«Веселый Краковяк» только открылся, и Ферзь с Эльвирой Павловной были первыми посетителями.
Валерий Олегович был необыкновенно галантен, а Эльвира с невозмутимым спокойствием принимала его ухаживания. И хотя такое откровенное внимание со стороны незнакомого мужчины вызывало в ее душе приятное чувство возбуждения, которое все же не могло совсем заглушить боль от переживаний, связанных с семейными событиями. Но эта боль уже перестала быть невыносимой, она как будто спряталась и только время от времени напоминала о себе уколом тонкой иголки в сердце. В конце концов, любому страданию есть предел, а целая ночь страданий — это весьма серьезное испытание.
— Вы часто бываете в этом кафе? — спросила Эльвира Павловна, взяв в руки чашечку с дымящимся кофе.
— Каждый день, — улыбнулся Ферзь.
— И каждый день знакомитесь с женщинами на улице?
— Нет. Это случилось со мною впервые.
— Ну конечно! — засмеялась Эльвира Павловна.
— Не верите?
— Нет.
— Я говорю правду. Вы можете в этом убедиться.
— Убедиться? Очень нужно! А как?
— Вы можете спросить у официантки — ее, кстати, Татьяна зовут — часто ли она видела меня в обществе женщины.
— А может, у вас тут все схвачено и договорено, вы с этой Татьяной в сговоре?
— С целью? — с удивлением спросил Ферзь.
— Что?
— У всякого сговора должна быть цель. Какая у меня может быть цель?
— Ну не знаю, может, вы не художник, а мошенник или вообще баптист!
Ферзь громко засмеялся:
— А вы не пробовали писать детективы?
— Нет, не пробовала, но мои предположения вполне реальны. Сейчас время такое — нужно быть начеку.
— Да. Времечко сейчас веселое. Но я действительно художник. Вот смотрите.
И Ферзь, достав ручку из внутреннего кармана пиджака, прямо на скатерти несколькими уверенными линиями изобразил профиль своей спутницы.
— Конечно, — сказал он, — это не доказывает того, что я не баптист и не мошенник, но тут уж вам решать, верить мне на слово или нет.
— Я вам верю, — улыбнулась Эльвира Павловна.
— Спасибо, — кивнул Ферзь и очертил свой рисунок изящным сердечком.
— Еще что-нибудь желаете? — спросила подошедшая к столу официантка.
Ферзь вопросительно посмотрел на Эльвиру Павловну.
— Нет, — ответила та, — мне уже пора.
— Нет, Танюша, больше ничего не нужно. Спасибо. Я вечером расплачусь.
Татьяна оценивающе осмотрела Эльвиру Павловну, бросила косой взгляд на рисунок на скатерти, хмыкнула и, виляя бедрами, отошла от столика.
Выйдя из кафе, Эльвира улыбнулась Валере:
— Спасибо. Мне было приятно провести с вами время.
— Как? Вы не позволите мне вас проводить?
— Да тут недалеко совсем, буквально два шага.
— Нет. Вы не можете так уйти.
— Почему?
— Я не стану юлить. Вы мне очень понравились. Я хочу написать ваш портрет.
— Ой, даже не знаю. Это все так неожиданно.
— Послушайте. Все лучшее случается неожиданно.
— И самое худшее тоже.
— Да. Но поверьте, я сделаю все, чтобы эта неожиданность была счастьем, а не чем-то другим.
— Хм, — Эльвира Павловна слегка задумалась, а потом со свойственной ей привычкой всегда расставлять точки над «i» спросила: — Вы женаты?
— Был женат. Два раза. Сейчас свободен.
— И как давно вы свободны?
— Давно. Уже лет семь или восемь, не помню.
Смена внутренних ощущений для Эльвиры была обычным делом. Она легко переходила от чувства восторга к раздражению, от умиления к подозрительности, от агрессии к нежности. И на этот раз романтическое настроение уступило позиции и сменилось подозрительностью. Эльвира Павловна прищурила глаза и в упор посмотрела на Ферзя:
— И что, за эти семь-восемь лет так и не нашлось желающих скрасить ваше одиночество?
Ферзь оставался невозмутим. Казалось, он не замечает смену настроения своей спутницы:
— Отчего же? Желающих, возможно, было бы много, но, знаете ли, одиночество нужно заслужить, оно дорогого стоит.
— А! Значит, вы ищете себе спутницу на вечерок-другой, портретик намалевать, то да се. Да?
— А у вас характер! — засмеялся Ферзь. — Ух! Ну и женщина! Нет, я вас не могу просто так отпустить. Пообещайте мне, что мы увидимся.
— Не знаю. К тому же, в отличие от вас, я не свободна. Я замужем.
Художник тихо спросил:
— И вы счастливы в браке?
— Счастлива не счастлива — это дело третье, но шуры-муры на стороне я заводить не собираюсь.
Ферзь печально улыбнулся и отвел глаза в сторону, как будто эта романтика и на самом деле была игрой, игрой, которая стала ему уже неинтересна.
— Простите меня, Эля, — достаточно холодно сказал он. — Я, конечно же, не хотел вас расстроить или обидеть. И, конечно же, не посмею вторгаться в вашу жизнь без вашего согласия. Я был непростительно несдержан. Видимо, я должен исчезнуть. Еще раз простите. Прощайте, — и Валерий, немного попятившись, резко развернулся и пошел прочь.
— Стойте! — крикнула ему вдогонку Эльвира.
Ферзь остановился и повернул голову.
— Стойте, — тихо повторила Эльвира Павловна. — Я согласна.