Николай
Зайдя в свой номер, я сцепляю пальцы на шее и отчаянно втягиваю воздух.
Трахать Эбигейл было непохоже ни на что, что я когда-либо испытывал. Я все еще чертовски возбужден.
Я закрываю глаза, пытаясь успокоить хаотичные эмоции, бушующие в моей груди.
Я зол, что поддался, и чертовски расстроен, потому что знаю: одного раза никогда не будет достаточно.
Господи, ее крики и стоны были чертовски эротичны, и она подходила мне так идеально.
Но я пытаюсь на этом не зацикливаться.
Издав рык, я открываю глаза и подхожу к подносу со спиртным, чтобы налить себе стакан виски. Глотая обжигающую жидкость, я отказываюсь анализировать эмоции, которые вызвала во мне эта женщина.
Нет. У тебя нет времени на женщину, тем более такую, как Эбигейл Сартори. Она чертовски невыносима. Вы поубиваете друг друга.
— Блять, — бормочу я и, не в силах осознать тот факт, что эта женщина мне действительно небезразлична, швыряю стакан через всю комнату. Он разбивается о стену как раз в тот момент, когда начинает звонить мой телефон.
Вытащив устройство из кармана, я смотрю на имя Максима, мелькающее на экране.
Мое дыхание становится резким, когда я рычу:
— Да?
На мгновение воцаряется тишина, прежде чем он спрашивает:
— Все в порядке?
Я даже не пытаюсь соврать своему лучшему другу.
— Нет.
— Хочешь поговорить об этом?
Я провожу рукой по лицу и качаю головой, но потом признаюсь:
— Я трахнул одну из посетительниц.
— И?
Я снова качаю головой.
— Она гребаная заноза в моем боку.
Максим хихикает.
— И ты решил, что трахнуть ее будет лучшим вариантом действий? Почему?
— Господи, это трудно объяснить, — ворчу я, опускаясь на диван. — Она полна дерзости и пытается свести меня с ума.
— Да, я все еще не понимаю, почему ты решил трахнуть ее и почему это проблема.
Я делаю пару глубоких вдохов и, закрыв глаза, признаюсь:
— Она мне небезразлична.
— О. — После моих слов наступает тишина, затем, наконец, Максим спрашивает: — Насколько она тебе небезразлична?
— Слишком сильно. Я, блять, попросил Виктора отменить контракт на нее.
— Погоди, — мой друг почти задыхается. — Насколько я помню, было два активных заказа. О каком из них мы говорим?
— На Эбигейл Сартори.
Эбигейл, мать ее, Сартори.
Господи.
Я трахнул ее.
— Ты трахал дочь Сартори? — Максим заливается смехом. — Господи, теперь эта история становится все интереснее.
— Отъебись, — бормочу я.
Мой друг сдерживает свой смех, затем спрашивает:
— Еще раз, почему это проблема?
— Потому что я люблю свою жизнь такой, какая она есть, и мне не нужна женщина, разрушающая мой распорядок.
— А ты не задумывался, что, возможно, женщина улучшит качество твоей жизни?
— Да, так скажи мне, почему ты до сих пор не женат? — усмехаюсь я.
— Потому что я еще не встретил ту единственную.
— Точно. — Вздыхаю я. — Эбигейл — гребаное наказание. В конце концов, мы поубиваем друг друга.
— Ты этого не знаешь.
— Знаю. Никто никогда не выводил меня из себя так сильно, как она.
— Почему она тебя бесит?
— Она, блять, флиртует так, будто какая-то гребаная работа, и ничего не воспринимает всерьез.
— Эй, противоположности притягиваются. Учитывая, что ты дотошно относишься к своему распорядку дня и к тому, где все должно быть, ее взбалмошность может стать хорошей переменой.
Я откидываюсь на спинку дивана и издаю стон.
— Между нами восемнадцать лет разницы в возрасте. Я достаточно взрослый, чтобы быть ее отцом.
