок пива, – спокойно ответил я, – и еще выпью.
– Не знаю, не знаю…, – с сомнением сказал мент. – Сейчас машинку на штрафплощадочку, а потом будем разбираться. Выйдите из машины.
Петрович, катая меня по Городу, между делом рассказал мне о том, что происходит на фронте штрафов, взяток и вообще отношений с гаишниками, и теперь я точно знал, как себя вести. Я, конечно, и раньше знал, как разговаривать с жадными разжиревшими свиньями в форме сотрудников ГИБДД, но свежая информация не помешала, и я старательно намотал ее на ус.
Заглушив двигатель, я вышел из машины и встал напротив мента.
Ростом он был примерно с меня, но весил килограммов сто тридцать, и этот вес приходился вовсе не на могучие мышцы, а на тугое сало и дикое мясо. На его багровом затылке я насчитал четыре складки, подбородков было всего лишь два, зато второй весил килограмма три, а нос был защемлен между весьма выдающимися и выпуклыми щеками. Брюхо у него, естественно, тоже имелось, а под носом росли густые черные усы.
– Значит, машинку сейчас на штрафплощадочку, – повторил мент, – но сначала оформим протокольчик.
– Машинка, штрафплощадочка, протокольчик… – усмехнулся я. – Ты что, в песочнице сидишь, что ли?
Мент удивленно посмотрел на меня и сказал:
– А вы не наглейте.
– Я наглею? – удивился я. – Ладно, не будем об этом. Ты лучше послушай, что я тебе скажу.
– Ну и что вы мне скажете? – хмыкнул мент.
Я достал из кармана пачку баксов и повертел ею перед его носом.
– Видишь? Это доллары. Сейчас я дам тебе сотню и поеду дальше. А если ты упрешься, то я дам твоему начальнику пять. И все равно поеду дальше, но тогда ты останешься ни с чем и даже больше чем ни с чем. Я долго не был в России, и в первый же день видеть твою поганую морду – слишком большое огорчение. Поэтому, если ты упрешься, как баран, я дам другим людям тысячу, и тебя на следующий же день повяжут на взятке. Ты ведь не можешь не брать взятки – тебе нужно приносить деньги начальнику. Верно? Верно. Поэтому держи сотню и будь здоров.
Я протянул ему купюру, но он стоял и молчал, не зная, как отреагировать на такую наглую, но в то же время совершенно справедливую декларацию. Тогда я сунул деньги ему в нагрудный карман рубашки, забрал из его неподвижной руки документы и открыл дверь «Нексии». Уже сев за руль, я высунулся в окно и добавил:
– А если сообщишь своим по рации, что тут такой сладкий ездит, тогда у нас с тобой будет совсем другой разговор.
Отъехав, я посмотрел в зеркало. Мент так и стоял как столб, глядя мне вслед.
Мне вдруг пришла в голову дурацкая мысль, что он сейчас очухается и бросится за мной в погоню, но этого, конечно же не произошло. Ему нужно было кормить жену и детей, из которых при таком отце вырастет известно что, поэтому он схавал и то, что я ему сказал, и сто долларов.
Работа у него такая.
И такие вещи, как гордость, честь и совесть, этой работе только мешают.
Наконец впереди показалось массивное здание гостиницы «Прибалтийская». Подъезжая к пандусу, я вспомнил, как дважды встречался здесь со Стилетом. Оба раза мы стояли на берегу, и ветер красиво раздувал наши плащи. А мы с ним вели конкретные базары о делах скорбных, и скоро мне предстояло встретиться со Стилетом снова, и не один раз. Он фигурировал в моих коварных планах, и в той операции, которую я намеревался провести здесь, в Городе, ему отводилось важное место. Потом я, конечно, разменяю его, как обычную фигуру… Но это – потом.
А пока мне нужен был номер с видом на залив.