Ужасная сводная сестра

Глава 1

Когда я встречаю потрясающего парня, со мной обычно происходят три вещи:

1. Молчу. Я открываю рот, но не могу произнести ни слова. Я способна лишь стоять и глупо пялиться на него, со ртом, открытым до такой степени, что туда спокойно может поместиться тройной бургер, в то время как мои мозги превращаются в кашу.

2. Заикаюсь. Я способна часами болтать по телефону с подругой, но если оказываюсь рядом с симпатичным парнем - бац! Питание отключается, и в мозгу происходит короткое замыкание. Вам повезёт, если удастся услышать что-то кроме: эм... ум... хм, а затем я краснею.

3. Спотыкаюсь. Я могу упасть на ровном месте. Да, это легко, когда твой рост пять футов и семь дюймов, и ты неуклюжая. К тому же, в пятилетнем возрасте, мне удалось довести до слёз своего учителя танцев. И даже хуже, могу что-нибудь разбить или опрокинуть.

Всё это произошло в течение трех минут, когда этим утром, я натолкнулась на Габриеля Кастеллано.

Захожу в класс, когда начинает вибрировать мой мобильник, и на экране появляется сообщение от мамы: "Детка, сегодня на работе у меня сверхурочные. После школы СРАЗУ ЖЕ иди домой".

Мама начала брать подработку, когда только можно, в надежде отложить деньги на мой колледж. Мне бы хотелось, чтобы она так не делала... и предложила пойти на временную работу, но кому-то нужно сидеть по вечерам с Пейдж, и кроме того, мне надо много заниматься, для получения стипендии. Те, у кого были высокие оценки, имели больше возможностей спасти себя от переворачивания бургеров несколько часов в неделю. И всё же, мне было неловко, когда мама приходила в десять часов уставшая до изнеможения.

Опускаю плечи, и, смотря себе под ноги, сворачиваю за угол, чуть ли не наталкиваясь на парня, идущего в мою сторону. Я прошла бы мимо, но он заговаривает со мной.

— Простите. Вы не подскажете, где находится спортзал?

Замираю. Шесть футов чистого неподдельного секса. В голосе слышится лёгкий акцент, но, на мой взгляд, это делает его ещё более привлекательным.

— Я здесь новенький, — произносит парень с извиняющейся улыбкой. — Вчера перевёлся из Австралии.

— О... эм... привет, — мои губы становятся сухими, изо всех сил стараюсь не пялиться на него. О чём он спрашивает? — Спортзал... вон там.

— Спасибо, — парень ослепительно улыбается и уходит. И тут меня, внезапно, осеняет: Я указала ему неправильное направление.

— Эй! Это в другую сторону! — приходится поспешить, чтобы приноровиться к его длинным шагам. Моя нога зацепляется за нижнюю ступеньку, я спотыкаюсь и падаю, ударяясь коленями о цемент. Книжки и мобильник, которые несу, рассыпаются вокруг меня.

Класс. И как я забыла о ступеньке? Кто из нас здесь новенький?

— С тобой всё в порядке? — парень приседает и помогает собирать мои вещи, но я отмахиваюсь от него.

— Серьёзно, все хорошо, — не хочу, чтобы он увидел мой телефон - старенькую черно-белую модель "Нокии". Точно так же, как не хочу, чтобы Габриель поднимал потрёпанную "Энн из Зеленых Крыш", которую я планировала почитать в классе. Не хватает ещё, чтобы он понял, что я фрик, который всё ещё читает классику. Детскую классику, вообще-то.

— Габриель! — слышу девичий визг. Это Эшли из младших классов, красивая и утонченная, недавно переехавшая сюда из Нью-Йорка и пребывающая в трауре оттого, что ничто в Окли не соответствует её многообразному вкусу. Впервые вижу её такой оживлённой. — Я везде тебя ищу! Звонок скоро прозвенит. Пошли, мистер П. убьёт нас, если мы опоздаем.

Я быстро собираю свои вещи и убегаю. Такова моя удача — никогда не смогу вести себя нормально при виде любого симпатичного парня.