— Но ты ей не отец, — констатирует очевидное Максим. — Возраст, блять, не имеет значения, пока обе стороны согласны на отношения.
— Ты, блять, не помогаешь, — рявкаю я.
— Я не скажу тебе то, что ты хочешь услышать, Николай. Думаю, что если тебе небезразлична эта женщина, то стоит попробовать наладить отношения. Худшее, что может случиться, — это то, что ты потрахаешься с ней какое-то время и поймешь, что она не та, кто тебе нужен.
Трахнуть ее пару раз будет недостаточно.
Требуется немало усилий, чтобы быть честным, когда я говорю:
— Она уже проникла мне под кожу. Если я впущу ее, то уже не смогу вытащить.
— Я не понимаю, почему это является для тебя проблемой.
— Конечно, не понимаешь, ведь не твоя идеально выстроенная жизнь разлетится на куски.
Он вздыхает, и на этот раз его тон становится серьезным, когда он говорит:
— Послушай меня, Николай. Ты же не хочешь однажды проснуться и понять, что позволил единственной женщине, которую смог полюбить, уйти. — Максим делает паузу, чтобы его слова дошли до меня. — Не торопись и хорошенько все обдумай. Если твои чувства к женщине продолжат расти, тогда дерзай. По крайней мере, шансы будут в твою пользу.
— С чего ты это взял?
— Она позволила тебе трахнуть ее. Для женщин это эмоциональный акт.
Он явно не знает Эбигейл.
— Перестань волноваться и позволь всему течь своим чередом. Ты не можешь контролировать все, блять, в этом мире.
— А я, блять, буду пытаться, — рычу я.
— Мне жаль женщину, которой приходится иметь дело с твоим ОКР и проблемами контроля, — насмехается он надо мной.
— Да, как ты это делаешь уже более тридцати лет.
— Черт возьми, ты прав. Мне жаль себя.
— Отвали, — усмехаюсь я.
— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает он.
— Да.
— Хорошо, теперь о Камилле Дюбуа. Эта женщина чертовски бесит.
Я заливаюсь смехом, и только взяв себя в руки, говорю:
— Ты только что прочитал мне лекцию о любви и отношениях. Ты что, пропустил весь разговор?
— Мне плевать на эту женщину.
— Пока, — хихикаю я, получая от этого слишком большое удовольствие. — Дай ей время. Скоро она проникнет тебе под кожу, и ты не успеешь опомниться, как уже трахаешь ее до потери сознания, а твой лучший друг скажет тебе просто позволить всему течь своим чередом.
— Сегодня с тобой невозможно разговаривать. Я позвоню завтра, когда ты будешь в лучшем настроении.
Я все еще смеюсь, когда он вешает трубку. Качая головой, я бросаю устройство на кофейный столик, затем издаю стон, зарываясь лицом в ладони.
— Господи, как же я заебался.
У меня только что состоялся двадцатиминутный разговор с Максимом, и я ни на йоту не приблизился к ответу.
Я вырос в счастливом доме с родителями, которые обожают друг друга. У меня нет причин опасаться связываться с женщиной.
Может быть, я просто один из тех людей, которые не созданы для отношений. Я забочусь об Эбигейл, и лучше прекратить все сейчас, пока она не влюбилась в меня, как Аня.
Я медленно убираю руки от лица, когда до меня доходит.
Несмотря на то, что я сделал все возможное, чтобы заставить Аню поверить, что я люблю ее, это отняло у меня чертовски много сил. Да, я сделал доброе дело, но при этом чувствовал себя дерьмом. Я обманул умирающую женщину.
Я никогда больше не хочу оказаться в подобном положении.
Я не знаю, может ли то, что я чувствую к Эбигейл, перерасти в любовь. Завязать с ней отношения и позволить ей влюбиться в меня было бы слишком большим риском.
Последнее, что я хочу сделать, — это дать женщине ложную надежду, прежде чем разбить ей сердце.
Мы трахались, и это было потрясающе. Давай оставим все как есть.