Кровь свидетеля
Главное в нейрохирургии – это умение останавливать кровотечение.
Там, внутри головы, невозможно использовать обычные хирургические приемы гемостаза – наложить зажим, перевязать сосуд и т. д. Так что лучший способ остановить кровотечение из сосудов мозга – это вообще не допускать его. А то борешься с ним, борешься, пихаешь во все дырки пластинки тахокомба ценою в 300 долларов штука – и вот (о, чудо!) кровотечение останавливается! Но не успеешь этому обрадоваться, как анестезиолог сообщает:
– Давление у больного – по нулям!
Поэтому и не кровит – у трупа кровотечения не бывает. Теперь, когда у нас есть томографы, мы еще до операции хорошо представляем локализацию опухоли мозга, ее соотношение с крупными сосудами, кровоснабжение опухоли. Это позволяет избегать кровотечения.
Но бывает и так, что на томограммах мы видим плотную опухоль, прорастающую сквозь крупные артерии и венозные коллекторы. Значит, будет кровить, и надо заранее запастись кровью для переливания ее во время операции. И вот мы планируем доступ к опухоли, методы ее удаления, заказываем кровь на станции переливания. Побольше заказываем! Назначаем ответственного за переливание крови, назначаем день операции…
И этот больной оказывается свидетелем Иеговы! А они себе кровь переливать не разрешают! Как-то поступил к нам по дежурству с головою всмятку их видный член. Всю ночь его оперировали и полведра крови перелили. Член умер. Так эти иеговы на нас в суд подали! Мол, умер их единоверец от переливания не той крови. И вообще, говорят, – у члена в нагрудном кармане была печатная бумага со строгим наказом: «Кровь мне – ни-ни!»
* * *
Вот и сейчас передо мной сидит хорошо одетая, холеная женщина, похожая на манекенщицу из доисторического журнала «Rigas Modes», – румяная, во рту зубов, как в кукурузном початке – зерен, и все наружу: постоянно улыбается. Как крокодил, честное слово! В местном сонмище свидетелей Иеговы она – большой начальник. Рассекает по городу на навороченном «хаммере». На автостоянку у больницы охрана пропускает ее безоговорочно. Владеет сетью аптек.
Не раз уже так вот она приходила к нам в отделение утешать попавших к нам иеговистов и следила, чтобы мы не вздумали перелить им из засады кровь. Настойчиво втюхивает нам под это дело искусственную «голубую кровь» – перфторан. Бизнес свой аптечный она так двигает, как я понимаю.
Едва усевшись напротив меня, эта фанатка лакированная сразу пошла в атаку:
– Христа не на кресте распяли, а на столбе!
– Успокойте меня, пожалуйста, – его все-таки распяли?
– Это я к тому говорю, что вы носите крестик, а это – ложно.
– Что же мне теперь на груди кол осиновый носить?! Пожалуйста, давайте ближе к телу.
– Я пришла узнать, как здоровье Колычевой Даши. Это дочь моих хороших знакомых…
– Вы бы попробовали спросить об этом родителей девочки. Что посчитают нужным, они вам сообщат. Мы же сведений о больных посторонним – не сообщаем.
Дама снисходительно улыбается:
– У них не может быть тайн от меня! Видите ли, они, как и я, являются свидетелями Иеговы, а я…
– Вы свидетели обвинения или защиты по делу этого персонажа?
– Не надо так шутить! Вы плохо разговариваете с людьми!
– Но я же заранее знаю, о чем пойдет речь! И зачем вы пришли ко мне, если вам и так все известно? Впрочем, давайте так: приходите с родителями девочки, и если они не будут возражать, то я при них отвечу на ваши вопросы. До свидания!
Холеная дама идет пятнами, но послушно встает и выходит, тяжело грохая сапогами от Sergio Rossi.
Даша эта – шестилетняя беленькая девочка с голубыми глазами. Если останется жива – разобьет не одно мужское сердце. У Даши – опухоль на полголовы. Но, по всей видимости, – доброкачественная. Оперировать ее и не переливать кровь – нереально.
И тут в кабинет вторгается все та же Rigas Modes и чуть ли не тащит за собой маму и папу Даши. Наверное, в десятый раз я завожу им свою версию «предупреждения Миранды»: сложная операция, все возможно, исход – трудно прогнозировать, осложнения – неизбежны, большая кровопотеря…
При упоминании крови мама Даши заученно проговаривает:
– Мы против переливания крови.
– Но ребенок может не перенести кровопотерю!
Мама и папа упорно молчат и глядят, как двоечники, в пол.
Говорю:
– Хорошо – вы иеговисты…
– Свидетели Иеговы! – тут же поправляет аптекарша.
– Да… Черт с вами – свидетели… Но Даша – не может быть свидетелем Иеговы! Вы ведь креститесь только в зрелом возрасте. Девочка ваша, дай-то бог, выздоровеет, вырастет и, возможно, не захочет быть одной с вами веры. Дети многое делают наперекор родителям…
– Мы против…
– Вы бы что-нибудь новенькое сказали! Вам бы я ни капли крови не перелил. Но здесь – ребенок! Не жалко?!
– Это – невозможно…
– Тогда забирайте девочку и везите в Москву, в Бурденко. У них есть реинфузор. С его помощью они смогут «собрать» всю потерянную во время операции кровь и вернуть ее Даше. Собственную кровь ей можно переливать?
Троица задумывается. Этот вариант в их программу не заложен.
Пытаюсь ковать, пока горячо, – они сбиты с толку:
– Вашим неприятием переливания крови вы обрекаете взрослых практически на самоубийство, но руками врачей! А в этом случае – планируете прямое убийство ребенка! Я в этом участвовать не хочу! Я уже написал докладную главному врачу больницы. Соберем консилиум. После этого мы обратимся в прокуратуру и к уполномоченному по делам ребенка нашей области. Вы хотите, чтобы вас лишили родительских прав?
Мама с папой молчат. Сбились вдвоем в один комок и тупо молчат.
Иеговистская бендерша зло чеканит:
– Они могут быть лишены общения, если дадут согласие на переливание! Собрание отлучит их!
Терпение мое кончается:
– Значит, так! Если вы соглашаетесь на операцию и по ходу ее возникнет угрожающее кровотечение, мы, независимо от вашего желания, кровь переливать будем. Решите ехать в Москву – дадим все документы и подскажем, к кому там лучше обратиться. Бумаги в прокуратуру мы в любом случае направим и к уполномоченному – обратимся. Думайте! Завтра дадите мне ответ. Дадите вы, родители, а не главарша вашей банды!
На следующий день Даши в палате нет. Родители забрали ее из больницы, даже не сообщив об этом дежурному врачу. Поехали ли они в Москву или ищут нейрохирурга, умеющего оперировать бескровно, – не знаю. Мы в самом деле подали бумаги в прокуратуру, но ответа не получили, и никто к нам за разъяснениями не обращался.
Anamnesis vitae
Медсестра-практикантка пожаловалась: «Захожу в палату № 6, здороваюсь, а все больные смотрят на меня и молчат! Я что-то не так сделала?»
В палате № 6 лежат четыре женщины с поражением левых полушарий мозга. У всех афазия: не говорят и не понимают, что говорят им.