Дома Пейдж приклеилась к телевизору, и смотрит "Губку Боба". Никак не понимаю, что может быть привлекательного в уродливом жёлтом персонаже, который живёт в ананасе, на дне моря (Сэйлор Мун я ещё могу понять), но это всего лишь одно из многих отличий между нами. Ей - десять, мне — семнадцать. Ей нравится ТВ, а мне предпочтительнее — чтение (хотя мы обе, до смешного, много времени проводим сидя в интернете). Она красива, как мама, тогда как я... ну, каждый раз при взгляде на отца, мне хочется наорать на него из-за того, что ЕГО гены вытеснили мамины. Понимаете, мамина семья из латиноамериканцев. Несмотря на то, что ей почти сорок, по ней этого никогда не скажешь. У неё орехового цвета волосы, густые и пышные, ресницы настолько длинные, что похожи на крылья бабочки, и полные губы, которым не нужна никакая помада. Разумеется, у нее нет модельной фигуры, но это не имеет значения. Если она улыбается, её большие глаза загораются, а глаза мужчин просто стекленеют.

Пейдж, счастливица Пейдж, выглядит в точности как мама. Когда она ходила в детский сад, то получила тридцать семь валентинок. У меня было две. Мама выглядит как чуть более упитанная версия Пенелопы Круз, тогда как я больше похожа на Джо Марч из "Маленьких женщин". У меня длинные руки и большие ноги. И по всему носу рассыпаны веснушки. Те, кто говорит, что лимонный сок помогает — вруны.

Единственное, что есть во мне привлекательного – это волосы, такие же, как у Джо. Они густые и волнистые, как у мамы, и красновато-коричневые. В первом классе мальчик обозвал меня "морковкой", но я была слишком слабой, чтобы ударить его по голове, как Энн Ширли поступила с Гилбертом Блайтом. Как и Джо, мне нравится читать. Мама говорит — это чудо, что мне не нужны очки, если исходить из того, как я проглатываю книги, с тех пор, когда она впервые отвела меня в библиотеку, в четыре года. Если бы я получила в подарок от Чудовища такую же библиотеку, как и Белль, то тоже вышла бы за него. Книги открывают мне новый мир. Жизнь в маленьком Окли ужасающе скучна, у нас есть всего лишь одна главная улица, на которой находятся все магазины, остальное — только лишь обычные жилые районы.

Когда начинается реклама, Пейдж вскакивает на ноги.

— Привет, Кэт! — возбужденно произносит сестра. — Угадай, что сегодня на ужин?

Понятия не имею, почему Пейдж так радуется. Когда мамы нет дома, то обычно мы питаемся остатками замороженной еды. Вообще-то, даже если она дома, мы почти всегда пользуемся микроволновкой, или берём еду на вынос, из-за мамы, она слишком устаёт, чтобы на скорую руку приготовить что-нибудь свежее.

Пейдж тащит меня в кухню, и заставляет сесть на стул.

— Закрой глаза.

Мне слышно, как она открывает холодильник. Затем раздаётся стук миски, поставленной на стол.

— Теперь я могу их открыть?

— Пока нет, — слышу ещё шорох. Пейдж открывает пластиковый пакет, как мне кажется. — Хорошо, теперь открывай.

Передо мной стоит большая миска, наполненная кусочками сочных красных томатов, сиреневого лука, присыпанных зелёной кинзой. Рядом с миской стоит тарелка с кукурузными чипсами.

— Ты сделала сальсу?

— Бабушка прислала рецепт по почте, — сияя, отвечает Пейдж. — Она сказала, что сальсу нужно есть только свежей. Ты же знаешь, как бабушка ненавидит консервированную еду, которую мы покупаем в супермаркете. Нужно было только все порезать и смешать с лимонным соком и солью. Давай, попробуй.

Я окунаю чипсину в сальсу и откусываю кусочек. Сладкая, пикантная смесь взрывается у меня во рту, смешиваясь в идеальной гармонии.

— Это потрясающе, — произношу я. — А ты ещё более потрясающая, потому что сделала это.

Она светится от гордости. В отличие от меня, Пейдж искренне радуется, когда занимается домашней работой, хотя становится невероятно ленивой, если дело доходит до уроков. Ещё одна вещь, которая показывает различие между нами, будь то внешность, или черта характера.

Реклама заканчивается, Пейдж забирается назад на диван.

— Кстати, мама сказала, что ты должна убрать на чердаке, — напоминает сестра, и её глаза сразу же приклеиваются к экрану телевизора. — Она говорит, у тебя там слишком много книг. На выходные будет гаражная распродажа, и мама хочет попробовать продать то, что не выглядит как макулатура.

Закатываю глаза. Ладно, признаюсь, я много тратила на книги ещё с тех пор, как папа был с нами. До сих пор получаю кучу книг, отдаваемых по дешёвке, но это потому, что много электронных книг, к тому же, вам не нужно беспокоиться погрызут ли их мыши.

