У меня, к примеру, сын есть, Вася. Таких оболтусов, как он, поискать надо. Честное слово.
Семь лет стукнуло, он в школу пошел. Вдруг меня туда вызывают. Учительница Лидия Павловна, у которой я сам в свое время в первом классе учился, мне говорит:
— Я с тобой, Петров, маялась-перемаялась, а уж с твоим сыном просто не знаю, что и делать. Ничего-то он у тебя не знает! Ей-богу! Весь в отца пошел!
Ладно… Я домой вернулся, жене все объяснил и у Васьки спрашиваю:
— Ты почему, балбес, на уроках ворон считаешь?
А он мне:
— Я, папа, никаких ворон не считаю.
То есть, врет родному отцу.
Стал я ремень искать. Тут жена ввязалась.
— Как же, — спрашивает, — мой Вася будет ворон считать, если он считать не умеет?
Ладно… Стал я сына учить. По ночам во сне математику вижу, а букварь наизусть выучил, как стихи любимого поэта. Спроси меня, на какой странице «Маша ела кашу» написано, я вам точно отвечу, не ошибусь.
Ладно… Перешел я с сыном во второй класс. Стихи, правила разные учу, задачи решаю, как орешки щелкаю. А почему? А потому, что, бывало, Ваське какую-нибудь задачу объясняешь-объясняешь, да сам-то ее и понимать станешь.
Но я к чему это говорю? Да к тому, что верно в книгах пишут, будто мужчины к сорока годам в самом расцвете творческих сил находятся. Я это вам примером докажу. Жизненным.
Читали во вчерашней газете про Иванова, токаря из нашего цеха? Дескать, он стал рационализатором, совершенствуется с каждым днем и все такое прочее.
А что в этом удивительного, товарищи? У Иванова-то сын Петька есть. Пока он с Петькой маялся, так, считай, сам десять классов во второй раз закончил. Петька, известно, на четвертом курсе политехнического института сейчас, так, считай, что и отец скоро высшее образование получит. Неудивительно, что про Иванова в газетах пишут.
И я Ваську в институт пошлю. Пусть ходит. Диплом получит, семью заведет, а там, глядишь, по-настоящему за учебу возьмется, как я сейчас.