Но, даже если я уберу чердак, вряд ли у нас появятся вещи, чтобы его наполнить. После развода мама стала необычайно экономной.

Вздыхаю. Не хочу расставаться со своими книгами, но большинство из них, вероятно, уже слишком детские для моего возраста. Господь знает, в моей комнате их набралось достаточное количество.

Я поднимаюсь на чердак, пока не стемнело. Никогда не говорила Пейдж, что боюсь ходить туда ночью. Лампочка там тусклая и мигающая, а на чердаке нет окон. Когда выключен свет, кажется, что он населён призраками.

Проведя пять минут на пыльном чердаке, начинаю чихать. Не удивительно, что мама хочет избавиться от вещей, здесь становится слишком тесно. Коробки моих книг уже заняли примерно половину помещения.

И все же, продолжаю открывать коробку за коробкой и проверять содержимое перед тем, как спустить их вниз. Мне нужно знать, какие книги отправятся на гаражную распродажу. Не хочу лишиться тех, которые больше не издаются, но в любом случае, никто не захочет покупать настолько старую книгу.

Перетаскивая коробки в гараж, я выдыхаюсь и сажусь на пол немного передохнуть.

И тут звонит мой телефон, это Блейк - главный редактор нашей школьной газеты.

— Привет, Кэт! Мы все встречаемся завтра, так что постарайся припарковать свою задницу в нашем уголке за ланчем.

— Хорошо. Есть какие-нибудь идеи для следующего выпуска?

— О, да, — его голос звучит довольно. — Я подумываю взять интервью у новенького парня, который только что переехал из Австралии.

— Габриеля?

— Ты с ним уже встречалась?

— Ну... вроде того.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты проинтервьюировала его. Он первый студент, который появился у нас по обмену.

В груди поднимается паника. Не-е-е-е-е-ет! Я не могу даже заговорить с ним без заикания и глупых ошибок.

— Я… Я не думаю, что у меня получится это сделать, — начинаю придумывать отмазку, чтобы отказаться от интервью. — Блейк, я редактор, а не писатель. И, кстати, зачем нам, вообще брать у него интервью? Нашу газету все равно никто не читает.

— Спасибо за воодушевление, — отвечает он язвительно. — Но в принципе, ты права, Мне кажется, что если мы задействуем Габриеля, её будет читать больше людей. Девушки буквально чуть не свернули себе головы, когда парень проходил сегодня по коридору.

Да, представляю эту картину. Эшли, которая пренебрежительно разговаривала со всеми и буквально визжала, когда звала Габриеля.

Но я не могу. Хотя крошечная часть меня в восторге от возможности поговорить с ним, не хочу снова строить из себя идиотку перед Габриелем. Он уже знает, что я послала его в неправильном направлении в школе, где проучилась два года, и видел мое падение лицом на пол. Я просто не смогу этого сделать.

— Найди кого-нибудь ещё, Блейк. Уверена, что любой другой, с радостью, на это согласится.

Отключаясь, вздыхаю и тянусь за последней коробкой — она пахнет древесными опилками. Открываю её: одна часть содержимого заполнена плюшевыми игрушками, вторую часть заполнили книжки с картинками.

Не удивительно, что я не помню эту коробку. Этим книжкам сколько, лет двенадцать?

И хотя, коробка не выглядит знакомой, но книжки — да. Я вытаскиваю томик сказок Ханса Кристиана Андерсена, с золотым обрезом, великолепно иллюстрированную версию "Спящей красавицы", и большую, тонкую книгу в твёрдом переплёте "Золушку".

Открываю её. Страницы пожелтели, края обложки облезли, а переплёт истрепался. Осторожно переворачиваю страницу. На первой картинке нарисована служанка, сидящая на коленях перед камином.

— Однажды, давным-давно...

Ну, разумеется. Есть ли хоть одна сказка, которая не начинается с этой знаменитой строчки?

— Кэт! Кэт!

Пейдж зовёт меня, я поднимаюсь, держа книжку в левой руке, и каким-то образом, она рассыпается. В руках остается твёрдая обложка, а остальная часть книги вываливается. Я в ужасе смотрю, как страницы рассыпаются по полу.

— Кэт? — снизу лестницы раздается мамин голос. — Ты можешь спуститься на секунду?

— Иду!

Я опускаю обложку на пол и начинаю спускаться по лестнице. Ноги за что-то зацепляются, я теряю равновесие и качусь по ступенькам, отчаянно ища, за что ухватиться — неужели моя неуклюжесть может быть ещё хуже? А потом мою голову пронзает острая боль, и всё вокруг становится чёрным...